Ипполит Тэн. Путешествие по Италии - Впечатление о

Ипполит Тэн. Путешествия по Италии.

«То, что каждый чувствует,
свойственно лично ему, как его природа;
то, что я испытаю,
будет зависеть то того, каков я сам».
Ипполит Тэн.

15 февраля 1864 года
«Г-ну… в Париже»

Ипполит Тэн, известный французский философ и историк искусства XIX века, совершает путешествие по Италии. Он осматривает картинные галереи, заброшенные виллы, руины, храмы и дворцы. И делится своими впечатлениями с неким другом в Париже, которому и адресовано повествование.

Казалось бы, искусствовед, изучающий живопись и скульптуру средневековья – ну, что может быть скучнее?
 ;
Однако же, это совсем не так.

Ипполит Тэн делится своими путевыми заметками. Очевидно, что он брюзга, но брюзга внимательный. Остроумно и легко он описывает занимательные сценки из жизни, размышляет о политике, религии современной ему Италии.

Но ценность книги даже и не в этом. А в том, как автор проводит параллели между миром искусства и историческими особенностями развития.

Для него картина – это не просто изображение, представленное художником в соответствии с законами перспективы и пропорций. Для него каждая культура, здание, скульптура – прежде всего отражение своего времени.

Собственно он и знаменит как раз своей теорией «раса – среда –исторический момент», в контексте которой склонен рассматривать произведения искусства и литературы.

И на примере трансформации фресок, пейзажей, портретов он показывает трансформацию мироощущения человека, его глубокую взаимосвязь с историческими процессами, его близость к духу или к природе.

И. Тэн очень последователен. Его теория стройна и пронизывает повествование от начала и до последней страницы.

Впрочем, обо всем по порядку. Об этой книге и об этом авторе хочется говорить обстоятельно и с удовольствием, как и читать его путевые заметки.
;
Путешествия сто пятьдесят лет назад были не те, что теперь. Да и уровень жизни значительно увеличился, а города приобрели другое «лицо».

Надо сказать, что первые впечатления Тэна от Италии скорее неприятные.

Все, что связано с грязью и неухоженностью городов, его раздражает, вызывает приступы ворчания и сарказма.

Он много времени уделяет именно путевым заметкам, и это хорошо, потому что получается яркий контраст между его впечатления от современной цивилизации и тем миром, который он видит сквозь нее.

«Все, что я видел из коляски, было отвратительно: зловонные переулки, расцвеченные грязным и сохнущим бельем; ветхие протекающие постройки, испещренные потеками сырости с кучами сора...»

«О Байе сказать нечего. Это бедная деревушка, где несколько барок привязанs за канаты вокруг старой крепости. Пошел дождь и обратил ее в клоаку…
Поццуоли еще хуже…»

Все, что связано с человеческой жизнью в городе, представляется грязным и непривлекательным.

Но зато природа Италии, ее историческое наследие, грандиозные руины Колизея, величественные храмы, картинные галереи – все это приводит в неподдельное восхищение автора, и он не скупится на яркие краски.

«Солнце опускается, и на севере синева становится такой глубокой, что она походит на цвет темного вина. Берег стал черным, и выделяется рельефно, как длинная нитка янтаря, между тем как весь свет разливается и стелется над морем…»
Впрочем, путевые заметки – лишь часть этого двухтомника. Основные мысли и размышления автора посвящены, конечно же, предметам искусства и его теории отражения эпохи.

Видно, что заря Ренессанса – любимый период Тэна в искусстве, возможно, потому что он возрождает стремление античности к прекрасному, не отвергает красоту человеческого тела и движения.

Все, что было ДО и ПОСЛЕ Ренессанса, беспощадно подвергается остроумной и язвительной критике. Из современных мастеров он лишь однажды упоминает Овербека…
«Фрески Овербека – только подражание; чтобы остаться готическим, он стал неумелым, у его ангелов кривая шея, а у Бога – жалостный вид человека, которому не удалось пообедать…»

Однако пристрастие к одному историческому периоду не ограничивает автора. Он детально анализирует эпохи человеческого развития, выделяя античность, христианство, Ренессанс и период промышленной революции. Он старается найти не только противопоставления и отличия, но и сходные черты.

Более того, внутри каждой эпохи развитие искусства тоже идет циклично. Есть начало, расцвет и упадок. Затем совершается переход к новой эпохе…
И так мы движемся последовательно, от цикла к циклу, на протяжении всей известной нам истории.

Искусство всегда отражает свое время.

Знаменитая теория И. Тэна в этих двух томах путевых заметок предстает перед нами в разных ракурсах, находя повсюду подтверждения.

Если говорить о преемственности видов искусства, об их доминировании в нашем восприятии, то эта цикличность заметна: для античности характера скульптура, для средних веков – живопись, для эпохи промышленной  революции – литература, для нашего времени – action, как реальный, так и виртуальный, погоня за впечатлениями.

Впрочем, цикличность развития искусства проявляет себя не только от эпохи к эпохе, но и внутри каждого периода.

Грубоватое начало, яркий расцвет и выхолощенный закат, форма без сути, зачастую простое копирование предыдущих мастеров, с глянцем современности…
Иногда этот налет современных представлений портит изначальное впечатление, разочарованием от несбывшихся ожиданий. И Тэн не упускает возможности обратить на это внимание. Блуждая по музеям и галереям он не просто оценивает то или иное произведение искусство, но относит его к определенному периоду и соотносит с подциклом – началом, расцветом, упадком.

Часто он отдает дань восхищения именно началу и мастерам-первопроходцам. При этом бывает совершенно безжалостен к упадку и выражению усталости и пресыщенности души.

«Аполлон Бельведерский – более поздней эпохи и менее прост… Он имеет недостаток быть слегка элегантным…

Его поза рождает смутное представление о красивом молодом лорде, выгоняющем нахала.

Несомненно, этот Аполлон обладает умением жить…

Я уверен, что у него есть лакеи…»

Начало и расцвет наиболее привлекательны для И. Тэна в каждой эпохе. И Ренессанс не исключение.

Он, безусловно, отдает должное гениальности Леонардо, его спокойной тишине и манящей загадочности полотен, мучительным страстям, драматичности и порыву Микеланджело, умиротворенной отрешенности Рафаэля, но все это было потом, позже, в пору расцвета.

Те, первые – Боттичели, Перуджино, Мазаччо, Гирландайо – начинали, и им было сложнее других перевернуть страницу и начать новую книгу в истории искусства.
«В стремлении к цели, хотя бы без ее достижения, люди живут возвышеннее и мужественнее, нежели при достижении без стремления. Начиная с той поры, таланты будут подавлены гениями, и художники станут мельчать, меж тем, как искусство станет расти…»

Противопоставление личного развития и общего тренда – эта тема особенно близка автору. Он возвращается к ней снова и снова, в разных ракурсах, последовательно размышляя об отдельных ее гранях.

Цивилизация в целом выигрывает при усложнении своего строя, специализации науки и производства. И вроде бы условия жизни улучшаются, но человек – мельчает.
Этому парадоксальному и закономерному в то же самое время явлению И. Тэн посвящает много страниц и много мыслей.

Интересны его размышления о городе и о его значении в жизни человека. Города для человека античности, средневековья и современности не похожи друг на друга, они имеют разную значимость в жизни жителей.

Впрочем, как и уровень важности общественной жизни. Если античность являет собой пример преобладания общественного над личным, то современность автора, пожалуй, демонстрирует прямо противоположное. Движение от одного полюса к другому в истории полностью захватывает Тэна. И отражение этого он видит и в искусстве.

Мир античности, в котором город для отдельного человека – средоточие всего мира, самая главная ценность и единственное достояние.

Мир средневековья, когда идея города постепенно трансформируется, а главным становится личное мастерство и достаток.

Наши дни – город всего лишь место жительства, которое легко сменить, к которому нет привязки и привязанности.

Мировоззрение меняется, и искусство следует за развитием духа, за стремлениями ума.

«… Что значит теперь для меня какой-нибудь Руан или Лимож?... Здесь (в античности), напротив, люди делали из своего города сокровище и драгоценность…. В их глазах человек, не имевший своего города, был.. полудикарем, почти животным… Сколько человек его любило, как вся их жизнь была им охвачена… - этого не выразят никакие слова!»

Воображение уводит Тэна далеко. Он искренне старается вжиться в эпоху художника или скульптора, увидеть творение его глазами, почувствовать его мир, представить его мысли и ощущения. Ему симпатично все искреннее, настоящее, подлинное. Никаких фальшивых чувств, никакого копирования старых мастеров он не приемлет и отзывается подчас достаточно едко об отдельных картинах.
Его острый язык и блестящий ум, врожденный вкус и способности увидеть в деталях замысел мастера, делают его прогулки по музеям и галереям совершенно неподражаемыми.

Если бы я выбирала автора, с кем стоит бродить по галереям Ватикана и Уфицы, то это, несомненно, был бы Ипполит Тэн.

Отражение мироощущения, особенностей эпохи и развития человеческого духа повсюду в искусстве, и автор постоянно обращает на это внимание.
Его знаменитая теория в истории искусства о влиянии особенностей расы, среды, эпохи на произведения, снова и снова оправдывает себя.

Красота физического мира, движения, выражение мускульной силы – свойственны античности. Особенно античной скульптуре, поскольку она лучше всего способна была выразить это внимание. Но предмет восхищения в античности – это часто тело без мысли.

Мистическое христианство, наоборот, все, что относится к телесной красоте, классифицирует, как греховное.

И искусство в этот период достигает прямо противоположного полюса – мысль без тела, мир идей, идеальных представлений как противопоставление миру предметному, физическому и прекрасному.

В этот период скульптура не так распространена, зато живопись в основном носит религиозный характер, изображения часто доведены до примитивизма.
Их главная задача – не показать тело в расцвете его физической красоты, а выразить развитие духа, страдание плоти, устремленность к высшим идеям.
«… со времен греков человек в своем развитии искривился, он искривился односторонне, вследствие преобладания умственной жизни…»

Есть и еще одно принципиальное отличие этих двух эпох, которое отражено в искусстве. Взгляд античных мастеров устремлен  в сторону прекрасного, но не полезного, что характерно для эпохи, современной автору, с его перепроизводством, промышленной революцией.

Автор отдает дань и благоприятному климату Средиземноморья, в котором у человека могло быть минимум физических потребностей для того, чтобы чувствовать себя вполне комфортно. Нужны ли для выживания  и развития столь сложные атрибуты одежды, столь изысканные и изощренные рецепты блюд, какие у нас есть сегодня?

Простота помогает на пути к совершенству, а усложнение – зачастую мешает.
Ведь творческий порыв направлен не на то, чтобы развивать себя, а на то, чтобы развивать предметы. Совершенствуем не себя, но вещи…

«Все, что 3000 лет цивилизации прибавили  к нашему благосостоянию, кажется лишним. Что здесь нужно человеку? Кусок холста и кусок материи, как у спутников Улисса…»

Идея о влиянии расы, среды, исторического момента основным трендом проходит через все путешествие Тэна, через все его размышления.

Он ищет и умеет увидеть выражение  значимых идей, свойственных эпохе в целом, в произведениях искусства. Рассматривает картины и скульптуры через призму этих влияний, старается поставить себя на место современника автора. И тогда, действительно, все видится несколько иначе.

«Две идеи управляли этой античной цивилизацией: первая – идея человека, вторая – идея города…»

Христианство и средневековый идеализм развернули искусство от красоты телесной к красоте духовной. Умерщвление плоти ради достижения мистического экстаза нашло свое выражение не только в образе жизни, но и в картинах этого периода.
От прекрасных нагих тел, в которых подчеркнута плавность и красота движения, совершился переход к телам часто непропорциональным и нелепым, неуклюжим и даже смехотворным. Их задача – показать религиозный подъем, устремленность к чистоте бесплотного духовного мира.

И только Ренессанс – этот уникальнейший период в искусстве и истории – позволил примирить оба полюса.

«Между животным и Богом, которых христианство противопоставляет друг другу, они нашли человека, который их примиряет».

Радость и естественность движения, прекрасное тело, в котором присутствует мысль, есть душа и индивидуальность, появились в работах мастеров этого периода.

«Как они волновались,  и работали в этом пятнадцатом столетии!»
Страсти, эмоции, чувства, подъем духа и расцвет экономики создали уникальные условия, в которых смогла зародиться эта культура.

Сквозь мистическую отрешенность прорастает радость бытия и физических удовольствий. Необузданной энергии слишком много, чтобы человек думал только о духовном.

«…Повсюду  зрелище мужественной силы, деятельной энергии и чувственной радости».
Картины на духовные темы становятся все более языческими по содержанию, хотя и сохраняют аллегорический или мистический смысл.

«… Фидий создавал блаженных богов; Микеланджело – страдающих героев; но страдающие герое стоят блаженных богов: это то же величие души – здесь преданное бедствиям мира, там – отрешенное от них. Море – столь же величественно во время бури, как и в покое…»

Но что же дальше?
От тела без мысли к мысли без тела, затем – к соединению красоты духа и тела, затем – промышленная революция, технологии, все более сложные предметы быта, разительный переход от общественного к индивидуальному…

Отражены ли эти переходы в искусстве?

Сначала скульптура уступила дорогу живописи. И в эпоху Ренессанса, как маленький подцикл большого цикла, видна та же закономерность.

«То, что мог сделать тогда литейщик бронзы, несравнимо ни с чем; работа по металлу опередила на целое столетие живопись и достигла совершенства…».
Живопись тоже имеет внутренние циклы своего развития. От изображения тел (скульптура красками) уходим к аллегориям, индивидуальности, портретизму и реализму.

Затем от изображений людей в живописи мы все больше и больше стали уходить к абстрактному – к пейзажам, натюрмортам.

Почему же так происходит? Почему вдруг от мистических и религиозных аллегорий мы постепенно стали уходить к абстрактному? И если поначалу пейзажная живопись нисколько не интересовала художников и практически отсутствовала в античности, то в конце XIX столетия она выходит на первый план?

Наше внимание зачастую направлено на то, чего нам не хватает, в чем мы испытываем неудовлетворенную потребность. И взгляд художников обращается к таким потребностям вместе со своей эпохой…

 «Мы стали пренебрегать телесной жизнью и физическими упражнениями; мы стали искать удовольствия в умственной культуре…; мы обременены литературой. Человеческий ум стал свободен от образов и переполнен идеями… То, чего мы ищем теперь в красках и формах – это чувства…»

Тэн сравнивает разные этапы развития человечества и говорит о том, что искусство всегда есть отражение своей эпохи, оно всегда очень характерно.
«Нет ничего вернее этого изречения: искусство есть резюме жизни…»
И никто лучше современников не способен полнее им насладиться, потому что именно они чувствуют и видят мир таким же, как художники. Может быть, те картины, которые опережают свое время или относятся к прошлым эпохам и кажутся нам приятными для глаза, но они все равно остаются малопонятными.
Тэн говорит о том, что развитие цивилизации само по себе благоприятно для человечества как для расы, но иногда оно становится бременем для отдельных личностей. Ведь индивидуальности труднее проявлять себя во все более сложном мире.

Чем проще быт и проще потребности, тем меньше внимания, времени и усилия они требуют.

Чем сложнее условные рамки, чем сложнее быт, используемые технологии, тем больше времени они забирают.

В итоге люди не могут позволить себе заниматься искусством, философией – отвлеченными дисциплинами, они вынуждены заботиться о предметах обихода.
Если мне достаточно простой туники и еще одной ей на смену – это одни трудозатраты на ее изготовление и поддержание чистоты.

Если же мне требуются сложные наряды эпохи Людовика XV, если мне по статусу, по обычаям, по ложившимся правилам общества, требуется постоянно менять эти наряды – это другое время и другая направленность моего внимания. Помимо изготовления, важно еще позаботиться о доп. средствах на постоянную смену… Потребление растет – растет производство – растет занятость отдельных индивидуумов на производстве – все меньше возможностей для людей заниматься наукой и искусством. Это могут себе позволить либо «богатые бездельники», либо люди, у которых наука и искусство стали профессией, а зачастую и средством зарабатывания на жизнь…
Перепроизводство – перепотребление фиксируют взгляд на утилитарном и почти не остается возможностей для могучих порывов духа, на которые были способны наши предшественники.

Кроме того, усложнение предметов и технологий ведет ко все большей специализации.

Современный ученый не может быть подобен Аристотелю с его познаниями в географии, астрономии, философии. Его знания уже не всеобъемлющи, а разрозненны и узко направлены.

Сегодня мы видим, что даже в пределах одной науки множатся специализации, и один химии зачастую не способен понять специфичного языка химика из соседней области знания.

Безусловно, это тоже путь развития. Но помимо плюсов он имеет и свои минусы. Впрочем, как все.

Тэн и в своем времени видит эту тенденцию.

«Так подавляет нас наша цивилизация; человек сгибается под тяжестью ее непрерывного творчества; бремя его собственных открытий и идей… не отвечает более его силам. Он вынужден… сделаться профессиональным работником…»
Автор не рассуждает на тему, хорошо ли это или плохо. Имеет право на жизнь любой путь развития, и только время покажет, насколько его плюсы превышают минусы.

Мы же, находясь «внутри истории» можем все-таки иногда, хоть одним глазком смотреть на процессы развития цивилизации масштабно. И тогда перед нами открываются интересные возможности. И кто знает, может быть мы сумеем увидеть лучшие пути, нежели те, где сейчас находимся.

Выбираем ли мы призму исторических событий или призму искусства, результат может быть чрезвычайно интересным, как это получилось у Ипполита Тэна в его дилогии «Путешествие по Италии».