Одна зимняя ночь

    Вечеринка закончилась.  Да и вечеринкой это назвать было нельзя: встреча друзей. Узкий круг. Водка "Иерусалимский лев", рыба, запечённая в духовке, а до этого пойманная одним из, Марком -- фанатиком рыболовных снастей, овощи и зелень, и, конечно, чёрный Бородинский хлеб, так непохоже пахнущий в Израиле.

    Шёл дождь. Машина влажно голубела в темноте. Не обманули в мастерской, цвет "Белые ночи" оправдывал название -- небо в нём отразилось.

    Мотор заворчал, прочищая лёгкие. Зажглись зелёным и красным циферблаты приборов.  Куда теперь? Домой? Он представил комнаты: книги, мебель, аппаратура, холодный мраморный пол и окна салона на пересохшее русло реки -- вади в чахлой растительности и большими бурыми камнями. Он отмахнулся: уже ночь, в окна ничего не видно, кроме темноты. А внутри стен -- пустота одинокой ночи. Как всегда. Как обычно. Почему так вышло? Причин можно найти много. А результат: дежурные свидания два раза в неделю у неё, лишённые вдохновения и неожиданности -- приходящий вибратор. Параллельные жизни, пересекающиеся в постели. Без совместных завтраков, обедов и ужинов.  И всяких других мелочей. Да, так честнее. Не любовь, не общность, даже не привязанность. Знакомство. Он попытался вспомнить цвет её глаз. Не смог. Волос -- и запутался в череде перекрашиваний. Голость лона не оставляла надежды на отгадку. Да и не надо. Подумаешь: секреты бытия. Бытие, быт, бытовуха, муха, непруха, копуха. Шлюха -- привычно срифмовалось. Ещё одна блажь: марание бумаги поздними ночами. Без иллюзий честолюбия. Для себя. И размышления о разном. Размышления. Раздумья. Тяжёлое слово. В нём слышится машина для забивания свай. Так строился Бакинский бульвар. Ду-ум, бу-ум!!! Сколько мне было? Шесть? Пять? Уже сорок пять. Кризис среднего возраста? А в чём он состоит? В самоуглублении, появившейся привычке смотреть на мир чуть отрешённо, не впритык? Начало прощания. Мысль ошеломила. Значит так ЭТО начинается? Постепенным отключением, отрешением себя от суеты, мельтешни, восторгов и огорчений окружающих? И по нарастающей -- снежным комом со склона? Руки крепко сжали руль. Но ведь есть ещё сила! И тело не подводит физиологией. И череда болезней ещё впереди. Хорошо умереть на пике, до скатывания к очередям врачебных кабинетов. Оставив после себя лишь шелестящий шёпот: он ушёл таким молодым. Не хороня родных и друзей. Не видя в зеркале ежедневно стареющее лицо и седину, которая увеличивает территорию. Одно утешение -- не лысина.

    Он включил дворники, ближний свет, первую передачу и выехал со стоянки. Квартал Неве-Яков засыпал. Редкие окна светились слабыми огоньками.
    Давай, зверюшка, крути конечностями. Машина набирала скорость. А, может, прекратить этот бег по нисходящей спирали? Оставив недосказанность и унося с собой ещё не истлевшее любопытство. И ошибки, совершённые очень давно, но не забытые. Как пощёчина женщине. Да, заслужила. Но можно было и без этого. Уязвлённая гордость, самолюбие -- не лучшие советники. Он вздохнул. Чего только не было. Скучной и спокойной свою жизнь назвать трудно. А уж прямой и подавно. Сплошная ломанная линия.

    Строчки пришли сами. Он остановил машину на пустой улице, прижавшись к бордюру. Зажёг верхний свет. Достал ручку и бумагу.

                Лист ласково упал на землю --
                Внемлю
                Последнему: "Прости."
                Я тоже одинок.
                Урок? Упрёк?
                Не надо! Не грусти!
                Придирчиво листая дни и годы,
                Где блажь и боль,
                Ищу закономерность у природы
                В созвучье "си бемоль".
                Слова и ноты, образы и жесты --
                Сплошная карусель в крови...
                Я так хотел перед собой быть честным,
                Но не всегда случалось... Не всегда, увы...
 
    Дописав последнюю строчку, он ещё посидел, не шевелясь. Осмысливая то, что спонтанно появилось. Потом достал сигареты. Закурил, с наслаждением выдувая дым в приоткрытое окно. Ну и что? Кому это надо? Муравейник не заметит потери муравья. Это личная трагедия.

    Он порвал лист и бросил его под ноги, впервые поступая так -- мусоря в машине. И снова тронулся по шипящему асфальту, набирая скорость. Всё зря. И никому мы не нужны. Ни богу, ни дьяволу. Ни себе.

    На улице, идущей вниз по склону холма, он резко вывернул руль вправо, вдавливая педаль газа до упора, и, пробив ограждение, полетел на тёмный пустырь. При падении ещё успел ощутить чудовищную боль, когда рулевая колонка жёстко ударила в грудь, ломая рёбра.

  "Вчера при выезде из Иерусалима произошло дорожно-транспортное происшествие.
 Водитель белой "Субару" не справился с управлением на скользкой дороге и погиб.
 По предварительной экспертизе он был в состоянии алкогольного опьянения. Это уже шестой погибший с начала года"
                Заметка в газете "Йедиот ахронот" от 17.2.2007.