Если бы ч. 1. гл. 9

Глава 9

– Так и сказала: «Милый, плевала я на твой коэффициент развития и прочую чушь, но тридцать шесть кредитов за полтора года обучения, гораздо выгоднее, чем тянуть лямку два года. Кроме того, историю искусств лучше добирать кредитами по искусствоведению, что намного эффективнее при сдаче теста». Видела бы ты как вытаращился этот ботан! – засмеялась Марго и вопросительно взглянула:

– Ты согласна?

Лина кивнула, прибавив звук в наушниках. Самолёт вылетел из Шереметьево полчаса назад, впереди двадцать часов полёта, две стыковки и соседка Маргарита Букреева...

Стюардесса, с улыбкой накрахмаленной как воротник блузки, попросила опустить столик, протянув обеденную коробку. Лина уступила порцию парню слева: замечательно молчавшему за книгой. Марго отвлеклась, разложила на коленях салфетку и завозилась с пластиковыми приборами.

Едва бортпроводники переместили тележку, освободив проход, Лина поднялась. Протиснулась меж узкими сидениями и пошатываясь поплелась по салону. Запахи курицы с картошкой и скрип сминаемой фольги преследовали до туалета. Освежив лицо холодной водой, она прижала лоб к зеркалу, медленно размеренно дыша. В дверь настойчиво постучали. Лина закрыла глаза. Минуту не реагировала, потом оттолкнулась от раковины, распрямила скрученные мышцы.

– Да-да, сейчас!

Занимая место, она облегчённо выдохнула: соседи расправились с обедом, допивая мутную жидкость под названием «кофе». 

– Уже знаешь куда поселили? – искоса разглядывая профиль, поинтересовалась Марго.

– Я снимаю квартиру. – Лина следила как мигающий самолётик, оставляет пунктирный след в экране подголовника.

–Здорово! Предки платят?

– Угу.

– Круто! Повезло... – шумно вздохнула Марго, стряхнула  крошки с голубого сарафана. – А я буду в Северном Кампусе, в Уиллоуби. Надеюсь, хоть афроамериканок не подселят. У меня подруга из медицинского знает, как с ними жить. В её общаге полно студенток из Дели. Говорит: таскают вещи и водят странных мужиков.

– Индуски.

– Что?

– Они индуски, а не афроамериканки.

– А по мне – все одинаковые, – фыркнула Марго. – А ты, что-то наоборот, совсем белая. Я ещё на регистрации заметила. У тебя случайно не аэрофобия?

– Угу.

– А как проявляется?

– По-разному.

– И тошнит бывает?

– Бывает.

Сквозь толстые стекла очков, Марго изучала её, словно насекомое в лупу. На гладком розовощёком лице как на странице комикса в диалоговом пузыре огромными буквами читалась брезгливость приправленная жалостью. 

– Лина, ты чересчур худая. Сидишь на диете?

Упираясь лбом в спинку переднего кресла, Лина сжала подлокотники.

– Я вот что скажу: не стоит тебе дальше худеть. В этом нет ничего красивого. Полистай, например "Космо" или "Вог", сама увидишь, – анорексичные модели давно не в тренде.

Взгляд соседки царапнул кости ключиц в вырезе футболки, острые колени, некрасиво  торчащие в джинсах. Лина стиснула пальцами с обгрызенными ногтями ледяной металл, подавив желание скрестить на впалой грудной клетке синевато-прозрачные, как тушка дохлой курицы, руки.

– Э-ээ… подруга, а тебя случайно не стошнит прямо сейчас? – испугалась Марго.
Парень в кепке оторвался от книги, повернул голову. 

– Возможно.

Соседи отодвинулись, насколько позволяла теснота кресел, повернулись в разные стороны. Лина врубила звук в наушниках на максимум и закрыла глаза.

Месяц. Целый месяц маминых стенаний по поводу её здоровья. Врачи, анализы. И снова врачи, которые расшифровывали анализы. Лина безропотно проходила десятки обследований, молча исполняла предписание эскулапов, днями слушала выдержки из докладов и диссертаций о пищевых отравлениях, правильном питании и необходимости беречь желудок смолоду; а по вечерам, мамины слезы и бегающий взгляд Александра Петровича, глядящего куда угодно только не на падчерицу.

Лина не собиралась обсуждать это с Букреевой.

Опустив спинку кресла, она притворилась спящей, надеялась: её оставили в покое до конца полёта. Можно только благодарить Новицкого за лишение места в студенческом общежитии как за очередное проявление его хвалёной гуманности. В пропитанной стариками утилитарной "сталинке" в центре Москвы, её тошнило безостановочно едва Новицкий,  облачённый в бордовый шёлковый халат,  – распахнул дверь. Она умудрилась испортить ему не только вечер, но и антикварный ковёр, привезённый из Бельгии.

Что ж, есть три недели – найти работу и жильё.

Лина подавила вздох, не нарушив мерного дыхания, с силой выбрасывая Новицкого и всё с ним связанное из головы. Она пообещала себе навсегда забыть тошнотворный день и пять тошнотворных месяцев, очистивших организм на годы вперёд.

Над полосой побережья, в ярком белом свете, Аэробус-А330 компании "Аэрофлот", садился в международном аэропорту Джона Кеннеди в Нью-Йорке.

Конструкция металлобетона и стекла, целым городом разветвлённых коридоров, простёрлась налево и направо. Шагая в одном из восьми терминалов, каждый размером с хороший аэропорт, Лина невольно остановилась и запрокинула голову. В спину врезались, сердились и обходили пассажиры, но она не двигалась. Огромный, звёздно-полосатый флаг спускался с потолка, чуть покачиваясь под сводами. Лина расправила плечи и пошла вперёд, сознавая, что переступила невидимую черту. 

Жужжащий аэропорт вибрировал отлаженной жизнью графиков и расписаний. Сдержанная энергия пульсировала под кроссовками. Вслед за всеми, Лина прибилась течением в конец длинной очереди паспортного контроля. Марго помахала зажатыми в  руке документами. Лина протиснулась вперёд, остановилась за тремя девушкам и двумя парням с одинаковыми рюкзаками, расшитыми логотипом МГУД. Опёрлась о железный  столбик, деливший очередь на ровные ряды. Она, едва держась на ногах, тяжело дышала, отстранено слушая громкие голоса, взахлёб строящие планы вечеринки. Недоверчиво разглядывая возбуждённые весёлые лица, подавила досаду: долгий перелёт и разница во времени сказались только на ней.

Лина последняя покинула окошко у стеклянной кабины. Дольше всех отвечала на вопросы служащего миграционной службы, сбивчиво объясняла: для чего забронировала номер в отеле. Измочаленная, на несколько муторных минут, решив, что темнокожий офицер с мрачным лицом, сейчас завернёт её – отказав во въезде, она зажала влажным кулаком паспорт с долгожданным штампом и поплелась за вещами.

Лина застряла среди чемоданов, сумок и высоких тележек с багажом в разноголосой, крикливой очереди на выход из аэропорта. На голову упал свет, жаркий пыльный ветер разметал волосы. Она ослепла и оглохла. Успела проводить взглядом московскую группу, семенившую за высоким мужчиной в белой рубашке с круглой табличкой в кулаке.

Среди многоцветной толкотни Лина растеряно озиралась по сторонам. Два белых вагона "Эйр трейн" стрелой промчались над головой. Она запоздало вспомнила об экономии, но сил тащиться наверх, не осталось. Потянув за собой пожитки, свернула налево, высматривая свободное такси.

В пяти километрах от аэропорта, жёлтый автомобиль остановился перед круглой клумбой у входа в небольшой трёхэтажный отель в Квинсе. Водитель помог занести чемоданы в прохладный сумрак тесного холла, получил чаевые и удалился, пожелав хорошего дня.

За стойкой ресепшен, долговязый юнец с бугристой кожей долго тыкал указательным пальцем в клавиатуру; равнодушно глядел в монитор компьютера, почёсывая мочку уха. Наконец, подтвердил номер и добавил о необходимости доплатить ещё триста долларов. Все так же теребя ухо, пространно объяснял о налогах не включённых в предварительную бронь.

Под потолком медленно вращались деревянные лопасти вентилятора, отгоняя муху. Лина слушала, чуть гнусавый голос, не удивляясь, простившись с иллюзиями в Москве. Раскрыла кошелёк и отсчитала требуемую сумму.

Поздним утром она открыла глаза в незнакомой комнате и прищурилась. Солнечный свет проникал в распахнутые темно-коричневые портьеры; по бежевым обоям с геометрическим узором плясали лучи, скользили по прямоугольному зеркалу без рамы, деревянному столу. Кадр за кадром сознание восстановило картину вчерашнего дня. Взгляд упал на сваленные у входной двери чемоданы.

Она в Нью-Йорке...

Лина не двигалась. Привыкала к мысли, наслаждаясь забытой бодростью. Мышцы наполнились жаждой деятельности. Должно быть, так крепко уснуть не удавалось почти полгода...

Жаркий августовский день лёг на плечи приятной тяжестью. Пробрало до мурашек, тепло. Она прошла спокойную длинную улицу меж невысоких квадратных зданий, похожих на государственные учреждения; вдоль нескончаемой цепочки припаркованных автомобилей; перешла дорогу под дугой жёлтого светофора и различила вдалеке, на фоне ярко-синего неба, прямоугольники небоскрёбов Манхеттена.

Присев на одну из металлических лавочек берёзового сквера, Лина разложила на коленях свежие газеты и карту города. Углубилась в изучение окрестностей и транспортных развязок. Иногда поднимала голову провожая взглядом прохожих. Слушала торопливые разговоры по мобильным телефонам; рассматривала необычные причёски, яркие шорты и кроссовки. Снова возвращаясь к картам, напряжённо разбиралась в ветках метро и автобусных маршрутах Квинса, прокладывая пальцем путь к Бруклинскому институту.

Лина оторвалась от колонки со сдачей жилья, запрокинула голову к круглому облачку. Расслабленно жмурясь, глубоко вдохнула тёплый ветер, играющий развесистыми кронами. Пальцы лениво разминали остатки печенья. Стайка голубей деловито сновала у ног, склёвывая крошки. Лужайки на противоположной улице, звенели в солнечных лучах; гигантские кедры, дарили приятную прохладу. Случайно задев локтем, суетливые прохожие и бегуны, рассыпались фейерверком улыбок и извинений.

Всё другое. Воздух другой. Так замечательно пахнет – свобода. Разбив тяжёлые оковы, Лина видела себя Алисой в Зазеркалье, восторженно впитывая город. Только теперь поверила, по-настоящему поверила, что вырвалась из чистилища ста восьмидесяти дней.  Она не сомневалась, что полюбит Нью-Йорк, как давно полюбила Лос-Анджелес. Вынув из сумки альбомом, загадала желание: остаться. 

Следующим утром, Лина поднялась по узкой лестнице меж белыми кафельными стенами на надземную станцию метро в Квинсе, – точно зная, как добраться в Пратт. Платформа затряслась, бетон заходил под ногами, со страшным грохотом приблизился состав. Галдящие пассажиры всех вообразимых национальностей хлынули к дверям. Сверив номер поезда, Лина с облегчением запрыгнула в темно-серый вагон.

Бруклинское отделение Института Пратта раскинулось на более чем десяти гектарах ухоженных газонов, парковых алей и яблочных садов. Лина приехала рано. Она успела побывать в красном кирпичном здании администрации не застав московскую компанию. Её документы оказались в порядке, хотя до последней секунды, она ожидала подвох.

Белая худая американка в узких очках, быстро вносила данные в компьютерную базу, иногда отрывалась от плоского монитора глотнуть кофе из огромного стакана с зелёным логотипом "Старбакс. Лина скучала у деревянной стойки. Чёрную доску, за спиной секретаря, облепили цветные стикеры. Перечитав десяток напоминаний она, наконец, решилась спросить о работе. Девушка подняла голову, монотонно рассказывая о вакансиях на территории кампуса. Лина побледнела, услышав, что её студенческая виза не позволяет работать в ином месте.

– Я могу работать только на территории кампуса?

– Совершенно верно. Вам должен был сообщить об этом инспектор иммиграционной службы.

– Да, конечно. А можно узнать о наличии вакансий?

– Обратитесь в начале семестра в отдел кадров.

– А раньше?

– К сожалению, нет.

Со смешенными чувствами, Лина бродила по тенистым аллеям двора, мощённым красной плиткой. Изредка останавливалась, пропускала редких велосипедистов. Пересекла огромную лужайку, обошла парк скульптур, внимательно осмотривая каменные изваяния.

Исполинские деревья сказочными великанами врезались в синее небо, расступаясь при приближении. Изумрудные газоны, окаймлённые бордюром самшита, протянулись вправо–влево, обогнули пятиэтажные прямоугольные здания, спустились к корпусам студенческих общежитий и гостевых коттеджей.

Лина замечала необычные предметы. Подошла вплотную и разобрала назначение изогнутых, ломаных, закруглённых форм, определив, что это скамейки. Установленные в разных местах парка: у входов, на траве, ступеньках – футуристические фигуры из дерева, металла, пластика и камня – поражали воображение. Заставляли поломать голову над значением. Вдалеке, под широкой кроной платана, разглядела старую чугунную ванну, с ребристой секцией батареи, гармонично втиснутую в пейзаж прихотливой фантазией молодых дизайнеров.

Ухоженная территория института и фантастические обитатели расслабленно дремали под летним солнцем, приветствуя редких прохожих. Студенты ещё не вернулись с каникул.

Лина остановилась чуть поодаль. Рассматривала буйство красок приветливых цветочных клумб у общежитий Южного Кампуса. Представляла расположение двухместных комнат с телевизором, свободным интернетом, выбирала вид из окон: на парк или газон. Мысленно видела длинный белый коридор с рядами дверей, в конце душ. Она словно набралась смелости и вошла в корпус, прошла мимо охранника в синей униформе и поднялась по ступенькам.

Да, Новицкий, все детально объяснил...

Тряхнув головой, Лина пошла дальше. Извилистыми дорожками вышла к приземистым строениям служебных помещений. Она удалялась все дальше от красного здания. Не будучи уверенной, что все ещё на территории кампуса, решила, пока окончательно не заблудилась, вернуться, и неожиданно обнаружила конюшню.

Лина толкнула скрипучую дверь и застыла на пороге. Ослепнув после яркого света в прохладе сумерек, вдохнула терпкий запах сена и лошадей. Постепенно в полумраке проступили ряды пустых стойл. Она остановилась у последнего.

Рыжий конь фыркал, переступал длинными тонкими ногами, лениво отгонял хвостом мух. Лина осторожно приблизилась, любуясь бесконечной красотой грациозного животного. С досадой вспомнила о забытом в номере альбоме. Вынула из сумки яблоко, аккуратно поднесла к шёлковым губам, моментально втянувшим подарок.

– Хороший конь, ласковый. Почему ты один?

Лина погладила тёплую голову с огромными говорящими глазами, длинную шею. Конь выдохнул жаркий воздух, потыкался широкими ноздрями в ладонь, плечо. Она не понимала, отчего навернулись слёзы. Провела рукой по мягкому загривку. Как никогда остро одиночество заговорило голосом чужих улиц, закричало в тишине конюшни.

Конь дёрнул головой. Лина подпрыгнула и громко рассмеялась. Какая глупая! Надумала проблему. Она так хотела, и… ей нравиться быть одной.

Постояв ещё, похлопала лошадь по щеке и отряхнула ладони. Вышла из конюшни, решив, не откладывая написать маме и Натали.


Роман участвует в конкурсе, продолжение временно удалено.