Папа

   Прошли годы, а кажется, было вчера. А ещё кажется, что вечность прошла. Если не вечность, то жизнь точно. Правда, жизнь не прошла, а началась. После твоей смерти не могло всё оставаться, как прежде.
   Листая страницы воспоминаний, я вижу разные моменты. Один из первых, наверное, самый ранний, начинается с моего вопроса:
- Папа, а ты когда-нибудь плакал? Ты вообще плакать умеешь?
- Плакал, когда был мальчиком. Конечно, умею. Смотри, у-у-у! – Наморщив лоб и усиленно щуря глаза, папа завыл.
- Ну, нет! Не понарошку, а по-настоящему!
- А это по-настоящему!
- Нет, это ты специально так делаешь! А вот, когда ударишься, то плачешь, как все, со слезами?
- Да.
   Тогда я решила, что он мне наврал. Ну, ведь совершенно же не умеет плакать! Не умеет! И тут же вспоминаю другие слова, которые он очень часто повторял: «Дочь подполковника не плачет!». Я удивлялась, неужели нас с сестрой совсем-совсем нельзя плакать? На что получала утвердительный ответ.
   А как-то вечером играли с мамой в карты, в «Дурачка». Мама мне, совершенно не специально, проиграла, то есть она дурочка. Я тогда из-за этого очень долго плакала…
   Когда умерла бабушка, мы с мамой были дома, а папа с сестрой – там. Наташа рассказывала, что бабушка лежала в больнице, а они сидели в квартире. Зазвонил телефон, Наташа взяла трубку, а потом выронила её и зарыдала, а папа подскочил с дивана.
   Через несколько дней он приехал домой. Тогда я ничего не заметила. А Наташа чуть позже сказала, что он сильно изменился: постарел, и волосы поседели.
А потом несколько лет подряд мы всей семьёй шагали по ступенькам. Поднимаясь выше и выше. Достигнув одной цели, крутились, как могли, для того, чтобы дойти до следующей.
   Скандалы у нас случались редко, но метко. Из-за них я всегда со смешанным чувством ждала праздников: так уж повелось, что некоторые из красных дней календаря заканчивались невесело.
   Да, случалось всякое, но мы находили свои маленькие и большие радости.
2007-й год дался тяжело. Уже на январских каникулах папа подорвал своё здоровье. Сгубила вредная привычка, одна из слабостей, которую многие себе позволяют – алкоголь. Так же, как и скандалы, он случался редко, но метко.
Весной, после лечения, папа, не проработав и двух недель, опять попал в больницу. И в мае мы его чуть не потеряли. Мама и сестра боролись за его здоровье всеми силами, а я ходила по тёплым солнечным улицам и не понимала всей серьёзности нашего положения.
   Однажды мама, стоя у окна, сказала, что боится непоправимого. Ей было невыносимо тяжело видеть, как из отца постепенно уходит жизнь. А я почему-то была уверена, что мы выкарабкаемся, каким образом – не известно.
   За один день, вернее, за одну ночь, мы поняли, что происходит. Оказалось, что доктор лечил от другой болезни, он спасал сердце, а страдали лёгкие. На утро через скандал с врачом, благодаря помощи друзей, папу отправили в военный госпиталь. Когда его на коляске вывозили из больницы, он, находясь почти в беспамятстве, перекрестился, понимая, что самое страшное позади. Позже, осенью, мы узнали, что женщина из соседней палаты, чей диагноз перепутали с папиным, умерла.
   Встав на ноги, папа взял в нагрузку множество таблеток. В это время мы затеяли переезд в большой (по сравнению с нашим) город. Тула встретила нас приветливо, дела шли на поправку. Всё также шагая по ступенькам, мы устраивали свою жизнь.
   Незадолго до твоей смерти я почему-то дала слабину. Остановив как-то маму в коридоре, обняла её и сказала, что боюсь, что с ней или с папой что-то случится. И услышала вполне естественное: «Даже не думай! Всё будет хорошо!»
Отчётливо помню последнюю неделю. В один вечер папа очень долго играл с внучкой. Мы тогда втроём остались дома. Казалось, хохоту и визгу не будет предела. Я с удивлением и радостью наблюдала за этой вознёй.
   А однажды он пришёл домой часов в десять вечера и с восторгом сообщил, что на улице очень красиво: весь день шёл снег, а сейчас стало тихо; позвал вместе выгулять собаку. Я подумала и согласилась, и не зря: вечерний зимний город – это особая атмосфера. Всё вокруг было усыпано снегом, на чистом небе мерцали звёзды, в окнах огромного дома, обнимающего двор почти с четырёх сторон, горели уютные огни. Особый вечер, действительно особый.
   Были, конечно, и неприятные случаи. Ругались папа, мама, сестра. Я совершала странные поступки, пыталась что-то доказать. Абсурд и глупость. Мы все друг другу что-то доказывали. Спорили, обижались, мирились. Такие дни бывают в каждой семье, у всех свои, посвящённые особым проблемам. Но без них жить почему-то не получается. В такие моменты понимаешь, что нет абсолютно хороших, нет замечательных во всём, но есть близкие и родные. По крови или по душе. Родные не на год, не на два, а на всю жизнь, и даже после жизни, вернее, после смерти.
   Случилось всё неожиданно. В один из последних дней папа уехал в наш маленький город за мамой, чтобы после решения каких-то вопросов с документами, привезти её обратно в Тулу. Мама рассказывала, что в тот день он успел увидеться со многими знакомыми. А уже вечером папа сначала позвонил сестре, а потом мне. Этот разговор я плохо помню: обсуждение каких-то маленьких дел, пара наставлений, и мы распрощались.
   Я продолжала сидеть в кресле и читать книгу. Через двадцать минут звонок с его номера повторился. Удивляясь, я ответила и тут же поняла – что-то случилось: мама попросила позвать к телефону мужа сестры. Отдав ему телефон, я пошла в комнату выключить свет и закрыть книгу. А когда вернулась обратно, то услышала от сестры: «Саш, папа умер».
   Это было странно. С ним могло случиться всё, что угодно. Он бывал на работе, в командировке, реже – у знакомых, но «умер» - такого ещё не было. В голове не укладывалось. Меня уравновесили «Корвалол» и мысль о том, что надо помочь маме, значит надо ехать туда.
   Потом был декабрьский холод, множество людей, знакомых и незнакомых, пустота и сухость во всём, что окружало. Похороны, поминки, на которых людей было ещё больше, чем раньше, убитые горем и водкой речи, странные разговоры, незаметный, но случившийся совершенно не к месту скандал…
   Всё остальное, что было после, это попытки встать на ноги, оправиться от случившегося. Мне хотелось спокойствия, размеренного течения жизни. Временами становилось страшно, иногда – безразлично.
   Каждый из нас по-своему переживал эту потерю. Нам с сестрой немного легче, чем маме. Достаточно просто знать, что мы – твоё продолжение, что в нас течёт твоя кровь, а значит, ты жив. Ты живёшь в наших делах и поступках, маленьких победах и огорчающих неудачах. Мы не одиноки. Никто не одинок, потому что рядом всегда ты и те, кто жил до нас.
   Очень часто вспоминаю слова, которые ты повторял в трудные моменты жизни: «Только своей головой и упорным трудом можно чего-то достичь. Жить по совести, без оглядки на чужое мнение, быть выше людских сплетен. И пусть сейчас мы показались из той ямы, в которой сидим, всего лишь на высоту пальца, надо идти дальше. Надо когтями прорывать эту жизнь, надеясь только на себя».
Родители всегда шли рядом друг с другом, преодолевая трудности вместе, стараясь жить именно так, как сказано выше. Благодарю их за это.

   Не надо тоски, не надо печали!
   Живи не в памяти об ушедших, а в память о них живи по-настоящему! Отдавая все силы души каждому дню, делая то, что ты должен делать, опираясь на свои способности.
   Очень важно в нашей жизни – не забывать. Хорошо, что есть память. Без неё нас бы не было.
   Папа, спасибо.

5 февр. 2011 г.