Как и я

 6, 66 утра.


 Битлз, Джефферсон Эйрплейн, Рей Чарльз и Игги Поп, мать его так! Сопутствующие товары на сопутствующих стеллажах для сопутствующих им людей. Как удивительно, но именно, словно плевок, не долетевший до адресата, а зависший в самом начале своего путешествия, плавно перекатываясь с нижней губы на выступающий подбородок. Очень похоже, что кто-то своими маленькими осторожными лапками тихонько скребётся, сквозь непроглядную и невыносимо консервативную проталину в этом запотевшем окне, что смотрит сквозь тебя, когда ты уже осознаёшь, что всё, что было нужно, уже так же безвозвратно утрачено, как и когда-то давно было бескомпромиссно приобретено. И не пахнет ничем, хоть лёгкие и наполнены, а слизистая искушёно свербит, в ожидании новой волны приступа бессознательной тяги к непрерывному обонянию, ведь это хоть и малая часть того, что по какой-то причине осталось, но всё же не то, чего могло вообще никогда и не быть. Каскада не будет, и даже в преддверии его ожидания, не произойдёт ровно ничего, так как все, что было включено в обязательную программу ежедневного осмысленного существования, давным-давно пылится в скомканном виде, внутри бездонной урны, что неподвижно стоит на углу твоего собственного сознательного олицетворения существования, уже многие тысячи лет. Когда, как не сейчас кричать о победе и заявлять, о правах на лидирующие позиции в этой бессмысленной гонке за охотой на капли омерзительно промозглого дождя, проникшие сквозь не дурно обветшавшую и ненадёжную, но всё же крышу, когда ещё будет такая явная возможность, такое ярое желание всем всё доказать, такие светлые мечты и сладостная близость ощущения развязки, финала, конца, финишной прямой и прочих глупостей, которые даже по твоему собственному мнению, совершенно бесполезны, в силу того, что так чертовски быстротечны и рано или поздно, к сожалению конечны. Просветление? Свет в конце тоннеля или мрак в его начале? Что на самом деле так, а что эдак? Кто-то очень жестокий пришёл, задал кучу вопросов, подкинул массу проблем, раздал колоду карт и, не сказав, кто за кого и какие козыри скрывает чей рукав, мгновенно удалился, даже шляпу забыв снять, а потом её одеть. Бурлящий колокол понимания безжалостно вгрызается в отставшие от хода мыслей мысли, попутно, заплутавшие не только в голове, но и заведшие туда, куда не ходят в одиночку. Размах конечно дьявольский, но что попишешь ты, когда искуплением послужит лишь безвольное повиновение, в тот самый миг, который точно должен быть другим, ещё секунду назад, суливший кульминацию, но обращённый в бегство, он так и не вручил эстафетную палочку, терзая ленту победителя, где-то далеко и надёжно, скрываясь от своего собственного упрёка, не выдавая себя никак и никому, рассеяно и мудро. Барабанная дробь, в отсутствии палочек – не более чем завтрак, без урчащего желудка. На кончике сигары сосредоточен весь исход событий, когда лишь взглядом управляя ситуацией, роняешь сущность в прах безропотной и над собой не властной тяги к вере в то, что вера есть. Как громко ломается что-то. Что же это? Так хрустит! Ах, это время! Точнее его последствия. Кто завис в воздухе? Кому тут липко и противно всё вокруг, начиная с себя и собой же кончая. Кончая собой в пыль своих собственных бдений и надежд, так глупо и так низко, будто кислород, промчавшийся позамиму носоглотки, так и ты стреляешь собою из себя в себя.
 
 Такие мысли увлекли меня, в тот самый момент, когда светофор истошно заверещал, а зелёный человечек, ещё более исступлённо принялся маршировать на месте, ускоряясь ежесекундно,  напоминая, что следовало бы двигаться, куда энергичнее, выбранного интервала, между осторожными шагами вперёд. Без визга тормозов, без лишнего шума и привлечения внимания, раздался хлёсткий, быстрый, резкий, несущий разрушения удар, который послужил толчком к моему прекрасному полёту. Серый джип следовал по заданному направлению. Я поднимался всё выше и выше, раскинув руки, словно ласточка, постепенно набирая высоту. Мы быстро познакомились и так же разбежались, не обменявшись рукопожатиями. Один удар – и вот мы уже такие близкие друг другу, но уже так далеки. Он едет дальше по своим делам, шуршит дворниками, заметающими следы нашего знакомства, в виде ошмётков крови на лобовом, а я лечу и поднимаюсь всё выше и выше над городом, который никогда не питал ко мне чувств, которых не питал к нему и я. Знакомые места, но всё так далеко. Зато все вместе и всё сразу, может быть даже встречу кого-то из знакомых, но нет, высоту набираю гораздо быстрее, чем могу всмотреться в незнакомые мне лица. Последний взгляд вниз на моё бывшее я. Там люди. Им не по себе. Только они одни и не знают, что не по себе сейчас именно мне. Ведь во мне уже нет меня.
 
 Облака.