Глава 4. Волшебный дар

Купаться отправились всей компанией. Впереди шагал Паулино, за ним не менее важно вышагивал рыжий кот Марчелло, а Ален и Зэрик завершали процессию. Пёс крутил хвостом, выражая восхищение хозяйкой, и подсовывал ей под руку большую лохматую голову. Вообще-то, полное имя пса звучало не менее благородно, чем у кота и ослика – Зэром, но весёлый нрав, скорее соответствовал Зэрику, чем Зэрому. Поэтому псу нравилось, когда Ален окликала его – Зэрик. А вот Марчелло и Паулино никогда не позволяли такой вольности, наверно опасаясь, что в таком случае возникнет вполне реальная возможность, сократить и их имена до каких-нибудь Масиков или Пасиков. Что ослик, что кот – гордились своими благозвучными именами, важничали и ни тот ни другой никогда бы не откликнулись на меньшее, чем Марчелло и Паулино. 

Гектор остался один, воспоминания разбередили ему душу, и он курил самокрутку за самокруткой, вздыхая и думая о том, что жизнь подходит к концу, а внучка ещё не встала на ноги. Внучка же в это время, пройдя через сад, вышла со всей компанией к водопаду. Речка, подающая со скалы, за долгие годы выдолбила у подножия большую чашу. Когда-то давно, Гектор загородил вытекающий из чаши поток плотиной, отведя воду к самой стене скалы. Теперь здесь, на месте, куда вышла весёлая компания, разлилась заводь. Дно по мелководью полого спускалось к самому глубокому месту, стоячая вода хорошо прогревалась лучами Маджет, и контраст с холодной, падающей со скалы струёй, особенно приятно будоражил тело. Купаться любили все, даже Марчелло заходил на мелководье помочить лапки. Правда, большего кот себе не позволял, но плавать умел. Ален как-то видела его плывущим по заводи. Но тогда он выбрался на берег далеко от неё и шмыгнул в кусты. Да и спросить, что делал кот в воде, девочка всё равно бы не смогла. Разговаривать с животными она научилась только вчера. Сейчас вспоминая этот десятилетней давности случай, повернувшись к Марчелло, спросила:

- Скажи-ка, мой дорогой, что ты делал в воде, когда я тебя застукала плывущим от водопада?

- Нашла что вспомнить! – фыркнул возмущённо кот, - то же самое, что и ты! Ты само-то в тот день что делала?

- Я? Я изучала водопад!

- Вот и я его изучал. Для молодого кота всё интересно. Одно дело знать теоретические, совсем другое увидеть своими глазами. Вот я и сплавал посмотреть, что там за водной стеной.

- Ничего там интересно, - чуть взгрустнув, подхватила Ален, - я тоже там в тот день была. Кусочек пространства похожий на большую широкую ступень между скалой и водой, заросший какими-то сочными длинными листьями и больше ничего. Правда, я с тех пор там не бывала. Может, что-то и изменилось почти за десять лет?

Тогда, десять лет назад, Ален была маленькой шестилетней девочкой, для которой усадьба выглядела целым таинственным миром. Обследовать всё хотелось поскорее, но дед не разрешал плавать за водопад, говорил, что мала ещё. Дед отпускал её везде одну, надеясь на её благоразумие. Да и некогда ему было караулить внучку. Работа в мастерской и сад с огородом занимали всё время. Единственный строжайший запрет не позволял покидать усадьбу, уходить по тропе в горы, да вот за водопад ещё было не разрешено соваться. В тот день, обнаружив, что даже котёнок Марчелло теперь знает, что там за падающим водным покрывалом, девочка не выдержала и, ослушавшись деда, отравилась на разведку. Прямо под струю воды она, конечно, не сунулась, обогнула водопад с боку. Но ничего интересного, к сожалению, не обнаружила. Те же камни, та же зелень, только что листья незнакомые – другой формы, толстые, сочные.

Искупавшись и наигравшись в воде, Ален с Зэриком обсыхали под лучами Маджет. Паулино стоял по колено в воде, как зашёл с самого начала, так с места и не сдвинулся. А Марчелло мурчал свою песенку, пристроившись к Ален с противоположного боку от Зэрика. Ту песенку, которую мурчат все коты в хорошем настроение, как будто у них внутри включился маленький моторчик. Хотя, про «моторчики» в этом мире ярко-малиновой звезды, по имени Маджет, никто ведом не ведал. Разнежившись под тёплыми лучами, Ален задремала, и ей даже показалось, что она видит или слышит сон. Ей чудилось, что Марчелло с кем-то разговаривает, вот только с кем, она никак не могла понять. Этот «кто-то» так заинтересовал девушку, что вся дрёма слетела, и Ален уже намеренно начал прислушиваться к «разговору». Оказалось, что Марчелло – вещает… Он рассказывал о том, что узнал нового за день, и его знания, похоже, попадали в какую-то неведомую обще-кошачью копилку доступную всем котам и кошкам на планете. Марчелло замолчал и навострил уши, теперь он стал «приёмником» воспринимающим из этой самой «копилки». Потом кот перевернулся на спину, раскинул лапки и замер под тёплыми лучами. Весь его вид выражал несказанное блаженство.

- Вот поэтому нас и считают самыми мудрыми животными на планете, - промурчал рыжий кот теперь уже для Ален, - то, что знает каждый кот, знают все кошки.

Перевернувшись на живот, подставил теперь тёплым лучам рыжую спинку. Хотя, рыжей она была весьма относительно. По спине, по тёмно-рыжему, почти коричневому полю шли чёрные редкие полосы. Рыжими были лапки и мордочка, черный хвост щеголял коричневыми подпалинами.

- Тогда у меня для тебя есть новость, может, она окажется интересной для кошачьего сообщества, - улыбнувшись, проговорила девушка, подставляя, так же как и Марчелло, спину под тёплые лучи. Кот моментально сменил позу, сел разложив вокруг себя хвост, говоря своим видом: я весь – внимание. Ален хотелось поговорить о вчерашней находке, но с дедом разговор на эту тему не получился, и не получится, как она поняла. Не желая его расстраивать, внучка решила не посвящать деда в свой секрет. А вот Марчелло мог оказаться весьма приятным, да и полезным собеседником.

Рассказ не занял много времени, и когда она закончила, кот изъявил желание посмотреть на рисунки. Паулино, выбравшись наконец-то из воды, от прогулки отказался, и троица заспешила через усадьбу к тропинке в горы. Теперь Марчелло не важничал и передвигался ни чуть не медленнее Зэрика, да так, что Ален едва поспевала за ними. Кот иногда исчезал с тропинки в зарослях и выныривал из кустов далеко впереди. Сорока нынче трещала:

- Опасно! Опасно! Марчелло явился! Зэром на тропе!

- И зачем же Ален их взяла с собой, с собой, - пищала соечка.

А горлица ворковала:

- Зэром неопасен, Зэром неопасен, зря пугаешь, зря пугаешь.

- Зря, зря, зря! – чирикали воробьи.

Ален, прислушиваясь к птицам, шагала за своими спутниками. Чуть сбавила ход на перевале, глянув на необъятную ширь, и пустилась их догонять. Пирамида уже показалась внизу, до неё осталось совсем недалеко.

Когда она подошла к груде камней, Марчелло сидел на вершине, а Зэрик ждал у подножия. Пришлось помочь псу вскарабкаться по ступеням. Его неприспособленные лапы соскальзывали, но вдвоём они всё-таки сумели добраться до верха. Зэрик там и остался, улёгшись и свесив лохматую голову вниз, внутрь колодца, а Ален с Марчелло спустились по лестнице.  Они осторожно пробирались вниз оглядывая стены. Глаза постепенно привыкали к сумраку, и Ален сейчас увидела рисунки сразу, зрению не пришлось перестраиваться. Марчелло молчал и не сводил глаз со стен.

- Посмотри, - промурлыкал он, вытягивая мордочку вверх, - там светило, но не разобрать что рядом, мох закрывает линии.

Ален перевела взгляд в указанном направлении и увидела рисунок Маджет, а под ним какие-то едва различимые символы похожие на незнакомые буквы… и, чтобы разглядеть их требовалось счистить мох. Выбравшись наружу, она отправилась искать щепку. Зэрик еле сполз сверху и потрусил следом, прикидывая, что больше он на эту кучу не полезет. Опасного там для подружки ничего нет, а для пса нет ничего интересного. Рисунки его не привлекли, а ломать лапы – дело дурное. Девушка нашла подходящую палочку и спустилась в колодец ещё раз. С трудом отчистила мох и разглядела шесть символов. Кот не сводил со стены глаз, казалось, он боялся пропустить какой-нибудь особо важный рисунок, как будто от этого зависела все-кошачья судьба. Ален закрыла глаза и поняла что символы впечатались в память навечно.

Домой компания вернулась усталая, но довольная. Ален заперлась в мастерской и через некоторое время на новой глиняной тарелке подсыхали краски. Внутри на донышке сиял Маджет, по внешнему краю полукругом шли шесть символов со стены колодца.
 
 Художница поставила тарелку вертикально, прислонив к стенке возле стола, и взяла следующую. Когда Гектор постучался в мастерскую, чтобы отправить Ален спать, вдоль стола стоял целый ряд расписанных тарелок. На них среди волн резвились дельфины, летали птицы, олень стоял, гордо подняв рогатую голову, а львица облизывала маленьких львят. Пингвин ковылял среди торосов, а колибри зависла над бутоном цветка. Ален прошла открыть дверь и задула лампу. Рисованный мир погрузился во тьму, а внучка с дедом отправились спать. Гектор уснул, как только прикоснулся к подушке, а Ален не спалось. Она ворочалась в постели, в голову лезли картинки с крылатыми невиданными зверями, уснуть никак не удавалось, и девушка поднялась. Накинув на плечи поверх ночной сорочки большую шаль, отправилась на улицу. Прошла по дорожке между сосен и вышла на обрыв. Высокий берег висел над морем. Вода подмывала скалу далеко внизу, и, стоя на самом краю, Ален чувствовала себя летящей над водой.

- Ах! Если бы у меня были крылья… расправить бы их над волнами… улететь в поднебесную высь…

Справа и слева от обрывистого берега поднимались горы. Далеко вперед и в обе стороны распахивалось море. Горизонт терялся в темноте, чуть подсвеченной ночной небесной путешественницей. На небе сияла жемчужно-белая Пириос - один из спутников планеты. Второй - Ингрид появится перед самым рассветом и заворожит взгляд розово-оранжевым сиянием. Они никогда не встречаются, ходят друг за другом, будто пытаются догнать ускользающее видение.

- Когда-то тут стояла Литис, - подумала Ален глядя в небо, - правда, тогда сиял Маджет… Почему ей потребовался дом именно на этом берегу и так ненадолго? Всего на год… И жива ли она сейчас? А если жива, то где? Чем занята, что ей интересно, что она любит?

Девушка вглядывалась в перламутровую Пириос, висящую над волнам, как вдруг ровный перламутр дрогнул и на круглой поверхности проявился рисунок. С поверхности Пириос смотрело незнакомое лицо. Понять чьё оно, мужское или женское, не получалось, слишком размытыми были очертания, но то, что это всё-таки лицо и что оно смотрит на неё, в этом Ален не сомневалась. Она отошла чуть назад от края обрыва и села на большом прибрежном камне, на том, на котором сидел Гектор, первый раз увидев свою будущую жену.

- Литис? – возник в голове вопрос.

- Литис, - пришёл ответ.

Ошеломлённая девушка не спускала глаз с небесного зеркала. Ей казалось, что где-то далеко-далеко Литис смотрит на Пириос и видит на жемчужной поверхности её – Ален. Изображение, дрогнув, исчезло. И Пириос начала теряться в дымке возле гор, чуть погодя спрятавшись за ними. С противоположной стороны из-за гор показался Ингрид. Небесный оранжевый фонарь придал окружающему фантастический вид. Но Ален так устала к этому времени, что глаза у неё начали закрываться сами собой и, наконец-то добравшись до кровати, девушка уснула.

Утром Гектор, войдя в мастерскую, застыл в удивлении. Он таращился (по-другому и не назовёшь) на тарелки, разрисованные накануне внучкой. На него смотрели звери и птицы. Казалось, цветы испускали запах. Играло волнами море. И лился свет священного Маджет. Ничего подобного до вчерашнего дня не было. До вчерашнего дня Ален рисовала лишь орнамент. Затейливый, ни разу неповторяющийся, но всего лишь орнамент. А тут на Гектора с посуды смотрели живые глаза.

- Маджет! Да что же это такое, - проговорил недоумённо дед, - откуда это?
   
Он испугался. Он испугался так, что готов был разнести в осколки все стоящие вдоль стены тарелки. Но, понимая, что ничего разгромом не добьётся, обречённо опустился на стул возле гончарного круга и подпёр голову рукой.

- Неужели… - старик даже боялся подумать, что именно – «неужели»… Но перед ним на внучкином столе стояло неопровержимое доказательство этого «неужели». Рисовать так невозможно. Не могли обычные линии передать столько чувств, быть настоль выразительными и нести в себе столько смысла.

- Если я привезу «это» на базар, меня объявят колдуном. Хорошо если только меня, а не внучку… - думал старик, утирая выступившие слёзы.

Вообще-то, быть колдуном не считалось ни зазорным, ни тем более опасным. Колдунов и колдуний уважали, им завидовали, но и боялись, обходили стороной. И это, по мнению Гектора, не сулило ничего хорошего. Такое отношение обрекало его любимую девочку на одиночество. Она становилась не такой как все, а значит – отверженной. Ни один местный парень не посмеет посмотреть на неё, как на невесту, ни один не отважится взять её в жёны. Такой участи для своей любимой внучки Гектор никак не хотел.

Угомонив свои чувства, старик собрал тарелки и спрятал их на дальней полке за загородкой. Убирая посуду, он думал о том, что на базаре ему больше не бывать, что с внучкой нужно поговорить, вернуть к обычному орнаменту, чтобы всё было так, как и всегда. Зачем бередить умы людей далёких от волшебства? Пусть уж лучше никто ничего не узнает, может тогда, и жизнь девочки пройдёт не хуже чем у обычных людей. Вон Литис – была с ним рядом, а счастье оказалось таким коротким, таким призрачным и столь неуловимым.

Дверь мастерской хлопнула, и на пороге появилась Ален. Пустой стол озадачил, но она постаралась не выказать своего смущения, решив не волновать деда. Понимая, чего он от неё хочет, села за стол и взяла кисть в руки.

- Только орнамент, - произнёс дед.

Сколько же боли, сколько сожаления и укора уловила внучка в этих двух словах… Почувствовав себя виноватой и не понимая откуда взялось это горькое чувство, Ален принялась расписывать очередную посудину. Дед не одобрил таланта, так неожиданно проявившегося в его любимой девочке. Не обрадовался, не позволил продолжить, не дал возможности дару выплеснуться наружу.

Ален выводила линии на очередном горшке, и ей становилось скучно. Краски перестали радовать. Рисунок, ложившийся на обожженную глину, не выглядел, да и не был живым. Линиям самим стало скучно плести мёртвое кружево, не наполненное ни восторгом, ни радостью, ни даже хорошим настроением. Отбыв положенные часы в мастерской, девушка первый раз покинула своё любимое рабочее место, вздохнув с облегчением, как будто избавившись от ненавистного и надоевшего дела. Как только появился дар, но его запретили использовать,  работа перестала быть творчеством.

Дед остался в мастерской, так и не сумев смириться с утренним происшествием, а Ален отправилась на обрыв моря. Уселась на большой удобный камень, и взор заскользил сначала по морю, затем, пересекая линию горизонта, устремился в небо. По небу плыли облака. Маджет то выныривал, то опять прятался за их кучерявыми воздушными боками. Зэрик, отыскавший хозяйку, улёгся возле ног. Чуть погодя явился Марчелло и уселся рядом, вылизывая от нечего делать лапки. Постукивая неспешно копытцами, Паулино тоже соизволил присоединиться к компании. Ещё три пары глаз уставились на небо, провожая взглядами плывущие на юг облака.   

Ален вспомнила рисунок на первой вчерашней тарелке и отчетливо представила шесть символов, похожих на буквы, расположила их в мысленной картинке полукругом под малиновым диском светила. По жёлтому небу вместо серых облаков поплыли розовые. Показалось, что на небе прибавилось света. Всё пространство над морем залучилось, заискрилось, стало живым. Паулино громко рявкнул своё: иа! Что означало: вот это да!

Марчелло выгнул спину и зафырчал:

- Это что ещё такое?

А Зэрик залился лаем, припадая на передние лапы над обрывом, отбегая и опять возвращаясь к нему.

Ален смотрела на розовые облака, и настроение становилось праздничным. Как-то так получилось, что из самого симпатичного, самого курчавого облачка, она «слепила» хорошенького ослика. И повернувшись к Паулино, хитро прищурив глазки, спросила:

- Хочешь, я спущу тебе с небес подружку?

Паулино насупился и выдал своё: иа. Что означало: не надо нам сюда никаких чужих ослов! У нас и своих вполне хватает!

Ну, не хочешь как хочешь! - и облачный ослик опять стал маленькой розовой тучкой, тут же превратившейся в милую кошечку.

- А вот я бы от такой подружки не отказался, - промурчал Марчелло, опять усевшись возле камня и продолжив свой ритуал умывания.

- Тогда получай, - проговорила Ален, и милая киска, превращаясь из облачно-розовой в огненно-рыжую живую и весьма грациозную, опустилась в прыжке возле Марчелло. Киска спрыгнула с небес! Марчелло приосанился и представился незнакомке. Та, выгнув спинку, потянулась и в ответ назвала своё имя:

- Лиска. Можно, конечно, полным: Лисандра-Гелла-Агния-тринадцатая. Но я предпочитаю: Лиска.

Зэрик от подружки отказался, решив, что подружка у него в лице Ален уже есть. Лиска позволила всю себя осмотреть, погладить, даже посидела немножко у Ален на руках, но на том вся фамильярность закончилась. Новая «дама», появившаяся с небес, дала понять, что нравом обладает независимым, в обиду себя не даст, хоть тут и обижать её, в общем-то, и некому. Зверо-мужская часть компании чинно представилась, и знакомство состоялось. Паулино, кося глазом на подружку Марчелло, выразить недовольство побоялся. Вон у неё какие когти… Да и глаза такие, что в них лучше не заглядывать. Не зря же кошки всегда были помощницами колдуний, а может и сами… Чего «сами»… Паулино не додумал.

Гектор, выйдя из мастерской, объявил, что пора обедать. И компания заспешила к дому. На рыжую красавицу дед сегодня внимания не обратил, а назавтра воспринял её так, как будто она всю жизнь ела из марчелловой миски.