грани

Начало.
Серо-синяя рваная туча складками касалась верхушек деревьев. Это был поезд. Какого черта Ирма здесь делала, вспомнить она не могла. Стук колес отдавался в голове болью, и все вокруг казалось нереальным. Хотя нет. Жесткие сиденья плацкартного вагона и протертые резиновые коврики на полу. Резинка на окне в углу припалена зажигалкой, потеки в виде жирафа перевернутого вверх ногами. Во сне такого не приснится, значит, она действительно едет куда-то.
Уже через минуту стало ясно, что именно создает ощущение нереальности – ТИШИНА. Нет, поскрипывание состава, и стук колесных пар все так же с мощью отбойного молотка сообщают воспаленному мозгу о движении поезда. Но нет привычного вагонного шума. Нет плачущих, носящихся по коридору детей с этими ужасающими говорящими игрушками. Нет подростков с громкими нецензурными песнями из плеера, веселых друзей и подружек, оповещающих весь вагон об умении вести себя бестактно, и даже бабушек, тихо плюющих семечки и матерящих все происходящее вокруг. Вагон как будто спал, но и храпа непременно присутствующего в таких случаях не было слышно. Ирма даже хотела пройти по вагону и проверить в чем дело, но очередной приступ боли не позволил ей даже привстать с места.
Туча, еще недавно нависавшая над поездом, похоже не выдержала своего веса и упала прямо на состав. Теперь за окном плыл молочно белый туман. Видимо туча зацепилась жирным брюхом и теперь тащилась вместе с поездом, поглотив его, окружив неуютной ватной тоской проникающей в душу. Боль тоже стала какой-то ватной и потекла в плечи, полезла через глаза. Ирма…а почему, в общем-то, она называет себя Ирмой? Она оглядела свои худые руки.
- Помогите…- попробовала произнести она.
 И голос показался ей знакомым. Как будто она спала сотню лет, а теперь проснулась и не  помнит ничего. Но почему она в поезде? Она помнит, что такое поезд и что приводит его в движение. Она даже помнит, что такое самолет и точно знает, что не раз ей приходилось летать в нем, собственно, как и ездить в поезде. Но только ничего не помнит о себе. Ничего кроме имени. Только вот ее ли это имя?
В окне едва отражалось остроносое лицо с крупными глазами, обрамленное кольцами кудрей до плеч. Кудри каштановые с белыми прядями, ухоженные красивые. Сколько ей лет? Судя по рукам - тридцать пять, может и больше. Хороший маникюр, но кожа уже показывает признаки возраста.
Больше всего Ирма заинтересовалась своим спокойствием, будто где-то в глубине себя она уже знала, зачем и куда она едет и что ее ждет. Не было паники, хотя и понимание не приходило. В конце концов, она снова решилась подать голос:
- Есть здесь кто-нибудь? – значительно громче, чем в первый раз, произнесла она, и будто в ответ на это машинист где-то впереди подал гудок и состав начал постепенно снижать скорость.
- Ну, допустим, что есть.
Облокотившись о верхнюю полку, рядом с Ирмой стоял полный проводник с хмурым лицом. Он возник так неожиданно, что Ирма подпрыгнула, испытав очередной удар возмущения от боли, поселившейся в ее голове. Проводник же, как ни в чем не бывало, вальяжно расселся напротив, еле вместив пузо за разложенным столиком.
- Ну рассказывай, что помнишь, чего не помнишь. – чуть отдышавшись в кустистые усы приказал он. И сложив короткие пальцы на животе, стал неосторожно изучать пассажирку, черненькими глазками, даже прищурившись. С учетом надвинутой низко кепки, выглядел он при этом, как сытый кот изучающий муху, заползшую в миску с недопитым молоком.
- Я? – спросила Ирма, и тут же поняв глупость вопроса, продолжила:
- Ничего не помню. Точнее помню, теорему Пифагора, таблицу умножения и прочее, еще помню, что меня Ирмой вроде зовут. И все, про себя больше ничего не помню.
- Ну, ты сама выбрала эту грань.- растягивая слова лениво проговорил проводник. -  Это нормально. Значит без глупостей, да?
- Да…наверное…А что за грань? И почему я ничего не помню? – вцепившись за надежду узнать хоть что-то, Ирма даже подалась вперед, хотя приближаться к этому проводнику совсем не хотелось.
- Я на подобные вопросы не отвечаю, ты сама выбрала свою грань и пошла на это сознательно, иначе не сидела бы в моем вагоне. – теперь он говорил уже резко и грубо. - Сейчас главное без фокусов. Ключ получишь и сразу на вокзал, садись в любой проходящий поезд, все равно по адресу доставят. И без глупостей мне смотри!!! А то потом столько мороки с вами, мамашки чертовы.
Поезд остановился полностью, и проводник погнал Ирму вон из вагона. Точно она могла сказать одно, никогда ей не приходилось встречать таких грубых проводников.
На перроне было почти пусто. Туча видимо отстала где-то на  пути, потому как здесь светило сухое солнце. Светило как-то по-осеннему серо и ветрено. Из разных вагонов вышли еще двое пассажиров. Пожилой мужчина, легко соскочил на платформу и, кажется, даже игриво подмигнул Ирме. Чуть дальше вышла испуганная молодая девушка с синеватым оттенком лица, она куталась в легкий шарф, обмотав им половину лица. Всех троих поманил к себе ожидающий в центре платформы парнишка в форменной одежде смотрителя. На вид мальчику было не больше четырнадцати лет, но его симпатичное белесое лицо безобразило выражение брезгливого недоверия.
- Очень НЕ РАД вас видеть. – дерзко выкрикнул он. – Вам туда. – он указал на здание позади себя.
Это были бетонные козырьки на столбах, уходившие вглубь и видимо заканчивающиеся каким-то зданием. Вокзалом, наверное. Нигде не было видно названия станции. Такое странное место.
- Очень желаю вам всем навеки остаться за барьером! Никогда не найти ваших ключей.
  Вот теперь Ирме стало страшно, столько ненависти было в словах этого мальчика, столько боли. Да, и только сейчас она поняла, что ее собственная боль съежилась до маленькой иголочки в углу лба.

                Глава
Талк вошел в квартиру минут через семь после Леды. Девочка вынимала из большой хозяйственной сумки продукты, аккуратно раскладывая их на столе.
- Талк, помоги мне разобрать покупки. – крикнула Леда в коридор, еще не видя брата. – И будем ужинать, я поставила рагу на плиту.
Талк - двенадцатилетний мальчик с загоревшей кожей и большими темными кудрями, спадающими на лоб, на нем синий рабочий комбинезон и светлая водолазка, из под нахмуренных  темных бровей сейчас смотрят  такие же темные подозрительные глаза угольки.
Леде не по себе стало от такого вида брата. Он всегда веселый и задорный, всегда поддерживает ее и помогает решить проблемы на работе. Она и представить себе не могла что бы было, если бы он не нашел ее тогда в период первой адаптации.
- Братик, у тебя на работе проблемы, да? – осторожно, не зная его реакции, спросила девочка.
Талк работал на строительстве новых домов. Он был уже почти взрослым и сам мог проектировать, его ценили как умного и хорошего сотрудника. К тому же он был одним из учредителей программы помощи тем, кто оказался за барьером. Леда души не чаяла в своем брате, и знала, что поддержит его в любом деле. Сама Леда была еще маленькой. Ей только в ноябре исполнится семь, поэтому в основном она выполняет простую работу в ателье. У нее неплохо получается и поэтому старшие уже доверяют ей иногда не только простые строчки, но и учат работе с кружевом, вышивке и даже выкраиванию сложных изделий. Говорят, из нее выйдет отличная швея. А еще говорят, что она очень хорошенькая. Такая же кудрявая как и брат, с маленьким носиком и добродушной улыбкой. Только глаза у нее зеленые-зеленые, а у Талка карие. Она быстро учится всему, сама справляется с приготовлением еды и в этом тоже достигла успехов, вот сегодня она купила замечательный вилок капусты и хотела в субботу порадовать брата вкусным пирогом, но вот…
Талк, уже минуту рассматривавший дверцу холодильника, дрогнувшим голосом сказал:
- Она…она здесь. – он глянул на сестру и в глазах его были слезы. – Мне Артур сказал.
- Она? Кто она? – зачем-то спросила Леда, хотя рука ее уже комкала ситец платья на груди там, где на разных цепочках висело два кусочка ключей.
За ужином они молчали. Леда боялась говорить в присутствии такого незнакомого угрюмого брата, а больше всего боялась признаться, что внутри появился теплый ручеек, который растекался как кипяченое молоко и согревал душу.
- Если она нас найдет, ты отдашь ей ключ? – неожиданно спросил все такой же угрюмый Талк, когда Леда понесла к мойке испачканные тарелки.
Девочка поставила посуду в раковину и вернулась к столу, села близко к брату и взяла его за локоть:
- Не знаю, - осторожно начала она. – Мне так хочется ее увидеть. Поговорить с ней, спросить…почему…- голос Леды неприкрыто дрожал, и слезы уже не умещаясь в глаза под опущенными веками, капля за каплей потекли по раскрасневшемуся лицу.
Талк обнял ее, молча, и погладил по волосам.
- А ты? – справившись с собой и шмыгнув носом, спросила Леда.
- И я не знаю.
Талк тяжело вздохнул и вдруг улыбнулся.
- А у меня знаешь что есть?
Он резко поднялся, вышел в прихожую и через секунду вернулся с шоколадкой в руке. На лице его все еще сохранились хмурые тени, но он изо всех сил старался выглядеть веселым. Он просто не имел права на такую слабость, он старший.
Леда очень удивилась внезапной перемене в поведении брата, но решила поддержать его и, сглотнув слезы, улыбнулась в ответ.


    Еще одна глава
Первый день прошел в пустую. Пройдя через здание вокзала, где всем троим вновь прибывшим, выдали одинаковые серые одежды, Ирма вышла в город и побрела вперед, не зная, зачем и куда, но чувствуя, что придет туда куда нужно. Город был какой-то ненастоящий. Машин почти не было, даже автобусов. Кругом стояли высокие светлые дома с узорчатыми занавесками на окнах. Ветер казался здесь одиноким, от скуки он поднимал пыль, но не гонял мусора, потому как того попросту не было. Небольшие уютные магазинчики не были напиханы в каждый дом, а располагались вдоль проезжей части, приветливо открыв двери и маня ароматами выпечки, свежей зелени, типографской краской и пр. Несколько раз вдали Ирма  замечала таких же как она, серых людей, будто бы бесцельно бродящих по улицам. Кроме этих серых людей она видела всего лишь нескольких детей. Один, совсем маленький мальчик мел крохотной метелкой улицу у булочной. Двое подростков с серьезными лицами шли по тротуару, навстречу Ирме и совершенно как взрослые обсуждали возможность строительства какой-то животноводческой фермы. Они даже завели спор, насколько это приемлемо в черте города. На саму Ирму они предпочли не смотреть, однако свернули на газон и побыстрее прошли мимо. За несколько таких встреч Ирме стало понятно, что дети в этом городе не совсем дети, но все боятся взрослых людей в серой одежде. Хотя некоторые, особенно малыши позволяли себе задержать на ней взгляд, и в этом взгляде часто можно было различить надежду. 
Город прорезала река, Ирма пришла на ее шум к вечеру. Широкая, шипящая как миллион змей, и сама похожа на черную змею торопящуюся куда-то вдаль. Над рекой город протянул гигантскую руку каменного моста. Величественная красота. За мостом продолжался город, там были видны даже несколько подъемных кранов. Значит там во всю шло строительство новых районов. Ирма знала, что ей нужно туда, именно туда ее вело сердце.
 Но пройти по мосту ей не удалось. Рядом с входом на мост она увидела небольшое скопление из «серых людей». Там располагался пост гуманитарной помощи. Некоторые из «серых» выглядели как настоящие оборванцы. Мужчины и женщины тянули руки за мисками с горячей едой. Ирма вдруг осознала, что не хочет есть. Она не чувствовала усталости, голода, боли в босых ногах от многочасовой ходьбы. Боль она испытывала только в голове, но и та была какой-то чужой ненастоящей.
- Спасибо, но я не хочу есть. – сказала она вдруг обнаружив в руках металлическую тарелку с ароматным супом, ломтем хлеба и гнутой ложкой.
- Новенькая? – спросила бойкая девочка разливающая суп. – Ешь, давай! Ты просто еще не помнишь, что голодная. Если не поешь сегодня, завтра очень плохо будет. 
Ирма послушалась. Она знала, что должна послушаться. Суп обжигал горло, но как будто не ее, а чье-то чужое. В обмен на пустую тарелку, ей вручили стакан с чаем и большую ватрушку, а после матрас, одеяло и подушку. После ужина все «серые» зашли в вагончик стоящий тут же и начали устраиваться на ночлег. Никто не смотрел друг на друга, не пытался заговорить, и Ирма знала, что это правильно.  Постель была сухой и чистой, с нежным ароматом каких-то цветов. Странно было, почему вокруг одни дети и почему они так боятся или ненавидят ее и других взрослых, и что заставляет их же заботиться о «серых людях» не смотря ни на что…
Весь следующий день Ирма искала ответы. Тишина города осталась за мостом. Перейдя через него Ирма оказалась в котле бурлящем жизнью. Здесь сновали большие странные машины, перевозившие строительные материалы, песок, щебень, иногда нагруженные новой мебелью или даже арбузами. Кругом ходили дети в рабочей одежде с серьезными и веселыми лицами с портфелями в руках, касками на головах, с хозяйственными сумками и прочими не детскими предметами. Одина девочка с блокнотом бегала от дома к дому и все время делала какие-то заметки. Здесь Ирма встретила ателье и разнообразные мастерские, чего не было в «тихом» городе.  Она шла и шла, так же как и вчера натыкаясь на взгляды полные ненависти, надежды и даже брезгливости, как у того мальчика-смотрителя на станции.
Но нет, это все не то. Ирма не хотела становиться ободранной попрошайкой из числа тех, с кем она провела сегодняшнюю ночь в вагончике гум помощи. Она должна была найти то, зачем явилась сюда. Какой-то ключ, о котором говорил проводник. Он еще говорил о каких-то гранях. Что же это за грани? И почему снова так болит голова?
Эту ночь Ирме снова пришлось провести в объятьях душистого одеяла в вагончике у заботливых детей. Вечером она увидела большую стену, как бы ограждающую город и решила пойти к ней. Но по пути ее остановила раздача пищи, и повинуясь указанию «есть», она вновь приняла их помощь.
Утро пропиталось сырым туманом. Поблагодарив детей за ночлег, Ирма снова двинулась к стене. В ней не обнаружилось дверей или ворот, были только лестницы наверх к самому краю стены. Подъем занял у Ирмы почти половину дня, так тяжело было подниматься, но выбора не было. Она должна была идти. Стена оказалась широкой, по ней могли спокойно ходить несколько человек не мешая друг другу и не боясь упасть, потому как от падения оберегали барьеры в половину роста взрослого человека. Позади, открывался величественный город, большой и могучий, не смотря на своих маленьких жителей, по другую же сторону стены внизу Ирма увидела что-то на подобии лабиринта. Там внутри (почему-то это было отчетливо различимо) бродили мужчины и женщины в серых одеждах, обхватив себя руками за головы или плечи. Кажется вся тоска, одиночество и раскаяние скопились там, в стенах этого лабиринта.
 - Как тебя зовут?
Ирма вздрогнула. Рядом стояла девочка лет семи и решительно смотрела на нее пронзительными зелеными глазами. Каштановые кудри лежали на покатых плечах, маленький подбородок нервно пошевеливался.  На девочке было простое желтое ситцевое платье в мелкий цветочек и коричневый жакет. И была она самой милой на свете девочкой, самой лучшей. Ирма это знала, она это чувствовала. Ей так сильно захотелось обнять эту малышку и не отпускать от себя никогда. Но не хочется прикасаться к ней этим чужим телом, глаза которого так странно щепало. Девочка ждала ответа на свой вопрос и Ирма должна ответить на него правильно, никак нельзя ошибиться.
- Ир…Ирма. – все-таки проговорила она помешкав.
- Пойдем со мной. – девочка улыбнулась очень добродушно, но в ее глазках почему-то блеснули слезинки. В тот же момент Ирма почувствовала в своей руке маленькую ладошку, которая крепко-крепко схватилась за нее и потянула за собой.
Они долго шли молча. Спускаться со стены вместе с этой малышкой было очень легко и быстро. Вообще все было легко и даже боль в голове казалась какой-то незначительной. Уже среди высоких домов Ирма вдруг поняла, что не удосужилась спросить имя у своей спутницы.
- А как зовут тебя?
 - Леда. – смущенно улыбнувшись, ответила девочка. -  Мы почти пришли. – она остановилась у дома, явно нервничая.
- Наша квартира на втором этаже. Знаешь, мой брат Талк, нууу..- девочка замялась, но продолжила, совершенно покраснев при этом. – Он не знает, что я тебя приведу. Нууу…он думает, что я за хлебом пошла. А я вот…- она снова замолчала. – Он очень хороший, самый лучший. Только ругать будет. А ты…ты пожалуйста потерпи, не уходи, хорошо? – при этих словах она еще сильнее сжала руку Ирмы, отчего та захлебнулась в собственном рыдающем дыхании.
Они поднялись в квартиру. Пахло капустным пирогом и древесной стружкой. Талк что-то строгал на балконе. Ирме было страшно и непонятно. И в то же время она не на что не променяла бы то чувство которое она испытывала рядом с Ледой. Чувство, которое вдвое усилилось здесь в этой квартирке.
Талк вошел на кухню  и его загоревшее лицо стало серым. Он злобно глянул на сестру, которая сжалась под этим взглядом. Ирма не знала как себя вести. К мальчику она испытывала не меньшую нежность, чем к девочке, но как проявить это, в таком непонятном чужом теле, она не могла решить.
Талк, молча, стащил с себя одну из двух цепочек и бросил на стол перед Ирмой.
- Держи. Ты же за этим пришла?
Перед Ирмой лежала половина ключа, привязанная к простой металлической цепочке. КЛЮЧА. Вот оно что! Ключ у этих детей! Но почему тогда ей не становится легче, почему под укоряющим взглядом мальчика ей так хочется сжаться в комок.
- Я не знаю. – дрожа от непонятных распирающих ее чувств, заговорила Ирма. – Я даже не знаю, кто вы и почему так ненавидите меня.  И кто я, я тоже не знаю.
Леда закрыла ладошкой рот и уставилась на брата широко распахнутыми глазенками. Талк же в свою очередь фыркнул и, кажется, немного устыдился своих эмоций, опустил колкий взгляд.
- Это и к лучшему. Тебе же лучше. – он повернулся к сестре. – Леда, отдай ей ключ. Так бывает, если она недолго в городе. Она не помнит своей жизни. Сейчас гуманнее всего с нашей стороны отдать ей ключ и отправить на вокзал. И нам проще и она не будет мучиться.
 - Но я хочу знать, - неуверенно сказала Ирма. – Наверное, мне нужно знать.
- Нужно? – Талк вскрикнул, взмахнув руками. – Мы твои дети! Дети, которых ты убила!!! Которых просто решила не рожать!  – мальчик уже не был так зол, он напустил на себя насмешливый вид и даже попытался вновь глянуть на Ирму колющим ненавистью взглядом, но не смог и вновь опустил глаза.
Тошнота подкатила к этому чужому горлу. Руки дрожали, хотелось исчезнуть, сбежать, бросится в окно от осознания того, что мальчик сказал чистую правду. Но что же это за странное тело, у него даже слез нет. Хотя слезы вызвали бы жалость, а она не заслужила жалости, она сама себе противна.
 Ирма хватала ртом воздух, не находя слов и  даже мыслей в оправдание того о чем она даже вспомнить не могла. Леда сжимала кулачки у глаз и ее плечи дрожали. Талк же отвернулся к окну, стараясь выглядеть сильным.
- Простите меня, но я ничего не помню. – признавая свое бессилие все-таки нашла в себе волю сказать Ирма. – Но я очень-очень сильно хочу искупить свою вину. Я хочу помогать вам. Ведь вы здесь совсем одни, а я многое умею. – она помолчала немного и добавила: - Пожалуйста…
- Так нельзя, - всхлипнул Талк тихо, совсем без злобы. – Взрослым нельзя здесь жить. Ты можешь взять ключ и идти дальше по своему пути. Некоторые, кто не находит своих детей или забывают свою цель остаются здесь, скитаются, потом оказываются за барьером. Там они вечно останутся бродить в своих воспоминаниях, теша себя оправданиями. Они теряют реальность и становятся живыми тенями.- он помолчал немного.-  Как бы там ни было, ты наша мама. Мы тебе такой судьбы не хотим.
Как будто дождавшись разрешения, Леда бросилась к Ирме и крепко-крепко обняла ее за шею.  Ирма осторожно ответила на ее объятья. Что-то странное было в этот момент, казалось, что эти чужие руки, только оболочка чего-то внутри, теплого мощного, совсем не нуждающегося в руках, ногах, голове с этой отвратительной болью. Как будто всей душою ей удалось обнять, такую теплую, родную и настоящую дочь.
Ирма с опаской подняла глаза на Талка, боясь что тот осудит сестру за ее неразумные эмоции. Но мальчик поколебавшись немного, сам подошел и обнял их. Возможно, не столько ради матери, сколько ради сестры.
- Ой, у меня же пирог остывает!!! – внезапно вспомнила Леда и бросилась накрывать на стол.
Пирог был отменным. Ирма будто научилась чувствовать все по новому, как будто тело в котором она находилась, вот-вот развалится и выпустит на свободу ее новую, чистую, не замаранную чем-то страшным в том прошлом, где она смогла так провиниться перед детьми. Неуверенность за столом не уменьшилась, не смотря на то, что Талк пытался шутить, а Леда почти все время улыбалась, не сводя глаз с матери. Ирма тоже глядела на детей не скрывая любопытства. Как будто пытаясь напиться ими, чтобы на всю жизнь, навсегда.
- Скажи, - обратилась она к Талку, - А что это за город? Как вы здесь оказались?
- Все просто. – радуясь найденной теме, резво взялся отвечать Талк. – Это город не родившихся детей. Тех, кто мог родиться и жить, но родители не захотели их. – он запнулся, глядя на реакцию матери, не хотелось нарушать то хрупкое взаимопонимание, которое возникло между ними в последний час.
Ирма подавилась чаем, но тщательно скрыла это. Никак ей было непонятно как же дети, которых кто-то убил, могут быть такими живыми и теплыми. И она спросила об этом, чтобы прекратить неловкое молчание:
-  Но ведь вы живые и растете?
- Да, - улыбнулся мальчик, - Каждому из нас после той смерти задают вопрос, чего мы хотим. Многие в тот период хотят увидеть маму, поговорить с ней, узнать, почему …так случилось, - Талк старался подбирать слова, потому что у Леды снова покраснели глаза. – Кто-то сразу отправляется в новую жизнь, а кто-то как мы отправляется сюда, ждать. Сначала в течении трех лет мы проходим обучение в специальном центре, где нам дают множество необходимых навыков и знаний. У нас нет такой длинной жизни здесь, как среди обычных людей, поэтому в три года мы приходим в город способными сами себя обеспечить. Все выполняют посильную работу. Мы сами строим этот город и ждем. Сама понимаешь, когда проживешь двенадцать лет надеясь только на себя, трудно понять зачем вообще нужно ждать родителей. Многое становится очевидным. Это там, среди людей о нас никто не знает, а мы то знаем о войнах, болезнях, нищенстве. У нас этого нет. Некоторые из родителей, которые приходят искать ключи, конечно вызывают впечатление, что по городу бродят нищие, но им уже не нужно еды. Ты ведь знаешь? Это привычка тела. Мы стараемся заботиться о них и даже о тех, кто за барьером первое время. Не все из нас готовы простить. Вот как Артур, например, ты, видела его на станции, он говорил мне. Он так ненавидит своих родителей, за то, что они его убили, что всем приезжающим это показывает. Многие берут с него пример.
Талк наклонился и заглянул в глаза Ирме, без злобы, просто то, что он говорил должно было проникать не только через уши, всем духом должна была ощущать эти слова его мать. Ирма знала что так и должно быть.
- Это трудно. Это невыносимо трудно начинать здесь. Приходим мы сюда в три года едва овладев своим телом. Да, мы уже многое знаем, но это не особо помогает адаптироваться к вполне взрослому миру.  Мне едва исполнилось пять, когда однажды вечером я обнаружил, что от моего материнского ключа осталась лишь половина. Я сразу же понял, что у меня появился брат или сестра в этом мире и через два года и девять месяцев уже начал искать вторую половину ключа у всех вновь прибывших в город детей. Только через четыре месяца я нашел Леду, которая уже в первые дни пребывания здесь хлебнула сполна горькой доли новичка. Я забрал ее с собой. Старался быть ее защитой. Она радовала меня успехами. Сейчас мне кажется, что нельзя было иначе. Мы оба должны были быть убиты, чтобы оказаться здесь и быть нужными друг другу настолько. Но не все объединяются. Некоторые ненавидят своих братьев и сестер одинаково сильно, как и родителей. Хотя у некоторых и отец и мать общие. Вот у нас с Ледой отцы разные. Вот посмотри.- Талк достал из-под рубашки еще одну цепочку, на которой висел целый медный ключ. – Он целый, это значит, что мой отец больше не был причиной смерти ребенка. А вот у Леды только маленький кусочек отцовского ключа. С таким кусочком даже смысла нет искать родственников. Да и отец ее если явится, наверняка не сможет найти всех детей, чтобы собрать ключ. Надеюсь, что не явится.
- А разве может не явиться? – обеспокоилась Ирма, она силилась вспомнить кто же они, отцы этих замечательных сильных и непомерно добрых детей, но ничего не могла вспомнить, только боль заставила ее сощуриться.
 - Конечно можно. Многие не приходят. Матери чаще приходят, и те не все. Вот к Артуру так и не пришли. Отцов ключ пропал два года назад, это значит, что тот умер, но не решил проститься с сыном, а материн в прошлом месяце. Но ее не было здесь, это точно. Уж он бы всему городу рассказал, что отправил мать за барьер.
- Значит, он и дальше остается здесь, не смотря на то, что не достиг цели повидаться с родителями?
- Да, у всех нас контракт. До шестнадцатого дня рождения мы здесь. А потом в новую жизнь, забывая о старом. Не прожив полной человеческой жизни, мы ведь не можем идти дальше. Когда исполняется шестнадцать, мы садимся в поезд и уезжаем, только нас он доставляет назад, а тех, кто получил ключи вперед. Мы ведь тоже должны убить своих детей, наверное, кто знает, как сложится наша настоящая жизнь.
Ирма хотела спросить еще о гранях, но почему-то поняла, что нельзя задавать детям этот вопрос. Ребята предложили ей остаться на ночь, а потом обещали проводить до станции. Серебристый ключ ставший одним целым из двух половинок, как только они обе оказались в руке Ирмы, она положила под подушку. Ночью она долго слушала дыхание детей и никак не могла понять себя ту, отказавшуюся от этого счастья.
Глава последняя, а может крайняя.
Путь до станции занял совсем немного. Дети как будто заставляли мир вокруг двигаться быстрее, гореть яркими красками и звучать. Та часть города, которая показалась Ирме недавно очень тихой, сегодня шумела птичьими трелями, шуршала желтеющей листвой и даже напевала какую-то интересную мелодию из открытого окна. Ребята тоже шумели по дороге, показывая матери город, здания, построенные с участием Талка, необычные места. Проходящие мимо дети с интересом наблюдали, за необычной семьей. Некоторые не скрывали удивления, другие неприязни. Многие здоровались с Талком.
На станции их встретил Артур. Все с той же брезгливостью он оглядел всю компанию.
- Я не думал, что ты такой слабак, Талк! Мамочку пожалел! – крикнул он с презрением.
Талк только усмехнулся, он действительно был по настоящему взрослым. А вот Ирма не выдержала:
- Мой сын не слабак! Он сильный и смелый парень, который не испугался своей матери! – выкрикнула она прямо в лицо Артура. И сама смутилась своим словам. Как можно осуждать мальчика, оказавшегося в такой ситуации?
Поезд не заставил себя ждать. Дети обняли Ирму по очереди, не давая ей сказать, как же хочется остаться рядом с ними.
- Так нужно. Ты же знаешь? Ключ у тебя и мы теперь знаем, что у нас хорошая… мама. Тебе пора. – сказал Талк.
Поезд подал гудок.
- Простите меня… - дрожащими губами прошептала Ирма.
- Ну ты же наша мама. – расплылась в улыбке Леда.

Электровоз тянул вагоны вперед, Ирма физически ощущала как тяжело тащить ему состав в вагонах которого сидят люди, так желавшие остаться, приросшие к этой станции, нет не телом, а духом. Боль в голове чужого ей тела стучала с прежним усердием. Только теперь она не беспокоила Ирму. Теперь она понимала, что скоро оставит это тело. Тело к которому она привыкла за тридцать восемь лет и которое умерло две недели назад в реанимации гор больницы №4, после шестичасовой операции. Она должна была ехать в командировку на поезде, но по дороге на вокзал попала в автокатастрофу. Осколком лобового стекла ей пробило голову. Врачи пытались спасти ее, но не удалось. Все это так не важно сейчас. И не важны все оправдания которые приходили в голову, два аборта в ее жизни имели место быть. Она так и не решилась завести ребенка и сейчас она отчетливо помнила всю свою жизнь.  Никчемную и пустую по сравнению с теми часами, которые она провела рядом со своими детьми в городе не родившихся детей.
А как же грани, Ирма? Расскажи нам о гранях!
У каждого свои грани. Тот человек, похожий на врача, спросил ее сразу после смерти, в чем  грани ее жизни? Кого она обязана поблагодарить и у кого попросить прощения, прежде чем уйти навсегда к новому существованию. Она вспомнила о своей матери и о своих не рожденных детях. Секрет прохождения граней состоял в том, что тот кому мы благодарны не узнает нас, а к тому перед кем мы виноваты, мы приходим без памяти. Грани пройдены. Впереди что-то новое…
18.08-19.08.2015года.