Сумасшествие

     Лето в разгаре, и наконец-то мы вырвались на природу... Традиционно уже несколько лет отправляемся с палаткой двумя парами на какое-нибудь озеро, но есть и облюбованное, где на суку сосны висят трусы моей жены, которые она когда-то повесила сушить и забыла.
     Вот было смеху, когда на следующий год приехали, а они висят, – правда, потеряли свою белизну от постоянного намокания и высыхания. Нет, мы их не сняли и решили, что это будет наш флаг.
     И на этот раз не стали мудрить и поехали на то же озеро, на то же место и, конечно, в той же компании. Как всегда, всё решалось в считанные часы, позвонил Витя и сообщил, что даёт нам три часа на сборы, и тут же, не желая слушать мои протестующие вопли, положил трубку. Я передал суть разговора жене, и уже вдвоём мы продолжили голосить и крыть его всякими словами...
     Но делать нечего, позвонил маме и попросил побыть с детьми парочку дней, заверив её, что в воскресенье, как можно пораньше, постараемся приехать и забрать их домой. Понятно, что мама малость потерзала меня, но в конце концов согласилась, и я выдохнул, – ну, очень мы любили эти выезды.
     Буквально через четверть часика вновь позвонил Витя и поинтересовался, на каком мы этапе сборов... Я с радостью сообщил, что ему надо подъехать пораньше и закинуть детей маме, а Любочка уже сражается с морозилкой, вытаскивая свининку на волю. Естественно, он поинтересовался насчёт смазочной жидкости, и я его заверил, что всё в порядке, трёхлитровая баночка уже наготове. Витя удовлетворённо засмеялся и сообщил, что уже едет за Леркой, потом в гараж догрузиться и через часик будет у нас.
     Пока шли переговоры, пока я выставил заветную баночку и почесал лысину... – жена моя уже покидала в пакеты мясо, какие были овощи и прочую снедь. Быстро переоделись в походную форму, вышли на балкон и стали ждать, обсуждая насущные вопросы.
     В квартире дети собирались к бабушке, это не было для них наказанием, а с точностью наоборот. И, когда ожидание достигло зоны кипения, во двор въехала вишнёвая троечка, сигналя на ходу. Дети схватили свои пакеты и, поцеловав нас на бегу, покатились вниз по лестнице.
     Лера вбежала к нам на пятый этаж, помочь спуститься с нелёгкой поклажей, а Витя в это время повёз детей к маме.
    
Всё – вещи, продукты и мы упакованы в машину и поехали... Сидя в жигулёнке, бурно обсуждаем сборы, поругиваем со смехом Витю, понимая всё же, что ему надо вырваться из семьи, они уже несколько лет являются с Лерой любовниками, и он никак не решится на окончательный разрыв ни с той, ни с другой, какая-то "зимняя вишня".
     Через полчасика мы уже съезжаем с шоссе на грунтовку, петляем между соснами и берёзами, елями и осинами, приближаясь к заветному безлюдному месту.
     По дороге Лера кричит, что видит грибы и просит остановить, но не получает поддержки, время подгоняет, скоро стемнеет, а надо ещё расставить палатку, натаскать хвороста, срубить берёзку для вкусного дымочка от шашлыка.

     И вот мы на месте, на сосне гордо развеваются трусы, шелестят листья, на закат задорно поют птицы, и много других невероятных звуков: стрёкот, жужжание, попискивание, а внизу в метрах двадцати плещется озеро, большое, но заросшее, и только в некоторых местах открываются прогалины, где мы замечаем палатки и дымы костров рыбаков, но мы уже знаем, что завтра утром они уже съедут отсюда, это же рыбаки, а не такие мудаки, как мы.

     Замечу сразу, что никто из нас любовью к рыбалке не страдает, и, когда иногда в поисках свободного места подъезжают компании, они очень удивляются, не видя снаряжения, однажды даже рыбнадзор нагрянул, не столько для того, чтобы поймать нарушителей с сеткой, сколько выпить на халяву. И какое было их разочарование, когда они не нашли ничего предосудительного и даже более того, – ничего, связанного с рыбной ловлей.

     Мы вышли из машины, потянулись, вдохнули чистый дурманный воздух, посмотрели на озеро, где пламя заката переливалось всеми оттенками от лимонно-жёлтого до пурпурно-алого и приступили к делу. Витя поставил жигулёнка под сосну с флагом, вытащил наружу колонки и врубил нашего любимого Александра Новикова.
     И вот под "На последнюю пятёрочку" мы развили бурную деятельность: в считанные минуты с Витьком расставили палатку, развернули брезентовое покрывало для импровизированного стола и пошли в чащу за дровами для костра, дефицита в лесу не наблюдалось.
     Витя начал складывать костёр, а я взял топорик и пошёл срубить берёзку, стараясь найти неприглядную, кривоватую, очень жалко рубить красу, хотя вокруг тлели в штабелях многие кубометры качественного в прошлом леса.
     В это время наши девочки накрошили салаты, начистили картошечку, нанизали на шампуры мяско для шашлыков вперемешку с лучком, на покрывале появились какие-то баночки с маринованными огурчиками, перчиками, томаты, лечо... – и над поляной повис аппетитный запах костра и еды...
     И пока нагорали угли, мы дружно упали на покрывало, я вручил Вите баночку моего фирменного самогона, настоянного на дубовой коре, ванилине, кофе, гвоздике и напоминающего своим видом настоящий не то армянский, не то французский коньяк, а что касается запаха и вкуса, то тут уж на любителя и на реалии времени, времена-то Горбачёвские.
     С каждой новой рюмочкой всё меньше одолевали комары, то ли намазались хорошо, то ли дым костра, то ли дух нашего коньяка их отгонял, но становилось всё уютней, сытней и веселей. Уже картошечка поспела, и шашлыки выстроились в ряд на противне, уже и гитару расчехлил, и мы дружно спели любимые песни, перекрикивая порой друг друга, – понятно, коньячок уже заиграл.

     Незаметно потемнело, и, когда мы замолкали, перекуривая или отходя в сторонку по нужде, нас обволакивала тишина леса с его ночными шумами: шелестом листьев, плеском невидимого сейчас озера и редким криком ночной птицы... Блаженная сытость и пьяность разливались по телу, приятно шумело в голове, и по первому предложению, раздевшись, мы гурьбой скатились к озеру и погрузились в благодать его освежающей воды. Потом Витя попросил Леру принести шампунь, и она крикнула от машины, что тут только яичный, – пойдёт?..
На что Витя заметил, что пойдёт, им и голову мыть можно. И мы дружно рассмеялись, уловив смысл шутки.
     Накупавшись и намывшись, вернулись к костру, подкинули дровишек, выкатили баночку и продолжили банкет. Перебивая друг друга, бурно обсуждали различные проблемы насущной жизни – работу, семью, друзей, политику и трудно даже назвать тему, которой мы бы не коснулись в этих обсуждениях.
     И тут грянул гром среди ясной ночи, Витя в чём-то не согласился с Лерой, она пошла в атаку, всё более распаляясь, не последнюю роль здесь играл и градус моего коньяка, а Витёк ещё прошёлся на тему куриных женских мозгов... – и в этот же миг очередная рюмка коньяка выплеснулась ему в лицо...
     Не будем перечислять все бранные слова с обеих сторон и наши увещевания, но накал достиг критической формы, Витя поднялся и замахнулся, Лера вскочила и рванула в лес...
     Потихоньку наш друг успокоился, налил по очередной рюмахе, и потекла дальше спокойная беседа. Я и Люба уговаривали его позвать Леру к костру и закончить этот сыр-бор примирением. На последнее он был согласен, но идти за ней наотрез отказался, сказав, что перебесится и сама вернётся.

     На сердце было неспокойно, я поднялся и углубился в темноту леса. Всё дальше отдаляясь от бивака, постоянно звал её, прося не дурить и продолжить наш праздник. За спиной, по мере моего продвижения вперёд, затихали музыка и голоса моей жены и Вити, и вдруг из-за дерева шагнула Лера, обвила меня за шею и впилась жадным поцелуем.
     Земля поплыла из-под ног, куда-то пропали все звуки, запахи, и только реальность происходящего взорвало мою плоть от макушки до ступней… Не осталось ни одной здравой мысли, только горячие жадные губы, податливое тело и дикое, первобытное, давно не испытываемое желание. Желание, не сравнимое ни с чем на свете, желание соития с идущим к тебе навстречу телом без каких-то оговорённостей, предрассудков и страхов.
     Я ответил на поцелуй не менее страстно, мои руки заблуждали по дрожащему от вожделения телу, то тиская шикарную грудь, то гладя округлости бёдер...
     Руки Леры стали недвусмысленно стягивать мои спортивные штаны... И тут я потерял окончательно всякую осторожность, благоразумие, кодекс чести и ещё чёрт знает что... Мы мягко опустились на траву и, помогая друг другу, сорвали мешавшую одежду... При этом все наши действия по освобождению от одежды, поцелуи и ласки происходили в полной тишине, мы не произнесли ни одного слова, и только лёгкий стон нарушил эту тишину, а затем прерывистое дыхание...
     Боже мой, это было сумасшествие, мы потеряли представление о месте и времени.
     Наконец-то мы оторвались друг от друга и после последнего нежного благодарного поцелуя раскатились… и над нашими головами опять зашумел лес, стали слышны крики ночных птиц, жужжание и попискивание, вдалеке звучала музыка, распинался Розенбаум со своей песней «Нинка, как картинка», и доносились голоса наших партнёров по гулянке.
     Помогая друг другу, молча нашли одежды, быстренько привели себя в порядок и поспешили обратно к костру.

     Вернувшись как ни в чём не бывало, уселись на свои места, Витя налил по мировой, и вскоре девчонки ушли спать в палатку, а мы ещё долго сидели у костра, иногда выпивая по маленькой и попыхивая сигаретками.
     На рассвете затушили костёр и залезли в машину, где вскорости заснули. Я, несмотря на далеко нетрезвую голову, засыпал с мыслью вины и блаженства.
     Нет смысла описывать утреннее похмелье, лечение, свежий грибной супчик из грибов, что насобирала Лера к нашему пробуждению.
     День прошёл очень спокойно, мы много купались, загорали, обедали с малой долей алкоголя и славно провели вечер, мирно беседуя, попели песни под гитару и добили заветную баночку до конца, и это сделали намеренно, ведь утром из солидарности с Витей у нас был закон – никто и нисколько.

     Ещё долгие годы мы продолжали дружить, встречались и в лесу, и в квартирах друг друга, потому что вскорости Витя всё же ушёл из семьи и они поженились с Лерой, но никогда мы с ней ни словом не обмолвились о том случае, хотя часто ловили взгляды друг друга, в которых светились не только дружеские чувства, а откровенная похоть.
     Всё уже в далёком прошлом, часто с женой вспоминаем те выезды в лес, наших друзей, давно покинули ту страну, уже умер Витя, потеряв в девяностые свою влиятельность и блага, жили они плохо и материально, и морально, постоянно ругались, то разбегаясь, то сходясь.
     Но об этом подробно писать мне не хочется, но ту ночь, ту страсть, то сумасшествие я не забуду до конца своей жизни...