Петр Петрович

Петр Петрович, проживал на втором этаже деревянного дома на улице Зарядная приморского городка с неважнецким названием. Стоило бы отметить нечто примечательное в жизни сообщества, обитаемого в сим городке, но оно все еще только планировало чем-нибудь запомниться, поэтому отличительных особенностей достойных упоминания не имело.
Чего нельзя было сказать о Петре Петровиче. Он не только заслужил достопочтенное внимание, но и всяким своим днем преумножал содеянное, однозначно рассчитывая на соцветие лавра на собственном челе.
Нельзя упомянуть, что деятельность его в городке была разносторонней, но определенно имела отличительный характер. Все дело в том, что Петр Петрович увлекался плевками в землю.
К этому занятию он пристрастился, по упоминанию близких родственников, еще с молодых своих лет. Виною зачатия его способностей послужила то ли необходимость в болезнь избавления от мокроты, то ли случайно упущенная изо рта пища. Так или иначе, результат вдохновил юного в ту пору Петра Петровича на регулярные упражнения в таком времяпровождении, чему он с легкостью душевной и отдался в полной мере.
Поскольку Петр Петрович был выходцем из семьи образованной, заполучил собственное образование, и даже овладел тремя иностранными языками, любое свое действо он производил с достоинством и придавал ему научное обоснование, соответствующее статусу. Впрочем, к его дарованию в плевках это относилось, увы, не всегда, а с годами взросления и вовсе иногда упускалось как не обязательное.
Но надо отметить, что начало собственной практики в порче придомовой территории Петр Петрович обставлял всегда с надлежащим шиком и выходил на терраску плеваться с таким апломбом, будто появлялся не иначе, как примой в опере.
Он лихо заламывал темя к, как он полагал, благоволящим ему небесам, и бил в воздух поклон со свистом отправляя к земле содержимое собственного рта. Накрахмаленный воротничок трещал на его шее, а раструбы брюк щелкали в унисон, выдавая участие в плевке всего тела Петра Петровича и изрядную его сноровку в придании великой инерции посылаемому снаряду.
Из иллюстрированных журналов Петр Петрович знал, что в моде были густые и стриженные на особый манер усы, поэтому какое-то время имел для себя важным обзавестись собственными. Но вскоре вынужден был с ними решительно расстаться, потому как оные то и дело вносили корректировку в траекторию плевка, а, как я уже упоминал, Петр Петрович был человеком образованным и обстоятельным, и в занятиях своих стремился к безукоризненности.
Все дело в том, что помимо упражнений в дальности, с позволения сказать, стрельбы, Петр Петрович ежедневно должен был, как минимум, троекратно отправить собственные отходы исключительно в одно и то же место. Для этого упражнения он намеренно кушал прежде брусничное или черничное варенье, что позволяло сделать отметку очевидной не только его глазу, но и приглашаемым им бахвальства ради зрителям. Здесь следует отметить так же и то, что домочадцы занятия Петра Петровича если и не поощряли, то вынуждено со временем стали к нему относиться с пониманием и даже уважением. В конце концов, в городишке редко кто обретал какие-либо заслуги, и на фоне общего серосподвижничества увлечение Петра Петровича имело значение и не малое.
Не иначе как по этой же причине со временем все ближайшие соседи стали приходить к часам тренировок выдающегося земляка и наблюдать за ними с великим интересом. А когда посредством печати в местной газете увлекательных репортажей с места ристалища и все жители городка узнали о пристрастиях Петра Петровича, площадка за его домом стала паломничеством для каждого, кто считал себя человеком высокого общества и интеллекта.
Более того, в ста шагах от места жительства и вершения подвигов Петра Петровича была открыта букмекерская контора, в которой делались ставки на спортивные результаты выдающегося гражданина. И, надо признаться, ставки были немалые, что позволило некоторым сколотить состояние на ловкости героя города.
Поговаривали, что даже из столицы в городишко стали приезжать туристы исключительно ради удовольствия лично убедиться в присутствии на земле выдающегося мастера плевка. А в родной губернии Петра Петровича повсеместно стали возникать школы последователей и начинающих спортсменов в плевке. Многие из зачинателей своих школ хвастали, что лично брали уроки у патриарха искусства Петра Петровича, однако, смею заявить, что подверг бы это сомнению. Известно было, что Петр Петрович был хоть человек и охочий до речей, но предназначал их исключительно своим родственникам и близкому кругу друзей, в число которых входили только станкостроитель Блюм и помещик Брюхов. Но те абсолютно точно если и плевали, то весьма посредственно и, в большинстве случаев, украдкой от общества.
Тем не менее, слава, добытая Петром Петровичем для городишки, а равно новые торговые пути и связи, породили инициативу городских властей увековечить при жизни облик выдающегося земляка, для чего был сделан запрос в Кострому известному зодчему. Тот, приехав, побыв свидетелем ежедневной тренировки Петра Петровича и воодушевившись его искусством, тут же обязался сработать за год в граните образ сего русского богатыря непосредственно в момент свершения очередного достижения. При этом зодчий заверил главу городка в том, что вылетающий изо рта статуи плевок будет в точности как живой. После чего появилась идея, а не наделить ли статую возможностью извергать фонтан, что позволило бы ее разместить на центральной площади города и тем самым уровнять город с самим Петергофом. Статья о проекте статуи наделала тогда много шума в городе, а сердца влюбленных забились чаще от мысли о возможности скорых свиданий у фонтана изо рта их соотечественника.
Но, увы, этим планам так и не суждено было сбыться. Как говорят, у всякой медали есть и оборотная сторона. Так судьба оказалась немилостива и к Петру Петровичу.
Возросший интерес к городу, порожденный в сущности юной шалостью Петра Петровича, вынудил городское управление срочно решать вопрос с дорожной сетью. О необходимости этого на публичных слушаниях решительно заявили все деловые люди города, приумножавшие усилиями славы Петра Петровича свои богатства день за днем.
Дом же Петра Петровича находился аккурат в центре города, и расширяющаяся магистраль никак не могла быть проложена иначе, чем в обход дома как раз с его тыльной стороны. Таким образом, менее чем за два месяца под террасой Петра Петровича, с которой он систематически упражнялся в своем незаурядном действе, была выстроена новая мостовая шириною в пять метров. Протесты семейства героя города потонули в криках ликования делового люда, никогда не желавшего класть сентиментальность на чашу весов противоположную доходу.
В первое же утро после открытия новой дороги Петр Петрович как всегда напомаженный и набриолиненный вышел на террасу и запрокинул голову для первого столь важного для всего его дня плевка. Однако, когда он опускал привычным профессиональным жестом свое чело к низу, чемпионский снаряд застрял в его рту и не смог вырваться на волю. Виной тому послужило то, что на мостовой обозначилось движение масс людей и вместо привычных сердцу Петра Петровича площадок с мишенями виделись сплошь затылки, шляпы и шляпки прогуливающихся горожан.
Воспитание, образованность, да и весь уклад жизни Петра Петровича, заставил его стиснуть зубы и лишь оскалиться ими в беззвучной муке. Он застонал, и глаза застило поволокой бессилия. Однако то, что он продолжал держать во рту, требовалось выпустить вон. Вся его жизнь построилась к тому дню таким образом, что без оного плевка теряло смысл существование не только самого Петра Петровича, но и всего мироздания.
Горькие слезы прочертили на напудренных щеках русла потоков безысходности и отчаянья. И как тот не старался разжать зубы, те накрепко запечатали плотину на пути к жизнедеятельности хозяина.
Петр Петрович, пошатываясь, вошел назад в дом, сплюнул себе под ноги и рухнул на персидский ковер, отдав богу душу. За сим жизнеописание его окончилось. А влюбленные, утратив надежду на фонтан, вскоре позабыли о том, что Петр Петрович и вовсе существовал на белом свете.