Северная ведьма кн. 2. Гл. 23. Встреча на Барра-ди

        Встреча на Барра-ди-Тижука.
 
   Июнь 1992 года. В Рио-де-Жанейро завершалась Конференция ООН по окружающей среде и развитию. В залах для прессы уже шли заключительные брифинги, делегации организовывали пресс-конференции, а в специально оборудованных для этих целей небольших конференц-залах всё ещё продолжались обсуждения принятых решений.

 Десять тысяч делегатов от почти ста семидесяти стран разъезжались из солнечного Рио воодушевленные прошедшими здесь встречами, пламенными речами мужей науки, озабоченных перспективами дальнейшего развития цивилизации на планете, успокоенные речами вальяжных политиков, вдруг почувствовавших себя вершителями судеб человеческих. И сам факт этого планетарного собрания, присутствие на нем глав государств и общий настрой делегатов, осознавших необходимость поворота нашей цивилизации на новый путь развития, вселял большие надежды.

 Общий настрой у большинства присутствовавших на конференции был оптимистический. За исключением, конечно, тех, кто сомневался в том, что нынешние поколения готовы к сознательному повороту нашей цивилизации на новый путь развития, - развития, при котором человек поумерит свою гордыню и потребительский эгоизм и постарается жить в ладу с Природой.

   Виды солнечных пляжей Барра-ди-Тижука, открывающиеся прямо из окон многозвездных отелей, предоставленных делегатам Конференции, покоряли гостей своей грандиозной красотой. За тугой дугой полосы белых песков пляжа, отороченного пеной прибоя, простирался Атлантический океан, просторы которого в невидимой за горизонтом перспективе достигали африканского берега. И там, своим другим краем, таким же белым прибоем океан лизал багровые пески африканской пустыни Намиб.

 Эту картину не трудно было себе вообразить, глядя в синие дали вод, раскрывающиеся из окна многоэтажного отеля, очарованному гостю Рио. В жаркие июньские дни океан плавился всеми оттенками синего и зеленого цвета и, отказавшись от горизонта, сливался с таким же синим куполом неба, заканчивая этим картину бескрайности и безграничности окружающего мира. Картины девственно чистого океанского простора, дополненные живописными видами скалистых, поросших тропической зеленью  холмов и зеркалами изумрудных лагун, окружали не менее живописный, сверкающий стеклами небоскребов мегаполис. Замечательное место на планете было выбрано для проведения такой значимой Конференции.

-   Райские места! Не находишь, Варюшенько?
-   И над всей этой красотой парит Христос.
-   Да, Варюшенько. Христос Искупитель. Мне иногда кажется, что эту статую благословили свыше.  В ней так много символизма и, одновременно,  убедительности…, так превосходно передан образ Христа…, а как удачно он поднят над городом, над людьми! Вот это все и наводит меня на мысль о благословении.

   На открытой веранде Windsor Barra Hotel в легких креслах сидит группа людей. Час ранний, посетителей веранды мало, эта группа сидит обособленно у края, лицом к океану. Кресла отодвинуты от столов, в руках у людей чашечки кофе, сока, или просто ничего нет, как у женщины в широкополой шляпе, закинувшей руки за голову и устремившей взгляд за горизонт. В группе две женщины и четыре мужчины. На первый взгляд их ничего не объединяет, нет пар, нет одинаково одетых, но есть одно, едва уловимое – они не отдыхающие и не туристы, они здесь вместе и не случайно.  Вероятно, это члены одной из делегаций, участвовавшей в Конференции.
 
-   Я впервые начинаю сомневаться, что с моим Питером ничто не может сравниться, - вторая женщина, сидящая чуть дальше от края веранды, надвинула козырек белой бейсболки на глаза, закрывшись от еще низкого солнца, - и это притом, что я мир повидала.
-   Ведана, ты считаешь, что пришло время говорить «Питер»?
-   Санкт-Петербург, господа, Санкт-Петербург, - Ведана улыбнулась повернувшейся к ней Варе, - да, да, скоро это будет естественно, как глоток воды.

-   Ну, вот уже и «господа» вошло в обиход.
  Это сказал мужчина в белой рубашке с голубой бабочкой. Пиджак висит на спинке его кресла. Это Воля. Василий Михайлович. Тот самый секретарь райкома партии, что в конце шестидесятых присутствовал на «совещании тройки» в доме поселкового лекаря. Он не изменился внешне, только в осанке появилась лёгкость жестов и вальяжность европейского джентльмена. Что говорит о том, что он давно уже не секретарь райкома.  В молодом человеке,  высоком  блондине нетрудно узнать Германа. Он со стаканом сока в руке стоит, облокотившись на перила и, прищурившись, рассматривает что-то на белой полосе пляжа.
 
-   Что ты нам скажешь о местных мулатках? - Ведана хитро косится на Германа, - как эксперт, - она уже откровенно улыбается, - Варя, ты посмотри на него, у него взгляд орла. Стервятника…, нет, нет, не смотри на меня так, я…  в хорошем смысле. Он парит над пляжем и высматривает добычу.
   Герман улыбается, кивает ей и отходит от перил, садится в кресло. Потом встает, переносит кресло ближе к Берко и матери.
 
-   Ма, неужели я сижу рядом с Великим Берко?
   Старый Берко сидит глубоко в кресле, раскинув руки на подлокотники, голова с седой гривой волос прямо держится на широких плечах. На нем белый полотняный костюм и ярко зеленая рубашка с широко распахнутым воротом. Он тоже внимательно рассматривает Германа, улыбаясь одними глазами. Варя с другой стороны подвигается к Берко, гладит его руку, лежащую на подлокотнике.

-   Милый мой Берко! Как я по тебе соскучилась! Позволь сказать тебе комплимент. Пусть это будет не в теме, не соответствовать моменту – я скажу. По родственному. Хорошо?
-   Говори, Варюшенько. Правду говори. Комплименты прибереги, - Берко положил свою большую ладонь на руку Вари.

-    Я все эти дни любовалась тобой. Если бы ты глянул на себя со стороны – это блеск! Светский лев! Как на тебе сидел смокинг! А черная с белым бабочка! Вы видели? – она обращается к остальным.
-   Друзья! Друзья! Вы спросите у меня, - поднимает руку Воля, - я то знаю уважаемого наместника много раньше вас. А по настоящему мы с ним пересеклись уже в экспедиции Арсеньева. Да? Это тысяча девятьсот шестой  год?– он спрашивает у Берко, - Ты был там стрелком, казаком.

    Берко кивает головой и прищуривается. Будто что-то значимое вспоминает.
-   Да-а. Уссурийский край. 
-   Так что, мне есть с чем сравнивать нынешний наряд этого достопочтенного человека, - Воля кивает сам себе и, забросив ногу за ногу, оглядывает всех присутствующих.

-   Кстати…, - Берко говорит так, чтобы слышно было всем, - мне сейчас вспомнились слова Владимира Клавдиевича Арсеньева. Из его дневника. Вот послушайте, и вы поймете, почему я вспомнил их сейчас. «Боже мой! Какой эгоист человек? Какое он хищное животное. Как бы процветала фауна и флора, если бы человека не было! И он ещё осмеливается называть себя царем земли, царем природы. Нет, он бич земли – это самый ужасный хищник земли, беспощадный, свирепый, ужасный». А? Каково? Мне стоило самому выйти к трибуне и сказать эти несколько строк из дневника великого землепроходца.
 
-   А кто на этом форуме, как ты говоришь, знает Арсеньева? – усмехнулась Ведана, - я обратила внимание, что наибольшее впечатление на делегатов производили цифры. Людей, - она вздохнула, - интересует больше всего  статистика. Цифры.
 
-   Вот и, несмотря на весь ряд ужасных, казалось бы, цифр, - продолжил Берко, - что приводились в докладах, все было нивелировано округлой дипломатической лексикой и беспочвенными обещаниями. Если бы все произошло так, как нами изначально задумывалось, то первый форум должен был состоять только из одних ученых и, - поднял палец, - «посвященных» людей, наиболее четко осознающих действительное положение вещей. И вооруженных вескими доказательствами. Они должны были нарисовать абсолютно реалистичную перспективу для следующего форума. На который, следовало бы собрать не  действующих в настоящее время руководителей стран, временщиков, а тех, кто дергает за нитки. Кукловодов.
 
-   Зачем так говоришь, уважаемый Берко? – в разговор вступает до этого молчавший средних лет мужчина с черными, тронутыми сединой усами и такой же черной шевелюрой с серебром на висках, - те, кого ты назвал кукловодами, получают самую достоверную информацию, что называется, из первых рук. Абсолютно точную, достоверную. И мы все это знаем. Другой разговор, мы знаем, что эти кукловоды очень эгоистичны. Очень! Алчны! И их представители были на этом форуме. Я каждого из них в лицо знаю. Они были…, и влияли…, так же, как и мы. Борьба приобретает все более открытый характер.

-   Я идеализирую, Ираклий, поэтому спорить с тобой не буду. Я ведь сказал – «если бы». Ты всё понимаешь. И все мы все понимаем. И там, - Берко, откинув голову, глянул в синее бразильское небо, - тоже всё понимают.
-   Я считаю, что всё, что было запланировано – произошло. Точка. Карты, как говорится, легли на стол.
 
   Воля сказал это и повернулся к Ираклию.
-   И много их было, этих «представителей»? Твои люди с ними контактировали?
-   Да. Мы даже в некоторых вопросах нашли общий язык. Временно.
   Все невольно повернулись к Ираклию. Берко потянулся к стоящей на столе чашке кофе, отхлебнул, не глядя на Ираклия, сказал:
-   Мы все, конечно, эту информацию получим. Но, ты побалуй нас достоверным живым рассказом.
 
-   Ничего интересного, уважаемые. Я сам общался с двумя темными. Оба юристы. Оба не засвечены ни в одном громком процессе. Я проверил. Информации о них минимум. Им громкие имена не нужны. Понимаете, да? Но старцы, ещё те! Думаю, у каждого не менее полувека за спиной. Один представился израильтянином, второй швейцарцем. В глаза почти не смотрят. Спрашиваю: что вас заставило на контакт с нами выйти? Ответили оригинально. Если мы сидим, сказали, напротив друг друга, значит, встреча интересна для обеих сторон. А по сути вопроса? Нас, мол, устраивает тезис: «Оплату экологических издержек считаем невозможным перекладывать на плечи будущих поколений». И что? – спрашиваем. Считаем, отвечают, что надо уточнить. Численность «будущих поколений» должна быть сокращена значительно. Они сказали, что численность эту необходимо контролировать. Это существенное, абсолютно необходимое требование. Оно, мол, отвечает реальному положению вещей.  Как аргумент, вспомнили прогнозы Римского клуба о сокращении численности населения. Вспомнили «золотой миллиард».
 
-   Старая песня. Скучная встреча у вас получилась. А в чем же вы нашли общий язык? Я правильно тебя понял? Зная итоги, можно сделать вывод, что в сознательном переходе на новую модель развития наша конференция, несомненно, займет место инициатора.  Так в чем же мы уступили? – Берко пожал плечами, - это и было основной задачей форума.
 
-   Вот и я уже по итогам конференции делаю вывод. Раз конвенцию подписали большинство, это значит, общий язык временно нашли.
-  И то, что Джордж Буш не подписал рамочную конвенцию об изменении климата и конвенцию о биологическом разнообразии, это тоже результат. Так? – спросил Герман.

-   Да, это тот результат, который даст о себе знать уже через несколько лет. И этим заниматься будешь ты, Герман, - Берко вновь повысил голос, обращаясь ко всем, - да, друзья, пожелаем нашему молодому другу успехов. Он единственный из нас прибыл на конференцию официально, в составе делегации, и ему дальше продолжать наше святое дело в официальных органах власти. Ты будешь во всех правительствах России присутствовать в том или ином качестве. Это будут должности уровня заместителя министра, не ниже. Но и не выше. Министр должность «зоны риска». Министры уходят, замы остаются. У тебя будет очень много работы. Впереди горячие, я бы сказал – огненные годы. А мы рядом. Так, Варюшенько?

   Еще не меньше часа они сидели, вели неспешные разговоры. Постепенно, по одному уходили. Остались Берко, Варя и Герман. Варя так же сидела рядом с Берко, положив руки на его ладонь, и смотрела больше на дедушку, чем на окружающую их красоту. Герман снова отошел к перилам.
-   Видимо меня направят в ближайшее время  в Штаты, в наше посольство. Был такой разговор, - Герман говорил это, глядя вдаль, на белеющий у самого горизонта корабль.

-   Этого нельзя допустить, Варюшенько. Это твой вопрос. Я вступлюсь в крайнем случае. Он, - Берко кивнул на Германа, - нужен здесь. Я имею в виду – в Москве. Он и там, конечно, нужен был бы. Ничего страшного, найдем замену. Сейчас начнется распродажа ресурсов. Нужен контроль и, главное – учет. Чтобы потом легче было восстанавливать все, что разбазарят нынешние руководители. Ладно, эти вопросы решим в рабочем порядке, - он вдруг рассмеялся, - нет, вы обратили внимание на мой язык? «Вопросы решим в рабочем порядке». Нравится мне моя нынешняя поездка. Я в течение пяти дней превратился в чиновника. Нет, срочно домой надо. Олюшко послушает меня, не поймет. Но она меня и вылечит.

-   Да уж…, превращаться – это ты можешь, - кивнула Варя.
   Берко быстро перестал смеяться и окликнул Германа.
-   Ты бы нам рассказал, как у отца дела? Как вы с ним ладите?
-   Расскажи ему сынок, расскажи. Потом выяснится, что он это лучше тебя знает. И обрати внимание на то, какие он вопросы тебе задавать будет. Меня это всегда забавляло. Еще в раннем детстве. Я ведь дедушкой воспитана, - Варя положила голову на плечо Берко, - белеюшко мой.

-   Мне кажется, что у отца именно сейчас всё в порядке. Он быстро освоился в роли директора завода со своеобразной технологией и спецификой. Вы же знаете, что он директор стекольного завода? Well. But, i think… извините, я думаю, что у него скоро начнутся проблемы. Я могу об этом говорить?
-   Говори, говори. Мы тебя внимательно слушаем. Садись ближе, подвинь кресло, мы возьмёмся за руки и будем друг друга слушать. Помнишь, Варюшенько, мы так с тобой разговаривали?

-   Помню. Кажется, что буквально вчера это было, - Варя прищурила глаза и улыбнулась, будто солнце ей лицо неожиданно лучом погладило, - Герман, ты эти дни на английском общался?
   Герман, взяв руки матери и Берко, остался стоять между их креслами.
-   Да, ма. Вы меня извините, инерция.
-   И что ты думаешь? Что там, у отца, проблемы?

-   Знаете, отец очень консервативный человек. Я имею в виду его представление о справедливости, о…, как это сказать…, о социальной справедливости основывается на ваших старых, советских законах и установках. Да? Можно так сказать?
-   Герман, ты говоришь «ваших»?
-   Варюшенько, это не существенно, это нормально, - Берко чуть пожал ладонь Вари, - и что, Герман, ты считаешь, что это помешает ему вписаться в новую формирующуюся структуру?

-    Структуру чего? По старым меркам – он промышленник. Производственник, да? А в ближайшие годы промышленность полностью будет уничтожена. Во всяком случае, большая её часть. Тем более стекольная. А горячие головы уже подумывают о вступлении в ВТО. Представляете? Конкурировать нашим граненым стаканом с «Богемией»! Смешно.
-   Это отдельный разговор, Герман. Итак. Что с Виктором? Его завод выпускает граненые стаканы?

-   Нет, Берко, - Варя толкнула Берко плечом, - я об этом позаботилась. Он сейчас освоил конкурентоспособную продукцию. В ближайшее время он выйдет на рынок. Международный. Я подготовила клиентов.
   Берко чуть заметно усмехнулся. Он держал в своих руках ладони Вари и Германа и все это время слегка пожимал их ладони.
-   Какие вы у меня сильные. Нет. Могучие. От вас можно аккумуляторы заряжать. Шучу. Герман, что ты замолчал? У тебя ведь есть, что еще нам рассказать.

-   А мне кажется, что мы разговариваем. Только темы разговора у нас разные, - он глянул на мать, - ма, женщина, о которой ты спрашиваешь – девушка, Соня. Да, я к ней очень хорошо отношусь. Я тебе отдельно о ней расскажу. Если ты этого хочешь. А дедушка…, извини…, Берко, спрашивает, почему у меня такое критическое отношение к отцу.
-   Да, именно так. Все остальное я понимаю. Но я о личном. Что в его делах, в его жизни тебя настораживает?
-   Хорошо. Я скажу. Он не понимает, что вокруг него происходит, в облаках витает. Так говорят?

-   Ах, вот оно что. Ясно. То, что ты уже прекрасно ориентируешься в вопросах экономики и права – я не сомневаюсь. То, что ты схему классификации методов прогнозирования можешь мне вот здесь на столе начертить, не отрываясь, тоже уверен.  Я уж не говорю о других твоих «знаниях», - Берко повел бровью, - но почему тебе не понятен ход мыслей твоего отца?

-  Почему ты так думаешь? Ты не спешишь с выводами? – Варя тревожно посмотрела на Берко.
   Герман слова Берко воспринял спокойно. Даже улыбнулся.
-   Я говорю то, что чувствую. Так меня учили. Ведь чувствовать меня тоже учили.

-   Вот это и удивляет меня, - Берко отпустил их руки и откинулся на спинку кресла, - скажи мне, ты знаешь родословную своего отца? Интересовался?
-   Специально, преследуя какую-то цель, я этого не делал. Но в разговорах с отцом были случаи, когда он пространно объяснял мне, кто были мои прадеды по его линии.

-   А ты читал что-либо из того, что издавалось у Виктора Мороз в периодике? Ведь он успел, насколько я знаю, издать почти полный цикл своих « Писем». Ему, конечно, помогала эта женщина…, как её, Марго? Но, насколько я знаю, «Письма» хорошо были приняты читателями? - глянул на Варю, -  Ты следила за этим?
-   Это, я знаю, вызовет у тебя очередную ироничную улыбку, дорогой мой дедушко, но некоторые абзацы я могу процитировать на память.
 
-   А почему столько грусти в твоих словах?
-   Женская ревность, - Варя поправила шляпу и отвернулась к океану, - я ведь не только ведьма, я еще и женщина.
   Берко положил руку на плечо Вари и слегка погладил
-   Ты сама себе придумала этот статус?
-   Не знаю, что тебе сказать, дедушко, - Варя вздохнула, поправила широкие поля шляпы, - но, если посмотреть на меня и мою жизнь глазами простого человека, то, видимо, напрашивается именно такое определение: «северная ведьма».

-   Почему северная, ма?
-   Потому, что все остальное – на юге! – грустно улыбнулась Варя, - а я и моя страна – Россия, на севере! И ничего севернее нас уже нет.
-   Вы как дети, честное слово, - Берко шутливо нахмурился, -  а я все никак от Германа не добьюсь ответа на свой вопрос.

-   Знаете, я ведь понимаю, чего вы от меня добиваетесь, а как ответить не знаю. Я даже предполагаю, что сейчас начнется сетование на то, что я воспитывался в англосаксонском окружении, что не следовало меня в младенчестве вывозить из родной страны. Да? Что я холодный прагматик, что душевности во мне не хватает, для того, чтобы понять русскую душу. Вот, отца родного осуждаю, не понимаю его порывов. Да?

-   Никому в голову, Герман, не придет такие обвинения тебе предъявлять. И никто так не думает, не наговаривай на себя. А то нам придется тебя упрекнуть в неоправданном кокетстве. Хотя в молодости это вместе с юношеским максимализмом просто необходимая черта. Так вот. У твоей матери может быть свой взгляд на твои отношения с отцом, а свой я тебе скажу. Тебе он интересен?
-   Великий Берко, как ты такое можешь спрашивать?

   Герман склонил голову. Видно было, что делает он это искренне, без доли какого-либо позерства.
-   Ну, чтож. Первое, что ты должен знать. Наследственная цепочка предков твоего отца тянется от пращура «посвященного». Это значит, что в пятом поколении в твоем роду по отцу, - Берко поднял указательный палец, -  был муж, обладавший знаниями. Наследование этих знаний по какой-то причине прервалось, но способность к познанию сохранялась. Встреча твоего отца с «посвященной» женщиной, твоей матерью, вернула тебя в нашу общность. Многое из того, что я тебе говорю, тебе известно. Но я обращаю твое внимание на обстоятельство, которое ты не учитывал. Это принадлежность твоего отца к людям, обладающим способностями к познанию. Я не стану подсказывать тебе линию поведения с твоим отцом. Это должно произойти естественно. Но ты должен учитывать то, что я тебе сказал.

-   Я это знал.
-   Я так и предполагал.
-   Но я буду учитывать твою озабоченность. Видимо я не понял своей роли в его жизни. Или неправильно понял.
-   Твоя роль уже проявилась. Ты появился в его жизни. Это главное. А судить о нем, по-видимому, ты еще не готов. И в этом нет необходимости. Если вы заметили, - Берко глянул на Варю, - Виктор Мороз делает правильные выводы сразу за первой ошибкой или неудачей. С людьми это бывает не часто. Недаром существует шутка о «старых граблях».

  Теперь по поводу его настоящей работы на заводе. Такие люди оказываются всегда в нужном месте в нужное время. Он просто необходим сейчас коллективу этого завода. Он ведет и проведет еще этот коллектив через тяжелые годы, которые выпали на долю жителей нашей многострадальной земли. То, о чем ты говоришь, Герман, он видит и понимает. И вопросы конкуренции и проблемы в промышленности он прекрасно видит. Помогайте ему, - погладил по плечу Варю.

   Молчали не менее минуты, смотрели в сторону океана. Берко взял чашечку с остывшим кофе, отпил и оставил в руках, будто грея его в своих ладонях.
-   Вот, привыкну, будем с моей Олюшкой по утрам пить кофе. Ладушки мои, я вас не задерживаю? Может у вас дела неотложные, а вы тут со мной время теряете?
-   Ну что ты, дедушко! Я вот хотела тебя спросить, если выберу время осенью, можно к тебе в гости наведаться? В твои степи.
 
-   Скажи проще. Хочешь с моей Олюшкой повидаться?
-   Не скрою – хочу. Очень хочу! Неужели ты меня не понимаешь?
-   Ну, чтож. Будем ждать. Я вот ещё что хочу вам сказать. О Викторе Мороз. Он еще не стал на окончательный, определенный ему путь, но он готовится к нему так, будто ясно видит цель своего пути. Я с всё большим вниманием и уважением наблюдаю за ним. Такие, как он, обречены на созидание, на труд во благо других…, и это лучшая в этом мире обреченность.

-   Ты спрашивал, как я отношусь к его литературе? – Варя говорила задумчиво, с паузами, глядя в сторону океана, - мы ведь говорили о его литературе? А можно уже говорить о том, что он написал – как о литературе?   
-   Мы с тобой, Варюшенько, не литературные критики, пусть об этом скажут профессионалы. И читатели. А они уже сказали свое слово. Автора Виктор Мороз заметили. Видимо, он будет в числе тех, кто сохранил верность русским традициям в литературе.

    Берко говорил с паузами, каждую мысль, каждую фразу заканчивая, припечатывая обеими ладонями к подлокотникам кресла.
-  Не скрою, я возлагаю надежды на то, что Мороз придет к окончательному своему предназначению. Мне очень хотелось бы, чтобы его все больше интересовала история Руси. Приходит время обратиться к этой теме основательно.
 
   Глянул на часы и, извинившись, поцеловав Варю, спешно ушел Герман. Берко с Варей еще поговорили о Викторе, о Германе.
-   Варюшенько, девочка моя, ты пожалуй иди, я еще посижу, подумаю. У тебя вечерний рейс?
   Варя уже отошла от стола, но остановилась, будто что-то вспомнила, повернулась, посмотрела на Берко. И медленно вернулась, села на свое кресло.

-   Очень тяжело на душе. После смерти друга Виктора. Игоря Мячина. 
   После недолгого молчания Берко взял её руку.
-   Не уберегла? Это тебя мучает? Не кори себя. Ты не можешь решать все судьбы на свое усмотрение. Он был обречен. Будет еще много жертв. Это только начало, ты же знаешь.
 
-   Есть еще одно обстоятельство. Помнишь, мы с тобой говорили о Королькове, капитане? Тот, который попал в «ватагу» в Мурманске, а мы его вели. Так вот,   они с женой предали Игоря. Этого я не учла, а это и стало причиной беды.
   Берко молчал, глядел на Варю и гладил её руку.
-   Карма? – Варя усмехнулась и задумалась, глядя в сторону океана.
-   Невежество, - тихо произнес Берко.
-   Невежество? Почему – невежество?
- Потому, что невежество – это состояние, в котором человек полностью находится во власти обстоятельств. Или не имеет возможности думать. Боюсь, что в ближайшие годы невежество будет править бал. Этому невежеству могла противостоять только нравственность. А её …, - Берко развел руками.

Продолжение   http://www.proza.ru/2015/10/18/2209