О правде в искусстве слова

  В обильной почте, ежедневно доставляемой мне интернетом, часто приходит поразительная информация об Ионе Лазаревиче Дегене.
Этот человек действительно заслуживает самого высокого уважения. В июне 1941 года он, шестнадцатилетний, едва закончив девятый класc школы, добровольцем вступил в истребительный батальон, сражался, выходил из окружения, воевал в пехотных частях, был разведчиком, окончил танковое училище, командовал экипажем танка, потом танковой ротой. Гвардии лейтенант. Его танк уничтожил большое количество вражеской техники, включая самые новые немецкие танки и самоходные орудия. Награждён орденами и медалями, дважды был представлен к званию Герой Советского Союза (но не получил). Несколько раз был ранен. Вследствие тяжелейшего ранения в конце войны стал инвалидом. После войны окончил медицинский институт. Защитил кандидатскую и докторскую диссертации. Ему принадлежат многочисленные медицинские публикации и ряд новых хирургических методик. В 1977 году эмигрировал в Израиль, где продолжал работать ортопедом-травматологом. Автор большого количества стихов и других литературных произведений.
Каждая информация о И.Л.Дегене содержит короткое стихотворение, написанное им в 1944 году, особенно высоко ценимое авторами писем и вызывающе у них подчёркнутое восхищение. Ниже привожу его полностью.

Мой товарищ, в смертельной агонии
Не зови понапрасну друзей.
Дай-ка лучше согрею ладони я
Над дымящейся кровью твоей.
Ты не плачь, не стони, ты не маленький,
Ты не ранен, ты просто убит.
Дай на память сниму с тебя валенки.               
Нам ещё наступать предстоит.

У меня первое прочтение этого стихотворения вызвало ощущение сильного душевного неблагополучия, можно сказать, ошеломления, усиливающееся с каждым новым поступлением писем. Пытаясь разобраться в столь сильном ощущении, после долгих размышлений я решил примерить это стих на себя. Как говориться, не дай бог, но попробуйте и вы представить себя в такой ситуации.
 Страшный мороз военной зимы. Осколок шального снаряда разорвал мою амуницию, вспорол живот и часть грудной клетки. От ужасной боли перехватило дыхание, нет сил стонать, на глазах выступили тотчас же замёрзшие слёзы. Я ещё жив, но, без сомнения, не жилец. Тащить меня несколько километров в медсанбат под настильным огнём противника по глубокому, по пояс, снегу невозможно, да и не успеть. Рядом мой друг. С ним мы в боях с сорок первого. Только вчера в траншее спиной к спине отбивались от рослых, умелых в бою и напористых немецких солдат. И вот он, деловито согрев руки в моей, парящей на морозе ране, стаскивает с меня, ещё живого, валенки. С замёрзшего трупа снимать их труднее. Валенки ему нужны. Предстоит наступление, а его валенки истоптаны до дыр, изрезаны колючей проволокой. И тут, заметив в моих глазах какое-то движение, он не то утешает меня, не то объясняет мне свой поступок: „Ты не плачь, ты не маленький. Ты не ранен, ты просто убит…“
Если бы Деген написал (заметьте, это нисколько не нарушает ритм и стопность стиха): нам в атаку идти предстоит, то было бы ясно, что схватка должна начаться в самые ближайшие минуты. Это как-то объясняло срочность в изъятии валенок у агонизирующего бойца. Другое дело – нам ещё наступать предстоит. То есть боевые действия могут начаться спустя несколько часов или завтра, или через неделю… Иными словами: автор стихотворения недвусмысленно дал понять, что не было никакой срочной необходимости снимать валенки с умирающего.
Евгений Евтушенко назвал стих Дегена гениальным, ошеломляющим по жестокой силе правды. От прошедших войну людей мне приходилось многократно слышать другую правду. Раненый из-за потери крови гораздо тяжелее переносит холод, тем более, мороз. Зная это, друзья-соратники сразу же старались укутать раненного товарища, особенно его ноги, снимая с себя, полушубки, ватники, фуфайки. По-видимому, невоевавший Евгений Александрович пришёл к восхищённой оценке стихотворения Дегена, опираясь на информацию из каких-то других источников.
              В девятнадцать лет солдат Деген испытал столько, сколько многим не выпадает за всю жизнь, и научился зорко видеть действительность. Суть в анализе и оценке этой действительности. Если и вас восхищает стих Дегена своей правдой, то резонно спросить: какова моральная ценность этой правды? Возможно, стих правдиво изобразил конкретный эпизод страшной войны, обрушившейся на нашу страну. Но, раздумывая над словами Евтушенко, мне представляется, что, желая показать суровую и жуткую, калечащую физически и нравственно правду войны, Деген намеренно рассказал о мерзавце, способном, объясняя это целесообразностью, усугубить страдания умирающего соратника, сняв с него валенки на жгучем морозе. И тут имеет смысл задаться вопросом: что такое правда вообще и что такое правда в литературе?
Основательно покопавшись в справочной литературе, я сформулировал, может быть, не лучшее, но наиболее понятное мне определение: правда – наибольшее количество информации, максимально соответствующей действительному состоянию конкретного предмета, исследуемых обстоятельств или существу затронутого вопроса. Но имеющиеся представления могут изменяться по мере поступления новых сведений, более точно и более подробно, а возможно, и с совершенно новых позиций характерирузуя определяемый объект или процесс. А поскольку наши знания  бесконечно, постоянно и разносторенне пополняются, окончательная, абсолютная правда недостижима, сколь бы широки наши познания в этом направлении ни были на данный момент. Короче говоря, мы принимаем за правду то, что нам известно в конкретный отрезок времени.
Широко известному утверждению, что двух правд не бывает, противопоставляют парадоксальное  утверждение, что у каждого своя правда. И в самом деле: даже в науке точные сведения зачастую носят двойственный характер, то есть дихотомичны – расщепляются в процессе исследования проблемы. Несколько наугад выбранных примеров: в математике постулату евклидовой геометрии о непересекаемости параллельных прямых предлагают иное представление геометрия Гауса-Лобачевского и геометрия Римана; состояние микромира в физике описывают одновременно волновая и корпускулярная теории; однородная по химической структуре вода в нормальных условиях представлена лабильными комбинациями отдельных молекул Н2О, линейных молекулярных цепочек и клатратов – объёмных структур из нескольких молекул. Двойственны и нередко противоречивы  сведения исторической науки, тем более, информация о текущей политике, положения педагогики. Разнятся взгляды на мораль, эстетические представления людей разных поколений, в немалой степени зависящие от окружения, воспитания, образования, социального статуса.
Здесь же хотелось бы предложить размышления о правде в литературных произведениях, её роли в нашем сознании и её общественной значимости. Из большого количества афоризмов, высказанных известными деятелями литературы на эту тему, приведу два. „Никогда писатель не выдумывает ничего более прекрасного и сильного, чем правда“ (Ю.Н. Тынянов „Как мы пишем“. Сборник. „Издательство писателей в Ленинграде“. 1930). „Правду следует подавать так, как подают пальто, а не швырять в лицо, как мокрое полотенце“ (Марк Твен). В этих цитатах можно усмотреть если не прямое противоречие, то, скажем, некоторую разнонаправленность суждений.
Любое явление, событие, ситуация, с которыми встречается  на своём жизненном пути человек, так или иначе претворяется в его сознании. Восприятие человека сопряжено с его опытом, воспитанием, сложившимся образом мышления, характером, склонностями и фантазиями. В той или иной мере оно неизбежно находится под влиянием традиций и представлений окружающего общества. Впечатления, окрашенные особенностями индивидуального восприятия, уточнённые и отшлифованные в процессе размышлений вкупе с уже сложившимися представлениями и убеждениями, составляют духовный багаж человека. При выходе из под пера литератора он отражается в фабуле художественного произведения.
 Художественная литература, отображая авторское видение жизни, не преследует цель скрупулёзно изложить документы и факты, не отражает их зеркально. Иными словами, художественная литература не берёт и не пытается взять на себя функции архивной исторической или текущей хроники событий. В то же время она стремится обрисовать отдельные эпизоды, в той или иной мере имевшие место в действительности или вовсе придуманные автором столь убедительно, чтобы читатель хотел вообразить их в деталях и в его сознании возникало ощущение правды.
 Вызванное художественной литературой ощущение правды, достоверности, истинности, в сущности, является мерой талантливости автора. Но литературная фабула становится убедительной не только благодаря образному, насыщенному эмоциями и захватывающими размышлениями описанию излагаемых событий и их логичному развитию, а также благодаря их ‘похожести‘, сходству в отдельных моментах с жизненным опытом читателя. При этом искушённый читатель сознаёт, что представленное автором не является безусловной реальностью, а только похоже на правду, подобно правде,  правдоподобно.
Правдоподобие в творчестве поэта, писателя, драматурга – краеугольный камень психологического воздействия на читателя – безусловно является одним из главных приёмов литературного творчества. Мощное воздействие правдоподобия даёт автору возможность вербовать единомышленников большей частью из числа людей, чьё воспитание, жизненный опыт, мысли и пристрастия не противоречат изложенному в произведении. Порой силой авторского убеждения случается массово зомбировать доверчивых (чаще,  молодых) читателей. К этому стремится литература агитационной направленности, патриотическая, любовная, религиозная.
Целые поколения читателей формировались как личности под влиянием легенд о благородном разбойнике Робин Гуде. Подобно юному Вертеру много молодых людей покончили жизнь самоубийством из-за любовных неудач, разочаровывались и порывали со светским обществом как Чайльд-Гарольд, строили жизнь по примеру героев романа „Что делать?“. Масса молодёжи, подражая Оводу, видела смысл жизни в революционной борьбе, миллионы подростков в СССР старались походить на Тимура и его товарищей. Зомбированные литературой, пропагандирующей идеологию и успехи социализма, тысячи белоэмигрантов себе на гибель возвращались в Советскую Россию в тридцатые годы прошлого века. Восприняв гитлеровскую пропаганду, 150 тысяч германских евреев сражались в рядах вермахта. И в наши дни миллионы людей становятся верными адептами религиозных доктрин буддизма, иудаизма, христианства или ислама после чтения соответственно Трипитаки, Торы, Библии или Корана.
                Для правдоподобия произведения не важно, содержатся ли в нём продуктивные или  разрушительные идеи, представлены реальные или выдуманные сюжеты и персонажи, время и место действия. Даже оптимистический или пессимистический финал произведения не столь существен. Важно, чтобы содержание, эмоциональный настрой и высказанные суждения вызывали резонанс у читателя. Для этого они должны играть на его склонностях, подтверждать и укреплять его воззрения, возбуждать его чувства, формировать его настроение, предлагать решения имеющихся проблем.
Пример из памятного всем недавнего прошлого. Распад СССР, очернение исторического опыта страны, слабость властей, экономические потери и неурядицы, разбушевавшийся криминалитет и разрушающая привычные устои пропаганда породили у значительной части населения возмущение сложившимися условиями жизни, растерянность и неуверенность в будущем. На этом фоне конец прошлого века „обогатил“ нашу публику прозой и стихами, сплошь изложенными грязным площадным матом. Ряд видных деятелей отечественной культуры и литературы выступил в поддержку подобных „произведений“. Публичное чтение их собирало полные, восхищённо реагирующие залы, а издания успешно продавались благодаря беспардонной рекламе их якобы истинно русского народного языка. Привлекающей эту публику идеей была вседозволенность и лозунг: чем хуже – тем лучше.
В эти же годы заметно снизилось количество и качество издаваемой художественной литературы. На соотечественников обрушился водопад опубликованных и экранизированных откровенных сексуальных сцен, сюжетов о бандитах и о финансовых хищениях. В немалой степени этому содействовала назойливая реклама в СМИ и в интернете.
Результат: детвора не вылазила из интернетных игр, построенных на „стрелялках“ и на острых криминальных ситуациях. Представители старших поколений фактически без возможности выбора созерцали поток сомнительных бытовых и альковных коллизий или экранизаций на военно-исторические темы, якобы правдоподобно освещающих прошлое и настоящее страны или отображающих религиозность её населения. Воздействие мощного негативного влияния на массовое сознание мрачно констатировала безрадостная полицейская хроника.
Утверждают, что выше приведенный брутальный стих Дегенаа был широко известен на всех фронтах и получил всеобщее одобрение. Возможно, что в победоносном 1944 году на фоне потока бравурных публикаций о победах Красной Армии и героизме её воинов людям, постоянно находящимся в страшных боях, хотелось, чтобы было честно простыми словами рассказано о цене побед, о жестокости войны, немилосердно губящей и калечащей тела и души сражающихся бойцов. Вместе с тем в массовом восхищении стихотворением просматривается едва прикрытая готовность действовать подобным образом, оправдывая бессердечие целесообразностью. Такова двойственная природа (дихотомия) правды. События 1945 года в Восточной Германии – повальное мародёрство и насилие – стали тому подтверждением. Так правдоподобная брутальность литературного произведения оказалась соответсвовующей страшной правде в реальной жизни.
Если бы правда жизни утверждала исключительно приоритет индивидуального выживания, вымер бы весь блокированный Ленинград; в Великую Отечественную страна потеряла бы не 26 миллионов граждан, а попросту проиграла бы войну; в берлинском Трептовпарке не было бы статуи советского солдата со спасённым немецким ребёнком на руках. Однако известна и другая правда. В интернете я нашёл информацию о присвоении 20 фронтовым санинструкторам и медсёстрам звания Герой Советского Союза за эвакуацию с поля боя под огнём противника большого количества раненых и о 38, награждённых медалью Флоренс Найтингейл Международного Красного Креста.Усилиями советских медиков во время Великой Отечественной войны было возвращено в строй 71,7% раненых, обмороженных, контуженных и заболевших бойцов. За самоотверженную работу тысячи фронтовых медиков получили правительственные награды. 
Представления о правде в жизни, в науке, в производственной деятельности, в истории, в этике и в других аспектах человеческого бытия постоянно уточняются и изменяются по мере обретения новых и уточнения уже имеющихся знаний и навыков. Таким образом, известная  сегодня, признанная правда не может быть вековечной, устоявшейся на все времена. Соответственно будет изменяться представление о правдоподобии литератуных произведений, а с ним влияние на умы и действия их читателей. В связи с этим возникает вопрос: возможен ли, а если возможен, то имеется ли некий стабильный, устойчивый ориентир, определяющий нравственность и направляющий поступки отдельных людей и человеческого сообщества в целом?
За время существования человечества неоднократно возникали и исчезали этносы и цивилизации, языки и традиции. Но людьми были выработаны и остались неизменными основные этические заповеди, без которых невозможно существование человечества как такового. Эти заповеди были сформулированы ещё в глубокой древности. В странах c христианскими традициями они известны как Библейские заповеди. Несмотря на многократные нарушения заповеди в общем соблюдаются, более или менее успешно противодействуя фрагментации семейных, общинных и государственных сообществ и последующего их саморазрушения. Однако дихотомия правды, её двойственность и различия в её понимании наблюдались во все эпохи и имеют место в наши дни.
В сущности, борьбой за однозначное понимание и исполнение основных заповедей наполнена жизнь человеческого общества на протяжении его существования. Драматизм этой борьбы с победами и поражениями, отступлениями и успехами и есть та правда жизни, которую стремятся возможно полно и правдоподобно отразить в лучших произведениях художественной литературы, в высокой поэзии, воплотить в проникновенной драматургии и в превосходных сценариях запоминающихся кинофильмов.