Истолкование написанного. Эрих Мария Ремарк

Искупление туманности в реалиях
Часть первая. Жизнь в мелких критериях разбора.
Эрих Мария Ремарк.
Его собственность и проложенные чувства во зверство и
жесточайшее истребление человеческих свойств.
Изображая свои мысли и кропотливое изложение
противоречий, автор добавляет куски, а так же прерванные
парения событий озадаченных, льстивых чужаков, в собственную
коробку жизни, а для автора это есть книга. Трепещите,
чувственные создания, зарекшиеся в привычные мечтания!
Вас непременно преодолеет ребенок, чей судьбоносный
плащ покрыт правдой. От этой правды закрыть глаза
и силой не выйдет. Казалось бы, правда, ведь, неприглядна.
Поэтому, так отчетливо течет ложь по жилам самых рослых
созданий. Ведь на ребенка смотреть - ослепит он своей
чистотой. Изначально, говорилось о глубокозаполненном
священном реалии, что несет дитя. Как свято лежит и
покоится в нем все зачерненное, покрытое вечной грязью
и смрадом, а подле так же спокойно парит искренность
всего светлейшего и рябящего блеском.



Часть вторая.

Спокойное и стойкое самоистязание.Пробуждение в почву рассказа, посвящение читателя о реалии.


Где кроется все излюбие и сладострастие зарисовок жизни в
двух пониманиях ее, там поражен и заворожен человек.
Так читается все в слове, в предложении - заворожено
и покорно, продвигаясь дальше. Нет критики такому чтиву.
Распознавая все пути, предложенные автором, знать необходимо
лишь место, где истрепало себя чувство или же наоборот,
где проросло и любовью прошаровывалось оно. Дороги ясны
для разума, но для чувств - недосягаемы. Физического броска
в глубину не случилось, и ничего не обрело окраски.
Рассуждения тверды, а некоторыми моментами - противны своей
сентиментальностью. Это плоская фигура из словоизлияний,
прочитанных в коробке, которая есть книгой для разгрома
здравости и колебаний моралистических и физических соотношений.


Часть третья. Ликование забренного имущества.



Впитывая снисхожденность, радость, предварительно обматывает
все чувства. Как же не вспомнить одинокого муравья в мире грязи.
Автор, возможно, при рождении был одинок в очереди отшельников,
но всего лишь определенное время. Осуждать его в слабости
душевного противостояния бессмысленно, потому, как это никаким
образом не относится к образу туманных резцов жизни, которые
обрезают все вещи, слова, действия, не пройдя и половины.
Очередь - это стоицизм, некая самотирания. Вот они, обреченные,
в ожидании неосмысленного нигилизма. Далее об авторе писать и
говорить боязно. Ведь, когда царит беспокойство, оно затрагивает
чувства любви, гордости ( гордость есть поверхностной), всяческих
бурных эмоциональных волн. Берег, который служил початком
( скорее началом) реалистичного счастья, этой твердой веселости.
Неосмысленно приходилось идти за всечеловечным стадом, где царит
банальное расстройство. Вскоре, грядет опасность оставить свою
физическую способность.


«..душа из тела вылетит и человеком уж больше не будешь..»

Автор брел по простору глубочайшей истерзанности, что повлекло
наружную испепеленность среди лучей прямого света. Сколько смертей
приходится вписывать и обрисовывать, по давно кривой истине.
Такую ношу берет сильный ребенок, он силен, однозначно, духом
( мощью мысли), мощью словесного потока и красноречия.
Как определенно раскрашивает черноту, все черное видно издалека,
даже если всматриваться в будущее происхождения действий.
Краски светлого, парящего вызваны из сострадания, такого редкого,
но обширного происхождения чувств.


Все плывет по океану безмятежья, несомненно, притягиваясь до
возмездия. Так был прочувствован автор, чьи цитаты не удержались
бы среди просторных, неуязвимых и зловонных слов отчужденных,
не показавшихся ни на одной из сторон реалия.