Остались еще добрые люди

-Спасибо, дочка!
Остались еще добрые люди, хоть дверь подержали. А если подумать, все-таки, все добрые, нет злых.
Дед дошаркал до остановки, сам не сел - потом вставать дольше, а сумку поставил. С каждым разом она все тяжелее становится. До автобуса минут десять осталось, можно и закурить. В кармане всегда для такого случая пара бумажонок, а в пиджаке кисет - отцовский еще. Зашелестел сухой самосад, зашуршал, словно муравейник ожил. Помнят еще на малой родине, раз присылают. Бумажку облизнул, бурым ногтем горку разровнял, скрутил. Первая затяжка самая нужная, самая сладкая: посмаковал. Повспоминал. Тоже мне - минздрав предупреждает; остались еще добрые люди.
-Чья авоська-то? А-а? - пророкотал басок.
-А вота, мужчина стоит - скрипнула охочая до склок старушка, по голосу понятно.
-Слушай, отец, дай сесть, ишь разложился.
-Извините, конечно - дед уже понял, что обращались к нему - у меня сумка с краю, места-то много еще...
-Да что мне твое много, вот люди: баулы дороже человека. А у меня грыжа, вот тут-та! - прогромыхала женщина, в доказательство своих слов, ткнув мясистым пальцем в не менее мясистую спину.
Дед поковылял забирать сумку.
-Валерка-то мой, уехал. Совсем, живет там теперь, картинки шлет. Жену нашел, все грозится приехать, да никак..Ох, не дождешься от вас, мужиков, ничего.. Пока возишься тут, отец, мой уже приехал! Спасибо! - рыкнула женщина и, плюнув деду под ноги, полезла в автобус.

Раз от сигареты удовольствия получить не дали, дед решил в голове перебрать, все ли взял. Салат какой-никакой порезал, суп в термос залил:щи-всем супам суп. Ну и картошечки в мундире наварил, сольцы в пакетик насыпал да чернушку порезал. Хороший обед. Нечего внучке голодать.
Внучка-то у деда хорошая. Пяти лет отроду осиротела, пришлось перебираться сначала к деду, а потом и за ним в Москву. К деду ластилась, слушалась, а все невзгоды переходного возраста легли на бабку. Намучилась та с девчонкой: первые любови, гулянки, подружки. Нервничать было, из-за чего. От этого, наверно, и слегла. Так и живет дед уже восьмой год один.
Внучку на выпускной собрал, после-по приемным комиссиям с ней бегал, потом обливался. Поступили. Через пять лет на еще один выпускной собрал. Дипломированный юрист, как-никак. Всего одна четверка в дипломе. Думал, все пути открыты в жизни. Нет, целый год не по специальности бегала, мол, все фирмы укомплектованы. Мы вам перезвоним, в общем. Но потом появился шанс:в Красногорске филиал большой адвокатской конторы. Взяли. С таким-то дипломом и рвением главным бы юрист-консультом,нет. Помощницей одного из, опыта все-таки маловато. Вот, работает, а дед ей каждый день обед возит. В кафе при конторе дорого поди да и невкусно. Внучка перед коллегами стесняется, но берет. Любит деда.
Наконец душный автобус доплелся до дедовой остановки. Дед как всегда рано приехал. Чтоб лишний раз внучку не смущать, решил все-таки еще одну выкурить. Опять посыпались листья, опять хлынул запах земли, солнца, дома. Думал дед, сколько же можно всего успеть за то свободное время, что у него есть. Встает то с первыми лучами-с деревенской жизни привычка осталась.
Раньше так и было-встал пораньше, коням путы в поле снял, пошел корову доить да в поле выводить. И что, что одна, такого богатства ни во всяком дворе сыщешь. Голод в то время почти никогда не отпускал. Чтоб не совсем животу подчиняться, камешек маленький в рот клал и рассасывал, тем и сыт был.
Из поля вернешься:хорошо, чернушка есть,нет- и суда нет. Чаще все в лес за бугром, по грибы-ягоды, коренья всякие, да и огородишко какой-никакой оставался. Потом вместо отца в поле ходил:снопы собирал, стога ворочал,-пособлял взрослым чем мог. К обеду возвращался с малыми сидеть:одному четыре, другой два. Глаз да глаз. До вечера, пока мамки нет, покормишь их, дров наколешь да глядишь,чтоб дети к огню не подбегали. Не дай Бог. Ну и другие по хозяйству вещи-где оградку подправить, где корму досыпать, полы помыть, а вторым глазом следить, чтоб меньшие делов не натворили. А бывало, думал, пойдешь в лес, приляжешь под березкой соснуть на часок или на речку, но нельзя. Хозяйство оставлять нельзя, мать подвести нельзя. Так и перебивался. Хорошо, еще бабка-соседка без детей была, помогала иногда. Бывали еще добрые люди.

-Яковлич, ну ты чего застыл?
Дед опомнился и удивился, что уже дошел до проходной. Опять замечтался.
-А, здорово! Задумался что-то.
-Вижу, вижу. А ты, стало быть, как всегда, в 237?
-Ну да, сумка, вон, видишь, какая! А ты же выходной сегодня, вроде.
Так-то оно так,- ухмыльнулся круглолицый мужичок в будке и, пошевелив усами, добавил,-только вот Гришка заболел, да и Мария моя дома лютует. Как дочь в мужний дом проводили, так все места себе не находит, дай повод пособачиться. Можно понять. Но я от греха лучше вторую смену перетопчусь.
-Можно понять..Всю жизнь ходила за ней, а тут отнимают. Ну, ничего: поюлит, время пройдет, там, глядишь, внуков требовать будет. Ладно, пропускай, пойду я, а то обед закончится.
-Ну давай, увидимся еще.
Дед крутанул турникет и побрел к лестнице. Пока на каждом пролете ставал отдохнуть, думал, как же  много людей, все разные..да у всех одно и то же. На всех утешений и советов все равно не напасешься. Только в том-то и дело, что советы-слова только. А один другого поймет тогда только, когда в ту же реку окунется, да подтопит его водица. Тогда уже и советы не нужны будут.

Дед уже поднялся на нужный этаж, как дверь в офисные помещения отлетела, ударившись о стену. Из нее вылетел бородатый мужчина и понесся вниз, за ним побежал другой, помоложе и не такой бородатый. В костюме. Через несколько секунд мимо деда скользнула девушка и поцокала за не таким бородатым в костюме, называя его по имени-отчеству.
Только сидя на стуле в приемной, дед понял, что та девушка была его внучка. Она снова появилась через несколько минут вместе с бородатым в костюме. Тот схватил со стола секретарши папку и опять сломя голову вниз. А внучка, никак не замечая деда, торопится в кабинет, к компьютеру.
Жалко,нельзя тут курить. А то, сколько еще ждать, пока сумятица уляжется. Но вспоминать-то никто не запрещал.
Вот  журчит речушка, вот дети носятся вокруг матерей, пока те на мостках. Белье стирают и песню долгую поют, протяжную. Вот неподалеку рощица, за ней, через овраг-кладбище. Туда ходить нельзя. Даже песня дотуда не доходит, тишина. Сеньку, мальчишку соседского отхлестали за то, что сходил туда, неделю из дому не показывался, но, что ж такого там и когда произошло никто не говорил.
-Дед, ты опять пришел?
Дед открыл глаза, перед ним стояла внучка.
-Ну чего ты сюда каждый день таскаешься? У нас столовая внизу, деньги есть, не пропаду же.
-Дак ведь там непонятно, что! А тут-то я сам сделал, по рецептам бабкиным, не страшно и добавки съесть.
-Наденька, вы идете? -спросил походя мужчина в костюме, который уже успел вернуться.
-Конечно, Сергей Витальевич!  Вот видишь, дед, зовут меня обедать. Я пойду, а ты оставь сумку где-нибудь. Пока!
Дед не успел ответить, как внучка пошелестела за начальником, слепя деда в глаз своими шелковистыми волосами.
Дома появилась только через неделю.
Сколько дум передумал дед. Что он мог такого сделать, что она не возвращалась, не брала трубку? Он обзвонил всех родственников, все заведения и конторы, в которых она могла показаться.
Но вот она уже порхала по его квартире. Одновременно перемывая за дедом посуду и собирая на стол, она вся светилась, и ни на секунду не прерываясь, щебетала о поездке.
Он купил ей платье, купальник, чемодан, даже телефон новый и повез ее. За бугор, видать. Первый раз на море, в другой стране. Первый раз с мужчиной. Вот и дед ее такой видел впервые. До сих пор не мог успокоиться. С ней все впорядке. Но все равно, пока еду убирала, одежду раскладывала свою, спрашивала, почему дед себя запустил, наелся ли. Все равно, сердце болело. Дед рассеяно отвечал, а внучка продолжала.
Перед тем, как уйти, она поцеловала его в лоб. В прихожей стояла сумка, в которой он возил обеды.
Остались еще добрые люди.