Туфли для...

     Это был скромный шкаф. То есть – зеркало было у него внутри.  А так он был обычный вместительный шкаф. Сбоку – отделение с полками для всяких вещей, и большое отделение для всяких платьев. Вот в нем и была полка для обуви, в самом низу. Под полкой стояла просто обувь, обычная, на каждый день. А на самой полке стояла обувь подороже. Обитатели разных уровней, конечно же, друг с другом не общались. Откровенно говоря, верхняя полка нижних – пре-зи-ра-ла. Ну, а как иначе лаковые ботинки «оксфорд» или замшевые черные лодочки могли относится к резиновым сапожкам в цветочек и кроссовкам?
      Хозяйка обуви одевалась перед шкафом, глядясь в зеркало на внутренней стороне дверцы, и обувь уже догадывалась, кого именно она достанет из шкафа. К какому-нибудь из костюмов она наденет ботинки, к платью с открытой спиной – замшевые лодочки, и тогда снимет с вешалки норковый палантин, или черную испанскую шаль, если она надевает джинсы и свитер – скорее всего достанет кроссовки или шнурованные высокие ботинки снизу. Иногда на несколько дней резиновые сапоги перекочевывают в прихожую, и возвращаются блестящие, влажные и пахнущие водой. Когда в шкафу появлялась новая одежда, какая-нибудь юбка или блузка,  хозяйка долго перемеривала  с нею всё остальное, привставая на цыпочки и вертясь, и надевая разную обувь, вынимая её всю, оставляя на полу на какое-то время разбросанной. Вот уж тут, конечно, они все могли рассмотреть друг друга подробно. Обувь снизу продолжала стоять в шкафу, и дорогая обувь с полки полагала, что в такие моменты, конечно же, все эти сапоги, кросовки, кеды и жуткие угги им завидуют.
     Когда шкаф закрывали, в прохладной темноте туфли начинали от нечего делать болтать между собой. Опыт у них, конечно же, был разный. Например, черные лодочки много знали о чулках, и вообще о ногах. Их чаще всего надевали на праздники или в театр. А вот все четыре пары ботинок  отлично ориентировались в том, как именно движения ступней демонстрируют настроение человека, радость, страх, или нетерпение - их чаще всего носили на работу. Всякие летние босоножки и балетки знали о солнце и море, пляжные шлепанцы (две пары) часто обсуждали между собой преимущества гальки перед песком. Да-да, мой дорогой, это тебе нравится песок, а обувь, даже пляжная, его не любит, он везде забивается. Особняком стояли три пары сапог, они очень важничали, особенно зимние, с мехом внутри, и только иногда комментировали чье-нибудь высказывание поскрипыванием кожи и пыхтением, кстати, в лето и море они не верили в принципе, и даже полагали про себя, что вся эта дырявая насквозь обувь просто сильно изношена, и ее забыли выбросить. Они, конечно, еще смогли бы снизойти до разговора с ботиночками на каблуке, теми, бордовыми, с бантом сбоку, все же они хоть как-то походили на настоящую солидную обувь, но ботиночки сами стремились присоединиться в разговорах  к лодочкам, ощущая в них некоторое кокетливое родство, а напрашиваться на разговор сапоги не собирались. Впрочем, если честно, мой дорогой, они были такие гордые, что все эти три пары, представь себе, ни разу не заговорили даже между собой!
     Еще у хозяйки были тапочки, без задника, на танкетке, отделанные розочками, но они никогда не стояли в шкафу. Обувь видела тапочки только когда шкаф открывался, ну или тапочки валялись рядом, когда хозяйка меряла новые платья с туфлями. Но тапочки никогда не попадали внутрь шкафа, и поговорить с ними не удавалось. В шкафу даже была легенда, что там, далеко в квартире, куда уходит хозяйка, есть отдельный шкаф, в котором живут эти тапочки. Не знаю, ничего не могу про это сказать.
     В общем, у обуви была вполне стабильная жизнь. До определенного момента, когда это все и произошло, о чем я тебе сейчас собираюсь рассказать.
     Однажды хозяйка принесла два платья и обувную коробку, которую поставила на кресло. Она распахнула шкаф, потом села в кресло, поставила коробку себе на колени и вынула оттуда туфли. Новые совсем чужие туфли. И надела их. А потом померяла сначала длинное шоколадное платье, которое сняла и повесила в шкаф очень быстро, а затем – золотистое, в розах, с широкой струящейся юбкой чуть ниже колен, вот в нем она вертелась долго. Лодочки ждали, что сейчас-то и их примерят с этими платьями, но этого не произошло. Тогда они стали ждать, когда новые туфли снимут и поставят рядом с ними, и тогда они смогут спросить, откуда их принесли, для чего они, сколько стоят, и заодно объяснить всю иерархию обуви в шкафу, но тут и произошло это самое, странное. Хозяйка сняла туфли и убрала каждый в черный бархатный мешочек, плотно затянула шнурок на горловине, и акуратно положила их на полку.
     И теперь несколько раз в неделю, она забирала эти черные мешочки с туфлями, надевала платье, золотистое, или синее, или светло-серое, какую-нибудь обувь, например – серые лаковые ботинки-окфорды, и уходила. А возвращаясь, вешала платье в шкаф, и клала на полку спрятанные в бархатные мешочки, никому не видимые туфли, лишая всех остальных малейшей возможности с ними поговорить и их рассмотреть! Это было возмутительно, и это было интригующе, в общем – это было совершенно невыносимо! К тому же другая обувь ничего толком не могла рассказать, кроме того, что они ехали в такси, потом недолго шли, а потом их сняли и оставили под стулом, и надели эти туфли, а черные мешочки из-под туфель нахально запихали к ним внутрь. И всё. Ну а потом в обратном порядке то же самое, и вот они стоят в шкафу и ничего толком не могут рассказать! Ботиночки с бантом, желая наконец-то получить расположение лодочек, напряглись и вспомнили, что вроде бы эти таинственые туфли были с закрытым носком, светло-золотистого цвета, с высоким каблуком, обтянутым черным лаком (« черным лаком? Фу, какая гадость!» сказали при этом замшевые лодочки), и двумя лаковыми же ремешками через щиколотку, застегивающимися на маленькие золотые пряжки. Но им это, впрочем, не помогло, поскольку лодочки усмотрели в памятливости ботиночек на каблуке не услугу, а скрытое восхищение новыми туфлями. Так бы оно всё и длилось, и даже не стоило бы начинать этот рассказ, мой дорогой, но однажды снова кое-что произошло.
     То есть, сначала это был обычный вечер, хозяйка опять уехала со своими таинственными туфлями, надев серые сапоги, а все остальные скучали в шкафу, обсуждая, по какой поверхности лучше ходить. Для обуви это вообще важно, вот лодочки, например, не любили ходить по тротуарной плитке и булыжнику, серые лаковые ботинки изо всех сил доказывали, что им тяжело ходить даже по асфальту, потому что он шершавый и портит подметку. Внизу кроссовки тихо язвили, что вся эта обувь сверху ужасная неженка, потому что лично им все равно где идти, они выдержат все, резиновые сапоги им поддакивали, но обувь сверху их реплики старательно игнорировала. Что могли понимать эти плебеи! Дорогая обувь и должна быть разборчивой к поверхностям!
     И вот шкаф распахнулся, и таинственные упакованные в бархат туфли были возвращены на полку, но – о, чудо! – один мешочек развязался и золотистый носок правой туфли выглянул наружу. Это, несомненно, было везением. Вот сейчас-то с ними и возможно будет поговорить!
     Ввязаться в разговор, конечно, поспешили черные бархатные лодочки, вообще их авторитет с появлением новых туфель упал, и им было просто необходимо что-то сделать, чтобы его восстановить!
- Итак, - важно сказали лодочки, - и где же вы все время бываете? – но ответа не последовало.
- Это, вообще-то, невежливо, - вступили в разговор ботиночки на каблуке и с бантом, чтобы поддержать лодочки в этой неприятной паузе, - Если вас спрашивают, надо отвечать.
Замшевые ботинки, которые не любили замшевые лодочки из-за того, что они тоже были замшевые, язвительно заметили:
- Не думаю, что туфли из питона станут с вами разговаривать.
- Из чего? Из питона?! – воскликнули лодочки.
- Из питона, - ответили замшевые ботинки (о, наконец-то им удастся проучить этих замшевых задавак!) – Когда мы еще были в магазине, на полке рядом стояли ботинки из питона, вот точно такие же, - и добавили со значением, - Страшно дорогие!
- А у вас замша сбоку потерта. – произнесли оскорбленные лодочки.
- А вам набойки меняли уже три раза, потому что вы – старые туфли! – ответили не задумываясть ботинки, и было видно, что этот аргумент они держали в памяти про запас уже давно.
- О, не сссорьтесь, - добродушно сказали лаковые оксфорды, - Конечно, они может   и дорогие, но все же лаком у них обтянуты только каблуки, так что, мы думаем, что…
Но договорить не успели, потому что замшевые ботинки крикнули:
- А вы вообще помолчите! У вас царапина на левом носу!
- Тихо, тихо, - негромко произнесли кружевные балетки, - Ведите себя прилично. Вот, например, - и они обратились к правому носку таинственных туфель, - Может быть вы нам расскажете из чего вы сделаны, правда ли, что из питона?
Если бы им сейчас ответили эти туфли, то их место в иерархии обуви стало бы гораздо выше.
- И главное, куда она вас все время надевает? – торопливо перехватили инициативу опомнишиеся лодочки. Но им опять ничего не ответили.
- Да они просто невоспитаны! – вокликнули красные босоножки на танкетке, их редко слушали и они поспешили поучаствовать в разговоре.
- Это же надо быть такими гордыми, хуже сапог, - не утерпели и высказались пляжные сандалии.
Но они опять ничего не услышали в ответ. И тут кое-что произошло в третий раз – сапоги заговорили. Ты представляешь себе, мой дорогой?! Сапоги важно и медленно произнесли:
- Наверное, хозяйка ошиблась, и перепутала полки. Наверное, место этих туфель внизу, там, внизу. Наверное, им стыдно с нами говорить.
И вся остальная обувь на полке облегченно засмеялась.
     Но туфли из мешочка и на это ничего не ответили, даже этот правый чешуйчатый торчащий носок, который имел возможность что-то сказать – все равно промолчал. Понимаешь, мой дорогой, они и не собирались ничего рассказывать. Их совершенно не интересовали ноги соседей, чужие ботинки из других шкафов, стоимость чулок, брюки стоящих рядом с хозяйкой мужчин, кто кому наступил на ногу, да и о поверхностях они ничего не могли сказать, они всегда скользили по одинаковым поверхностям – по паркету, мнение о них соседей по шкафу их тоже не волновало, и сами соседи им были малоинтересны. У этих туфель, тщательно и драгоценно спрятанных в черный бархат, была одна цель, и один интерес, и кроме этого их ничего не задевало. Это были счастливые туфли, мой драгоценный.  Счастливые туфли с адекватной самооценкой, чувством собственного достоинства, хорошим вкусом, и высоким интеллектуальным уровнем.
Туфли для танго.