Глава 3

    Эпистема. …сапоги на бегу хлябали на ногах, хлопали голенищами по щиколоткам с противным чваканьем раздавленного комка слизи. Стас чувствовал, что  опаздывает вызывающе неприлично. «Череп» накануне объявил, что будет проводить пятиминутку в полном « кворуме», за исключением тех, кто заранее предупредит его об уважительной причине своего отсутствия. В противном случае («Череп» даже с удовольствием осклабился от предвкушения предстоящего сообщения), весь рабочий состав ДЭЗ’а будет лишен премии за этот день.

    Эта мера, по мнению руководства, должна была значительно поднять дисциплину в рядах вверенного ему коллектива. Слишком часто «Череп» стал замечать ситуации, когда вместо выполнения заявок исполнитель оной внаглую заколачивал «бабки» на халтуре! Причём халтура эта была чистой воды официальной заявкой, но только подлежащей исполнению напарником из соседней диспетчерской! Хитроумная практика такой деятельности не раз приводила к грандиозным скандалам, когда хозяева квартиры выясняли, что точно такой же ремонт был сделан у соседа в квартире напротив совершенно бесплатно!

    Но на вопросы «Черепа» кто делал им ремонт, хозяева только разводили руками. Мол, сантехник приходил, но из–за отсутствия какой-то детали работать отказался, обещав прислать человека, который враз всё отремонтирует, но за деталь ему нужно заплатить. Она очень дефицитная и дорого стоит. «Череп», едва собрав очередной «пятиминутный» форум, впадал в бешенство, грозя уволить новоявленного «Афоню», как только до него доберётся!

    Предаваясь таким мыслям, Стас мчался по косогору извилистой тропинкой, срезая путь до МКАД. Катаясь в раздавшихся сапогах, как в хороших размеров танцзале на отполированных до блеска кожаных стельках, он пытался совместить остойчивость своего вертикального положения с крутыми виражами замысловатой тропинки, вьющейся по склону. Лучше бы он снял эти позорища сапожьего рода и проделал весь путь босиком! Пусть щебёнка и всё, что ни попалось бы ему под ноги, изрезали и изорвали кожу на его подошвах в куски до самых костей, всё было бы лучше, чем то, что ждало его за железным бордюрным отбойником на другой стороне окружного кольца!

    Дождавшись, когда неумолимый железный поток разношерстного транспорта немного поредеет, Стас стремительно рванул через МКАД. В запале захолонувшего сердца от рвущейся ему навстречу ревущей массы машин Стас едва успел перебежать широкую ленту асфальта. Сделав толчок неудобной ногой, он с разгона взлетел над почти метровой высоты лентой заградительного бордюра… Потом Стас часто вспоминал этот, ни с чем не сравнимый, сухой звук лопающихся костей!

    Неловко развернувшись в воздухе, Стас приземлился на усыпанный щебнем откос левой ногой. Нога в донельзя расхлестанном сапоге, наступив на мелкий камешек, неотвратимо поехала в сторону и Стас, всей массой своего девяностокилограммового тела подмял её под себя! Сначала он не понял, что с таким звуком отдалось во всем теле! Опрокинувшись на спину, Стас недоуменно смотрел на левую ногу, которая под неестественным углом торчала под коленом как раз над укороченным голенищем сапога.

    Едва до его сознания дошло случившееся, холодный пот, как из душа, окатил всё тело. Мгновенно взмокнув, Стас тотчас же понял весь трагизм его положения. Боли он пока не ощущал, и это дало ему надежду, что не всё ещё так плохо, как кажется. Он подумал, что, возможно,  это какой-то вывих и стоит попробовать вправить его. Но, едва Стас начал приподнимать ногу, как режущая боль едва не вышибла его из сознания. Он отчетливо увидел, как его голеностоп вместе с сапогом тяжелым камнем остался лежать на земле, а там, где он ощущал в ноге пульсирующую опоясывающую ломоту,  словно образовалось второе колено, только более острое, чем данное природой. Штанина не давала ему возможности понять, в какой степени он получил перелом, но Стас ясно осознал, что его надежды на лучший исход отодвинулись в область абсурда!..

    Он снова откинулся на спину, лихорадочно прикидывая, что ему сейчас делать? Стас, в своём желании скостить изрядный кусок пути, выбрал самое неудачное место. Никого из случайных прохожих ожидать здесь не приходилось. Вряд ли кто рискнёт проделать тот же рисковый трюк с перебежкой через дорогу в этом месте.

    Стараясь как можно меньше напрягать сломанную ногу, Стас, опираясь на правый бок, медленно, сантиметр за сантиметром, пополз к шоссе. Чувствовал он себя всё хуже и хуже. Накатывающаяся боль, как ни старался он оберегать травмированную ногу, все же отнимала у него силы. До дороги было всего метра четыре, но он затратил на них выстраданных полчаса. И только ему удалось добраться до обочины, едва он поднял руку, как ничком уткнулся в пыльный, пропахший бензином и нагретым асфальтом край дорожного полотна. Долго ли он так пролежал, сколько машин пронеслось мимо, он уже не узнал, как и не слышал шорох тормозящих около него шин…

                Глава 3

    – …заявки на вас есть! Засор мусоропровода в двадцать шестом по Палехской. Только поторапливайтесь, оттуда все уже звонят, как подрезанные!

    Варвара, неприязненно разглядывая напарников, бросила журнал на стойку.

    – Расписывайтесь!

    Виктор поднялся с кушетки и в два своих длинных шага покрыл комнату:

    – Вечно у тебя всё срочно. Мы только что с коллектора. Дай вон человеку отдохнуть. Отдохнём и пойдём.

    – Кому – ему? Чего ему отдыхать! Знаем таких летунов! Неделю здесь пообтирается и только его потом и видели! Понабирали тут всяких, – сантехнику гробят, а мы отдувайся перед жильцами за вас!

    Варвара, неприязненно оглядывая Стаса, перекатывая по лицу, как каракатица, пунцовые пятна, закончила свою филиппику.

    – Давай, давай, нечего здесь рассиживаться! Устали они! Вам бы только на сторону смотаться!

    На Стаса вдруг накатило мерзкое ощущение вынутого из помойного контейнера вдрызг извоженного в отходах бомжа. «Скучно всё, господа… боже, как всё паскудно!».

      Стас притушил остатки раздражения, поднялся и кивнул Виктору:

    – Я в раздевалку пойду, а то что-то тут сильно завоняло!

    Виктор как–то испуганно взглянул на Стаса, сунул ручку в карман и поспешно вытащил его в коридор.

    – Ты что, это же самая склочная баба, она же, если вцепится, то продыху от неё не будет. Замотает слежкой и доносами!

    – Да чхать мне на неё!

    – Это тебе чхать, а с ней Марина работает! Она и так ей капает на меня, – то твой пьяный сидел с Генкой, то на Ярославке с мужиками пьёт! – Виктор скроил мину на физиономии и потряс головой. – От этой сволочи всего можно ждать! Ты сам знаешь моё положение.

    – Ну, а ты больше трясись! Тоже мне, нашёл начальницу! Расслабься, малость отдохнём и пойдём.

    В раздевалке всё было так, будто они и не уходили из неё – что неделю назад, что со вчерашнего дня. Единственное отличие от статики картины в раме «Слесаря на обеденном перерыве» была только её одушевлённость. «А мы вот сюда шаханём!».«Ну-ну, и получи по сусалам своей пешечке!».«Ничё, я и без неё тебе роги обломаю! Ещё шажок!». Виталий с Лехой всё так же самозабвенно резались в шахматы. В углу, притулившись к батарее, осоловело дремал теплолюбивый Оник, за полтора десятка лет так и не привыкший к московским морозам. В другом углу, у небольшого столика, тихо сопел Анатолий Палыч, сосредоточенно выковыривая медную обмотку из раскуроченного электромотора. Никто из них даже не взглянул на вошедших мужиков. Виктор подмахнул под себя стул и подсел к играющим. Его азартная натура враз отреагировала на ситуацию на доске, и он на короткое время перестал существовать для остального мира. Стас усмехнулся. Только что плакался, и… – вот нашлась игрушка и высохли слёзы.

    Он взял со стола смятую пачку газет. Но читать не хотелось. Криминал вперемежку с политическими дрязгами, которыми были переполнены страницы, был ему неинтересен. Он с тоской оглядел дымные прокуренные до лакового глянца, цвета старой олифы, стены комнаты отдыха и остановил свой взгляд на только что ввалившемся с мороза в комнату Иване. Его раскрасневшаяся на морозе физиономия, от природы и так красная, приобрела сейчас цвет варёной свеклы. Он кинул в угол свой фибровый чемоданчик и с ходу провозгласил:

    – Ох, мать честная, холодно сегодня по крыше шастать! Мужики, кто там поближе, чайку организуйте! – Лёха, не отрываясь от шахматной доски, упредил остальных:

    – Заварка твоя! А молодой пусть сбегает за водой.

    Он даже не поднял головы, чтобы как-то обозначить ту личность, кого имел в виду. Молодым был у него Стас, как и все остальные, вновь принятые на работу, хотя по возрасту Лёха уступал им десяток-полтора годков. Стас не стал возражать. Он был только рад выскочить хоть на минуту, чтобы глотнуть свежего воздуха. Без Виктора идти на заявку не имело смысла – одному пробить многометровый засор мусоропровода было не под силу. Сидеть же в инструментальной, расположенной по соседству и проворонить напарника он не хотел, чтобы потом, глядя в его простодушно-наглые глаза, выслушивать «что, тот, мол, искал его, но не нашёл, а потому, чтобы не терять время, сбегал на халтуру!».

    К тому же, Виктор, используя свое исключительное положение на участке, частенько имел возможность раздобыть весьма прибыльные «халтуры», на которые милостиво брал Стаса. Ему, по его стажу, и оплата полагалась меньше, чем проработавшему здесь не один год другому слесарю. Дискриминация, откровенно беспардонная, была налицо, но так повелось, и Стас только был рад такому, пусть и небольшому, но приработку. И потому он, посылая про себя проклятия исходившим в сигаретном захлёбе мужикам, сидел в дымном чаду и терпел свои муки с обречённостью цепного раба.

    Лёха, продув очередную партию, с раздражением задавив окурок в приспособленной под пепельницу полочке из-под унитазного бачка, сопя, отошёл в угол. Там,  накрыв голову газетой, забросил ноги на стул и застыл, разом превратившись в кучу тряпья, неотличимо похожей от наваленных рядом ватников и полушубков других слесарей. Когда Стас вернулся, Виктор уже сидел напротив Виталия и хмыкал:

    – Садись, подвигай фигуры! Фору дам!

    Виктор играл хорошо и пользовался этим, ставя свои «халтуры» против инструментов и оснастки своих оппонентов. Он был хитрован и умело манипулировал своими шахматными возможностями. Иногда он намеренно ставил маловыгодные «халтуры» против дешёвой «выгоды» и проигрывал, не скрывая своего великого огорчения по поводу «непрухи». Ловились на его удочку все и запоминали, что Витя, как игрок, не фартовый. Потом, во время какого–либо праздничного междусобойчика, он, подведя разгорячённого сослуживца к доске, невинно просил сгонять партийку-другую, под интерес. И уж тут-то Витя, намеренно спаивавший свою шахматную жертву, объегоривал её на отменный куш, положим, в виде дорогущей «трещотки» для нарезки резьбы-двухдюймовки.

    Стас не уловил момента, что случилось, но все как–то разом вдруг пришли в движение. Мигом исчезли шахматы со стола, Оник, Лёха-«прапор» и даже флегматичный Анатолий Павлович приняли вид, про который любой из вошедших мог бы с полной уверенностью сказать, что эти люди только что отдали все силы тяжелой работе. Вся слесарная братия стала похожа на десантный отряд на марше в тылу противника.

    – Что случилось? –  недоумённо вопросил Стас Виктора.

    – «Череп» идёт… – лаконично ответил тот и предупредил: – Мы за пробойками пришли, если что. Пошли в слесарку…<br>
Но не успел он договорить, как в комнату вошел Макарыч и сходу объявил:

    – Вы двое и Алексей срочно на Ярославку, двести тридцатый дом. В бойлере прорвало горячую магистральную. Я туда отправил ещё двоих ребят с другой диспетчерской, Быкова и Самохина. Они перекроют ее…

    – И чего там мне делать, если Юрка-сварной уже там!? – набычился, перебил Макарыча Лёха. – Шапками, что ли, закидывать трубу? Куда столько народу? Делать мне не хрена, шляться по подвалам за компанию! И этих, – Лёха кивнул в сторону Стаса и Виктора, – за глаза хватит! У меня установка дверей…

    Макарыч, видно уже привычный к Лёхиным эскападам, оборвал его:

    – Что бы через пять минуть все были там! В доме начальство какое-то живёт. Нам сверху позвонили.

    Бурча про себя неразборчивые междометия, группа страдальцев начальничьего произвола, по крайней мере, так выходило из бурчанья Лёхи, неторопливо вывалилась из комнаты и совсем уж, чуть ли не ползком, разбрелась по местам за инструментами. Макарыч, стоя в дверях, с каждым мгновением наливался гневом, отчего его фигура приобрела угрожающую монолитность очертаний. Виктор, заметив столь недружественную метаморфозу, схватил сумку и, без обычных фокусов, вроде «мне бы льна, Василий Макарыч? Я забегу на склад?..», подталкивая Стаса, бочком протиснулся мимо бригадира и выскочил на улицу…

    Дверь в подвал была уже открыта настежь.Из-под низкой притолоки плотной завесой вырывался густой пар. Было такое впечатление, что из подвала вырывается водопад, но обрушивается он не вниз, а вверх, в небеса и также стремительно и шумно, как какая-нибудь Ниагара. Впрочем, отметил про себя Стас, если слышен шум такой силы, то в бойлерной творится сейчас чёрт те что! Витя покачал головой и хмыкнул:

    – Чупиком там точно не обойдёшься! Манжету, видать, на стыке пробило!

    В приямке, залив нижнюю ступеньку входа в подвал, источаясь душным горячим маревом, плескалась тёмная, как растопленный асфальт, вода. Стас не без опаски шагнул в эту, оплеснувшую сапоги тяжёлым теплом воду, и враз ощутил груз быстро набухающих сапог, будто на них налипло по килограмму свинцовых подмёток. Виктор, шедший впереди, низко пригнувшись, чтобы не попасть под струю горячего пара, не мешкая, скрылся в чёрном проёме двери. Стас, инстинктивно задержав дыхание, нырнул за ним и мгновенно почувствовал обжигающую лицо влажно-спёртую атмосферу аварии. Свет фонаря не проникал далее чем на полметра и Стас, не видя враз сгинувшего в ней напарника, двинулся вперёд мелкими скользящими шажками.

    Выплывавшие из горячей тьмы низкие трубы воздуховодов, нависая острыми кромками и углами над головой, грозя пробить её, немедленно исчезали из вида, едва тускло-желтое пятно фонарного света проползало дальше.  Свист, густо замешанный на гулком обмолоте дробных ударов, был единственным ориентиром. Стас, осторожно перемещаясь по лабиринту подвального перехода, постепенно смог разглядеть впереди  на блёкло-призрачном фоне смутные очертания нескольких фигур.

    – Мужики, ну что? – пытаясь переорать смесь адского грохота, свиста и долботни, вырывающейся из отверстой пасти трубы мощной струи воды. Она, рикошетя от переплетения труб, плотным веером взлетала вверх и там, встретив на пути воздуховод, с рёвом реактивного двигателя разбивалась в плотную удушающую субстанцию воды и пара.  Ему никто не ответил, и по сосредоточенно-напряженным лицам ребят Стас понял, что дело гораздо серьёзнее, чем предположения его бывалого напарника.

    Витя не угадал. Стас только сейчас увидел масштабы аварии. Трубы, идущей к смесителю, не было! Из её жерла, словно отгрызенной чудовищной пастью, била могучая, в пять дюймов, струя кипятка, захватывая лихорадочно болтающийся под её напором полутораметровый остаток, висящий на задвижке редуктора. Он колотил с размашистой амплитудой по бойлерному узлу так, что гулкие удары разносились по всему подвалу, уносясь наверх по этажам.

    – Хреново дело, мужики! Сейчас эта дура отшибёт и трубу с холодной водой! – натужно прокричал Виктор. – Чего там Витька копается! Стас, иди к задвижке ко входу, – посмотри, чего он там застрял!

    Стас, не раздумывая, выставив фонарик и расплескивая воду, ринулся назад. У стены, на вводе в дом трубы, он увидел Витьку-маленького, который крутясь возле мощной задвижки напоминал большого чёрного таракана. Наваливаясь всем телом на отрезок полудюймовой трубы, он, матерясь, безуспешно пытался сдвинуть с места намертво прикипевший от времени маховик.

    – Давай, наваливайся! – заорал Витька, увидев приближающегося Стаса. – Блин, веса не хватает! Враскачку надо, так не сдвинем!

    Скользя по бетонному полу, мужики навалились на рычаг, с натугой проворачивая маховик. Он поддавался, но медленно, скрипя и грозя смять четырехгранник центрального вала задвижки, на который был насажен. От натуги у Стаса перехватило дыхание. Горячая влажная смесь, в которую превратился воздух, с трудом проникая в лёгкие, не приносила  никакого облегчения. Рычаг, не выдерживая давления навалившихся мужиков, начал гнуться, но в этот момент вал задвижки поддался и, дрогнув, начал медленно утапливаться вниз.

    Через минуту он был докручен до упора. Жадно глотая перегретый влажный воздух, мужики без сил опустились на трубопровод.

    – Да-а, обстановочка не слабше, чем у нас была на подлодке во время аварии, – выдохнул Витька–маленький, – но там хоть всё на мази было, а здесь… – Он махнул рукой. Стас понял, что он имеет в виду и согласно кивнул головой:<br>
 – Эти задвижки не меняли, видно, со времени строительства дома…

    – Не, их меняли, но только на такие же списанные. «Череп» новые не ставит, он их налево пускает… <br>
Он не договорил, как из темноты прямо перед ними вынырнули две фигуры. Виктор и Лёха, с ходу увидев сидящих ребят, заорали на два голоса:

    – Ну, чё расселись, там хлещет вовсю! Скоро по горло кипятка нальет! Сваримся, блин, заживо, крысам на корм!<br>
– Чего орать! – взвился Витька-маленький. – Законтрили мы её до упора…

    – Значит, не держит, паскуда! – Лёха пнул задвижку, попутно подняв фонтан горячих брызг!

    – Ты чё, сдурел, что ли?

    – С вами сдуреешь, сидят, мотнёй трясут…

    – Ладно, ори не ори, а «щёки» в задвижке не держат! Понятное дело! – оборвал его Виктор и с досадой сплюнул. – Надо на ЦТП отключать, так хрен что сделаешь!

    – Да был я там, был! – Витька-маленький махнул рукой. – Главный инженер наотрез отказалась её перекрывать. Не то что на четыре часа три дома без горячей воды и отопления, говорит, не могу оставить, а и на полчаса даже!

    – Что делать будем? – задал риторический вопрос Стас. – Скоро и точно кипятка здесь будет по горло. Тогда уже наверняка ничего не сделаем.

    – Ладно, – скребанул затылок Виктор, – пошли заглушки везде по канализации выбивать. Вода хоть уйдёт.

    – А задвижка? – ехидно спросил Лёха. – Чё с задвижкой будем делать? <br>
– Задвижку разберём  и поставим новые «щёки» – более задумчиво, чем утвердительно ответил Виктор. 

    – От те раз! Ну, мужик, ты  совсем офонарел! – язвительно проорал Алексей. – Там же кипяток! Забыл?

    Лёха ткнул рукой в сторону задвижки:

     – «Щёки» прикипели намертво и их голыми руками хрен с два достанешь! Это ж по локоть туда лезть надо! Может, у тебя они чугунные или казенные?

    – Ладно, там посмотрим! Сначала вытащим заглушки…

    Мужики, как болотные цапли, высоко поднимая ноги, чтобы не набрать подступившей к обрезу голенищ горячей воды, разбрелись по подвалу, каждый по своим секциям. Стасу почему-то страстно захотелось, чтобы это всё, – и потоп, стремительно захлёстывающий горячей водой, задавленный беспросветным мраком подвал, и тягучий забивающий бронхи влажный смог, рёв и свист, вперемежку  с беспорядочным металлическим лязгом бьющейся в лихорадочной пляске трубы, словно надтреснутый колокол, возвещающий  последние мгновения перед Апокалипсисом, – чтобы всё это обернулось дурным сном!..
 

     Степан Макарыч вздрогнул от резанувшего уши телефонного звонка. Он неприятной электрической волной прокатился по телу, оставив противное ощущение беспомощной, боязливой поднадзорности. «Тю, пропасть! Совсем нервы ни к чёрту!». Бригадир схватился за трубку:

    – Слушаю.

    – Лепилина можно?

    – Можно. Слушаю вас.

    – Здравствуйте, это из РОВД,  старший оперуполномоченный Стариков. Мне нужно с вами побеседовать…

    – А, понятно! – оборвав словесный официоз следователя, бригадир взял быка за рога. – Вы по этому делу, чтоли?  Когда  мне подъехать? Я сейчас свободен.

    – Вот и отлично. Нужно сегодня, желательно прямо сейчас, комната номер десять.

    – Хорошо.

    Он бросил трубку и подумал, что неплохо бы и вправду просто размяться, чтобы хоть как–то отвлечься от обложных проблем. Тем более, можно воспользоваться удобным случаем, чтобы заскочить под вечер в одно место, где его ждал отличный «левак» в виде полмашины уголка. Из суммы, которая была выделена для его приобретения на базе, Макарыч рассчитывал при помощи нехитрой комбинации скостить из неё чуть-ли не половину.

    Накануне он побывал на базе и его приятно удивил сервис тамошних ребят. Парочка весьма колоритнейших личностей, перехватив его у дверей конторы, отвели в сторону и дали понять, что если он согласится на вариант сделки, который ему тут же популярно изложили, то в накладе никто не окажется. Мало того, в результате её, им всем даже будет счастье в виде отслюнявленных небольших, но приятных сумм из официально выданной исходной. К наиприятнейшей для обеих сторон сделке они, взяв задаток в виде половины выданных  ему купюр, скоренько договорились о месте и часе завершающего этапа и на том расстались.

    Всё сегодня так удачно складывалось, что Макарыч даже подумал о вмешательстве высших сил, вдруг решивших ему попокровительствовать. И этот звонок из милиции, как раз ко времени, и с Харицкой не надо утрясать незапланированную отлучку с работы, да и авария случилась не впритык к нужному часу - хм! - в общем, то, что доктор прописал! Мужики сами справятся, надо только зайти к ним. Постращать немного. Этих пасюков вечно надо контролировать, так хоть сегодня пусть поварятся в этой аварийной каше сами. Привыкли, что я торчу с ними!

    Макарыч ткнулся в дверь кабинета Харицкой, но она оказалась заперта. Чертыхнувшись, он заглянул в отдел кадров и попросил Нину Фёдоровну предупредить Харицкую, что он ушёл в отделение милиции. Он было совсем уже собрался идти на аварию, как вдруг передумал. «Да что это я? Мало я с ними нянчусь! Если запорют, отведу душу по полной! Этот «прапор» недоделанный достал, ети его мать!.. Вояки списанные, интеллигенты сраные, а этот Сашок, дебил долбнутый – поработай с такими!.. Остальная шушера не лучше!.. Откуда только их не приносит! Ни одного стоящего слесаря! Вот времечко настало, кто только в слесаря не прёт!.. В Союзе такое и представить было нельзя! Пока ремеслуху не кончишь, да пару лет не оттрубишь под присмотром мастера, нечего было и думать, чтобы пойти на участок самостоятельно!.. Старые мастера разбежались… как тараканы по тёплым местечкам, а эти-и!.. Ох–хо–хо…».

    Горькие, невесёлые мысли, как ржа разъедавшие душу, всю дорогу точили Макарыча, пока он не очутился перед входом в отделение милиции. Поднявшись на второй этаж, он стукнул в дверь. Услыхав приглашение войти, Макарыч выдохнул из себя воздух, как-будто очищая голову от тяжких дум, и вошёл.

    Следователь жестом пригласил его присесть и захлопнул лежавшую перед ним папку:

    Он протянул Макарычу листок бумаги, который оказался его докладной месячной давности. В ней Лепилин доводил до сведения начальства, что им были обнаружены в подвале двести пятьдесят шестого дома корпус два посторонних лица. Этими посторонними оказались школьники из соседней школы, которые проникли в подвал при помощи самодельного ключа. Парни, видно, не раз пользовались подвалом, так как Макарыч обнаружил и некоторые удобства, которые в одночасье не появляются. Топчан с наваленным на него тряпьём, столик из картонных коробок указывали на то, что парни собрались обосноваться здесь надолго и с комфортом. Макарыч провел скорое следствие и, отобрав у них ключ, вытурил огрызающихся пацанов вон.<br>
Степан Макарыч бегло взглянув на докладную, протянул её назад.

    – Это моя докладная. Там я всё изложил. Какие тут могут быть вопросы?

    Макарыч вдруг занервничал, опасаясь, что застрянет здесь надолго. Но следователь, будто прочитав его мысли, сказал:

    – Мне хотелось бы уточнить только один момент. Вы никого из них не сможете припомнить, – раньше видели или кто-то из них вам знаком?

    Макарыч отрицательно покачал головой и сказал:

    – Там темновато было. Наверх я с ними не ходил, так что ничего не могу сказать.

    Следователь взял ещё один листок и, взглянув на него, спросил снова:

    – А такая фамилия вам не знакома, – Курков?

    Макарыч не долго думал.

    – Работает у нас Иван Курков, слесарем-сантехником на первой диспетчерской. На Абакумова, значит.

    – Ясно! Ну, что ж, хорошо. Значит, ребят вы припомнить не можете. Ну, а узнать в лицо кого-нибудь сможете?

    – Наверно, если покажут! Точно! – Макарыч вдруг осенённо вскинул палец. – Вроде, там один из них был, лицом – ну вылитый Иван!

    – Вы не ошибаетесь?

    – Да нет! У Ивана, точно, сын учится в девятом. А что, – с недоумённым подозрением спросил Макарыч, – неужели он того… замешан? Что-то не верится, уж больно садистское изуверство сотворили с девочкой! Не по-пацаньи это, кишка у них тонка!

    – Мы разрабатываем все возможные версии, вплоть до абсурдных. Такова уж специфика нашей работы. Пока ничего определённого нет, по делу пройдут все, кто хоть как–то относится к нему. Так что, возможно, нам придется ещё раз побеспокоить вас. А на сегодня всё. Вам повестка нужна?

    – Нет. Руководство в курсе где я. До свидания.

    Когда за Лепилиным закрылась дверь, Стариков взялся за телефонную трубку:

    – Олег, всё подтвердилось… бригадир из ДЭЗ’а сказал, что такой у них работает… Ну и что? Мало ли как она у него оказалась… Я тебе говорю… Это ничего не доказывает!.. Хорошо, тогда я сейчас в школу… А мне кажется! Уж больно расчленёнка непрофессионально проделана… Пока!

    Стариков посидел ещё пару минут, размышляя о чём–то. Затем, уложив в папку документы, спрятал их в сейф, оделся и вышел.


    Вода уже не прибывала, но оставалась стоять на прежнем уровне.

    – И то хорошо, … ! – проматерил конец своей фразы Лёха. Все четверо, собравшись у сдохшей задвижки, мучились вопросом, – что же с ней делать?

     Ситуация торопила и от этого обстановка постепенно приобретала характер катастрофы. Затопленный подвал четырёхподъездной высотки уже сравнялся по своему составу атмосферы с нижележащей толщей воды. Обжигающая влажная взвесь набирала плотность с каждой минутой.

    Стас под своей рубахой был мокрый, как застигнутая в мышеловке мышь. Все они телогрейки давно скинули. С лица мужиков потоками стекала смешанная с солёным потом жижа. «Самый наихудший вариант сауны, какой только можно придумать!», – проволоклась, словно патока, во взопревшем мозгу Стаса мысль.

    Развинченная и разобранная на части задвижка лежала рядом на коробе, а слесаря, с опаской смотря в чёрный провал её корпуса, видели отливающий свинцовым блеском при свете фонаря стремительно несущийся стержень горячей струи.

    – Ну, что, как будем доставать «щёки»? – саркастически вопросил Лёха. И, ни от кого не дожидаясь ответа, сказал: – По очереди. Сунул руку, схватил, вытащил. Не успел, – очередь следующего. И так, пока не вытащим, понятно?

    Бывший «прапор» в критической ситуации вспомнил свои армейские навыки отдавать приказы, а потому категоричность его слов ни кем не была оспорена. Но Виктор, не желая идти ни у кого на поводу, уточнил:

    – Вот с тебя и начнём!

    Лёха зыркнул на него, но ничего не сказав, нагнулся над задвижкой:
   
    – Ети его мать всё это! Хорошо, я первый полезу! А вы, мужики, найдите какую-нибудь ёмкость и наберите в неё водички похолоднее. Ну-ка, дай мне асбестовую тряпку из сумки!

    Последнее было обращено к Стасу, но он не стал сейчас становиться в позу от приказной безаппеляционности Лёхи. Молча порывшись во внутренностях его брезентовой торбы, вытащил кусок асбестового полотна, который Лёха использовал как изолирующую прокладку во время сварочных работ.

    Замотав всю руку до локтя и оставив только кончики пальцев, которые он проверил на свободу движений, пошевелив ими, Лёха, как-то утробно ухнув, обрушил свою руку в залитое семидесятиградусной водой чрево корпуса задвижки.

    Секунд пятнадцать он оставался там, затем выдернув её, тут же погрузил по локоть в бумажный мешок из-под цемента, наполненный до краёв холодной водой. Пока Виктор со Стасом держали мешок, Лёха, морщась от боли, выдохнул:

    – «Щёки» на самом дне валяются! Еле одну ухватил, но не удержал. Они ещё горячее, блин, чем вода!

    Виктор, ни слова не говоря, передал мешок Витьке–маленькому, снял с руки Лёхи асбест и, примотав его к руке, сказал:

    – Тащите мешок поближе к задвижке.

    Он сунул руку в придвинутый мешок и с минуту держал её там. Потом, примерившись, выдернул её из мешка и точно также, как и Алексей, с размаху погрузил в задвижку. «У, бля!» – скрипнув зубами, резюмировал он своё пребывание в кипятке.Через несколько секунд выдернул руку с зажатой в неё «щекой». Выронив железку, Виктор стремительно засунул руку в холодную воду и протяжно отдуваясь, содрал асбестовую тряпку.

    Протянув её Стасу, он сказал:

    – Делай также, и всё будет в норме. Вторую затащило чуть-чуть в трубу по ходу, но ухватить её можно сразу же. Не зевай!

    Когда рука Стаса оказалась внутри задвижки, ему показалось, что по его руке разом прошлась огненная волна. Сразу же запульсировавшие пальцы потеряли чувствительность и только какими-то остатками осязания Стас, наткнувшись на тяжёлую латунную «щёку» смог ухватить её и последним усилием воли вырвать руку из адского котла. Он не удержал «щёку» и она, вырвавшись из пальцев, исчезла во тьме плещущейся внизу воды. Через мгновение Стас, сорвав тряпку с погруженной в холодную воду руки, стал нянчить её, словно младенца.

    Пока удалая тройка, словно сказочный Иван, окунали в купели свои руки, Витя-маленький споро приладил на шток новые «щёки» и, собрав задвижку, наконец, перекрыл воду.

    Тишина резко ударила по ушам. Было только слышно где-то в тёмной глубине подвала журчанье стекающей воды. Мужики, ошалело поводя головами, стащили с себя всю одежду, оставшись в майках, и принялись отжимать насквозь мокрое одеяние.

    – Лёшь, у тебя курево есть? – спросил с раздражением Виктор, отшвыривая от себя пачку сигарет. – От моих каша осталась.

    – А не надо было держать их в кармане! – съехидничал он. – Учи вас всё! У меня в сумке посмотри, там, в полиэтилене…

    Все, закурив по очереди, расселись на коробе, поджидая, пока высохнет одежда, разложенная на трубах с горячей водой. Нечего было и думать, чтобы в такой мокрети высунуться на улицу. Все равно, пока Юрка, ушедший за сваркой, не объявился, делать было нечего.

    Витя-маленький, вздохнув, спросил:

    – Мужики, я пойду, как одежда подсохнет? Мне сегодня по повестке в отделение надо ещё!

    – Какая там повестка! – обозлился Лёха. – У «Черепа» отпрашивайся, а мы тебе не начальство! Сиди, пока не придёт!<br>
Но Виктор и Стас, в один голос отбрив Лёхин наскок, ответили:

    – Конечно, иди! Чё здесь тебе уже делать! Одна сварка осталась! Лёха с Юркой сами управятся, мы тоже с тобой двинем, как подсохнем. Ты что, по этому делу пойдёшь?

    – Да по какому же? И навёл же вас хрен собачий на этот мешок! Теперь они меня задолбают!

    – Тебя-то чего?

    – Да то и чего, что последыши имею.

    – Какие-такие последыши?

    – Такие! Статью по этому делу.

    – А, так это на тебя мне мент намекал. И чего там у тебя было?

    – Если бы было! А то по-пьяни одну давалку опробовали. Так ей что-то не понравилось, она маляву и накатала в ментовку на всех пятерых.

    – И что?

    Витя горестно вздохнул:

    – А то, что припаяли мне пятерик с довеском.

    – Что за довесок?<br>
– А довесок от этой бл**ины. Наградила она меня ядрёнейшим сифилисом, так что два месяца я на зоне кололся как последний доходяга-наркоман.

    Лёхино ржанье тут же выявило всю комичность эпизода из жизни Витьки-маленького:

    – Ни хрена себе! Как же это ты так оплошал?

    – Да вот так! – Витя горестно вздохнул. – Всю жизнь мне эта тухлятина проститутская поломала. За всех мужиков все на меня повесила, а на остальных заявления забрала. Так что я на полную катушку и прогулялся в зону! Э-хе-хе… Ну, ничего, ей тоже сейчас кое-что наскипидарили!

    И мужики, задумчиво пыхнув сигаретами, погрузились в молчание.

    Дождавшись Юрку, они всё же вместе смонтировали оборудование, приварили трубу и, открыв задвижку, с тайным удовлетворением слушали, как засвистели жиклёры в редукторе, как с бешеным напором помчалась вода, заполняя пустые стояки. Мокрый, усталый до дрожи в коленках, с саднившей рукой, Стас шёл домой без единой мысли в голове. Только злобно урчавший желудок напоминал ему, что он ещё живой, а не высосанный тьмой и жарким душным маревом подвала бесплотный призрак.