Окаянные дни или с начальством спорить... С Продол

На фото - наша балтийская банда - мы с сестрой и младшие Савины

В детстве каждое лето я проводил в Балтийске. Там случались забавные и далеко не всегда только приятные события. По воскресеньям за завтраком  все Савины и гости собирались в зале. Бабуся торжественно выносила огромное блюдо  с горкой только что испеченных пирожков. Пирожки запивали горячим какао или кофе с молоком, которые разливали по чашкам  из большого чайника. Так уж получилось,  что передавая чайник мимо меня следующему, Олег выплеснул его содержимое на меня.  Лето было жаркое, я сидел в одних трусах, и только что снятое с плиты какао ошпарило мой голый живот. Я заорал, как резанный. Заверещали от ужаса и все окружающие, не растерялась только моя мать: «Писайте, писайте, надо писать!- закричала она, - Ну, кто-нибудь!» В этой панике быстрее всех нашлась и выручила моя родная  сестра. Описанную ее тряпицу приложили к ошпаренному месту и наскоро  перевязали.

Служебная машина в тот день была в гараже, шофер в части, поэтому до лазарета мы с дядей Васей отправились  пешком. Сначала я ковылял кое-как. Ошпаренное место давало себя знать, но вскоре боль поутихла,  и я стал осторожно подпрыгивать, а потом и поддавать ногой  камушки, которые попадались на дороге. Дядя Вася успокоился: «Племяш, видишь, народное средство помогло». В лазарете фельдшер, обрезал несколько кусочков отошедшей кожи, обработал,  смазал и перевязал рану.

Через несколько дней про эту историю забыли. Тогда на мне раны заживали быстро и без последствий. В этом я смог убедиться на следующий год. В доме были два велосипеда -  мужской и женский. При моем малом росте я по возможности выбирал женский. Мы любили кататься с горки вниз по улице, кажется, Ушакова, чтобы ветер свистел в ушах. И вот, как-то раз на этом крутом спуске из двора углового дома вылетела собака, догнала меня,  цапнула за правую голень, после чего отстала. Удивительно было то, что она при нападении ни разу не тявкнула, видно, этим и усыпив мою бдительность.  Боли я сначала не почувствовал. Только был расстроен треском рвущейся материи. На мне были гольфы и чулки и было жалко их. Но когда внизу я посмотрел на свою ногу, мне стало не по себе от вида рваной раны и набухших от крови чулок и гольфов. Дома бабуся, хоть и запричитала, но быстро и уверенно промыла марганцовкой мне рану, наложила плотную марлевую салфетку и перевязала. Позвонила дяде Васе, тот прислал машину, и меня отвезли в госпиталь. Хирург во время операции  пока  зашивал  рану,   расспрашивал,  где и как это случилось. Когда я дошел до названия улицы, он насторожился и поинтересовался: «А что за собака?»  Я объяснил, что собака похожа на овчарку, а зовут ее Фугрим.  «Может Игрим? - спросил хирург. Тут уже  я сообразил, что стоявшие у того злополучного дома ребята громко кричали: «Фу, Игрим! Фу!» «Так это же моя собака!» - воскликнул хирург, И хотя он гарантировал, что собака здоровая,  свой обязательный укол от столбняка,  а потом и еще 14 от бешенства, я получил.

Но та история не изменила моё отношение к собакам. Собаки у Савиных были постоянно. После трагической гибели Найды – она была покусана взбесившимся соседским псом,  и ее пришлось пристрелить – в доме появился кавказец Тунгус, свирепая псина, которого уже держали в загоне на короткой цепи. Тунгус попусту не брехал, но мог цапнуть, если что-то ему не нравилось. Ко мне он привык, но стоило мне в выходной переодеться в праздничную одежду, как он становился бешеным, неистово лаял, бросался на ограду загона. После того, как он хватанул дядю Васю за руку, его отдали на погранзаставу,  откуда из питомника он попал к Савиным. Но там с ним  случилась беда. Тунгус охранял территорию погранзаставы. Он был на цепи, но мог свободно  двигаться вдоль забора по тросу на приличное расстояние. С  караульного поста возвращалась смена часовых с разводящим, черт дернул которых сократить расстояние до караулки. Они полезли через дыру в заборе прямо на охраняемую Тунгусом территорию. Свирепый пес набросился на ближайшего бойца, повалил и начал рвать. Оттащить его тоже не получалось, он тут же кидался на защитника. Пришлось его пристрелить.

Летом Олег, Маринка и я ночевали на чердаке. Да и не только ночевали. В плохую дождливую погоду резались в карты, читали, играли в Тимура и его команду. Когда надо было нас позвать к завтраку или обеду, кто-нибудь  из взрослых стучал шваброй в люк, ведущий на чердак. Первая применила этот прием моя мама. Ночью, чтобы справить малую нужду и не спускаться вниз,  было заведено ведерко, которое по утрам дежурный должен был спустить вниз и вылить в туалет. Один раз я решил схитрить, открыл окно и хотел вылить содержимое вниз на огород. Но  неожиданно шквалистый ветер не захотел принимать такого подарка и  вернул его обратно прямо мне в лицо. Когда я поделился с Олегом своей обидой,  уж не знаю, на кого или на что, брат рассмеялся: «Ты что не знаешь, что ссать против ветра нельзя?» Этот урок я запомнил на всю жизнь. К сожалению, только на много позже  я узнал, что эта мудрая мысль имела еще и начало: «С начальством спорить – что против ветра… ссать!»
Знал бы это раньше, сколько глупостей я бы не натворил по молодости  на службе в армии и работе! А вы как думаете?

Продолжение. По моей книге из "Бесед с Амазонкой"

О моей опале в институте

7.11.2011 - Сегодня вдруг в больницу мне позвонила Наталья Фонарева. Когда-то аспирантка у меня в отделе, почти друг семьи. Но в один момент она оказалась в составе комиссии партбюро, которой была дана установка директора меня изничтожить. У него было кредо сначала  людей продвигать, а потом вываливать в грязь.

 Я тогда руководил отделом, несколько лет был председателем профкома, членом партбюро. Стал популярней основных институтских ветеранов. Я  активно занимался проведением социологических исследований, результаты которых использовали несколько отделов для экономических прогнозов. За три года работы в должности завотделом при том же штате я увеличил объем работ в 6 раз. Естественно стали возникать и сбои, и конфликты. Иногда со сроками задержки, иногда кому-то отказывал в объеме заказа (не все можно, как виделось заказчику). Доконала меня ошибка моей беременной сотрудницы, которая в суматохе в номенклатуре женской одежды (всего было порядка 40 позиций) при сдаче анкеты в тираж пропустила позицию "платье". Ошибка была серьезная. В конце концов ее удалось исправить, добыв информацию другим способом. Сотрудница благополучно ушла в декрет, но на мне решили отыграться по полной программе.

 Партбюро вынесло на собрание вопрос: О роли коммуниста-руководителя Мясина в воспитании коллектива. А частью моего коллектива были завсекторами дамы чуть постарше, которые на меня обижались за то, что я стал продвигать более молодых сотрудников, кого-то направил в аспирантуру, кого-то послал на престижный семинар в Ташкент или в Ригу, кого-то в загранкомандировку. Короче, на собрании все институтские  старики и отдельские старухи обрушились на меня. Обвиняли в развале дисциплины, третировании старых проверенных кадров, излишней самоуверенности, что и привело к серьезным упущениям в работе. Мои доводы, что при таком росте объема работ какие-то сбои неизбежны, а все остальные претензии - это туфта - во внимание приняты не были. 

Все заранее подготовленные решения - вывести из состава партбюро, объявить строгий выговор по административной линии, лишить годовой премии (25 руб.) поставить на вид по партийной, кроме одного: снять с должности – были проголосованы Здесь дыбом встал мой куратор- новый замдиректора А.Воронов. Директору он сказал: - А кто работать будет? На собрании выступил более дипломатично. Он попросил дать ему время ко мне и отделу присмотреться, поскольку он только недавно начал у нас работать.

 В результате  самая большая потеря -  был невыезд в Берлин (из-за партийного взыскания райком не утвердил). Но я в Берлин послал не старую калошу, которая на это рассчитывала, а  перспективную с.н.с.  Во всей этой истории Фонарева сыграла весьма активную роль. За это я отомстил ей злой эпиграммой:

Всем девица хороша - бескорыстная душа.
Ради принципа,  не вдруг – предан будет лучший друг.

Эпиграмма гуляла по институту. Вторую эпиграмму я написал на  ее тогдашнего начальника, которого выгнали из Народного контроля СССР, когда за взятки посадили его жену. Это он по своей «профессиональной» привычке подстрекал Фонареву, чтобы меня откатали по полной. Я ему посвятил такие строки:

Во всём он видит грязь и непорядки.
На воровство жены лишь закрывал глаза.
И с совестью своей, играя молча в прятки,
Он праведный свой гнев спускал на тормоза.

Эпиграмма также пользовалась большим успехом. Вскоре Фонарева ушла вместе с директором в Совмин в Комиссию по реформе  Абалкина. Потом Бочин (также бывший мой сотрудник и коллега по потребительскому движению), ставший в 1990 году заместителем, а 1992 году  председателем Государственного антимонопольного комитета,  взял Фонареву к себе замом.

Тогда мы с ней помирились и выяснилось, откуда у нее на  меня вырос зуб. Оказалось, что когда она готовила диссертацию, то использовала проведенный моим отделом опрос потребителей, где часть вопросов была дополнительно включена по ее просьбе. Опрос был большой, деньги были на пределе,  и я распорядился  ее вопросы обработать по сокращенному массиву. Для кандидатской диссертации этого было более, чем достаточно. Но Наталья почему-то решила, что я нарочно чиню ей козни. Втихоря договорившись с моими сотрудниками, она вручную целый месяц дообрабатывала остатки массива. Так возник у нее зуб на меня, хотя до этого мы дружили, она даже бывала у нас с Леной дома. В конце концов мы разобрались в этой ситуации. Хотя по работе и позднее случались конфликты.

Я как-то в СМИ покритиковал работу антимонопольщиков, не называя их ведомство прямо по названию. Тогда на очередном Межведомственном совете по защите прав потребителей, где я был его членом,  Фонарева (ставшая к тому времени Министром по антимонопольной политике), увидев меня, язвительно спросила: - Что, Евгений Борисович, пришли материала набрать для очередной статейки? На что я не менее ехидно поинтересовался: - А, как же  Вы себя в той узнали? Я так маскировал принадлежность ведомства. А Ваши спецы оперативно уже несколько опровержений сочинили. Обещаю, что в следующий раз напишу что-нибудь хорошее, но вот вопрос, Вы себя также легко узнаете? -  На том и закончилось.

Она скоро сама ушла из Министров абсолютно по собственному желанию. Редкий случай. Умная, в меру стервозная, но одинокая. Сейчас она в адвокатуре. Защищает интересы бизнеса в спорах с государством. Спросил, не была ли она на встрече ВНИИКСовцев. Не была, не знала. Вспомнили кое-кого, кого с грустью, кого с удовольствием. Пласт жизни, однако...