Непристойное занятие

          У нас в стране документ всегда должен быть с собой. И не то, чтоб обычный паспорт – это, как раз, дело ясное, и писать об этом не следует. А документ должен быть всякий, имеющийся у живого гражданина. Потому что никогда не узнаешь, где и зачем понадобится. Про это история.

          Пришел намедни молодой мужик по фамилии Бякин подстричься. Услышал где-то, что хорошо это делают в мастерской у некоего Протопопова, и пришел туда:

          - Я, - говорит, - Бякин. И у меня на вас записано, на двенадцать. Подстригите, - говорит, - мне башку.

          - Пожалуйста, подстрижем, - отвечают. – Проходите сюда.

          Сел, значит, Бякин в кресло, его накрыли пеньюаром, и все пока что было чинно и красиво. Но тут пришла парикмахер. То ли Аня? То ли Таня? А, может быть, и Оля… Пожалуй, все-таки Оля. На Бякина она произвела наилучшее, самое что ни на есть грандиозное впечатление. Он, понимаешь, даже забыл, зачем пришел. Но потом вспомнил. А когда она начала его башку своими пальцами трогать, то к Бякину и полезли мысли самые скверные, которые только могут появляться в голове молодого мужика.

          И, вроде, не то, чтоб она красивая. Просто нос какой-то такой, и глаза – с хитринкой… Но главное – платок. Он у ней на шее так повязался, что вспомнилась Бякину девка из непристойного фильма, виденного им много раз еще с детства. Так вот, Бякин заерзал, невмоготу ему стало сидеть. А она порхает вокруг бабочкой, дело свое знает. А ему, видите ли, приспичило. Да так, что, чувствует, не выдержит сейчас и сорвется, наболтает лишнего.

          И вот дело парикмахера кончено: Бякин похорошел. Оля, значит, снимает с него пеньюар, а там… Тут, граждане, надо признать, что автор сталкивается с некоторым неудобством в описываемых событиях, потому как все, кто видел, что было у Бякина под пеньюаром, опешили. Можно даже сказать, ошалели. И автор не уверен, что с прочитавшими все кончится хорошо. Поэтому, сознательно продолжая рассказ, предупреждает, что дальше можно и не читать. А дальше было так. Оля спросила:

          - Вы зачем это?...

          Бякин виновато и заикаясь ответил:

          - Я, это… Я его всегда сжимаю, когда мне невмоготу.

          Тут Оля побежала к хозяину, то есть, к самому Протопопову, чтоб тот тоже поглядел, какие клиенты у ней бывают, и чтоб решил платить ей за таких, мягко говоря, неприятных субъектов, раздражающих психику нормального человека, побольше. Ну, Протопопов, конечно, появился, даже свой кофе не допил. Появился, взглянул на виноватого Бякина, и сказал:

          - Ну и что? – говорит. – Я, - говорит, - тоже его всегда сжимаю, когда нервничаю.

          Этого поучительного рассказа никогда не было бы на свете, если бы один только Бякин занимался такой, с позволения сказать, дерзостью. Но и Протопопов подтвердил, что тоже занимается этим иногда. А там еще народ стал подходить, подтверждать: да, говорят, очень помогает при расстроенных нервах свое страховое свидетельство в руках сжимать. Оно и удобное для ладошек как раз – зеленое, небольшое. Так что автор не берется судить ни Бякина, ни Протопопова, никого, кто так поступает. Но судить – это одно. А вот относиться с подозрением к такого рода самоутешению все-таки право за собой, пожалуй, оставит.