Ярослав 26. Евпаторийский рынок

Евпаторийский базар, как и сейчас, находился по улице Дмитрия Ульянова, но был гораздо ближе к Слободке. С годами он перемещался всё ближе к центру и сейчас почти смыкается с улицей Пионерской.
После войны как и все послевоенные базары большая его часть отводилась под продажу бытовых и личных вещей, т.е. была барахолкой. Это там бабушка, предвосхищая возвращения из армии сыновей (хотя судьба дяди Ярослава была неизвестна) купила каждому по швейцарским часам. В то время это считалось ценным подарком. Кстати, у одних из них были проблемы: они  шли только лёжа.
Как изменился мир! Сегодня дешёвыми китайскими электронными часами  завален рынок. Потерял – не жалко. Всего-то 5 гривен. Впрочем, хватает ещё в мире идиотов, покупающих часы за баснословные цены. А какая разница по каким часам определяться во времени.
А тогда, казалось на рынок вывалилась утварь из всех квартир. Длинными рядами сидели женщины и мужчины перед кучками брюк, костюмов, утюгов, часов разных размеров, зонтов, тростей, подшивок журналов, да всего и не перечислить.
Я пристал к бабушке, чтобы она купила подшивку журналов «Юный художник». Особой нужды в этой покупке не было, так как один из сарайчиков был забит дореволюционными журналами «Нива», «Огонёк» и другими со всякими литературными приложениями. Но бабушка подшивку купила, и я был бесконечно счастлив,. Там были первоначальные уроки по технике рисования, и я пытался им следовать, перерисовывал что-то, в, общем, повсюду таскал эти журналы. Однажды тёплым весенним днём расположился с ними на погребе, и тут меня зачем то позвали. Я отвлёкся, а когда вернулся, увидел, как наш петух в ажиотаже разрывает страницы. По-видимому,  ветерок начал шевелить страницы и петух расценил это, как что-то враждебное.  Я подобрал остатки разорванных страниц, что-то подклеивал. В общем, потери были не так уж велики, но подшивка утратила своё былое великолепие.
Впрочем, как я убедился позже, счастье не бывает долговечным.
А насчёт базара среди пацанов ходили легенды.
Как будто кто-то за буханку хлеба предлагал фотоаппарат, а кто-то велосипед и тому подобное.
Что уж так поразило моё воображение?  Во всеобъемлющем бабушкином сарае были и фотоаппараты разных калибров, и плёночные и широкоформатные, был там и велосипед. В фотоаппаратах я, нажимая на разные рычажки и кнопки, нашёл, как открываются шторки и на матовом стекле  появляется изображение, перевёрнутое вверх ногами. Но обращаться с ними я не умел, да и не было ни плёнок, ни кассет, да и где и как это проявлять?
И велосипед со спущенными шинами там стоял. Он мне был пока не по росту.
А вот мама ездила в Харьков, была в нашем доме, и привезла мой детский велосипед, подаренный мне до войны. Я вытащил его на улицу на радость всей детворы. Катались все по очереди и я, как владелец, никакими льготами в части очерёдности не пользовался. Появились какие-то ребята снизу улицы, более взрослые и покрупнее, и тоже стали претендовать на право пользования.
Велосипед стал достоянием улицы на весь световой день. Когда я уходил домой, он всё так же служил улице, и скоро стал не выдерживать такой жёсткой эксплуатации. Начала спадать цепь, потом посрывались педали, и скоро на нём можно было только съезжать с горки. Я с жалостью смотрел как ребята покрупнее не жалея моего железного друга бросают его на ухабины при съезде с горки.
А потом в Евпаторию приехал мой брат Юра, вытащил из сарая взрослый велосипед, заклеил шины, подремонтировал и я стал осваивать езду на нём. Вначале ездил через раму, потому что при нормальной посадке я едва доставал до педалей носками ног и при старте нужно было, чтобы кто-то меня подтолкнул. А финишировал как придётся, не щадя своих коленок.