Не сказка о небольшом не чуде...

 Все мы смертны...
 Или как можно собрать миньян в незнакомом городе.

    Всему приходит время. И возрасту тоже. И когда мы порываемся что-то сделать, что-то непонятное, стоящее над нами, прижимает нас к земле, вынимает из рук ручку или отводит пальцы от клавиатуры компьютера. Не стоит сильно сопротивляться. Но и сдаваться ни в коем случае не надо. Возьмите в руки карандаш и запишите на клочке бумаги хотя бы название города, в котором вас застали события, имена и фамилии людей, с которыми вас свела судьба. Поверьте, главное – пронести дальше память о людях, сделавших добро, и о вас, если вы этого достойны, обязательно тоже не забудут.
    Нас было трое. Алла, Лена и я, Боря. Понадобилось почти 50 лет, чтобы Борис вернулся к еврейскому - Борух. Мы были совершенно разные, ни капельки не похожие друг на друга, и хотя сходство внешнее, несомненно, присутствовало, по характеру, по отношению к жизни и окружению мы ни разу не повторяли поступки друг друга. Наверное, так и должно быть, у каждого в этом мире своя работа и никогда она не должна пересекаться с работой другого, у каждого своя ответственность, у каждого своя зарплата.
   Так всегда происходит. Стоишь за билетами в кассу, и кто-то обязательно проходит впереди тебя и говорит, что он по телеграмме на похороны, ты отступаешь и отодвигаешься, будто метр пространства оградит тебя от той же участи. Но земля круглая, проходит время, и уже ты подходишь к кассе и говоришь, что ты по телеграмме. Как всегда, проблема с билетами, и, как всегда, тебе помогают.

   Сашка сидел в купе напротив меня, не понимая, что произошло. По его крупному лицу нельзя было понять, что у него больше нет матери. При большом и сильном теле, широченных плечах и добрейшей натуре он всегда оставался  большим и добрым ребенком. И сейчас, казалось, что он просто задумался.
Поезд раскачивал купе размеренно и медленно, потом линейно замирал в стремительном беге, но, несмотря на такую паузу в невесомости, опять продолжал нести нас в далекий город Шахтерск. Он как бы предупреждал: «До Донецка довезу, а дальше - вы уж сами». А может, таким образом эта глупая выдумка спасительно выдавливала из наших мозгов тяжелые мысли о потере близкого человека.

   Лена всегда была странной. Когда старшая сестра Алла очень удачно вышла замуж, она вдруг собралась и по комсомольской путевке уехала в Мариуполь. Потом там вышла замуж за человека на 14 лет старше её. Она моталась с ним по стране, вместе с его неугомонностью, поэтичностью, неуживчивостью и алкоголизмом. Алексей доставал всех, но на удивление быстро сошелся с нашим отцом, и они вели долгие разговоры за кустарничанием кистей и бутылочкой винца. Собственно, эти экстра-класса кисти, которые научил его делать наш отец, и позволили Лене вырастить и воспитать великолепного Сашку. Сейчас у Сашки прекрасная жена и трое чудесных детей, но этот большой мальчик прекрасно помнит голодные дни и папину несвязную речь. Тогда Лена выстояла, работая и уборщицей, и дояркой, и сторожем, и нянечкой, позволила теперь нашим детям смотреть на степенного и последовательного их брата, её сына, с искренним уважением и стараться быть такими же, как он.
Теперь Лена умерла. Как сказали нам по телефону, умерла смертью праведницы. Заснула и не проснулась.

  Алексей сидел на краю кровати и что-то бормотал себе под нос, направляя слова в пространство:
- Проснулся, а она не просыпается. Легли спать, поговорили, заснули, вставал покурить, а она не просыпается.
И так много раз…
  Спрашивать было нечего. Вышел на улицу, следом - Сашка. Постояли, помолчали.
Шахтерск - город, в котором нет зданий старше 30 лет. Может, и были когда-то, но ту площадь быстро застроили во времена массового стахановского добывания угля, «хоть мелкого, но много». Теперь шахты практически стоят, и целые кварталы города  пугают приезжих черными проемами выбитых окон в пустующих многоэтажках. Двухкомнатная квартира по 400 долларов за штуку. Теперь, наверное, цены выросли, но пять лет назад было именно так.

    Утро еще начиналось. Мысли тоже только-только просыпались.
Тело было в морге и можно было не спешить. С чего начать?
Уезжая из Львова,я подошел к раввину и спросил, как хоронят еврейскую женщину? Я - «баль тшува», вернувшийся к традициям всего год назад, и знаю о жизни предков предельно мало, одно было известно: раввин должен объяснить и помочь. И он помог, дал тахрис, погребальную одежду, снабдил нужными молитвами и кадишем, объяснил, что и в каком порядке нужно делать.
- Первым делом найди еврея, - сказал он - Он,  еврей, обязательно должен быть.
Я подошел к стоянке такси, сел в машину и обратился к водителю.
- Не знаете ли вы какую-нибудь еврейскую организацию в городе?
Так уж устроен мир, что таксисты знают практически всё, или, по крайней мере, точно знают, с какой стороны подходить к любой проблеме.
- Конечно, - ответил он. - Вам туда? Поехали. Это недалеко, вот за этим поворотом еще два квартала. Это отделение «Сохнута». Руководителя зовут Раиса Анатольевна. Если её ёще там нет, найдем телефон. Подождать?
- Сколько вы зарабатываете за день? Столько? Вот, возьмите. Мне крайне важна мобильность. Побудьте со мной всё время, сколько понадобится.
- Хорошо! Какая проблема? Может, я знаю, как помочь?
- У меня в этом городе умерла сестра. Она еврейка. По нашему закону, её должна подготовить к погребению еврейская женщина, и на кладбище, когда её будут хоронить, десять евреев должны ответить на прочитанный кадиш «Амен». Наверное, здесь трудно будет найти десять евреев по маме?
- Пошли вместе, - сказал, вылезая из машины Наум. Так звали водителя. - Трое уже есть, думаю, что этот юноша, как и вы, тоже еврей, и на меня можете рассчитывать. Обычно для всех я Николай, но по паспорту Наум, по маме Цилевич.
Мы вошли в помещение огромного дворца культуры, серого, как шахта, и массивного, как домна. Просторные и бесконечные коридоры. Вторая дверь направо – «Сохнут». Открыто.
За столом сидела приятная женщина, напротив неё - пожилой мужчина. Она выслушала спокойно и внимательно, только потом растерянно улыбнулась.
- У нас в городе, вместе с Наумом, он же Коля, и вот, Аароном Шмулевичем, на учете пятеро евреев, правда, один в инвалидной коляске. Так что с вами будет семеро. Наверное, есть еще, но, сколько я ни искала, найти не смогла. Женщина, думаю, найдется, чтоб помочь с обмыванием и одеванием. Знаешь, Наум, женщину-еврейку из пригорода?
Дальше всё развивалось приблизительно так:

  9.30. Пригород Шахтерска. Такси. Я, Наум и еврейская женщина.
- У меня умерла сестра. Она в морге. Вы сможете её обмыть и одеть в тахрис?
- Да, только вы расскажете мне последовательность и порядок.

  10.00. Районная больница. Врач и я. Вывеска на дверях. «Соколовский Михаил Борисович».
- Нужна справка для свидетельства о смерти? Минут через пятнадцать будет готова. Вы еврей? Здорово, впервые в нашем городе вижу еврея в кипе. Нет, мама у меня украинка. Но я еврей. Это ведь очевидно.

  10.15. Похоронное бюро. Саша. Приемщик заказов.
- Мне нужен гроб, тумбочка и на ней магендовид.
- А что это такое?
- Это шестиконечная звезда.
- У нас художник в отпуске, трафарет нарисовать некому.
- Если вы дадите краски и материал, я сам сделаю.
- Пожалуйста.

  10.30. Морг. Еврейская женщина и я.
- Наверное, я успею минут за сорок или час.

  10.40. Отделение «Сохнут». Раиса Анатольевна, я и Саша, Фуксман Аарон Шмулевич.
- Аарон Шмулевич, вы поможете этим людям похоронить сестру?
- Конечно. Звони Сосновскому, а еще звони Боровкову. Владимир Алексеевич тоже еврей по маме.
- Лев Борисович, тут приехал человек из Львова. Он религиозный еврей. Хочет похоронить свою сестру-еврейку по нашей традиции. Ему нужно десять человек для миньяна. Не знаю, где он найдет, но пробуем. С ним, с сыном покойной, и с вами, наверное, и с Боровковым, и Фуксманом будет пять. Да еще наш таксист, Коля, он же Наум, у него и в паспорте мама-еврейка. Непонятно, почему раньше не проявлялся. Так вы будете? Они за вами заедут. Позвоните, пожалуйста, Боровкову, а мы будем думать, кого ещё найти. По нашему учету, кроме вас четверых, ходячих мужчин больше нет.
- Что? Вы говорите, что из Израиля Коржинов к детям приехал? Вот здорово!
- Тогда, без вас, будет уже семь  человек.
- Вы, Борух, езжайте в город свои дела делать, а я еще поищу.

Звонок в отделение «Сохнут»:
- Раечка, это Боровков Владимир Алексеевич. Вам, вроде, миньян нужен? Откуда про миньян знаю? Откуда-откуда – от верблюда! Знаю, и всё тут. С папой в синагогу ходили. В Челябинске. Где быть надо? К часу? Хорошо! Буду.

  11.00. Столярный цех похоронного бюро. Я и владелец бюро.
- Тумбочку сделать с шестиконечной звездой? Такого мы еще в Шахтерске не делали. Не волнуйтесь, к 13.00 будет готова и на квартиру доставлена.
- Что, вы евреев собираете? По слухам, у меня тоже в роду евреи. Вы ведь только что у Миши Соколовского были, он мне сразу перезвонил.
- Да, у нас же сторож еврей! Да, точно! Его маму Хайей звали. Он - Геревич Наум Михайлович. Он как раз на смене. Конечно, отпущу. О чем речь.

  11.10. Стоянка такси. Я и таксист Наум-Коля и еще двое его коллег.
- Коля, Вася. Помните, в шестом микрорайоне живет один еврей. Ну, как его? Вспоминайте.
- Да. Это тот, что на грузина похож! О! Точно! Хачкаранджи! Где живет? В восьмом блоке, первый подъезд, седьмой этаж. Квартира направо.

  11.30. Шестой микрорайон. Восьмой блок. Первый подъезд. Седьмой этаж. Квартира направо. Закрытая дверь. Я, Наум и голос  за дверью:
- Кто там? Да, это я Хачкаранджи Владимир Константинович. Еврей. Мама у меня еврейка. Я после ночной смены. Кадиш? А что это такое? Объясните. А зачем обязательно нужно десять человек? Во сколько? Нет, я не пойду. Не пойду и все!

  12.10. Квартира Лены. Саша, соседи, муж Лены - Леша.
- Папа, отойди! Можешь, хоть сейчас помолчать? Так надо, так сказал дяде Боре раввин. Не спорь, креста не будет, будет тумбочка и магендовид, я так хотел и так сделал. Отойди, папа.

  12.30. Отделение «Сохнут». Я, таксист Наум, он же Коля, и Раиса Анатольевна.
- Вы знаете, кто позвонил?! Явец Марк Израилевич! Вы себе не представляете! Он пенсионер, инвалид, передвигается в инвалидной коляске. Он сказал, чтобы за ним прислали такси, и он сам за него заплатит. Я уже такси заказала. И еще он сказал, что к нему из Америки приехали друзья, они, хоть и не евреи, но на похороны придут.

  12.50. Такси. Наум и я.
- Всё. Больше в городе никого нет. Только девять, вряд ли что может теперь помочь.
- Коля, что ты заканчивал? Ты здесь учился? Горный техникум? А кто был преподавателем математики? Вот-вот! Как по отчеству? Илья Алексеевич Луковский. Поехали, спросим. Ты знаешь, где живет? Ну, понятно, тут все про всех всё знают. И у кого спрашиваю? У таксиста и у еврея.

  13.20. Площадка перед домом сестры. Небольшой помост, гроб, тумбочка с магендовидом. Соседи, Саша, Раиса Анатольевна, Наум и со мной вместе еще восемь евреев.
- Дядя Боря, что это?
- Это Тегилим, Саша! А это кадиш!

  13.50. Кладбище. Каменистая почва, похожая на известняк. Жестко и колюче. Три такси, инвалидское кресло. Похоронный автобус. Соседи, Раиса Анатольевна, Наум, я, Саша и ещё семь евреев.

  14.00. Кладбище. Мы все.
Подъезжает синий «Пассат», из него выходит подземный слесарь Хачкаранджи Владимир Константинович и помогает выйти еврею из другого города Розенфельду Виктору Юзефовичу - он успел за ним съездить.

  14.10. Кладбище города Шахтерска. 12 взрослых галахических евреев. Тегилим. Амоле. Кадиш. 
Без комментариев.

  23.00. Поезд Донецк-Львов. Я и Сашка.

   Он сидит в купе напротив меня. Повезло, попутчиков нет. Он, большой и сильный мужчина, весь вжался в пространство между окном и перегородкой. Его сознание улетело куда-то далеко-далеко, но постепенно он проявляется из своего угла в действительность и начинает раскачиваться вперед-назад, как я это делал, когда читал Тегилим, амоле и кадиш. Он не знает слов молитвы, он напрямую говорит с Б-гом. Это видно, это нельзя не ощутить. Это заполнило все купе.
Мы возвращались домой, где его ждали двое чудесных детей, Лениных внуков.
Теперь их трое.

   За давностью событий, имена и фамилии участников относительно их ролей могут быть перепутаны, но это совершенно не имеет значения из-за равности их вклада в общее дело. Хотя этот рассказ не хронология, а литература, - здесь есть выдумка, - но минимальная.
Простите меня, участники, за эти неточности.
Низкий всем поклон!

Вот те люди, которые собрались в мае 2003 года в городе Шахтерске на миньян, на похоронах моей сестры Гаврилиной Елены Георгиевны, по маме Зейгер.

Фуксман Аарон Шмулевич - пенсионер.
Сосновский Лев Борисович – пенсионер.
Боровков Владимир Алексеевич - пенсионер
Луковский Илья Алексеевич – преподаватель.
Коржинов Василий Ильич - пенсионер.
Геревич Наум Михайлович - пенсионер.
Хачкараджи Владимир Константинович - подземный слесарь.
 Зар Раиса Анатольевна – председатель общины.
Явец Марк Израилевич – пенсионер, инвалид.
Розенфельд Виктор Юзефович – пенсионер.

К моему стыду, как зовут водителя, я забыл, и пусть он будет под тем именем, которое мне пришло НАУМ.

Из приватного разговора между мной и Раисой Анатольевной:
- Теперь они все захотят, чтобы каждого хоронили по традиции.

И как обычно, P.S.

 Я каждый день или, по крайней мере, при любой возможности хожу в свою синагогу. Мне удивительно, как миньян в ней остается полным. Один за другим умирают старики, и их миньян уже перебирается на еврейское кладбище. Кажется, вот-вот, и уже никто не сможет в восемь утра прийти на шахарит, а до захода солнца отмолиться минху. Но вот пришел к раввину семидесятипятилетний Лейб и сделал обрезание, вот каждое утро стал приезжать в синагогу Валера, он же Авраам Авраамович, бизнесмен и предприниматель, вот Бенечка приводит на шаббат свою дочурку. Ицхак и Моше, утверждающие, что они не религиозные люди, каждый день один и другой исправно читают по родителям, выученный по русской трнаслитерации кадиш. Уже и год прошел.
Я перестал удивляться чудесам, но каждый день вновь и вновь удивляюсь.

Борух-Нахман. Август, 2007 г.
Рисунок автора.