Остобранник 2015 года

(Осторожно отобранное) для книги: «СЕГОДНЯ НЕ СМОЛЧУ»

Ты видел, как утром дымится Нева?
Как в белом пару закипает вода?
А как теплоход  исчезает в дыму,
как будто ныряет во тьму наяву?
А мне удалось увидать и найти,
как солнце меняет свой цвет на Пути,
как Время течет, словно эта река,
и дышат друг другом её берега



«Старая новая морская сказка»
часть четвёртая: «Правила Буравчика»,
Из записок: «Курсантские байки».

     …рассказал нам старую, старую, старую сказку, давно известную всем и даже нам, курсантам восьмидесятых одного из старейших морских училищ нашей страны.
     Впрочем, все новое, это хорошо забытое старое.
     Почему?
     Да потому, что «…Восходит солнце, и заходит солнце, и спешит к месту своему, где оно восходит. Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои. Все реки текут в море, но море не переполняется к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь. Все вещи - в труде, не может человек пересказать всего; не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием. Что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем. Бывает нечто, о чем говорят «смотри, вот это новое», но это было уже в веках, бывших прежде нас. Нет памяти о прежнем, да и о том, что будет, не останется памяти у тех, которые будут после…» (из неподражаемой Книги Екклесиаста, написанной, видимо, более трех тысяч лет назад).
     А значит, нельзя не вспомнить теперь эту весёлую сказку штурмана с учебного корабля первого ранга «Перекоп», рассказанную в ноябре 1984 года во время нашего дальнего похода, чтобы она ненадолго опять ожила в нашей памяти.
     И ещё потому, что:
                Любое творчество найдет своих поклонников,
                тут главное чтоб было от души.
                И знаешь, в Музе нет покойников,
                бессмертье ей даровано…. Пиши!
     А сказка-то была рассказана действительно от души. Мы, затаив дыхание и не обращая никакого внимания на сильную качку бушующей вокруг нас Балтики, внимали молодому рассказчику, словно умудренному жизнью старцу, пытаясь не упустить ни одного его слова. Мы искали разгадку этой тайне на Усть-Рогатке (читай «Переполох на Усть-Рогатке»), но штурман, похоже, совсем забыл и про наш вопрос, а вместе с ним и про нас, увлеченно раскачиваясь на «баночке» в такт волне во время рассказа. Он, то смешно хмурил брови и выпячивал глаза, то восторженно махал руками и менял голос, выкрикивая бесподобные афоризмы героев своей сказки. Слушая его, мы забыли обо всём на свете. Да и как тут не забыть, когда на первом практическом занятии по прокладке реального курса корабля в сложнейших, можно даже сказать страшных метеоусловиях, вдруг посреди ночи слышишь несерьезный анекдот от серьезного наставника, рассказанный при этом самым, что ни на есть, серьезным образом.
     Штурман сурово глянул на нас, качнулся от очередного удара волны о правую скулу корабля, и начал примерно так:
     «В некотором царстве, в некотором государстве, правильней сказать гарнизоне, в новенькой избушке на курьих ножках, точнее комендатуре, жила-была себе самая, что ни на есть, настоящая «баба-яга костяная нога» или, попросту говоря, комендант этого гарнизона.
     Ну и, правду сказать, как же без неё можно обойтись в любой, даже нашей современной сказке? Ведь она, как цепной пес днем и ночью следит за порядком в зоне досягаемости своей цепи. И все-то её страшатся, все боятся и сторонятся, предпочитая не то что, ссорится, но даже и на глаза ей не попадаться. Ну, во всяком случае, так думает этот наш с вами комендант и от того становится всё злее и «заносчивей».
     Как-то раз пошла это наша баба-яга, «ядри её за ногу», по вверенному ей «тридевятому» царству-гарнизону, осматривать, так сказать, свои владения. Идет это она, идёт вся такая упитанная, довольная, любуется порядком вокруг, тишиной, одиночеством, так как страху нагнала, что разбежались все, да попрятались от неё.
     И вдруг, на тебе!!!
     Видит «баба-яга», навстречу ей, как ни в чем не бывало, идет молодой, красивый, в строгом сверкающем костюме с золотыми пуговицами и погонами «Иван-царевич», ну а если точнее сказать, то капитан третьего ранга Иванов в отпуск прибыл, вот и сверкает весь от радости, как начищенная рында на баке.
     - Тьфу-тьфу, тьфу, - вырвалось от неожиданности у «бабы-яги костяной ноги», - комара тебе за шиворот. Жили мы тут, не тужили, и вот дожили. Это ж до чего «довел царство проклятый…» кощей бессмертный, раньше бывало о «морском духе» у нас за тридевять земель и слыхом не слыхивали, да видом не видывали, а тут на тебе, он сам своими ногами на «рожон» лезет.
     И вот не успел это наш комендант оправиться от удивления, как это беспардонное «чудо в перьях» («кап-три» то есть наш весь в золоте, да в доспехах металле, ну в парадном шёл при кортике), не обращая никакого внимания на грозного коменданта, проходит мимо, весело насвистывая себе под нос «Прощание славянки». А что ещё он должен насвистывать, прибыв с дальнего похода в родную гавань?
     - Товарищ капитан третьего ранга, - громко на всю улицу возопил комендант, - вы, почему не отдали МНЕ воинскую честь?
     Удивился Иван-царевич.
     Остановился.
     Не торопясь, поставив свой сундучок (дипломат то есть) на асфальт, внимательно смерил нашего «бабо-яга» с головы до ног, ненадолго задержав взгляд на давно не глаженых брюках и не чищеных ботинках. Затем усмехнулся и педантично, как «маразматический педагог» на лекциях, процитировал строки Строевого устава:
     - Во-первых, уважаемый, честь при встрече военнослужащие отдают военной форме, а не индивиду, который напялил её подобие на себя.
     - Вы в своём уме кап-три, - задохнулся от ярости «бабо-яг», мельком-таки глянув на свои ботинки, - я комендант гарнизона.
     - А во-вторых, - как ни в чем, ни бывало, и ни повышая голоса, продолжил «кап-три», - протрите глаза, я капитан третьего ранга, командир корабля или воинской части, как угодно. Вы сами, почему не отдали честь славной морской форме, майор?
     - Да, но я, - растерялся бабо-яг и выпалил первое, что пришло ему в голову, – я вас, по крайней мере, старше.
     - Ну, и сколько вам лет?
     - Мне сорок, - упрямо глядя в упор, но уже неуверенно пробурчал комендант. И помолчав, добавил, – почти сорок.
     - И мне скоро сорок, - рассмеялся «кап-три», - так что иди-ка ты, комендант…. Сам знаешь куда.
     - Сам иди…. Туда. У меня выслуги двадцать лет, - не сдавался он.
     - Шагай-шагай, кому говорю, - откровенно уже хохочет Иванов, - у меня с учётом северных и морских за тридцать.
     - Тогда я выше, - обреченно ревет раздосадованный комендант, - я сто семьдесят пять.
     - Иди ты дальше, «рыба», я столько же.
     - Ну, тогда, - вдруг успокоившись и торжественно прошипел комендант, переведя дух и внутренне радуясь, озарившей его мыли, - тогда я тяжелее, я вешу…
     - Да, ладно-ладно, не продолжай, мне всё ясно - грустно улыбаясь, махнул рукой Иван-царевич, снисходительно глядя на майора, раскурил свою «трубку мира». Затем угостил ароматной кубинской сигарой коменданта и, уходя, сочувственно сказал ему, - согласен, ты точно тяжелее меня, и как минимум на двести грамм.
     - То-то, - удовлетворенно выдохнул совсем выбившийся из сил «бабо-яг», а поразмыслив, крикнул вдогонку Иванову, - а почему только на двести?
     - Ну, если хочешь, добавь ещё два раза по пятьдесят, - услышал он удаляющийся беззлобно смеющийся голос кап-три.
     Комендант ещё долго стоял, задумавшись и глядя вслед редкому гостю. Затем он вдруг неожиданно весело и беззлобно расхохотался на всю улицу, которая почему-то перестала быть безлюдной».
     И тут, штурман неожиданно встал и спешно ушёл, ничего больше не прибавив к своему рассказу, а мы долго ещё смеялись над его интерпретацией «бородатого» анекдота, мысленно аплодируя Ивану-царевичу и жалея «бабо-яга», а в его лице всех комендантов на свете с их скучной должностью банального сторожа хозяйства.
     Впрочем, кто-то ведь должен делать и это. Да и вообще, каждому своё испытание: одному - счастье, другому - горе, или бедность и богатство, покой и беспокойство, трусость и храбрость.
     Много позже от старых «морских волков», пробороздивших ни одно море и ни один океан, мне доводилось часто слышать их заветную мечту быть назначенными начальником на какой-нибудь самый захудалый склад «чугунных болванок», где каждый день ровно в    18-00, как у нормального сухопутного человека, море закрывается «на замок».
     «Каждому своё» и «что ни делается – всё к лучшему», снова и снова повторяю известную мне с раннего детства от мамы народную мудрость, которая, как выясняется, пришла к нам вместе с монгольской ордой аж в 13-ом веке из теории Дао китайского мыслителя Лао-Цзы.
     Но об этом точно не здесь…
     На этой практике мы быстро сдружились с экипажем «Перекопа», разделив с ним все тяготы зимнего перехода в Атлантику. Мы несли настоящую морскую вахту (читай «Зов океана») в бушующем океане, вместе делали самую грязную приборку в трюмах и гальюнах, ели туже матросскую пищу, которую вместе готовили на камбузе, а потому быстро оказались в курсе всех тайн и легенд Кронштадта. В итоге мы и сами всё узнали о подлинных причинах удивительного переполоха на Усть-Рогатке (читай три предыдущих «Правила Буравчика»).
Автор приносит извинения за возможные совпадения фамилий и неточность изложенных фактов, так как место действия, фамилии, биографии, описаниях персонажей и их диалогов являются вымышленными, дабы случайно не обидеть кого-нибудь своей бестактностью при невинном желании немного приукрасить в целом реально виденные и подмеченные моей памятью события в юности. Записано в курсантских дневниках периода 1982-1987гг.  Сокращено и  откорректировано 22.01.2015г.


«Разрешите представиться»
пятая часть сборника «Антилопа»
Из записок: «Курсантские байки».

     - Ну, вот теперь действительно здравствуй, Антилопа, - подумал Феликс, выйдя вслед за боцманом на ют рейдового тральщика. – Давай всё-таки знакомится по настоящему, я твой новый командир. Принимай что ли.
     Рейдовый тральщик по прозвищу Антилопа на секунду замер, повиснув на швартовых концах, словно прислушиваясь к мыслям нового «седока», а затем, шумно хлопнув своим пластмассовым «пузом» об очередную волну, круто перевалился на левый борт. Но Феликс теперь уже был готов к такому обороту событий и, широко расставив ноги, присел в такт очередного падения палубы корабля вниз. Затем он спокойно и уверенно, подражая движениям впереди идущего опытного матроса, в верхней точке подъема юта тральщика на волне легко перепрыгнул на верхний кранец, жестко прикрепленный к вертикальной стене пирса со стороны гавани.
     - Вот и поздоровались, - крикнул навстречу несмолкающему ветру лейтенант, обернувшись назад в сторону строптивой Антилопы, и помахал ей рукой.
     Весёлое получилось знакомство…
     Впрочем, ничего особенного, подвернутая нога практически прошла и почти не напоминала о своем неудачном запрыгивании на взбрыкивающий тральщик. А от неприятного знакомства с кораблем осталась то только шишка, неудобно распухшая на лбу Феликса. Правда, пришлось, как курсанту сдвинуть мокрую фуражку на затылок, чтоб освободить руки под оставшиеся вместе с женой в комнате отдыха на КПП военно-морской базы сумки.
     - Ну, ты как тут без меня? – Обняв свою Малышку, спросил Феликс. - Заждалась?
     - Ничего, я всё понимаю, - с ужасом глядя на лоб мужа, ответила она, тут же позабыв о своих неудобствах, полученных в течение последних шести часов в этой неуютной и к тому же прокуренной комнате, и о своих сомнениях, и даже болях, связанных то ли с усталостью, то ли ещё с чем…
     - Не переживай, это ерунда, - усмехнулся Феликс, проследив за взглядом жены, и для подтверждения погладил свою боевую рану на лбу, - зато с Антилопой познакомился, да Ларуню встретил.
     - Какую ещё Ларуню? – совершено без интереса спросила жена, осторожно прикладывая свою холодную ладошку к его шишке на лбу.
     - Ну, как же, я ж тебе рассказывал про Ларуню Африкановну с Юрковского, - выйдя с женой на улицу, завел свой неспешный рассказ Феликс об африканской крысе, с которой он познакомился здесь в базе во время летней курсантской практики в прошлом году на морском тральщике Юрковский.
     Жена мало-помалу успокаивалась, даже заулыбалась в ответ на забавный рассказ о малосимпатичном животном, пока они неторопливо подходили к невзрачной четырехэтажной гостинице «Вольта», расположенной совсем недалеко от гавани и примеченной Феликсом ещё по прибытию сюда. Он все, никак не мог решиться рассказать жене о главном, что жилья в бригаде нет и, как поведал начальник политотдела, в ближайшее время не будет…
     - Что делать? – Беспощадно терзал Феликса вопрос, некогда приставший, как банный лист, к сознанию всех неравнодушных умов нашей прекрасной и необъятной страны.
     - И кто виноват? – По классике жанра, словно подслушав его мысли, вдруг спросила жена.
     - Ты это о чем? – испуганно воззрился на жену лейтенант.
     - Ну, как о чем? Об этих самых, как ты там сказал «заходнях» что ли на кораблики, которых почему-то не оказалось на месте, - пояснила свою мысль Малышка.
     - А-а, - облегченно протянул новоиспеченный командир. Оказывается, размышляя о размещении семьи, он не заметил, как рассказал о встрече с летающей по волнам Антилопой, – никто не виноват, просто ветер в гавани действительно очень сильный, здесь в городе почти не чувствуется, вот и пришлось снять трапы с кораблей, чтоб не попадали за борт…
     Они вошли в небольшой, аккуратно усыпанный комнатными цветами холл гостиницы. Внутри было тепло и по-домашнему уютно. Напротив входной двери стоял столик, за которым сидела немолодая дама, одетая в строгий темно-синий костюмчик, с интересом рассматривающая за пришельцев. Она машинально что-то негромко сказала на незнакомом Феликсу языке, по-видимому, поздоровалась.
     - Здравствуйте, - отреагировал Феликс и, усадив жену на низенький мягкий диванчик, одиноко стоящий посредине холла, спросил, - будьте добры, нам с женой однокомнатный номер на неделю?
     - У вас, молодой человек, «бронь»? – С характерным прибалтийским акцентом спросила дама по-русски, придирчиво осматривая офицера.
     - Нет, - почему-то смущенно ответил офицер.
     - И что такое «бронь» даже не догадываетесь?
     - Угу, - невесело кивнул головой Феликс.
     - Тогда, товарищ лейтенант, мест нет, ни на недельку, ни даже на ночь, - не без иронии, но всё-таки не злорадно, заявила дама.
     - Поня-атно. Тогда подскажите, пожалуйста, как добраться до ближайшей гостиницы?
     - Да вы что, молодой человек, с луны свалились что ли, все гостиницы в городе ведомственные, без предварительного записи в дирекции ведомства или специального разрешения на использование резерва лично директора никто вас и на порог не пустит, – с сожалением сказала администраторша. – Не теряйте время, идите в частный сектор, да поторопитесь, чуть позднее вообще никто дверь в квартиру не откроет.
     - Как это в частный сектор? – Заинтересовался Феликс.
     - Как-как, да вот так. Вон вокруг гавани «пятиэтажки» стоят, старый фонд, а значит всегда нуждающиеся в деньгах семьи. На ночь за небольшую плату кто-нибудь да пустит, - голосом опытного наставника, и что интересно совсем без акцента сказала живая и очень даже небезэмоциональная, как показалось в начале, женщина. А затем, с участием глянув на уставшую жену Феликса, добавила, - а утром что-нибудь придумаете.
     - Спасибо вам за добрый совет, товарищ командир, я так и поступлю, - в шутку, но  искренне поблагодарил Феликс неравнодушную прибалтийку.
     В этот момент он вдруг действительно почувствовал, что где-то совсем рядом на горизонте ему, наконец, улыбнулась удача. В душе медленно, но непреложно нарастала надежда, перерастая в уверенность того, что решение проблемы найдено, что её осталось только реализовать, что всё у них получится и получится прямо сейчас в этой новой и непривычной для них «взрослой жизни».
     Мир не без добрых людей!
     Феликс всегда это знал, но что ещё интересней и удивительней, так это то, что неравнодушных в мире на самом деле всегда больше чем скупых на участие, просто надо уметь их всего лишь заметить в серой толпе безликости. А для этого нужно хотя бы иногда выходить из собственного сумрака и заражаться светом, излучающимся в принципе от  каждого человека, даже самого замкнутого и неприглядного на первый взгляд. А всё оттого, что свет-то на самом деле есть у всех и это самое прекрасное, что сумел заложить Создатель в наше земное бытие.
     В общем, жизнь удалась, она снова была весела и прекрасна, наполнена смысла и радости…
     На улице весело и тепло горели яркие уличные фонари, время было ещё совсем не позднее, всего-то около восьми, многие только-только заканчивали свой рабочий день на заводах, фабриках, в офисах, учебу во вторую смену в школах, институтах, секциях, шли за покупками в магазин. Да и погода для поздней осени была просто класс: тепло, сухо, в меру ветрено. На улице и во дворах многолюдно: небольшими стайками прогуливались мамаши с колясками, дети постарше копошились на площадках, а вездесущие старушки высиживали на своих скамейках-тронах посреди двора, зорко наблюдая за всяким шевелением во дворах своих подопечных.
     - Куда ты? – Спросила Малышка Феликса, когда тот твердым шагом направился в центр первого попавшегося ему двора.
     - К коменданту?
     - К кому? – Переспросила жена и, с недоверием добавила, - ты вообще-то, как себя чувствуешь?
     - За мной, - усмехнулся Феликс и уверенным шагом направился к небольшой кучке бабушек, удобно устроившихся посреди двора и, видимо прервав их оживленную беседу, громко поздоровался.
     - Ну и тебе не хворать, матросик, - ответила восседающая посредине самая маленькая и бойкая старушенция. А затем, придирчиво осмотрев шишку Феликса, а вслед за ней и неаккуратно сдвинутую на бок мокрую фуражку, строго спросила, – кого надо?
     - Позвольте представиться, товарищ комендант и уважаемые члены совета старожилов двора, - поправив фуражку и, приложив руку к козырьку, по-военному четко и молодцевато доложил Феликс.
     - Докладывайте, - неожиданно бойко и по-строевому правильно за всех ответила вдруг приосанившаяся и от того помолодевшая бабулька.
     - Командир РТ-229 лейтенант Стариков, прибыл в военно-морскую базу к постоянному месту службы совместно с семьёй, в сложных штормовых условиях успешно прошёл боевое знакомство с кораблём, - здесь Феликс для наглядности потер свою посиневшую шишку на лбу и затем продолжил, - в настоящее время занят поиском временной жилплощади для жены.
     - Поня-атно, - протянула польщенная докладом лейтенанта комендантша двора и, обращаясь к своим собеседницам подражая шутливо-военному тону Феликса, добавила, - ну что, товарищи уважаемые члены совета старожилов двора, какие будут мнения.
     Заинтригованные необычной формой просьбы незнакомого лейтенанта эти почтенные дамы, наверняка на своем жизненном пути и сами познавшие суровые трудности военно-кочевой жизни, как-то вдруг посерьезнели, внутренне подобрались, проникшись искренней симпатией и к Феликсу, и к его заметно выбившейся из сил совсем ещё девчонке-жене. По-деловому живо они приступили к обсуждению поставленной задачи, поочередно перебирая, казалось, каждого жителя их дома. Но чем дольше и настойчивей они это делали, тем отчетливей приходили к выводу, что предложить им и впрямь совершенно не кого. В конце октября многочисленные обитатели маленьких «квартир-хрущевок» их дома вернулись с летних каникул и отпусков домой, период острого после отпускного безденежья у них уже тоже закончился.
     И как тут быть?
     Но им так хотелось помочь смышленому лейтенанту, умудрившемуся попасть в самое никогда не остывающее у настоящих женщин материнское сердце. В ход пошли уже и ближние, и дальние родственники, их знакомые и знакомые знакомых, а решение вопроса всё никак не приходило.
     Феликс, молча с глубокой надеждой, смотрел на них взглядом голодного телёнка, надеясь на них, доверия им и одновременно понимая, что вмешиваться в диалог настоящих профессионалов-психологов человеческих судеб этого микрорайона бесполезно. Он ни на секунду не сомневался в них и в принципе даже не задумывался о том, что сейчас решается его дальнейшая судьба, ну если и не всей его жизни, то уж  карьеры точно.
     Ну, а как же иначе?
     Неужели кто-то думает, что он, настоящий русский офицер, оставит свою любимую женщину одну на улицах незнакомого города и в мирное время пойдет выполнять свой так называемый «карьерный долг».
     Какой он после этого будет офицер, джентльмен, да просто мужчина?
     Не это ли значит предать?
     И предать никого-то там далеко, а саму что ни на есть  Родину, потому, что любимая любящая женщина твоя – это и есть твоя Родина.
     Разве не так?
     Да он скорей оставил бы всё на свете, и уж тем более ещё в принципе не начавшуюся карьеру офицера флота Российского. В конце-то концов, он же вам не какой-то там армейский офицер Шанечка (главный герой фильма Станислава Говорухина «Благословите женщину»), который всю свою карьерную жизнь только и делал по отношению к своей женщине, что ничего не делал, бросая её на произвол судьбы, прикрывшись удобным во все времена словом «служба»…
     - Ты знаешь, командир, есть-таки один вариантик, - наконец обратилась к Феликсу одна из старушек, - в пятом доме по нашей улице Нахимова в первом подъезде на четвертом этаже живет подруга моей сестры Нина Егоровна. Так вот у неё вчера сын уехал на два месяца в командировку, а она ой как не любит оставаться одна в квартире. Иди, родимый, к ней, скажешь, что от Лилии Семеновны. Ну, нельзя же оставить вас без крова.
     Феликс искренне от души поблагодарил своих благодетельниц, каждой двумя руками пожав их натруженные руки, а затем, подбежав к своей измученной затянувшимся днем Малышке, при всех неожиданно весело, звонко и нежно поцеловал её в носик…
Автор приносит извинения за возможные совпадения фамилий и неточность изложенных фактов, так как место действия, фамилии, биографии, описаниях персонажей и их диалогов являются вымышленными, дабы случайно не обидеть кого-нибудь своей бестактностью при невинном желании немного приукрасить в целом реально виденные и подмеченные моей памятью события в юности. Взято из дневников периода 1982-1987гг., сокращено, откорректировано и получено глубокое удовлетворение встречей с героями рассказа, до сих пор живущими в моих, а теперь и ваших мыслях, 20.03.2015г.


«Что решил, командир?»
Восьмой рассказ из сборника «Антилопа»

     Балтика.
     1987 год.
     Конец ноября.
     Давно за полдень.
     Створ восточного выхода гавани распахнулся за кормой рейдового тральщика, прозванного моряками за его особо резвые ходовые качества Антилопой.
     Командир корабля лейтенант Стариков Олег Феликсович (проще Феликс) был предельно собран, напряжен и ошарашен. Полчаса возни в гавани по снятию корабля с якоря и швартовых дались ему, как он, впрочем, и предполагал, очень даже не просто…
     Ничего не поделаешь, это его первый самостоятельный выход за пределы базы всего-то спустя полтора месяца после его назначения на первую офицерскую должность. А, как говорится, «первый блин, всегда комом».
     Дивизионный механик, в начале года составляя план загрузки стенда размагничивания, не знал, что в этом году выпуск офицеров в училищах экспериментально перенесут на два с половиной месяца. Получилось так, что вновь назначенные офицеры пришли в базу ни в начале августе, как обычно, а в конце октября, что и не позволило молодым командирам рейдовых тральщиков в ноябре иметь самостоятельный допуск. Вот и пришлось ему идти в море вместе с Феликсом в качестве офицера штаба дивизиона.
     Старший лейтенант Марзан Александр Викторович – опытнейший офицер, четвертый год в дивизионе, но самостоятельно кораблем, увы, никогда не управлял, кораблевождение и навигация не его профиль.
     Впрочем, стенд-то рядом, полмили от ворот гавани. Две стационарно установленные на рейде огромные морские бочки видны даже со стенки пирса. Волна там всегда не большая, далеко уходящий в море восточный мыс узкого залива, да несколько крупных островов на западе практически при любом направлении ветра не дают здесь волне разгуляться. В общем, ничего сложного: кораблевождение простейшее, курс понятен и без карты, заблудиться трудно даже ночью. Да и какая ночь, до начала сумерек аж четыре часа, а «заводские специалисты по размагничиванию» обещали уложиться за час.
     На стенде тральщик быстро растянули на швартовых концах с севера на юг, закрепив их на бочках. Сильный боковой ветер не помешал. Экипаж соскучился по работе в море. Опытнейший минер старшина первой статьи Родька Рудер (старший на юте) ловко высаживался на «морские гиганты», умело и быстро крепил швартовые к их железному кольцу. А вместе с боцманом старшим матросом Сашкой Стрельбой (старшим на баке) они выполняли такую фантастическую вертушку с переброской кормового швартова на бак и обратно, что залюбуешься. Такого сложного «такелажного плетения» швартовых концов Феликс никогда не видел, поэтому и не мешал, лишь восхищенно наблюдая с мостика за работой двух «годков» (матросов последнего полугода службы, то есть). Молодежь («карасики», «полторашники» и «подгодки») с уважением посматривали на своих наставников, беспрекословно выполняя подаваемые ими короткие команды…
     Говорят, в армии есть «дедовщина». Ну, или была раньше, все-таки время немало прошло.
     Если это так, то скажу, что это от безделья.
     На флоте… Прошу прощения, на действующем плавающем флоте всё совсем не так. Самые сложные, а уж тем более опасные операции в море выполняют только подготовленные опытные моряки, ну те самые «годки» то есть, в крайнем случае «подгодки».
     И ни как иначе.
     Настоящий «годок» гордится не сроком своей службы, а приобретенным навыком и признанием его мастерства всем экипажем, даже командиром. Ну и как же он после этого может допустить молодого матроса «в пекло вперед батьки». Так он мигом утеряет свой статус мастера, наставника, специалиста и станет никем: «салагой», «карасем», «рыбой», или того хуже, «шпаком» (гражданским). Да и выполнить большинство боевых элементов в море можно только после нескольких лет каждодневной «рутиной» тренировки и многократного их повторения...
     Боковой ветер – самый опасный для остойчивости корабля, а боковая качка - крайне выматывающая для личного состава.
     Феликс давно уже висел на леерах мостика, выбрасывая за борт остатки обеда.
     Заводские специалисты работают на совесть, не торопясь. Нерегламентированные магнитные поля тральщика могут дорого стоить экипажу.
     Дивизионный механик нет-нет да выйдет на сигнальный мостик, взглянет с тревогой на зажигающиеся огни базы, да на зелёного Феликса и, ничего не сказав, уходит в теплую ходовую рубку.
     Сумерки незаметно обступают Антилопу…
     - Командир, мы закончили, - после пяти часов работы доложил старший бригады «спецов», - пора на базу.
     - Понял, - без эмоций кивнул Феликс и, тяжело вздохнув, неохотно отправился в радиорубку запрашивать у оперативного дежурного разрешение на вход в гавань.
     Связаться с базой вообще-то можно и с мостика, а качку, как известно всем даже малоопытному командиру, легче переносить на верхней палубе, но Феликс всё-таки предпочёл выйти в эфир в закрытой наглухо радиорубке рядом с молодым радистом Андреем Леонцом. Они только-только вместе на прошлой неделе сдали зачет по радиообмену флагману бригады. У Леончика, как все его звали, хорошая память, если что, подскажет нужную комбинацию из слов и символов, да и качку, как выяснилось, он переносит легко.
     Эх, везёт Леончику…
     После теплой малюсенькой радиорубки, напичканной работающей аппаратурой и расположенной прямо над камбузом, на мостике стало зябко и мерзко. Температура, похоже, и впрямь пошла резко вниз. Ну, зато не рвет, бодрит…
     - Баковым на бак, ютовым на ют, по местам стоять со швартовых сниматься, - отыграв звонками «Большой сбор», прохрипел «Каштан» (корабельный громкоговоритель).
     - Мостик, баковые на баке.
     - Мостик, ютовые на юте.
     - Есть бак. Есть ют. БП-1, БП-5, о готовности доложить, - продолжил Феликс сыпать заученные второпях команды, надиктованные ему начальником штаба дивизиона капитаном третьего ранга Данилкиным Николаем Григорьевичем, его добрым наставником и настоящим старшим товарищем.
     - БП-1 к бою и походу готов, - доложил рулевой старшина 2-ой статьи Федор Моисеев.
     - БП-5 к бою и походу готов, - с пульта управления двигателями доложил старший моторист старшина 1-ой статьи Роман Горбатей.
     - Есть БП-1. Есть БП-5. Ют, отдать кормовой.
     - Есть отдать комовой, - ответил Родька Рудер и, дав слабину, сбросил с правого кнехта кормовой, ранее продетый в виде большой петли через кольцо бочки и закрепленный обоими концами на юте.
     - Мостик - ют, -  спустя  полминуты прохрипели громкоговорители «Каштана» голосом Родьки Рудера, - кормовой на борту.
     - Бак - мостик.
     - Есть, бак, - отозвался боцман.
     - Передать носовой на ют.
     - Есть, носовой на ют.
     Боцман и минёр со своими командами мигом сотворили «неподражаемую вертушку» со швартовым, превратив его тем самым в кормовой конец…
     - Ют, включить гидравлику, выбрать кормовой, - не громко подсказал Феликсу дивизионный механик, поднявшийся на мостик, как только уловил неловкую паузу в командах командира.
     - Есть выбрать кормовой, - немедленно отозвался Родька и, быстро высвободив швартовый, закрепленный было на кнехте, перебросил его на специальную катушку, приваренную сбоку на тральной вьюшке.
     Кормовой конец, как струна, натянулся и медленно потянул утомлённую Антилопу к заветной бочке. Волна шумно била по корме, обильно рассыпая холодные брызги по палубе юта и образуя тонкую едва заметную ледяную корку.
     Вечерние сумерки неминуемо сгущались, превращаясь в ночную тьму.
     Дежурные огни на палубе не позволяли видеть далее трех метров за бортом. Где-то там, на корабль надвигалась огромный «железный монстр».
     Жуть.
     Феликса передернуло в ознобе, подступающая было к горлу очередная порция тошноты, как-то сама испарилась.
     Впереди ждала неизвестность.
     - Что решил, командир? – Словно экзаменуя, хитро спросил Феликса дивизионный механик.
     - Сигнальщик, срочно на мостик, - не ответив, рявкнул в «Каштан» Феликс, - включить сигнальный прожектор.
     - Есть, включить прожектор, товарищ командир, - сквозь не стихающее завывание ветра снизу послышался хрип запыхавшегося матроса, пулей влетающего по внешнему трапу на сигнальный мостик.
     Старшина второй статьи Анатолий Шарапов невысокий, если не сказать низенький, щуплый паренек. Он совсем недавно появился на корабле, за какие-то провинности его месяц назад отчисли с третьего курса Калининградского военно-морского училища. Этот выход в море для него тоже оказался самым первым. Он заметно волнуется, но очень старается сделать всё правильно, всё-таки два с лишним года службы позади, нельзя ударить «в грязь лицом» перед его новыми товарищами...
     - Стрельба на ют, к гидравлике.
     - Есть, товарищ командир.
     - Рудер, обвязаться подавательным, - продолжал раздавать команды Феликс.
     - Есть, - ответил Родька, передавая выборку кормового на тральной вьюшке Стрельбе и обвязывая себя вокруг пояса легким подавательным концом. Эта идея, похоже, понравилась ему, всё-таки прыгать на бочку в темноте ему ещё ни разу не приходилось.
     - Ютовым, держать страховочный конец, - орал разгоряченный Феликс.
     Прожектор резанул пространство за кормой, выхватив из темноты наступающую бочку.
     - Стоп гидравлика, - скомандовал Феликс, остановив её сближение в паре метров от кормы, - закрепить кормовой.
     Необычно длинная для Балтики волна то выбрасывала бочку вверх над палубой юта, то загоняла под корму, норовя ею провести болезненный апперкот в рулевое отделение. Понятно, что оставаться долго в таком неуклюжем положении было нельзя.
     - Что решил, командир? – Вывел из оцепенения Феликса встревоженный голос в очередной раз подоспевшего на мостик дивизионного механика.
     - Ют, мостик, ослабить кормовой, - немедленно скомандовал Феликс.
     Стрельба со вторым минером молодым матросом Лешкой Мазь моментально исполнили команду. Антилопа, качнувшись, медленно поползла по волне прочь от опасного соседа. И в этот момент на удобном подъеме юта над бочкой Родька таки прыгнул на неё.
     Прожектор в руках сигнальщика дрогнул и, соскользнув с палубы юта за корму, на секунду выхватил ловко карабкающуюся к центру бочки фигуру матроса, который крепко держался за насквозь промокший натянутый швартовый конец…
     Но тут…
     Вдруг!!!
     Прожектор, как впрочем, и всё освещение корабля неожиданно погасло.
     Автоматически включилось тусклое аварийное освещение…
     - Вот так номер, - заскрежетал зубами Марзан и, как мальчишка, сорвавшись с места, унёсся в неизвестном направлении.
     Прошла целая вечность, секунд двадцать, пока восстановилось электропитание.
     Спасибо дивизионному!
     Дизель-генератор, «собака»,  заглох…
     Странно! Но Антилопа развернулась лагом к волне. Значит кормовой…
    … на борту???
     Где минер?
     Родька где?
     Сигнальщик бесполезно шарил мощным лучом прожектора за кормой в поисках бочки.
     Испуганная голова Стрельбы показалась с трапа ПУТа (поста управления тралом) на мостике, в руках он виновато держал оборванный бросательный конец и снятый с бочки швартовый.
     Бесконечно долгая мучительная пауза воцарилась на мостике, даже ветер, кажется, онемел в этот момент.
     - Что решил, командир? – Молили глаза боцмана, сигнальщика, дивизионного механика, вернувшего из ГРЩ (помещение главного распределительного щита), всего экипажа. Они, молча с какой-то наивной детской надеждой, взирали на своего молодого, неопытного, но самого настоящего и единственного здесь командира корабля.
     «Стань для них Богом», вспомнил Феликс последнее наставление начальника штаба и…
Автор приносит извинения за возможные совпадения фамилий и неточность изложенных фактов, так как место действия, фамилии, биографии, описаниях персонажей и их диалогов являются вымышленными, дабы случайно не обидеть кого-нибудь своей бестактностью при невинном желании немного приукрасить в целом реально виденные и подмеченные моей памятью события в юности. Взято из дневников периода 1982-1987гг., сокращено, откорректировано и получено глубокое удовлетворение встречей с героями этого рассказа, до сих пор живущих в авторских, а теперь, кажется, и ваших мыслях - 08.04.2015г.


«Отрубить швартовый»
Девятый рассказ из сборника «Антилопа»

     …
     - Это моя вина, товарищ командир, - опустив голову, первым нарушает молчание боцман, - Рудик хотел отрубить кормовой, а я не дал, жалко мне стало, только-только на «бербазе» выбил его для «Антилопы».
     Антилопа – это прозвище рейдового тральщика, данное ему моряками за лучшие в базе ходовые качества корабля этого класса, а бербаза – это береговая база тыла, обеспечивающая корабли всем необходимым.
     - Давайте покричим, - предлагает сигнальщик, хаотично перемещая мощный луч света сигнального прожектора в ночной темноте веселящейся Балтики прямо за кормой Антилопы в поисках морской бочки, на которой случайно остался их товарищ.
     Старшина второй статьи Анатолий Шарапов, сигнальщик корабля - невысокий, щупленький паренек, всего месяц назад за какие-то провинности, отчисленный с третьего курса Калининградского военно-морского училища. Он только-только появился на РТ. Этот выход в море для него оказался первым в жизни, как, кстати, и для командира корабля, а тут такое событие: человек за бортом, да к тому же ночью, да ещё в конце ноября. Толя заметно волнуется, и очень-очень старается не подвести экипаж на своем посту, быть полезным командиру, готов даже рискнуть, чтобы спасти минера старшину первой статьи Родьку Рудера или проще Рудика, как все его звали здесь...
     - Куда ты светишь, салага, не видишь, корабль лёг лагом к волне, значит цель уже не за кормой, как мы её видели до потери питания, а где-то на траверзе, - раздраженно реагирует на глупое предложение сигнальщика дивизионный механик. Он спешно вернулся на ходовой мостик из помещения главного распределительного щита Антилопы.
     Спасибо ему, без него вряд ли удалось бы так скоро ликвидировать это роковое отключение питания на Антилопе, из-за которого и была потеряна в темноте морская бочка с Рудиком «на борту». Минер выполнял обычную швартовую операцию по снятию кормового конца с бочки и, находясь на ней, как раз за секунду до аварии отцепил швартовый конец, а вернуться на корабль не успел. Прыгать наугад в темноту, да ещё при сильном волнении моря он не решился, это и в правду крайне опасно, да, пожалуй, и неэффективно.
     Старший лейтенант Марзан Александр Викторович – главный механик дивизиона рейдовых тральщиков, опытнейший офицер, четвертый год на флоте. Это он, в начале года составляя план загрузки стенда размагничивания кораблей, не зная, что выпуск офицеров в училищах экспериментально перенесут на два с половиной месяца, а значит и то, что «молодые» командиры придут на корабли лишь в конце октября, случайно запланировал Антилопу на ноябрьский выход в море…
     - Р-ру-ди-ик, - что, было, мочи все-таки кричит навстречу утихающему, но по-прежнему сильному ветру сигнальщик.
     - Не ори, - очнулся от оцепенения Феликс и, помолчав, обречено добавляет, - он нас и без твоего крика видит и слышит, а вот мы его из-за дизелей, ветра и волны все равно не услышим. Лучше смотри внимательней за прожектором, впрочем, это тоже почти бесполезно, неизвестно каким боком к бочке нас развернуло.
     Командир корабля лейтенант Стариков Олег Феликсович (или проще Феликс) - вчерашний курсант, всего-то чуть больше месяца, как назначен на Антилопу и соответственно никак не мог к этому выходу в море успеть получить допуск на самостоятельное управление кораблем. Пришлось дивизионному механику, как виновнику несвоевременного выхода корабля в море, идти на рейд к стенду размагничивания вместе с ним в качестве старшего специалиста штаба и по совместительству инструктора-наставника. Но механик самостоятельно кораблем, увы, никогда не управлял, кораблевождение и навигация не его профиль, поэтому помочь командиру в данной ситуации, он, к своему крайнему сожалению, ничем не мог.
     Экипаж Антилопы, как впрочем, и сам дивизионный, были крайне потрясены и растеряны. В эту минуту они с неподдельно-робкой и видимо последней надеждой глазами просящего что-нибудь котенка жалобно смотрели на Феликса.
     Ну, а на кого же ещё?
     Он же, командир, ему принимать решение и нести полную ответственность за происшествие, ему одному и никому больше…
     - Может, «расходящуюся коробочку», - неуверенно предлагает дивизионный слышанный им когда-то термин поискового штурманского маневра.
     - «Коробочка» в темноте бесполезна, погрешность до кабельтова, на бочку в темноте наткнуться, что на иголку в стоге сена, к тому же ветер и качка, - не взглянув ни на кого, бурчит Феликс себе под нос давно обдуманную им мысль.
     - Тогда локация, точно локация, - не столько от холода, сколько от волнения, дрожа, всем своим богатырским телом с искренней надеждой стучит зубами боцман старший матрос Стрельба.
     Сашка Стрельба, как и Родька Рудер третий год служит на корабле, им обоим предстоящей весной, то есть всего через полгода, во всём своём блеске уже светит «дембель» или правильней сказать демобилизация.
    Проще говоря, на местном сленге они «годки».
    Стрельба - боцман, он же артиллерист, старший на баке. Рудер – первый минер, оператор пункта управления тралом, он же старший на юте. Стрельба сибиряк с Урала крупного телосложения, увлекается боксом, боевым самбо, по характеру вспыльчивый и задиристый, до всего-то ему вокруг есть дело. Родька Рудер напротив очень сдержан, тактичен, интеллигентен, Московский студент, ростом совсем даже не высокий, но при этом жилистый и ловкий.
     Они очень разные вообще-то, а вот на тебе сдружились, впрочем, так часто бывает…
     Боцман, стоит на трапе мостика со стороны Родькиного ПУТа. Не может он сейчас уйти с мостика от командира, чуть не плача от нетерпения, он мучительно ждет, ждет и ждет срочных команд для их немедленного исполнения, он готов бежать, прыгать, вытаскивать Родьку из лап нахлынувшей вдруг «беды»…
     - Самое крупное разрешение не менее кабельтова, - обречено говорит сигнальщик, - а в центре экрана засветка и того больше, ничего не увидим.
     - Увидим, - сухо обрывает сигнальщика командир и, неспешно подняв свой микрофон «Каштана» (корабельного громкоговорителя то есть), уверенным голосом рычит, - внимание всем, баковым на бак, ютовым на ют к бою и походу приготовиться.
     - Ютовые на юте, к бою и походу готовы, - тут же отзывается второй минер, молодой матрос Лешка Мазь.
     - Баковые на баке, к бою и походу готовы, - докладывает боцман, мигом «улетевший» с мостика на свой пост.
     - Мостик - БП-1, к бою и походу готов, - говорит рулевой старший матрос Федька Моисеев.
     - Мостик - БП-5, к бою и походу готов, - шипит простуженный старший моторист Ромка Горбатей.
     - БП-1, лево руля, курс прямо по волне, - спокойно, вселяя уверенность экипажу, продолжает раздавать команды Феликс, - БП-5, обе малый вперед.
     - Есть, лево руля.
     - Есть обе малый вперед.
     - БП-2 - мостик.
     - Есть, БП-2, - отзывается за спиной Феликса, примерзший к прожектору сигнальщик.
     - Включить РЛС на самое крупное разрешение.
     - Есть, товарищ командир, - радостно тараторит убегающий в ходовую рубку Толик.
     - Шарапов, о появлении цели на радаре прямо за кормой доложить, - кричит вдогонку Феликс.
     - Есть доложить, товарищ командир.
     - Бак – мостик, - не утихает командир.
     - Есть, бак, - ревёт Стрельба.
     - Приготовиться к высадке на бочку и креплению к ней швартового конца.
     - Есть, товарищ командир, - радуется боцман, словно бочка уже найдена и атакована им.
     - Внимание баковым и ютовым, приготовить носовой швартовый конец к креплению на бочку и последующей передаче с бака на ют, - продолжает, четко выговаривая каждое слово, сыпать команды Феликс, - старшим на верхней палубе назначаю старшего матроса Листопадова.
     - Есть, товарищ командир, - не сразу шелестит в динамике громкоговорителя удивленный голос электрика с бака.
     Старший матрос Сергей Листопадов - опытный и знающий электрик. Он отслужил уже два полных года, то есть всего на полгода меньше чем боцман и минер. На флотском сленге это называется «подгодок» (до «дембеля» осталось два полугода). Электрик без сомнения отличный специалист своего дела, но по какому-то роковому стечению обстоятельств с ним вечно случаются всевозможные неприятности, виной которых вероятно является его болезненно-вольнолюбивый, можно сказать вздорный характер. Вечно-то он всем недоволен, всегда и во всем сомневается, исполнять даже самые очевидно-необходимые команды никогда не спешит, действуя по известному матросскому принципу: «не торопись выполнять команду, подожди её отмены». По телосложению Листопадов длинный, сутулый, худой, можно сказать даже хилый, при этом тембр голоса у него какой-то визгливый и капризный, как у девчонки, особенно когда он впадает в меланхоличное расположение духа. Но Серёга не подведет, Феликс знает, точно, он просто чувствует это всем своим «нутром». В самый ответственный момент, электрик становится предельно собранным и ответственным, мышцы на всём теле расправляются, наливаясь силой, его движения излучают уверенность и расторопность, а голос меняется, приобретая мужскую хрипоту и тембр. Листопадов потомственный донской казак, с детства увлекается конным спортом и фехтованием, а значит у него отменная реакция, неисчерпаемая выносливость и богатырская сила…
     - Мостик - БП-2, - взволновано визжит динамик «Каштана» голосом сигнальщика.
     - Есть мостик, -  напрягается командир.
     - Справа 140 градусов, два кабельтова, вижу стационарную цель.
     - БП-1 - мостик.
     - Есть, БП-1, - дрожит голос рулевого.
     - Право на борт, курс право 140 прямо на цель, - звенит металлом Феликс, - БП-2, корректируй курс рулевого на цель до потери видимости, далее на бак.
     - Есть, «мос-ик», -  захлебывается в эмоциях Толик.
     - БП-5 – мостик, стоп правая, - чтобы уменьшить радиус разворота командует командир.
     - Есть, стоп правая, - кричит, срываясь на шёпот простуженный моторист.
     Антилопа валится на левый бок и, медленно по рискованно крутой траектории выползает носом на заметно притихшую, но всё же ещё огромную волну.
     Ночь падает на корабль тяжестью своего равнодушия и темнотой холодного безучастия.
     Ни ветер, ни волны, ни даже мысли больше не существуют здесь.
     Время, пространство и разум, как три координаты на плоскости замерли в этой исходной точке отчета.
     Дивизионный механик старший лейтенант Марзан умело и последовательно разрезает темноту сигнальным прожектором по ходу движения Антилопы, захватывая весь сектор по носу корабля с упором на правый борт на расстоянии полкабельтова.
     Напряжение экипажа корабля нарастает обратно пропорционально уменьшающемуся расстоянию до невидимой цели, больно отдаваясь монотонным боем курантов в висках и темечке командира.
     «Быть или не быть?», так, кажется, уже больше тысячи лет звучит на языке литературы этот непредсказуемый, неизвестный, а потому  страшный «момент истины», после которого жизнь каждого человека круто меняется, как бы не развернулись события дальше…
     - Мостик - бак, - рвет секундное оцепенение Антилопы боцман, - справа десять, вижу контуры бочки.
     - БП-1, право десять, - машинально командует Феликс и тут же виснет на леерах мостика по правому борту, словно желая рвануть навстречу заветной цели с дорогой «пропажей» на ней по желтому лучу прожектора, поймавшего её в свой ракурс. Но в дрожащем, из-за по-прежнему ощутимой волны, свете прожектора он никого и ничего не видит. После секундной паузы, в динамиках громкоговорящей связи корабля срываясь на альт, грозно ревёт на экипаж, а заодно и на штабного механика, голос командира,  - держать бочку в поле зрения, не выпуская из прожектора.
     Пошел снег, быстро съедая драгоценные метры видимости, отвоеванные у ночи.
     Локация уже давно бесполезна. Сигнальщик на баке.
     Мокрые хлопья давят противный ветер в черную толщу воды и отсыревшее пространство. Волна снижает накал.
     - БП-1, мостик, возьми чуть левее бочки, – несколько секунд спустя вдруг весело звенит «Каштан» голосом командира, наконец, увидевшего заснеженную фигуру матроса посреди бочки, плавно раскачивающейся в паре десятков метров от носа корабля, -  БП-5, стоп обе машины.
    - Есть, обе стоп.
     - Обе длинный толчок назад.
     - Есть обе длинный назад, - хрипит моторист, и машины немедленно в течение пяти секунд отрабатывают малый ход назад.
     Антилопа, погасив инерцию, мягко ткнулась через предусмотрительно выброшенный боцманом за борт огромный вязаный кранец в долгожданную бочку.
     Стрельба атакует «железного монстра».
     Листопадов, Мазь, Шарапов и второй моторист переносят за правым бортом швартовый конец на корму.
     Марзан при вращении Антилопы ни на секунду не теряет бочку из поля зрения прожектора.
     Личный состав, не включая гидравлики, чтоб опять «не выбить питание» корабля, мигом, на одних руках выбирает слабину швартового конца, вплотную притягивая «драгоценную бочку» к корме.
     На ласковой, но всё ещё длинной и непредсказуемой Балтийской волне корабль и морская бочка чрез кранцы прижимаются на пару секунд своими бортами-щечками друг к дружке, как старые давно не видевшиеся приятельницы.
     Стрельба отрывает, насмерть вцепившегося в кольцо бочки Рудера, и, немедля ни секунды, втаскивает его на вздыхающую палубу юта в момент поистине прекрасного, но всё же очень опасного для корабля, затяжного «засоса» его кормы с бочкой.
     Серега Листопадов немедля ни секунды прерывает их идиллию и дает слабину швартовому концу, вовремя отодрав Антилопу от «железной гигантши» на безопасное расстояние до прихода очередного наката волны.
     Ничего не соображающий Родька молча, понурив голову, сидит посреди юта. Лишь стакан шила (корабельного технического спирта), припасенного на всякий случай в каюте командира, через пару минут обильно втертый в его тело снаружи и влитый вовнутрь вернёт его к жизни. А пока…
     - Стрельба с Рудером в каюту, - кричит разгоряченный Феликс, заметивший, как электрик с трудом удерживает гиганта-боцмана, собравшегося было вернуться на бочку, чтоб отвязать запавший ему в душу швартовый конец.
     Стрельба опешил и, несмотря на огромную усталость, благодаря которой Листопадов таки сумел удержать его, весь вспыхивает от охватившей его ярости и быстро устремляется к трапу мостика, спеша доказать свою правоту о спасении дорогого, дефицитного, замечательного, пенькового конца-каната.
     Ну, он же боцман, что тут можно добавить…
     - Ют, отрубить швартовый, - устало хрипит в «Каштан» командир и, с удовлетворенной улыбкой, кивает на прикованные к нему радостные, благодарные и почтительные взгляды всего экипажа и дивизионного механика.
     Так и только так вчерашние мальчишки-курсанты становятся настоящими командирами, с которыми потом уже никто и никогда не посмеет поспорить в море.
     Словно почувствовав это, Стрельба останавливается на полпути и, вернувшись на ют, сам отрубает швартовый…
Автор приносит извинения за возможные совпадения фамилий и неточность изложенных фактов, так как место действия, фамилии, биографии, описаниях персонажей и их диалогов являются вымышленными, дабы случайно не обидеть кого-нибудь своей бестактностью при невинном желании немного приукрасить в целом реально виденные и подмеченные моей памятью события в юности. Взято из дневников периода 1982-1987гг., сокращено, откорректировано и получено глубокое удовлетворение встречей с героями этого рассказа, до сих пор живущих в авторских, а теперь, кажется, и ваших мыслях - 17.04.2015г.


«В хосписе или выбор всегда есть»
Из сборника: «Вот и Всё».

     Чисто…
     Светло-серый кафель.  Белый потолок.  Бледно-желтые стены.
     Красиво…
     Живые картины. Цветы. Мягкая мебель.
     Светло…
     Много плафонов, ламп, люстр. Огромные белые стеклопакеты.
     Много воздуха…
     Высокие потолки. Просторный холл. Бесконечно длинный широкий коридор. Разбегающиеся в разные стороны стеклянные двери.
     Уютно…
     Необычно просторное удобное помещение – номер восемнадцать. Во всю стену окно, выходящее в небольшой дворик с хвойными посадками, где постоянно светит радостное солнце. На окне прозрачная, как паутина тюль и светлые однотонные шторы. Под подоконником массивная батарея с регулятором температуры. По углам далеко поставленные друг от друга три многофункциональные кровати, тумбочки, стула.
     Спокойно…
     Всюду в бело-синих халатах люди. Они никуда не спешат, лишь завидев вас, узнают и доброжелательно кивают, здороваются, плавно проплывая мимо, внимательно смотрят в глаза и, блаженно улыбаясь, немедленно отвечают на все вопросы при обращении к ним, безошибочно называя имена, события, даты.
     Удивительно…
     Всё в постоянном движении. Меняются лица, события, вещи, пространство. Впрочем, пространства-то тут и нет. Нет верха и низа. Нет вперед и назад. Нет вправо и правых. Нет влево и левых. Просто вообще нет никаких  координат.
     Необычно…
     Но здесь нет точки отчета, она, похоже, где-то там, впереди…
     Или, может, позади?
     Впрочем, время здесь тоже нет. Оно, оказывается, не абсолютно, без точки отчета его (или её, каждому своё) просто нет. Это и понятно - другое измерение, другое сознание, понимание бытия или, может,  «небытия».
     Странно…
     Они в курсе. Они другие, и…
     …и, возможно, они не здесь.
     - Здравствуйте.
     - Проходите, мы вас ждали.
     - Меня?
     - Да-да, именно вас.
     - Спасибо. А как вы узнали?
     - Ну, как же? Вы же думали…
     - Ах да, действительно! Спасибо. Скажите, а как дела?
     - Всё относительно.
      - Относительно? Где, относительно?
      - И здесь, и там…
     - Да-да, это правда… Спасибо… Скажите, там? Что там?
     - Там, что и здесь, Путь, Время, Дорога.
     - Да-да, дорога… Но они здесь?
     - Всё относительно.
     - Но, что они делают?
     - Слушают, смотрят, трогают, нюхают, пробуют.
     - И всё?
     - Думают, удивляются, спрашивают, спорят, понимают и…
     - И-и?
     - И уходят...
     - Уходят... Куда? Куда уходят?
     - Каждому дано право выбирать свой Путь.
     - А разве там тоже выбирают?
     - Выбор дарован навсегда – это и есть Время: и здесь, и там. У каждого своё Время и свой Путь, который он выбирает в нём, либо упирается Ему, отвергая тем самым Всё и Вся. Но тогда это и есть его выбор и его Путь. И кто сказал, что это неправильно.
     - И как долго можно упираться?
     - Всё и всегда относительно.
     - Да-да, я понял… Спасибо…
     - Не за что.
     - Но, что выбрал он? Что? Впрочем, нет, не надо, я знаю…
     - Кто сказал, что это неправильно?
     - А если он передумает?
     - Выбор всегда есть!
     - Выбор всегда есть?
     - Да. Всегда!
     - Спасибо, спасибо, спасибо…
23.04.2015 года. Памяти великой упертости самых близких мне людей  посвящается.


«Жизнь»
Из сборника: Вот и Всё

     - Что хорошего в жизни ты сделал, папа? Что главное в жизни?
     - Гм. Ну и вопросики ты задаешь, милая моя, – удивился он, выключив телевизор и внимательно посмотрев на дочь. - Зачем тебе это?
     - Пишу с девчонками сочинение, и нам никак не прийти к одному мнению на этот, как оказалось совсем даже  непростой вопрос.
     - Ну и правильно, у каждого человека свой смысл жизни, своё главное, свои устремления и переживания. К примеру, один любит мороженое крем-брюле, другой пломбир. Ну, или по-другому одна твоя подруга любит петь, другая рисовать и, конечно же, они по-разному видят свой смысл жизни. И ты знаешь, в течение жизни человек вообще по-разному отвечает на этот действительно непростой вопрос, по-разному оценивает, а главное следует за своими устремлениями и желаниями. Хотя, если вдуматься желание то у нас всех всегда одно, но выбираем мы его не всегда и даже, если внимательно присмотреться, то очень редко. – Он задумался, а затем, вдруг рассердившись, добавил, - а вообще-то в твоем возрасте я во дворе мяч гонял, да не морочил себе голову всякой ерундой!
     - Погоди, - серьезно сказала дочь, - это вовсе даже не ерунда. Скажи, а ты сейчас помнишь, что для тебя тогда в твои четырнадцать лет было главным.
     - Ну-у-у, - задумавшись, протянул он, - трудно сказать. Впрочем, в мои четырнадцать мы были великими романтиками, все стремились стать космонавтами, моряками, летчиками. Да не важно кем, главное, чтоб было посложней, да поопасней было. Мы стремились стать первооткрывателями. А свой главный смысл жизни выражали девизом романа Вениамина Каверина «Два капитана»: «Бороться и искать, найти и не сдаваться».
     - И ты нашел?
     - Что?
      - Ну, ты нашёл, то, что искал?
      - Послушай, дочь, - снова рассердился он, - мала ты ещё для таких разговоров.
      - Ну, правда, папа, что главного в жизни ты сделал? – Горячо спросила она, - чего ты достиг?
      Не ответить было невозможно, да и тема эта теперь уже полностью захватила его сознание, обволокла и понесла по волнам памяти. И о том, как он.… Впрочем, здесь не о нем, а о ней. Два родных пытливых глаза неотступно следовали за его мыслью и…
      …и ответ пришёл сам:
      - Ты знаешь, родная моя, главное - это любовь, и я, к счастью, не обделен ею. Я люблю и, значит, живу.
     - А достижение? – Не отступала она, - какое главное достижение твоё в жизни.
     - Я любим, - не задумываясь, ответил он.
     Она ушла.
     Её счастливые глаза долго ещё наполняли светом его растревоженное сознание.
     Спустя пару дней жена прочитала ему сочинение их дочери, которое она под одноименным названием этого рассказа нашла у неё на страничке  «Вконтакте»:
     «Наша жизнь - это, как полёт птицы. Куда полетишь там и будешь. Мы сами строим себе жизнь с молодости. Сами себе создаем трудности и радости, разные настроения. Мы сами себе хозяева.
      Конечно, бывает такая штука в жизни, что приходится реально страдать. Например, смерть. В этот момент мы думаем о себе: "Этот человек ушел от меня, и я его никогда не увижу". А в таких случаях надо думать: "Как же хорошо, что этот человек теперь абсолютно свободен. Его душа улетает в лучший мир - в рай. Как же здорово, что ему сейчас хорошо".
     Трудностей в жизни тоже много. Для большинства это их работа.
     Так если не нравится работа, зачем же там работать? Не обязательно всю жизнь работать на одной и той же работе. Если не нравится, найди другую.
      Ещё часто стала проявляться в устах такая фраза: "любовь - это зверь!" И это ложное утверждение. Потому что любовь - это красота, свобода, улыбка, радость, счастье и это чувство невозможно просто так описать, но это не зверь.
     Да, в нашей жизни часто бывает, что один человек любит, а другой нет. Но если он не любит, то вы его не заставите.
     Любите?
     Прекрасно. Тогда отпустите этого человека. Вы же желаете ему счастья. Не так ли?
     Да, отпустить будет трудно, но мы должны быть сильными…
     И запомните, ваша настоящая половинка обязательно появится и будет вас любить до конца иначе это не ваша половинка.
     А может эта половинка уже появилась?
     Вообще-то в нашей жизни люди стали жестокими. Их ничего кроме Интернета не интересует. Да и поговорить с ними особо не о чем.
     Некоторых спросишь: "Чего ты хочешь добиться в этой жизни"?
     А они отвечают: "Купить «Доширак» и играть в «комп»".
     Такие люди вряд ли, чего добьются в этой жизни. А те, у которых есть жизненная цель или они ищут вторую половинку, они обязательно найдут и добьются! Дружба в наше время тоже никакая. Хотя и не у всех. Моя подруга замечательная, но таких, как мы, увы, мало. Многие ищут лучшего друга и в итоге не находят. Почему? Потому что не там искали.
     Друг - это тот, кто тебя всегда поймет, всегда поможет, всегда рад тебя видеть всегда, с которым можно смеяться до бесконечности, который успокоит тебя, даже когда у тебя истерика.
     И все это готовы терпеть не все. А моя подруга терпит и всеми этими качествами обладает.
     Спасибо тебе.
     Ещё хотелось бы сказать о самых важных людях в нашей жизни.
     Это родители.
     Не стоит забывать, что без них нас не было бы на этом свете.
     Некоторые сейчас сказали бы: "Уж лучше бы я вообще не рождался". Поверьте, если вы уже родились, значит, зачем-то вы всё-таки нужны в этой жизни. А главное, что больше всех вы нужны именно этим двум людям. Маме и папе, которые, к сожалению, не всегда будут с нами. И об этом надо помнить и беречь их.
     Не у всех есть родители и благополучные семьи, а если у вас благополучная семья, то берегите её всеми силами. Помогайте, любите. Самое главное любите всем сердцем. Это и будет самая главная помощь. Лишь только любовь способна продлевать жизнь и оставлять надолго улыбку на лице...»
24.05.2015г.
Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь и, конечно же, автора (Настеньки Солнечной) бесценного сочинения подаренного миру на страницах своего «Контакта» и приведенного здесь в оригинале с её согласия.


«Царство Поф и Наф»
Первый рассказ из серии «Человек, рыбка и царство Поф»

     Он шумно ввалился в наш офис, неуклюже зацепившись за косяк узкой филенчатой двери, и, хихикнув над своей неповоротливостью, необычно громко поздоровался…
     Вообще-то у нас в «конторе» не шумно, можно даже сказать тихо, спокойно, хотя и работает в нашем огромном четырехэтажном здании довольно-таки много народа.
     Ну, а как же?
     Практически все рабочие места нашего «офисного планктона» сегодня оснащены современными бесшумными ЭВМ с большущими на весь стол плоскими экранами, из-за которых никогда никого не видно и не слышно. Лишь монотонный шелест компьютерных вентиляторов и мерное постукивание пальцев по клавиатуре выдает присутствие здесь реальной жизни.
     Но кто теперь делает это? Ну, слушает, то есть, да смотрит вокруг себя. Все сидят на рабочих местах, с головой окунувшись вовнутрь «электронных монстров», и всё время что-то там читают, пишут, редко отрывая свою пятую точку от стула и не прерываясь даже на телефонные звонки. Всё общение с миром теперь только через фильтр современных «гатжетов» на их «электронном языке», где нет слов, звуков, эмоций, только знаки и образы.
     Смешно?
     Не очень.
     Мы почти не говорим и не смотрим в глаза друг другу. Да что там, в глаза, мы вообще ни куда не смотрим: ни на коллег, ни на своих близких, ни даже на себя самих. Мы не замечаем, кто и как выглядит, во что одевается.
     Подними, наконец, свою голову и посмотри вокруг.
     Видишь сколько неопрятно одетых, плохо причесанных, скверно выбритых и дурно пахнущих, как правило, молодых людей?
     Ну, правильно. А зачем следить-то за собой? Мы все в прямом смысле этого слова слепые. Так кого же нам стесняться?
     Мы не видим, а потому и не ведаем, кто вокруг нас, чем они живут, что любят, ограничивая свои общения лишь служебной и родственной необходимостью. Где бы мы ни были, мы всё время (дома, на работе, в метро, трамвае, своей машине, даже на футболе или в туалете) смотрим в него, в экран «монстра».
     Почему?
     Не знаю.
     Так видно проще живется.
     И в результате, сами того не замечая, мы начинаем делить людей не по принципу хороший или плохой, добрый или злой, свой или чужой, а по принципу, говоря сленгом современной молодёжи, обычный и необычный.
     Обычные – это те, которых всегда большинство, они всегда в своей броне, норке, из которой никогда не высовываются, им там хорошо и уютно. Они, говоря словами Андрея Курпатова, чувствуют себя в своей берлоге маленькими и защищенными от большого и ужасного внешнего мира, не впуская туда никого и никогда и, как следствие, не интересуясь миром вокруг неё. Именно для них и придуман «великий и всемогущий» Интернет. Если вдуматься, он (ну Интернет этот) идеальная среда обитания для «обычных». В нем всегда можно спрятаться и затеряться. В результате этого «обычные» не имеют цвета, они просто серые, лишь иногда в минуты крайнего своего возбуждения (что случается редко) у них появляются нежные детские тона, застрявшие около сердца, но не долетевшие до головы и не окрасившие их целиком. Может поэтому, они и стерегут свою «норку», не желая соглашаться с окружающей действительностью, боясь нисколько внешнего мира, сколько себя самих в нём?
     Не знаю.
     Другое дело «необычные» люди. Бесспорно, их не много, но потому-то они и необычные. Иногда, кажется, что их вообще нет в нашем мире. Поэтому, когда яркие их представители попадаются на нашем пути, то они очень удивляют нас «обычных», иногда радуют, но чаще пугают и позже раздражают.
     Почему?
     Ну, во-первых, они не серые. Какие угодно: белые, цветные, даже черные, но не серые, а от этого «рябит в глазах» и хочется покоя. Ну, сказано ведь «не высовывайся».
     Во-вторых, у них всегда масса идей, желаний, устремлений, наконец, требований и притязаний. Для них нет границ, правил и запретов, они всегда не в равновесии с окружающим миром и собой, они стремятся усовершенствовать всё вокруг, и в зависимости от того, какой способ выбирают для этого (разрушение или созидание), они могут менять и свой цвет с темного на светлый и наоборот.
     Впрочем, здесь не об этом.
     Здесь  о нем.
     Итак, ещё раз:
     Он шумно ввалился в наш офис, неуклюже зацепившись за косяк узкой филенчатой двери, и, хихикнув над своей неповоротливостью, необычно громко поздоровался…
     …и просто представился.
     Он был высок, статен, сед и весьма упитан, но при всем этом очень подвижен, ни минуты не стоял на месте, говорил легко и просто, без видимых усилий и стеснения, выглядел весьма доброжелательно и дружелюбно. Назвав свою фамилию, имя-отчество, он сразу перешёл к делу, сказав, что назначен новым комендантом здания, начал подробно выспрашивать каждого пожелания и предложения по обустройству наших помещений и рабочих мест. А перед уходом, что совсем удивительно, дал номер своего личного телефона.
     Мы, как правило, не даем свой «сотовый» коллегам, в лучшем случае «е-мейл» или домашний телефон, на которые никогда не отвечаем. Мобильный телефон, который всегда с нами, теперь почему-то считается конфиденциальной информацией, вроде как защищаемые законом личные данные человека. Удивительно, но спрашивать личный номер телефона, как, впрочем, и многое другое, к примеру, о зарплате, здоровье или семье, стало просто не прилично.
     Ну, что-то типа:
     - «Ха а-а юу?», - здороваемся, то есть.
     - «Ха а-а юу», - как-то так отвечаем, или для разнообразия, - «Ок».
     И всё!
     Почему?
     Да потому.
     Просто всем на всё, как лениво сегодня цедит сквозь зубы молодежь - «ПОФ», ну или «НАФ», в зависимости от ситуации.
     А тут на тебе…
    Человек!!!
    Самый что ни на есть – настоящий, живой, «динозавр прошлого века»! Он сам пришёл откуда-то в это царство «Поф» и просто представился, сказав всего-то, что он, офицер запаса, что с семьей (женой, дочкой, тёщей и внучкой) приехал в наш город из региона «дальнего юга», где прослужил на блага нашей «необъятной» в общей сложности почти тридцать лет.
     И что?
     Да ничего, просто это необычно!
     Но, что ещё более необычно, так это то, что этот простой человеческий жест офицера запаса, можно сказать ветерана, приглашающий нас  к беседе и к доверию друг к другу, как-то удивительным образом расшевелил всех. И, ты знаешь, многие, очень многие вдруг записали его телефон и даже переспросили имя…
     Вот так неожиданно наш офис вдруг наполнился его гнусавым, слегка ироничным, можно даже сказать подтрунивающим голосом, всегда сопровождаемым заразительным негромким смешком и какой-то старомодной прибауткой.
     - Ко-неч-но, каждый пенсионера обидеть норовит, - смеётся он, когда кто-нибудь начинает подтрунивать над его «трудовой мозолью» или над маразматической настойчивостью везде и всюду навести идеальный порядок.
     - Вас, «старого бюрократа», обидишь, - беззлобно огрызаемся мы, - стоит руку пожать, инвентарный номер на всех пальцах оказывается.
     - По-ло-же-но, - нарочито строго тянет он, пряча смешинку в густых зарослях бровей…
     «Конторка» наша ожила.
     Каждый день теперь у нас в офисе происходят маленькие, но, что называется, реальные события. Вечером этого же дня (как он появился) во дворе нашего огромного четырехэтажного здания, перестроенного под офис из старого здания вечерней школы, в «курилке» вдруг из ниоткуда появилась старая обшарпанная скамейка, которую он умудрился выменять у какого-то дворника за бутылку пива. И наши курильщики, которых и видно-то в офисе не было, вдруг выползли туда из своих потаенных «шхер»: чердаков, черных лестниц, подвалов, туалетов. Они с удовольствие восседали на этом повидавшем виды и выслушавшим ни одну историю человеческих судеб сооружение, неожиданно для себя вдруг обнаружив, что умеют говорить и слушать.
     Да-да, просто говорить и слушать, и что того удивительней, умеют таки слышать своих собеседников.
     Не чудо ли это, говорю я тебе?
     - Вообще-то я не курю, и никогда не курил, но в курилке с народом всегда люблю посидеть, - говорит наш комендант, - только здесь можно так запросто независимо от званий, возраста, заслуг и регалий посидеть рядом плечом к плечу и поговорить, что называется «за жизнь». А сколько общего находят люди в простом общении о футболе, хоккее, путешествиях, победах, поражениях, о «бабах» наконец.
     - Ишь, чего захотел наш ветеран, о «бабах» поговорить, - смеемся мы.
     - По-ло-же-но, говорю я вам, мужику говорить и думать о жен-щи-нах, - сладко «гундосит» он это слово на весь двор, улыбаясь глазами, - а иначе и не мужик ты вовсе, а так «компьютерная амеба» из царства этого, как там, по-вашему, «Поф и Наф».
23.06.2015г.
Автор благодарит критика и корректора (ЕМЮ) за оказанную помощь, а также своего доброго старшего товарища (БИН) за то, что просто довелось в трудные минуты своей деятельности выполнять служебные задачи рядом с ним, что называется «бок обок».


«Бессмертный полк»
Пятый рассказ из серии «Удивление Сочи в мае 2015 года»

     Странно, вроде б я не «сноб», но почему-то мне нравятся парады, салюты, всякие там праздничные патриотические мероприятия и другие агитационные «штучки».
     И всегда нравились, кстати, даже в те далекие «зашоренные» и «заформализованные» советские годы. Они никогда не казались мне избыточными (читай «Ночная репетиция») особенно в моем городе-герое Ленинграде, где о давно минувшей почти девятисотдневной блокаде помнит каждый клочок Невской земли, каждый её камушек…

     Не могу вспомнить точно, когда это вдруг впервые и от кого повелось, что естественное каждому нормальному человеку чувство любви и гордости своей страной стало считаться постыдным, консервативным, старомодным что ли. И мы (ну или точнее многие из нас) «сдуру» поверили в это, стыдливо называя нашу «Великую и Необъятную», вслед за экранными балаболками, «эта страна». Впрочем, нас всегда бросало из крайности в крайность, «ну, а как же иначе», если уж любовь, то до всепрощения, а уж если ненависть, то до «основания, а…» уж затем.
     Но, когда в середине девяностых наша телевизионная мысль особенно сильно «сбрендила» на поприще «самобичевания», в школах, словно в насмешку над ней, вдруг появился новый «старый урок» об истории родного края. И там наши уважаемые педагоги (преклоняюсь перед ними) несмотря ни на что говорили правду, рассказывая новому поколению о славном прошлом, непростом настоящем, и, несомненно, великом будущем нашей страны. Мне, к счастью, не раз доводилось бывать на тех незабываемых уроках. Это надо видеть, какие у детей глаза, когда они слушают о величии своей отчизны, как они без страха и упрека смотрят на всё вокруг, как гордятся этим всем и как верят в светлое будущее!
     Это надо просто видеть.
     И на душе становится хорошо, спокойно, уютно и ПРАВИЛЬНО.
     Почему?
     Да потому, что я, как и они люблю гордиться своей страной (читай «С чего начинается Родина?»). Потому, что не понимаю и не хочу понимать модный афоризм сегодняшних «себяк» (себялюбцев, то есть), мол, «патриотизм – есть прибежище негодяев». Конечно, вроде б красиво придумано, а главное в духе нового «тренда» (так, кажется, говорят теперь), что права и свободы личности превыше любых застарелых догм нашего «общественного бытия» (общежития проще). Но мои наблюдения почему-то подсказывают мне, что «великий и ужасный» вождь пролетариата, говоря, что «жить в обществе и быть свободным от него – невозможно», всё-таки был прав. И симпатичная концепция эта о праве свободы личности от всех и всего приводит лишь к деградации этой личности. Глянь в экран - нравы Содома вновь шагают по миру.
     Почему вновь?
     Так ведь это уж не раз бывало в истории человечества (перечислять не стану, сам вспоминай и думай). И что случалось потом с ними, «человеками» этими, следующими по пути мерзопакостного дозволения себе всего и вся? И главное почему? Да потому, что реальное и возможно единственное требование к человеку от «Матушки Природы», которое прослеживается во всех святых Писаниях мира, это ПРОДЛЕНИЕ РОДА своего. А всё остальное вытекает из этого требования, преобразуясь в Мысль: да «…любите ж ближнего своего, как себя самого…» (не дословно по памяти) и даже выше чем себя (следует из первой заповеди Его).
     Сама мысль главенства прав «себяки» над обязанностями (заповедями) общежития, как не крути, но  приводит, в конечном счете, к разрыву со своим общежитием. А это не что иное, как забвение, «батенька», потеря основы основ своих, отлучение самим же себя от «Всего и Вся» (ну от Пути общего нашего, от Разума всевышнего, Бога Единого, наконец, выбирай как тебе ближе). Ведь Он никогда, говоря словами одного очень известного и моего любимого поэта, не «…прогнется под…» изменчивую «себячную личность». Кто Он, «…чтоб меняться» (по памяти из Иова)?
     Возможно, очень даже возможно я и есть «сноб», ну или «баран», опять же используя выражения моего поэта, и потому считаю, что человек существо «стадное», созданное Великим, но очень одиноким «Разумом», страстно желающим быть в среде подобных Себе. Вот и создал Он это «стадо», подарив каждому его индивиду, право выбора мыслей (выбирай – это право твое), выдвинув лишь одно требование – дать Ему жизни вечной.
     Как?
     Простым способом продления РОДА человеческого, как единственно возможной формы Жизни МЫСЛИ на Земле, так как все прошлые, настоящие и будущие мысли наши, направленные на развитие и приумножение рода человеческого, – это и есть Он. А раз так, то у любого государства, особенно нашего, есть одна и единственная догма, одна мораль и одна цель – всеми силами и путями сохранить свою страну и приумножить. И уж если б Он был не согласен с этим, то давно бы наслал на нас что-нибудь, типа потопа или ледника.
     Ай, нет, «чагой-то» не шлет, «покамест».
     А раз так, то «…не суди, да не судим, будешь» сказано Им нам.
     И потому скажу себе и тебе, если хочешь:
                Баранам хорошо среди баранов,
                они в отаре все друг к дружке жмутся,
                твердить обратное – обман,
                пусть даже иногда они там и дерутся.
                …
                …скажи, поэт, зачем ты всё кричишь:
                мол, твой народ – баранье стадо?
                И виршами над кем свой суд вершишь?
                Ну, ты ж не Бог! Молю тебя - не надо…
     (полный текст - «К поэту…» на Стихи.ру).
     Мне думается, что сомнение, сомнение и ещё раз сомнение, вот подлинный источник прогресса и свободы личности. И через это сомнение берусь утверждать тебе, что патриотизм:
     – это любовь твоя к  близким своим, кои и зовутся Родиной твоей, а через них любовь и ко «Всему и Вся»;
     – это право твоё и свобода твоя от гордыни своей же «пожирающей» свободолюбивое сознание каждого из нас;
     – это та самая «правда», которую всегда «…говорить легко и приятно»;
     – это благодать Его, ниспосланное избранным, но доступное всем.
     И что дальше?
     А дальше, повторю вслед за Василием Шукшиным, «надо бы жить, надо бы просто жить…» и любить (добавлю), а всё остальное болтовня и, используя  выражения Александра Проханова, бесовщина.
     …Возможно, поэтому, побывав в Сочи, мы были искренне удивлены тому, как местные жители города празднуют Великий День Победы. Задолго до праздника весь город был украшен праздничными флагами, цветами, красочными транспарантами и фотографиями (читай «Удивление Сочи №1»). Гости и жители города с гордостью одели «Георгиевские ленточки», а на головах персонала многочисленных «бутиков» и «кафешек» повсюду красовались зелёные солдатские пилотки с красной до боли знакомой и любимой звездочкой…
     Как сейчас это было: «Мы, пацаны лет десяти, гоняем мяч за городом на поляне у длинного, в несколько километров, Красного пруда, названного так по цвету воды лесной речки Каросты, некогда запруженной здесь. Рядом вдоль воды куда-то в сторону полигона за лесом движется взвод. Вдруг от строя отделяется один шустрый солдатик и, подбежав к нам, просит дать стукнуть по мячу. Мы, конечно же, с удовольствием пасуем ему мяч и он, разбежавшись, сильно и точно бьёт в сторону моих ворот, но мне удается-таки словить этот хорошо закрученный мяч. А он, радуясь, подбегает ко мне и протягивает свою пилотку, на которой красуется та самая звездочка с золотым серпом и молотом (символ единства рабочих и крестьянин). Нам ВСЕМ хорошо, весело, ПРАВИЛЬНО, как-то. В ответ я дарю ему наш «повидавший виды» мяч. И он хватает его подмышку и бежит догонять строй».
     …По мере приближения к празднику невзрачные, давно забытые солдатские пилотки стали красоваться даже на степенных «мадамах» в серьезных модельных платьях и их спутниках в классических пиджаках, коих здесь «пруд пруди». На автобусах, троллейбусах, маршрутках, в окнах первых этажей офисов, магазинов, жилых домов наклеены разноцветные праздничные открытки, плакаты, рисунки. Отовсюду, даже с огромных рекламных плакатов города на нас смотрят улыбающиеся ветераны с медалями и орденами на груди. Музыка Победы поглощает прочие звуки так, что не заметно для себя, мы тоже поём эти «до хруста в мозжечке» знакомые праздничные марши. А девятого мая на площади перед Зимним театром:
             Рано утром взорвал тишину
             марш Славянки у «зимних помост»,
             звук Победы взлетел в вышину,
             поднимаясь на солнечный пост.
             А вокруг людская река
             вся гудит, как высокий ток.
             Глянь, в ней деда внука рука
             подняла в «Бессмертный полк».
             И весь город встал, как один
             в ряд бессмертных и живых.
             В этот День наш Мир стал един,
             пусть не будет мыслей иных…
     Ну, кончено, мы не смогли не быть там.
     Ах, что за волшебное чувство полного, неподражаемого, всепоглощающего единения, охватившее всё и всех, пускай даже и «баранов», как говорит мой поэт, но «баранов» непременно одного родного и далеко не самого маленького «стада».
     Тогда и там мы все чувствовали, что мы действительно сограждане, мы потомки славных победителей, мы - РОДНЯ!!! И мы идём рядом с «Бессмертным полком». Нет! Мы идем внутри его по городу, поём, танцуем, кричим, смеемся, движемся к мемориалам и далее на кладбище, чтоб навестить своих и не только своих ветеранов. На улицах города тысячи машин, автобусов, мотоциклов, велосипедов. Они до отказа заполняют широченные только что отстроенные к олимпиаде магистрали города. Все, как один, словно футбольные фанаты размахивают красными флагами Победы, включают сигнальные устройства, кричат, создавая нескончаемый гром оваций и ликования. Поток людей и машин смешивается и со скоростью «сытого путешественника» хаотично заполняет свободное пространство вокруг до самого позднего вечера.
     Всё вокруг дышит, живет, движется, хохочет, ест и пьёт. Но пьяных нет.
     Правду, правду говорю.
     Это настоящий триумф.
     Счастье.
     Полёт души.
     Почему?
     Ну, люблю, я гордится своей страной, да и не я один, как выясняется.
     И всё тут!
     И ничего в том «…загадочного…» нет, и ничего-то с этим не поделаешь. Но притом при всем я точно знаю, что «…рыбке в банке…» крайне нужен «глупый скворец», дабы не захиреть «счастливой вполне» жизнью своей, а время от времени встряхиваясь, взлетать к новым свершениям вслед за его казалось бы «глупым пением». Ну, ведь «вечный покой, вряд ли сердце обрадует». Не так ли? Лишь бы «птица» эта не оказалась банальным «бакланом». Но «не судите, да не судимы будете», а значит, будем «делать паузы в словах» и лучше перед ними, оставив время мысли на сомнения...
30.07.2015г.