Ночной грабеж

 Страшные дела творились в кабинете 9-го "А" класса 56 ой школы! После уроков, когда самые прилежные ученики Архимедовского математического класса с непонятным мне энтузиазмом уже приступили к решению непостижимых Сканави и Балоша (любой, кто учил математику в советской школе знает, что это - задачники повышенной сложности), четыре лба - Васек Пекарук, Абайка, я и Мака устроили настоящее побоище со свободным применением запрещенных приемов каратэ, джиу-джицу и неизвестного боевой науке свободного алма-атинского стиля.

Четыре тела, заряженные адреналином и тестостероном, как бутылки Шампанского- углекислым газом, летали и кувыркались по классу, приводимые в движение ударами, бросками и толчками. Перелетая через спину Маки, взявшего меня на бросок через плечо, я группировался и страховал падение прямо на твердую школьную парту, тут же встречал богатырский пинок "маваши-гери" от Василия, технике которого позавидовал бы сам Брюс Ли. Васек изучил каратэ самостоятельно по самодельным любительским фотокопиям, которые, вместе с любительскими порнокарточками продавали местные околошкольные мастера-фотохудожники.
Драка конечно же была вполсилы, шуточная, однако же разрушения были вполне реальные.

За полчаса произвольного свободного боя было сломано несколко стульев, пара столов, включая учительский стол Архимеда, и-о ужас- перекосили гордость классного руководителя, импортную зеленую доску!
Мы с Макой были в тот день дежурными, разбирать все это сил уже не было, и кое-как замаскировав погром мы беспечно отправились по домам.

Утром сумрачный Архимед молча оглядел класс, оценил масштабы разрушения, вплотную подошел ко мне с Макой и, коротко отвесив каждому хорошо поставленный боксерский апперкот по корпусу, вынес свой приговор:

- Дежурите месяц, каждый день. Не дай Бог, хоть соринку, хоть пятнышко найду- сгною на дежурствах до конца года! - Грозные усы Архимеда янычарски топорщились, в глазах зажегся скифский беспощадный огонь. И как ни в чем ни бывало начал урок матанализа, c опаской опираясь на покосившийся стол.

Великий Архмед! Он не стал по кликушески трубить сбор комсомольского судилища, избавил родителей от необходимости переться в школу, не стал доносить школьному руководству... Мало кто из учителей разрешил бы ситуацию так просто, справедливо и...жестоко.

Целый месяц дежурств по классу! Целый месяц возюкать мокрую тряпку по затоптанному полу, когда за окном на улице полыхает пьяная алма-атинская весна, когда все скверы и дворы заполняются непобедимой жизнью, смехом и горы обдувают город теплым небесным ветром, предвестником жаркого беспредельного лета!

Мы с Макой, под осуждающими и издевательскими взглядами прилежных учеников, скорбно склонились над тетрадями, гипотенузы никак не хотели сходиться с катетами, а непостижимые синусы и тангенсы корчили злобные рожи... Когда звенел последний звонок, вестник долгожданной свободы, весь девятый А, вся школа срывалась с места, устремляясь в открытое пространство вечерней жизни за школьным двором, мы с Макой Уныло переглянувшись, печально вынимали из потайных шкафов ненавистные швабры, громыхали ведрами, вооружались незабываемыми советскими тряпками...

Однако, знаешь, жизнь человека устроена удивительным образом, особенно если это молодая, начинающаяся жизнь! Как любит говорить мой ванкуверский друг Экхарт, даже в самой тяжелой жизненной ситуации кроется зерно просветления и успеха! Очень скоро наши негритянско- плантаторские уборщицкие вечера превратились в острый захватывающий детектив со взломом, погоней и прекрасными дамами!

Мака притащил в портфеле огромную увесистую связку всевозможнейших ключей. То ли он получил наследство от внезапно покинувшего этот мир дяди-слесаря, то ли многие поколения Макиных предков прилежно собирали коллекцию ключей от разных квартир, где они жили, скитаясь по свету, не известно, но объем и тяжесть связки потрясали! Молча созерцал я Макину связку, а в голове уже рисовалась отчаянная криминальная перспектива... Двое... В абсолютно пустой школе... Откроется любая дверь...

С этого дня наши вечера преобразились! Спокойно, внутренне ЛИКУЯ, мы выслушивали издевательства о тружениках тряпки и швабры, стремительно и очень качественно, от души драили класс и, дождавшись, когда на опустевшие коридоры ляжет тень первых сумерек выходили на охоту. Замки школьных кабинетов были старыми, примитивными, как экономическая система СССР и открывались со второй-третьей попытки.

Нет, не подумайте, что нам нужно было что-нибудь стибрить! Никакой наживы не было. Да и что ценного можно было найти в спартанских, церковно-приходских классах советской школы? Ни микроскопы, ни глобусы, ни плакаты с портретами мировых гениев нас не интересовали. Нами двигало совсем другое чувство.

Жажда познания! Неистребимое, рождающее дрожь в коленях, желание проникнуть за запретную, закрытую дверь, войти в таинственный мир!
Это острое чувство в груди, когда, щелкнув, поддавался замок и дверь, как целомудренная дева покорно и осторожно распахивалась, впуская в сумрачную тишину пустого класса! Куда только потом не бросала меня эта жажда узнать, а что же там, дальше. В новые страны, континенты, на новые берега забросило меня всепобеждающее стремление узнать новое о жизни!

В результате методичных усилий мы откупорили практически все кабинеты в новом корпусе и начали осторожно вылазить в старое здание. Наше воровское мастерство неуклонно росло. Как я сказал, никакого обогащения не было.

Единственный предмет, который мы решились с****ить, был новенький классный журнал из кабинета самого - страшно сказать- директора! Это было уже СЕРЬЕЗНОЕ дело, это пахло крупными СОВЕТСКИМИ неприятностями! Зачем он только нам понадобился, этот чертов журнал- неизвестно, толку от него было - ноль.
Возможно, мысль о обладании таким исключительно важным, с государственным номером, подотчетным секретным документом возвышала нас над серыми советскими школьными буднями и наделяла нас мистическим шаманским могуществом, как американских индейцев племени Чароки сумевших изловить белоголового канадского орла!
С благоговением склонялись мы над ним, запрятанным в глухом Макином подвале и выводили ученикам Литвиненко и Жуминусову круглые пятерочки, четвертные, годовые, по всем-всем предметам...

...Наконец настал день главного ограбления, к которому мы шли, без жалости пожертвовав весенние любовные вечера! Кабинет моего любимого предмета, химии был последним бастионом нового здания школы. И его тоже удалось взять! В домашнюю лабораторию перекочевали наиважнейшая банка с бертолетовой солью, красным фосфором, кристаллическим йодом и другой пиротехнической лабудой. В то время купить фейерверк на базаре, помнишь, было не возможно. А душа требовала взрывов и салютов!

В одно из наших проникновений в кабинет химии, когда в тихих сумерках мы разбирали реактивы (свет мы, естественно, никогда не включали), вдруг, к моему ужасу, я услышал громкие голоса из коридора, они приближались, и - о ужас! -в замке двери защелкал ключ! Кто-то входил в кабинет! Инстинкт самосохранения пулей запихал меня в боковой стенной шкаф, откуда через щель я увидел, как Мака стремительно, с проворностью ужа, нырнул под парту и замер как хамелеон, скрутившись в три погибели.

Сухо щелкнул выключатель, и зажегся свет! В кабинет химии входили - директор школы, собственной персоной, главный завуч и еще толпа мужиков с хмурыми деловыми лицами. Ну все, пи?%дец, туши свет, бросай гранату.
Мужики тащили трубы и гармошки батарей отопления. Совершенно не обращая внимания на нас, замеревших в ужасе в наших хрупких убежищах, они принялись расхаживать по классу, открывать окна, заглядывать за батареи.

Директриса что-то твердила им об отопительном сезоне, смете, реконструкции. Ремонт!- понял я. Из за недоступности класса в дневное время решено было провести ремонт поздно вечером! Директор и завуч еще с час повертелись в классе и исчезли, видимо ушли домой. Все это время я стоял на вытяжку, как кремлевский часовой, не смея ни моргнуть, ни пошевелиться и в моих расширенных от ужаса зрачках мелькали суровые фигуры рабочих.

Мака, как индийский йог, скрутился под партой и тоже замер, не подавая никаких признаков жизни. Его мастерству, конечно, позавидовали бы многие хамелеоны и палочники, оттачивающие искусство маскировки через поколения долгие тысячелетия.

Как только директор и завуч исчезли, с мужиками вдруг произошла некая трансформация. Они все подошли к столу, где наша химичка развлекала нас волшебными превращениями веществ, и, выудив откуда-то стаканы и разную снедь, принялись чокаться, звенеть стеклом и закусывать.

Бухают!- пронеслась мысль в моей голове. Неужели они будут бухать всю ночь? Неужели они никогда не уберутся со своими бутылками и трубами, разводными ключами и фуфайками? Неужели я с позором умру, стоя в шкафу кабинета химии и моё молодое тело отдадут в класс биологии, превратив в скелет, в назидание поколениям непослушных учеников? Мысль о разоблачении и расправе полностью парализовала меня.

Тогда я еще не встретил на жизненном пути моего друга Экхарта и не знал, что только полное принятие того, что с тобой происходит СЕЙЧАС (а не представление возможных последствий) может спасти разум от паники! Я не знал, что какой бы отчаяной ни показалась ситуация, она лишь проявление, форма вечно меняющейся реальности и она уйдет, как волна прибоя, накатывающая на берег! Останется только то, что я сам внесу в осознание ситуации, либо ужас и отрицание, либо принимающее спокойствие и бесстрастное созерцание.
Все проходит, сказал бы мне Экхарт, пройдет и это, важно, что останешься подлинный ты.
И действительно, ближе к полуночи, закончив громыхать своими чертовыми трубами, загасив бычки сигарет и заметя следы ночного пира, гегемоны наконец-то убрались.

Скажи мне, знакомо ли тебе это чувство свободы узника, выходящего из запертой темницы, расправляющего плечи и затекшую спину? А этот воздух, воздух свободы, вливающийся в открытую грудь. Ночные улицы, дающие опору ногам, когда ты, как ангел несешься над землей домой!
Друг мой, узник своей любознательности Мака, помнишь ли ты этот миг освобождения когда мы, стараясь не спугнуть ночного вахтера, вылезли через окно второго этажа из темного корабля 56ой школы?

Все это сошло с рук. Так, по крайней мере думал я. Когда мудрый Архимед вручил всем характеристики, так необходимые для поступления в университет, у нас с Макой ни с того ни с сего появилась запись "...хорошо знаком со слесарным делом, свободно владеет инструментами..." На все вопросы Архимед Мынбаевич лишь отвешивал боксерские плюхи и желание спрашивать быстро пропало...