Кушать подано!

 
Моему подопечному - 97 лет. Но я не говорю ему «синьор» и на «Вы»  не обращаюсь.  Обычно кричу из столовой так: «Умберто, подъем! Кушать подано!»  Он отбрасывает  в сторону одеяло и «La stampa»,  хватает трость  и напевая гимн итальянских коммунистов  «Bandiera rossa» (а мне все  слышится: бандьера русса!) быстренько так, топ-топ,  сначала в ванную мыть руки,  затем за стол. Настроение  у него обычно прекрасное, аппетит замечательный и  я, честно говоря, не понимала, зачем  ему баданта, то есть помощница, хоть  и на три часа в  день,  если он не больной, не калека,  все может делать сам.

 Но у богатых, как говорится, свои причуды. Да, Умберто  вполне может обойтись  без прислуги –  он ежедневно принимает душ, сам заправляет  кровать,  за кошечкой  убирает  (кстати, зовут кошечку нежно – Лира и  это,  конечно же,  натуральная блондинка с хитро-наивными серо-зелеными глазами).  В шкафах и тумбочках у него идеальнейший порядок... Но вот  что  касается покушать  - здесь он беспомощен словно младенец.  Дело в том, что для большинства  итальянцев  трапеза – не простое  принятие пищи. Это священный ритуал. Белоснежные скатерти,  льняные, пра-прабабушкины  салфетки,  тяжелые серебряные ложки, вилки и ножи, хрустальный бокал для вина,  еще  один – для воды (таблетки запивать), грисиньи – такие длинные хлебные палочки,  сервизные тарелки (одна, вторая,  третья...) и так далее, и тому подобное. И не дай бог что-то перепутать, не доложить, подать не в привычной очередности ... Нет, Умберто  не  будет ругаться, кричать, но обязательно пошутит, мол, все – с сегодняшнего дня объявляю тебе диворцио (то есть развод!)
Два года назад, когда я впервые пришла в этот дом, Умберто  протянул мне пятьдесят евро и отправил в магазин за продуктами.  Предупредил: «Покупай только все самое полезное,  самое необходимое!» И начал диктовать: печенье – можно два вида, несколько плиток шоколада, виноград, яблоки, клубнику, тортик «Тирамиссу», сухое марочное вино, будино (тип дессерта), а самое главное – мороженное!  И побольше его,   побольше  -  несколько пачек!»
Вы, наверное, подозреваете, что мой хозяин похож на Карлсона? Глубоко ошибаетесь! Он высок и строен словно юноша, хотя кушает за троих, делая упор на сладкое и мучное.   Его классический рацион (кроме всевозможных деликатесов),  куда в обязательном поряде  входят блюда из макарон с соусом на первое и яичница на второе,  я  осторожненько  дополнила  легким супчиком и рыбой с овощами.  А вот к тефтелькам  из телятины  так и не приучила.  Умберто  – вегетарианец. Не по моде, а по убеждению.  Он всю жизнь не ел мясо, так что мои ухищрения, когда пытаюсь добавить фарш в соус, терпят фиаско.  Нет, он не отбросит тарелку в сторону, но будет демонстративно  и очень долго в ней ковыряться, отодвигая в сторону несъедобные,  по его мнению,  микроскопические кусочки.
Однажды  изощрилась и подала ему на второе нежнейшее куриное филе, припущенное на оливковом масле и украшенное сверху веточкой розмарина. Поставила на стол и побыстрее скрылась, чтоб не мешать созерцанию  ароматного  творения, не спугнуть: может на этот раз соблазнится?  Копошусь  на кухонье и вдруг слышу всхлипывания: «Mi perdoni… Mi perdoni…»  Это дедушка мой извинялся перед  курицей   прежде чем ее есть.

НЕ ГРАФ, НО ВСЕ ЖЕ...
Я уже давно знакома с этой семьей и всегда была уверенна, что  Умберто – аристократических кровей.  Внешность у него, знаете, такая достойная,  держится всегда спокойно, уверенно. В гольф играет  (вернее, еще год назад  играл), начитанный, чистоплотный... Воспитание,  манеры –  чем не граф, хотя  графья тоже разными бывают...   
Умберто  отпроверг  мои домыслы.  Рассказывал, что родом из  очень бедной  пьемонтезской семьи, работать по хозяйству начал с семи лет – «топтал виноград» («топтание»  винограда в огромных чанах - одна из стадий приготов ления домашнего вина).  Были, вспоминает,  такие времена, когда они со старшим братом  искали на лугах съедобную траву, ею и питались.  Я прослезилась.  Тут же вспомнились  итальянские сериалы на российском ТВ пятнадцатилетней давности о том, как жители Аппенинского полуострова,  спасаясь от голода, уезжали в погоне за птицей счастья в Южную Америку. Было это в начале века...  Умберто  как раз в 1917-ом родился.
- Значит,   тебе  с женой повезло.  Она  из богатой семьи оказалась? – Пытаю старика, выстраивая новую версию, которая бы подтвердила  материальное  благополучие семьи. Точнее, былое  благополучие,  о котором  немало уже наслышана.
- Не так все было.   Феломена  оказалась еще беднее меня.  Когда мы с ней познакомились, она с матерью и сестрой в каморке жила. – Охотно поддерживает разговор  мой падрон, то есть хозяин. - Но я поздно женился, уже после войны...  Ты же знаешь историю:  мы были союзниками немцев, Муссолини приказал воевать  – что я мог поделать? Но я не стрелял в  людей,  только вид делал, что стреляю.  Рассуждал так: какое право имею убивать этого человека? Чем он хуже меня? Чем я лучше его? Да-да, я стрелял мимо...
Так оно было или не так – это уже вопрос времени. Более 70 лет прошло с тех пор, но память Умберто (хотите верьте – хотите нет) ясна, цепко держит фрагменты прошлого.  Он достает из тумбочки и демонстрирует мне простенькие  поржавевшие, но еще используемые им ножницы - единственный  трофей,  доставшийся  ему с войны. Нашел где-то и вот столько лет хранит...  Вспоминает, что именно тогда, на фронте, впервые попробовал шоколад и пристрастился к сладкому как к наркотику.  Служил в авиации, паек  был хороший  и Умберто  после деревенских-то трявяных харчей,  быстро раздался и в высь и в ширь, превратившись в  крепкого голубоглазого блондинистого красавца.
- Однажды, в сорок третьем  это было,  вернулись мы с механником после удачного боевого вылета на свою базу, а там – событие:  приехали артисты, чтобы развлекать нас. Спускаюсь из кабины на летное поле,  ноги онемевшие,  весь в дыму, в мазуте,  а к самолету несется, и обнимает меня, и целует – кто бы ты думала? – самая красивая актриса военной поры Марина Берти ...
Подошел командир,  говорит: «Ступай, Умберто, приведи себя в порядок и живо на встречу с артистами! Ты у нас сегодня герой дня, такая синьора тебя целовала...»
Умберто помолчал и торжественно добавил: «Да, за свою долгую жизнь я  много красивых женщин познал».   Но в этом торжественном  признании если была толика хвастовства, то совсем-совсем  крошечная.  Он не из тех, кто бахвалится  своими мужскими подвигами – он просто констатирует  приятный факт своей жизни.

БОГАТЕНЬКИЙ БУРАТИНО
После войны  Умберто и его брат Роберто  довольно быстро разбогатели.  Из сельской местности,  где их предки испокон веков занимались виноградством,  перебрались в город и каждый создал свой собственный  семейный  бизнес.  В начале  пятидесятых (снова вспомним историю)  Италия вошла в «восьмерку» самых развитых  стран мира благодаря  такой организации экономики,  в которую легко мог  вписаться каждый, кто не ленив.  Умберто  ленивым никогда не был. Как я поняла из его воспоминаний, уже в пятьдесят шестом году (дата рождения сына, которого нарекли Эмануэлем – в честь последнего короля  Италии) мой подопечный   был уже «богатеньким  Буратино».  Об этом  времени он любит вспоминать с гордостью  и в то же время печально,  даже с отчаянием . Позже вы поймете – почему...
Конечно,  меня мучает любопытство:  ну как это так, словно по мановению волшебной палочки можно взять – и разбогатеть? Я вот тоже не из ленивых, а  что толку... Но выяснить этот вопрос  так и не смогла, получая каждый раз обтекаемый ответ: «Торговал».  Спрашиваю: чем? Отвечает коротко и исчерпывающе: «Всем!»  Зато о том,  что вскоре  имел,  говорит  охотно и подробно:
- У меня появился  свой офис, оборудованный по последнему слову.  Компьютеров тогда еще не придумали, но все остальное, самое современное, что мог приобрести из  техники, - приобрел и обучил пользованию бухгалтеров. Их у меня было трое, в том числе жена, но когда в семье появился малыш, я ее уволил, чтобы  ребенком занималась.   Он у нас не сразу появился – над этим серьезно потрудиться пришлось...  На все лето снимал для них дом в Лигурии,  а потом его выкупил. Для ведения домашнего хозяйства имелась прислуга...  Был еще один дом –  на горнолыжном курорте  Червиния, трехэтажный, с  бассейном, в гараже – пять машин...  Я ведь и «Мерседес» тогда купил! - Да знаешь ли ты, что такое «Мерседес» в те годы?! Я не миллионером был, нет... Миллиардером!..  Постоянное наше жилье было на «холмах», рядом с городом:  вилла на две семьи -  мою и брата. У меня сын подрастал, у брата  – дочка. Эмануэль имел все, что мог пожелать себе сын богатого синьора.  Правда, учился плоховатенько, в школе  за остальными тянулся еле-еле,  в университете по всем предметам низший балл имел, по нескольку раз сдавал один и тот же экзамен...  Но разве это его вина? Таким уж он у меня получился...  Зато к путешествиям тягу имел  чрезвычайную, земной шаг исколесил  вдоль и поперек.  В  Австралию дважды летал, в  Канаду – дважды, в России был бесчисленно,  Африка,  Япония, Китай... Трудно сказать, где только не был мой сын.  Все невесту себе искал...

СИНЬОРА ЛИНА-ФИЛИППИНА
А потом у братьев почти одновременно заболели жены. Старший  взял для ухода за своей двух филиппинок. Они  пригласили еще  двух своих подруг  - для  жены  Умберто. «Это был какой-то дурдом!» -  Примерно  так  охарактеризовал тот период жизни впечатлительный Эмануэль.
- Но  почему дурдом-то? –  Мне хочется прояснить ситуацию,  но внятного ответа не получаю,  сама домысливаю...  Филиппинки  (эти маленькие крепенькие женщинки,  спокойные, неконфликтные,  всегда сромно, даже бедновато одетые,   все на одно лицо – круглое как луна кирпичного цвета ) -   очень «правильные» и грамотные.  Они не будут работать «по-черному», то  есть без контракта, за гроши, 24 часа в сутки, как согласны вкалывать  в Италии, румынки  и  молдаванки.  Филиппинкам необходимо оформлять все по закону, и эта необходимость обходится работодателю как минимум по 1 500 евро в месяц на каждую служанку. Две служанки  в доме – это минус 3000 евро  из семейного бюджета. Тут, действительно, схватишься не только за голову...
Филиппинки ведут себя с достоинством, знают себе цену и не собираются  снижать высокую планку.  Еще бы! Они в Италии - элита. Элита среди всех остальных слуг! Они первыми из рабочих эмигрантов открыли для себя в  послевоенные годы «богатую Италию» и  ринулись сюда в поисках заработка.
... Когда жена брата умерла, тридцатилетняя  Джулиана  поступила мудро: прыгнула в кровать хозяина и стала его законной женой. Произошло это стремительно, а главное  неожиданно для растерявших свою бдительность, занятых  делами родственников.   Дочка брата – племянница Умберто  переживала  (но  поезд-то ушел),  потом вышла замуж и переехала жить к мужу.
- Она меня к отцу ревновала, - снисходительно объясняет   Лина (уменьшительное от Джулианы) неприязненность падчерицы.
А я так думаю: не в ревности дело. Дочка боялась за последствия  скоропалительного  брака. И на то были серьезные основания. У шестидесятипятилетнего «молодожена» к тому времени диагностировали рак, вскоре он основательно слег и через какое-то время Лина стала единоличной хозяйкой квартиры, цена которой и в сегодняшние кризисные времена довольна высока . Да это настоящие хоромы!...
- Лина стала миллиардершей! – Таинственным шепотом рассказывает  Умберто. – Мой брат оставил ей не только жилье, но и денег немеренно...
Полагаю, что миллиард  этот надо воспринимать не в евро, не в долларах, а в бывшем «лировом  эквиваленте».  Но и это, согласитесь, круто.
- А дочке что-нибудь досталось ? – Удивляюсь я неслыханной щедрости синьора по отношению к экс-служанке.
- Ну дочку-то свою он тем более не  обидел...  А Лина после того, как получила итальянское гражданство, перевезла в Италию всю деревенскую родню, вплоть до четвероюродных братьев и сестер, всех устроила на работу, всем помогла с жильем...  Своего  ребенка у нее с  Роберто не получилось, не молод он уже был, да и совсем мало прожили  вместе,  зато усыновили девочку  из Перу. Сейчас у Лины хоть какое-то занятие есть:  водится с внуком, который считается  стопроцентным  итальянцем,  хотя  корни  у него южноамериканские.
-Тебе не обидно, что все так получилось?   Служанка  сейчас – почтенная синьора,  весь пятый этаж под свои аппартаменты занимает, а у тебя с сыном только три комнаты...
- Нет, не обидно. Я Роберту, когда он снова женился,  сильно завидовал.  Моя-то жена  долго болела,  Альцгеймеры  при хорошем уходе  живут и живут себе,  родственников мучают... Что  бы я без филиппинок-то делал!

 НЕ СИБИРСКИЙ ВАЛЕНОК
Лина изредка забегает к Умберто, они же в одном подъезде живут.  Хозяйским жестом отодвигает  приготовленный мной супчик и сует ему под нос фритату - это яичница с большим-большим количеством пережаренного зеленого лука.  Меня такое поведение бесит, но приветливо улыбаюсь (она же – синьора!)  и предлагаю кофе, от которого та вежливо отказывается.  В очередной раз  Лина  забежала, судя по всему, не просто так, а по делу. Это я сразу усекла...   Она очень деликатненько принялась  выспрашивать старого человека о том, о сем и между прочем – о доме в  Червинии. О том самом – с бассейном и гаражом на пять машин, который они вдвоем с братом приобретали.
- Так дом этот, Лина, давно уже продан, - отвечает Умберто  и энтузиазм родственницы  гаснет.
- Слышала,  вы  с Эмануэлем новые аппартаменты за городом купили? - Продолжает интересоваться невестка.
Но Умберто  – не простачок, не  сибирский валенок,  тут же смекнул  что к чему и глубокомысленно ответил:
- Может – да, а может – нет. Ты, Лина,  лучше сына моего об этом спроси...
На этом деловой разговор заканчивается, но женщина  не  уходит, беседует с  Умберто  о политике.  Я глажу рубашки Эмануэля. На меня не обращают внимания – действительно, ну кто я такая? Домработница на три часа в день – низший ранг среди прислуги. А Лина – хоть и бывшая служанка, но  до приезда в Италию в школе  преподавала!  Умберто мне об этом еще раньше сообщил, причем таким важным тоном, словно она была премьером  Италии по иностранным делам .
- Представляешь, - произнес  он со священным трепетом в голосе, - Лина в своей деревне  учительницей работала! Кстати, ее месячная зарплата  была меньше, чем зарплата служанки в нашей  семье. Ты можешь себе такое  представить?
- И что в этом  особенного? – Удивилась я тогда. - Да у  нас в России молодые учителя получают не просто меньше, чем итальянские служанки, а раз в десять меньше...
 Но Умберто не поверил, думал, что шучу.
И вот, значит, наглаживаю я мужские рубашки  (по-итальянски это называется : стираю), прислушиваюсь к разговору и так, блин, обидно становится не только за родную державу - за всю Европу обидно!  Лина утверждает, что Европа сдает свои позиции потому,  что страны не дружат между собой, конфликтуют. Утверждает,  что будущее – за странами Азии и Востока, они, мол, дружны, богобоязны и законопослушны.  С придыханием произносит: Китай, Cингапур, Гонконг, Малайский архипелаг (родина Лины)...  Сейчас, мол, не мы к вам работать едем, а вы – к нам.
 Умберто в знак согласия, однако как-то растерянно, вяло  кивает головой. Чувствуется,  устал старичок,  да и позитива в его почтенном возрасте надо побольше. Тема же, предложенная и развитая Линой, уж очень грустная, хотя доля правды в ее рассуждениях , конечно же, есть . Никуда от правды не денешься.

ЭМАНУЭЛЬ - ПАНТАГРЮЭЛЬ
 Я уже говорила, что  Умберто через три года исполнится сто лет (для Италии это нормальное явление, здесь долгожителей полно).  Но  на пенсии он всего  десять лет, до этого все работал и работал.  А еще  спортом занимался, в марафонах разных участвовал,  17 кубков за победы имел...
- И где же твои призы? – Спрашиваю его и чувствую, что этот вопрос  для него - словно соль на рану. – Где твои фотографии  военных нет,  где медали?
И тут всегда уравновешенный рассудительный Умберто  словно взрывается.  Потом произносит странную фразу, смысл которой не сразу доходит до моего сознания: «Mio figlio mangiato tutto!»  В переводе на русский это звучит так: «Мой сын все съел».  То есть буквально все:  виллы, квартиры, машины, офисы, призы, фотографии и даже кухонную мебель и постельное белье...  Все, все! – съел Эмануэль.  Этот романтичный и в то же время програмичный, импульсивный  и  умеющий держать дистанцию, влюбчивый и очень одинокий … ребенок 58 лет.
Возможно, старик преувеличивает. Возможно, не так уж все плохо.  Кризис, говорят, скоро кончится, у итальянцев появятся денежки  и семейный бизнес  вновь сможет процветать...  Эмануэль – шустрый парень (хочу пояснить: в Италии холостяк, сколько бы лет ему ни было, всегда остается «парнем») и такой же работоспособный, как отец.  Но если старший, принимая важные решения,  следовал голосу рассудка, то действиями  младшего правят эмоции, порывы, азарт.  Отец  всегда был умен и осторожен, жил, думая о завтрашнем  дне. Для сына же существует лишь «здесь» и «сейчас».
Два года назал у Эмануэля был один офис, унаследованный от отца, и одна  секретарша, которой он не всегда в срок, но зарплату все-таки платил. Сегодня у него три офиса и десять работниц,  молодых и хорошеньких. А еще - ворох неуплаченных квитанций.  Две ссуды, взятые в банке, одна из которых  – под залог квартиры, в которой они сейчас живут. Живут – как на пороховой бочке. Работы, как утверждает Умберто, у сына полно, клиентов с каждым днем становится все больше.   Единственная загвоздка:  нет денег, даже на зарплату работникам.  Пенсия бывшего летчика и деньги, выделяемые государством  на уход за престарелым  человеком (около 500 евро) идут в «общий котел» семьи и растворяются в нем бесследно.
АНГЕЛ ПРИЛЕТЕЛ...
Последнее время Умберто сильно сдал. Если еще летом, выходя на прогулку, он спускался по лестнице с четвертого этажа чуть ли не впрыпрыжку (я обычно пользуюсь лифтом) и мы могли спокойно бродить по городу, ходить в супермаркет за продуктами, то последние три месяца старик  отказывается выходить  из дома. Все чаще и чаще, придя на работу,  застаю его еще в кровати, спящим, с трудом поднимаю, даю лекарства, уговариваю поесть. Но он – тот еще актер. Кругом валяются обертки от шоколода, да и постель суха – значит, уже поднимался утром, лакомился...
Месяц назад он задал мне странный вопрос: «Ты могла бы работать без зарплаты, как волонтер? Ну если, предположим,  мы не сможем  платить, ты будешь приходить ко мне по-прежнему?»
Кстати, зарплату  я уже и так не видела два месяца, да и раньше ее приходилось «выцарапывать» по частям, а это, согласитесь,  унизительно.  Мы с дочкой снимаем так называемую «монолокалку» за 450 евро в месяц, нас с оплатой никто не ждет, да и других финансовых проблем полно. Если мне не будут здесь платить  (а уже и не платят),  необходимо  срочно искать другую подработку!  Но как же тогда старик?...
Как могла, я  успокоила Умберто: «Если не смогу приходить каждый день,  приведу к тебе  молодую красивую молдованку с «высшим кулинарным образованием», которая закормит тебя тортами и пирогами!  Не переживай, один не останешься».
На что он очень серьезно ответил: «Нет, если ты или твоя дочка не сможете к нам приходить, то мы больше никого приглашать не станем. Сами как-нибудь справимся...»
Решила поговорить с сыном - моим непосредственным работодателем. Он сказал, что платить будет,  но когда – это  вопрос.  Когда появятся  деньги. А еще добавил, что он сейчас «на грани суицида».
В конце концов я «сдалась».  Решила срочно искать другую работу,  жить-то на что-то надо. О чем и объявила  своей дочери,  которая частенько подменяла меня и тоже находилась в полной растерянности: что делать?  Дружеские отношения с Эмануэлем не хотелось портить – он в принципе, повторяю,  «хороший парень» и если бы не его безграничная наивность и доверчивость, если бы не это т проклятый кризис...  Но с другой стороны: а нас кто поймет, кто нас пожалеет?...
Дочь полностью со мной согласилась и ...  сама пошла  к старику.  «А если он, поднимаясь с кровати, упадет?... А  если, разогревая молоко, прольет на себя кипяток?... А если откроет дверь и кошка убежит?...»
 На днях, вернувшись домой,  расплакалась: «Мама, нас не обманывают. У них действительно нет денег! Холодильник уже неделю как пуст, не знаю, чем кормить Умберто, он так исхудал, ноги не слушаются... Кошке, кстати, еда куплена, большой пакет  с  консервами - на 48 евро,  чек видела...»
Итак, несмотря на бушующие в душе сомнения и противоречия, мы не бросили старика. Дочь ухаживает за ним словно волонтер, уже не надеясь на зарплату.  Это, конечно, неправильно,  несправедливо, но что поделаешь, если мы, русские женщины, такие вот. Нам всегда кого-то жалко.
...Сегодня она вернулась с работы удивленная. Оказывается, когда пришла, синьор  уже был  на ногах, умытый, побритый и  копошился на кухне.
- Схватил меня и начал вальсировать. Потом рассказал, будьто ночью к нему прилетал ангел. Ангел приказал ему самому вставать по утрам, принимать лекарства и готовить еду. Еще ангел, якобы, добавил,  что Умберто – сильный человек и что ноги ему еще послужат...

  Опубликовано в газете "Моя семья" под заголовком "Все съел мой сын Эмануэль"