Яйца вне списка

   Каждую пятницу, аккурат перед Шабатом, наш семейный друг — бывший одессит Игорь Канторович, ставший в Израиле Игалем Каном, отправляется на рынок Махане Иегуда — «закупаться на всю неделю».
  За 30 лет в стране он освоил иврит на уровне ульпана (бет). Семья получилась англоязычной: при Игале — из Одессы, и Нурит — израильтянке иракского происхождения. Со мной он говорил, с его слов, — на "нашем" языке, а с моим мужем — на английском... После возвращения с закупок он вечно рассказывал какие-то байки.
  Однажды мужу он выдал, что купил неведомую рыбу с глазами, полными ужаса. Рыбу мы покупали у одного продавца — Йоси.
Йоси был ещё тот фантаст. Эту рыбу, — он пальцем тыкал в огромную рыбину, — «я сам поймал вчера». Врал и не моргал. И тут же ему при нас рыбаки привозили ящики с рыбой...
Я ему  говорю:
— И эту ты словил? Точно! В Тель-Авиве, на набережной...
Но я тут про Игоря — Игаля...
Семейка эта появилась в стране обетованной, в святом Иерусалиме, не сразу. В семидесятых, когда кремлёвские ворота слегка приоткрылись, и еврейцы ринулись на «историческую», многие на полпути — в Вене — подумали, что сионизм сионизмом, а Нью-Йорк всё же ближе к мечте.
  Так семья Канторовичей оказалась в Америке, на Брайтон-Бич, среди таких же одесситов, воссоздавших свою Малую Одессу с борщом с пампушками, жареной барабулькой, анекдотами и «русской аптекой».
   Начинали, как водится, с чемоданов, авоськи и мечты. Отец Игоря скооперировался с одесским дружком и открыл ювелирную лавку, а Игорь приобрёл видавший виды «Мерседес» с пробегом до Европы и стал водилой.
В одной из поездок к нему в такси села Нурит — тонкая, как струна, с живыми карими глазами. Влюбился с первого взгляда. Взял телефончик — и пошло-поехало...
Дамочки с Брайтона тайно вздыхали по голубоглазому Игорю, а он увидел Нурит — и пропал...
Погуляли: закат, рассвет, океан. Через полгода — торжественно вручил кольцо с брилликом, сделанное в отцовской лавке, и попросил... таки руку, а с ней и сердце.
Через год — сыночек родился. Прошло два года, и Нурит потянуло на родину:
— Мол, не могу я здесь, не люблю шумные города. Хочу домой. В Израиль.
Игорь не спорил.
В Иерусалиме родились ещё три девочки. Игорь не жалел, что переехал. Он работал на бриллиантовой бирже в Рамат-Гане, Нурит — управляла домом, как дирижёр оркестром.
  Мы познакомились с ними на дне рождения у общей знакомой: он — обаятельный,  при галстуке, она — строгая, с иронией в глазах. Дети их подросли. Старшие прошли армию, младшая заканчивала учёбу в университете.
Игаль в доме исполнял функции снабженца. Магазины, базар — всё за ним.
Мы часто с ним встречались: то в маколете, то на рынке Махане Иегуда. Каждый раз — с длиннющим списком. Списочек такой и я себе составляю, чтобы "не скупить полбазара или весь маколет", — со слов ворчавшего мужа.
Звонит мне однажды этот Игорь-Игаль. Беру трубку — хохот.
— Чего ржёшь, как сивка-бурка?
— Нель, — говорит, — хочу тебе сделать настроение!
— Ну давай.
— Брожу я по Махане Иегуда. Проверяю: укроп и петрушка — есть, куры — куплены, халу — купил. Прохожу мимо прилавка с яйцами, остановился: вроде всё, можно идти. Но тут марокканец, слышь, как заорёт, будто голосует:
— Купи яйца!
— А у меня их нет в списке, — говорю.
— Так дай мне список — я их туда допишу!
И хохочет, аж сил нет...
— Ну, донёс до Нурит марокканские яйца?
— Во, даёшь ты, Нелька...уржала меня с "марокканскими яйцами".
Теперь каждый раз при встрече я ему напоминаю, чтобы не забыл купить "марокканские яйца"