Приключения господина Ч-а опыт фантасмагории 1

Господин Ч–а, небольшого роста, повышенного питания, плотно-круглый, черноволосый с короткой стрижкой, и уже очень не молодой, относился к деятельной части человечества. Всё у него было в процессе, всё двигалось, шло, летало, бегало, стремилось, старалось, шумело, тряслось, неслось, решалось, задвигалось и отодвигалось. Сам он тоже был персоной подвижной. Даже в рабочем кабинете, прыгая как мячик, Ч–а приземлялся в кресле, установленном на подиуме, вдавливался в него и уже оттуда продолжал руководить, устраивать, сводить, разводить, соединять и разъединять. С начальством он старался держаться на равных, хотя и не без подобострастия. Ценя его полезность, начальство снисходило к нему до некоторого подобия уважения. Принципиальная жизненная позиция – всегда и всем быть нужным, обеспечивала карьерный рост Ч–а. Само собой и начальство, которое снисходило, становилось всё более высоким и вот уже господин Ч–а сам начал снисходить, но большей частью не снисходить, но деятельно оказывать помощь не только полезным окружающим, но и менее полезным подчиненным.  Понятное дело, без подчиненных никуда, а как заставить их работать? Только один путь, они должны быть благодарны, а если благодарность не наступит, их постигнет суровая кара, поскольку длань Ч–а была весьма и весьма тяжела. Господин Ч–а очень любил оказывать услуги за благодарность. Причем просьбы его зачастую носили весьма экзотический, а, иногда и фантастический характер и обязанное Ч–а лицо уже начинало кусать локти и проклинать тот день, когда обратилось к нему с просьбой. Если кто-то, на кого господин Ч-а рассчитывал в перспективе, совсем не хотел к нему обращаться, Ч-а становился беспощаден и выказывал свое презрение всеми возможными способами, а возможности у него были.
За тяжким ежедневным руководящим трудом Ч–а скрывался от надоевшей жены, и мог позволить себе безоглядно любить внуков и внучек, обеспечивая их  с ног до головы, но, особенно не отвлекаясь на домашние заботы.
Работа и размеренный жизненный ритм диктовали вполне понятные особенности устройства быта Ч–а. Будучи умеренным начальником, он создал некоторый филиал семьи на рабочем месте. Его рабочая пассия была не молода, замужем, но вполне со следами былой красоты и тоже руководила небольшим подразделением в организации, где господин Ч–а подвизался на высших  должностях. Между супругами по работе царила полная гармония, поэзия и возвращение к законным супругам по окончании рабочего дня (иногда с солидной задержкой) в хорошем настроении и полной готовности к семейной жизни до следующего рабочего утра. Господин Ч–а был мудр, ведь иная связь с молодыми женскими особями могла привести к душевным драмам и ущербу здоровью господина Ч–а. Он же организовал всё так, что даже некоторые неудачи и слабости истолковывались исключительно в его пользу и вели к новым и новым порциям тепла, заботы и любви как со стороны рабочей,  так и домашней семьи. И это при минимальных душевных затратах.
Организация филиалов своей семьи в местах временного пребывания была характерна для Ч–а. Так, он устроил на работу администратором знакомого, снимавшего у него же гараж. Платить тому  было нечем, и пришлось устроить администратором. Этот знакомый потом обворовал офис, но что делать, в любой работе бывают издержки, Во всяком случае, имущественного ущерба господин Ч-а не понес. Другие сотрудники наносили шелкографию на потолок его квартиры, занимались с детьми, а потом с внуками, некоторые занимали у него деньги, всем надо было обеспечить возможность отдать ему долги, всю устроить как можно целесообразнее. 
Жизнь шла своим чередом, некоторые возрастные перебои со здоровьем корректировали, но не меняли, тщательно продуманную линию жизни.
Но вот однажды…
Сколько раз ни произноси это словосочетание, каждый раз вздрагиваешь. Что же в нем такое? Всё хорошо, замечательно, прекрасно и вот тебе на: «Но вот однажды…». Зачем это, для чего? Но в жизни каждого человека бывает такое «однажды» и если бы не это «однажды», рассказ уже можно было заканчивать, а он в самом начале.
Итак, однажды господину Ч–а не подали утреннюю машину. Вернее не подали машину утром, чтобы ему ехать на работу. Господин Ч–а был одним из главных начальников одной немаленькой коммерческой конторы и машина ему была положена по должности, причем вместе с водителем. Никогда ещё за двадцать лет службы такого не происходило.  Но вдруг произошло. Господин Ч–а вначале был раздосадован тем, что машина опаздывает, а когда на его звонки водитель не ответил и он позвонил начальнику гаража, чтобы объявить выговор и потребовать другую машину, тот заявил, что у него указание машины Ч–а больше не присылать и что Ч–а ни чем не лучше других сотрудников, которые добираются как хотят.  Ч–а разозлился, накричал на жену, потребовал у неё деньги на метро и побрел к ближайшей станции подземки. По дороге он строил планы, как пойдет к самому господину ГД, как скажет ему всё в лицо, как тот устыдится своего нехорошего поступка и будет просить у Ч–а прощения, ну не прощения просить, а извинится и скажет, что больше такого не повторится. Когда Ч–а особенно сильно сдавили ребра в переполненном вагоне метро, он даже не расстроился, а подумал, что это физкультура, а спорт его любимый досуг. Так, утешая себя, Ч–а вышел из-под земли и направился к манящему рабочему месту. Идти было недалеко. В узком переулке, куда выходили двери метро, толпилось немало народа. Туристы искали ближайший музей, студенты и школьники, вставив в уши оглушающую гарнитуру, двигались к ближайшему Макдональдсу,  люди-бутерброды расхваливали свой товар. Один непонятный человек, одетый собакой просто ходил взад и вперед, кивая огромной собачьей головой и помахивая хвостом. Ближе к улице торговка южного вида расположила лоток с разного рода пластмассовыми драгоценностями. Эти самоцветы блестели ярче настоящих и привлекали внимание почти любых проходивших мимо женщин и девушек. Они обступили лоток плотной шеренгой и что-то обсуждали с продавщицей, тряся перед её лицом то одними, то другими бусами или браслетом. Рядом примостилась передвижная книжная лавка, но прохожие почти не обращали на неё внимания, хотя книжки тоже были в красивых переплетах. Несколько отдельно стоял гражданин неопределенного возраста с серпом и молотом на груди и политическими листками в руках. Вокруг него образовалось некоторое свободное пространство и, если прохожий вдруг в этом пространстве оказывался, то обнаружив себя рядом с агитационными материалами, немедленно сворачивал и уходил подальше быстрым шагом. Самым популярным был киоск, где продавали пирожки и пирожные. Туда заглядывали почти все прохожие. Осыпанные сахарной пудрой выпечные изделия благоухали, манили и звали. Желудок Ч–а  предложил подойти и полакомиться, но Ч–а, вспомнив рекомендации диетолога, а также из боязни заразиться чем ни будь кишечным, твердо прошел мимо.  Он миновал переулок и вошел в большой подъезд огромного старинного здания, в котором располагалась его организация и его кабинет. Его встретил хмурый охранник  и не поздоровался, но молча пропустил. Такого тоже ещё не бывало. Охранники вздрагивали при приближении Ч–а, вскакивали и вытягивались в струнку. Но сегодня этого не произошло. Поднявшись по старинной помпезной лестнице, Ч–а добрался до своего обширного кабинета и кресла на подиуме. Кабинет был сконструирован так, чтобы стол начальника возвышался над окружающим. Все входящие оказывались ниже сидящего за столом, и разговаривал с ними он сверху вниз просто потому, что такая была планировка. Кто в кабинете главный сомнений не оставалось.
Взобравшись на кресло пульта управления, Ч–а нажал кнопки вызова экипажа, но никто не ответил. Он позвонил референту самого господина ГД, но тоже безуспешно. Всё это озадачило Ч–а, и он хотел уже звонить вышестоящему начальству в столичный город, но остановился, вспомнив, что на днях такой его звонок попал в телевизионную передачу. Один из очень высокопоставленных начальников, особ приближенных, которым он звонил запросто, беседовал с журналистами. Звонок Ч–а остановил его на полуслове, начальник снял трубку, бросил её и заявил: «что это за звонки? Кто такой Ч–а?». Вышла неловкость, но Ч–а делал вид, что это не его звонок, мало ли на свете Ч–а, которые звонят руководству. Все соответственно ему верили и делали вид, что ничего такого никто не видел и не слышал.
Пока Ч–а раздумывал, как поступить в необычной ситуации, перед дверями его кабинета послышался шум. Внезапно двери распахнулись, и в дверном проеме показалась молодая несимпатичная девушка. Память Ч–а подсказала, что эта особа работала в секретариате. С криком: «Я не могу терпеть больше», она подбежала к окну, распахнула его и вспрыгнула на подоконник. Ч–а не успел ничего сообразить и сделать, как за девушкой вбежал один из его заместителей, безуспешно пытаясь схватить героиню и не дать ей прыгнуть. Но он не успел. Девушка была юркой и быстрой. Она мелькнула в окне синим отсветом мини-юбки и исчезла. Почти в тот же миг раздался вой сирены автомобильной сигнализации. Ч–а и его заместитель подскочили к окну и увидели, что девушка слезает с крыши автомобиля, который и понес наибольший ущерб. Кабинет располагался на втором этаже, лететь было недалеко и другого результата ожидать трудно. В следующую минуту девушка, ощутимо хромая, бежала по улице в сторону станции метро, а к зданию офиса подъезжали полицейские машины.
Господин Ч-а услышал полу-крик полу-стон. Он понял, что это кричит он сам, медленно сползая на пол. Заместитель, оторвавшись от окна, подбежал к Ч-а, силясь его поднять, но силенок явно не хватило. Господин Ч-а очутился на полу, но как ни парадоксально, он почувствовал себя лучше, в голове прояснилось, он смог что-то сообразить и оценить обстановку. «Сейчас, сейчас»- пролепетал заместитель и выскользнул из кабинета. Мысль о скором появлении полиции пронзила мозг Ч-а как-то остро и неприятно. Он поднялся на четвереньки и залез под стол. Ожидание длилось? Но никто не появлялся. «Наверное, выясняют из какого окна сиганула девица – подумал Ч-а, - а что собственно я жду? Надо бежать! Никто не видел, как я заходил в кабинет, может быть меня тут и нет». Прихватив портфель под мышку Ч-а, очень неудобно, как был, на четвереньках, пополз к дверям. Высунув голову за дверь, Ч-а убедился, что никого в коридоре нет и решил переползти в приёмную самого господина ГД, которая находилась ровно напротив. Неожиданно прытко Ч-а на четвереньках одолел отрезок пути и головой толкнул дверь приемной. Дверь скрипнула и приоткрылась. Сидевшая за столом секретарша самого господина ГД вздрогнула, но осталась невозмутимой. «Вы записались на прием?» - обратилась она к застывшему в неудобной позе на четвереньках господину Ч-а. «Мне теперь надо записываться?» - Неожиданно робким голосом просипел Ч-а. «И теперь и потом и всегда, Вам в первую очередь». Удивленный Ч-а продолжил движение, силясь при этом подняться, и оказался на коленях перед секретаршей самого господина ГД. Дверь за его спиной открылась. Ч-а пошатнулся вперед и уткнулся носом в голые колени юной девы. «И эту тоже» - раздался сиплый громкий женский голос. По особенностям вибраций Ч-а понял, что это его собственная рабочая пассия. «Она позвонит жене» - мелькнуло в мозгу Ч-а, вселяя ужас. Но он не встал и даже не пошевельнулся. Нет. Неожиданно для себя он ещё сильнее прижался щеками к жестким коленям сидевшей перед ним девушки, ожидая, что она оттолкнет его, вскочит, закричит. И вдруг почувствовал теплые пальцы у себя в волосах и услышал воркующий голос: «Ну зачем, ну зачем здесь и так неожиданно. Вы мне нравитесь, всегда нравились, я знала, знала…». «Это конец» - шепнул внутренний голос Ч-а, - «Нет, это только начало»- отрезал разум. Манящее тепло втягивало его всё глубже и глубже. Ему с трудом удалось оторваться от спасительного места, он начал отползать и увидел краем глаза открывающуюся дверь и в ней фигуру самого господина ГД, который понимающе хмыкнул, пробормотал: «Не смею мешать» и удалился.  Из-под полы пиджака самого господина ГД трехглазым грифом выглядывала балалайка. Ч-а не сумел даже удивиться. «Бежать, Бежать …».
Не помня себя, двигаясь через черный ход, ведущий на задворки, Ч-а оказался в проходном дворе, а затем, в небольшом переулке. За ним, как ему показалось, никто не гнался. Но он был уже не способен ориентироваться в текущем моменте. Всё, что ему хотелось, это очутиться в своем удобном рабочем кресле на подиуме, чтобы перед ним на коленях ползали сослуживцы, целовали его башмаки, кофе ему подавала бы  так внезапно запавшая на него секретарша,  помогала ей рабоче-полевая жена, законная супруга ворковала по телефону о благополучии детей и внуков. А он бы руководил, договаривался, решал вопросы. Но всё это, такое желанное, было далеко в прошлой жизни. Ч-а показалось, что кто-то другой, а не он, такой важный большой начальник и может быть этот кто-то по-прежнему руководит в уютном кабинете и служат ему верно слуги и женщины. А он, Ч-а, всегда жил в этом грязном переулке, где на каждый дом приходится три помойки, которые давно не убирали и не вывозили. Прижав к груди портфель,  Ч-а побрел по направлению к каналу по грязной тропинке между бачков с мусором. Скопление людей привлекло его внимание. Вокруг одного из бачков собралась небольшая группа бомжей. Они внимательно смотрели в одну точку. Из бачка слышались какие-то «бу-бу-бу». Ч-а посмотрел туда же и увидел, что из одного бачка высунулась голова и шевелила губами. Он подошел ближе и сумел рассмотреть говорящую голову. Ч-а ожегся знакомым абрисом, к его изумлению голова принадлежала хорошему его приятелю, такому же, как и он, начальнику, по имени Тишейко. Где-то в глубине души Ч-а ощутил удовлетворение от того, что он не в мусорном бачке, а вот идет с портфелем по улице и может ещё попасть домой. Насчет последнего, правда, закрадывались некоторые сомнения. Ч-а подошел ближе к голове Тишейко.
Знакомый голос с философским спокойствием вещал: «Вся наша жизнь это череда метаморфоз, хотя собственно ничего кроме сытной еды и тепла человеку не нужно. Как-то я руководил одной организацией и был вызван в суд по хозяйственному делу. Судья наезжал на меня с какими-то намеками, подковырками. Очень мне это не понравилось, и я схватил судью за галстук. Это событие заставило меня впоследствии получить юридическое образование. Уголовное дело в моем отношении всё-таки прекратили. Я убежден, что следует сохранять принципиальность в любом вопросе. Нужно кулаками защищать свои интересы. Как-то раз, в Испании, я ехал на метро. Молодой небритый тип не уступил мне место. Я объяснил ему, что он не прав, что я его старше, и он должен проявлять почтение к старшим. А он лопочет что-то в ответ, делает вид, что не понимает. Пришлось применить насилие. В испанской кутузке кормят неплохо. Уголовное дело в отношении меня всё-таки прекратили. Но свою позицию я отстоял. В Финляндии я покупал диван. Говорю продавцу, что могу принять мебель в среду, а он мне отвечает, что может привезти диван только в четверг или в субботу. График у них, видите ли, такой. Я пояснил ему, что интересы клиента выше возможностей продавца. Но он не понял. Пришлось объяснить ему. Конечно, диван в Финляндии мне больше не нужен. Что до уголовного дела, то его даже не возбудили. Это не важно, важно проявить принципиальность…».
Голова Тишейко осеклась, наткнувшись глазами на Ч-а.
«Дорогой Ч-а, какими судьбами?»- спросила голова.
Внимавшие оратору бомжи расступились и пропустили Ч-а в первый ряд.
«Сегодня какой-то странный день» - ответил Ч-а - «Меня здесь не было  и вот теперь я здесь и Вы тоже. Почему? Может быть, Вы знаете? Ещё вчера мы с Вами встречались совершенно в другой обстановке и в другом месте, что происходит?».
«Дорогой друг» - ответствовала голова – «Вся наша жизнь это череда метаморфоз. Не боюсь повторять снова и снова эту затертую мною фразу. Иногда метаморфозы происходят с человеком мгновенно, не успеваешь заметить когда случилось. И ты не знаешь где твоя настоящая жизнь, та, что была, к которой ты привык, которую любишь или новая, такая вроде неприятная и ненужная. Не стоит заблуждаться, эта новая жизнь тоже может мгновенно измениться. Никто не знает, кем и где ты будешь в следующее мгновение.  Вы думаете, например, что мы встречались с Вами вчера в тиши кабинета за приятной беседой, а я полагаю, что живу здесь уже немало лет. И вот эта моя новая жизнь меня удовлетворяет. У меня благодарная аудитория, питания достаточно, душ можно не принимать каждый день. Для головы не зазорно помыть волосы дождиком или снегом. Так и с Вами. Сегодня Вы оказались в новой реальности, и я могу Вам помочь к ней адаптироваться».
 По спине Ч-а пробежал холодок. Представить себя в виде говорящей из мусорного бачка головы он не смог.
Забормотав: «Я очень рад, я очень рад» – Ч-а попятился сначала во второй ряд слушателей, потом вырвался из кольца. Ряды за ним сомкнулись. Он снова услышал монотонный голос. «Отстаивать жизненную позицию, это главное…». Ч-а повернулся и пошел прочь всё быстрее и быстрее. Голос за спиной не умолкал, но отдалялся, пока совсем не перестал быть слышен. Достигнув угла обшарпанного здания, Ч-а повернул на набережную канала. Неподалеку на мосту, окруженном крылатыми львами с фонарями на головах, на обрубке невесть откуда взявшегося бревна сидел сам господин ГД и играл на балалайке известную пьесу «Во саду ли, в огороде». Играл очень плохо, но жалобно. «Неужели и он?» мелькнуло в мозгу Ч-а. Но тут же усомнился в этом очевидном, казалось бы, выводе. За спиной самого господина ГД возникла та самая секретарша, к коленям которой недавно прильнул Ч-а. В руках она держала чашку кофе и сахарницу. При этом еще умудрялась помешивать кофе ложечкой. Завидев Ч-а, сам господин ГД кивнул ему головой и принялся бить по струнам с еще большим энтузиазмом. Вокруг самого господина ГД стояло несколько человек, но было видно, что он не слишком привлек их внимание. Мужчины смотрели на секретаршу в  вызывающем костюме, а дамы и девицы рассматривали грифонов, но делали это как бы под музыку. Что-то насторожило Ч-а. Секретарша, завидев Ч-а начала ему улыбаться, странно растягивая губы, скашивая глаза куда-то в сторону и продолжая размешивать сахар. За спиной Ч-а послышался шум, он обернулся и похолодел. Из-за знакомого угла выходила, прихрамывая, спрыгнувшая из окна девушка в сопровождении двух полицейских. Она указывала рукой в сторону Ч-а и самого господина ГД и что-то возбужденно говорила. Левая нога её ниже колена была перебинтована. Кроме того, из-за угла выходил полицейский, толкающий перед собой тележку, на которой качался помойный бачок, из него раздавался знакомый голос. Голова Тишейко продолжала свое нескончаемое выступление, не смотря на неудобное расположение помойного бака и тряску. Полицейский неожиданно споткнулся, бачок опрокинулся, из него вывалилось тело в синем костюме, темном галстуке, светлой рубашке и лакированных туфлях. Тело непривычно развернулось во весь рост и, вновь сгруппировавшись, поднялось, встало и подошло к группе окружившей самого господина ГД. При этом Тишейко ни на минуту не прекратил свое бесконечное выступление, рассуждая теперь о народной музыке и принципах хорового пения под его руководством.
Ч-а, на мгновение застыв, встрепенулся и быстрым но осторожным шагом двинулся в сторону кованой ажурной решетки, отделявшей тенистый старинный сад от набережной. В глубине сада располагалось старинное монументальное казенное здание, приспособленное в новые времена под Университет. Пока Ч-а откатывался за калитку полицейские подошли к самому господину ГД и сначала послушали игру на народном инструменте, затем начали что- то обсуждать с самим господином ГД. При этом прыгунья из окна что-то говорила публике, собравшейся у моста, встав на высокую ступеньку и тем самым как бы очертив себе ораторское место. Публика, вначале развлеченная, прислушивалась все более внимательно и заинтересованно. В эти мгновения девушка затянула: «То березка, то рябина, куст ракиты над рекой …». Эта неожиданная, с детства знакомая мелодия, сочиненная забытым классиком, произвела среди слушателей удивительную перемену. Все они встрепенулись, заслушались и подхватили: «Край родной, навек любимый, где найти еще такой…». Даже неутомимый речевик Тишейко включился в хор, начал размахивать руками и дирижировать. Никто на него не обращал внимания, но он очень старался. Старался и сам господин ГД.  Мелодия окрепла, разрослась, накрыла все вокруг. Казалось это не маленькая балалайка, а целый оркестр аккомпанировал самодеятельной певице. Тонкий и дрожащий девичий голос поплыл вдоль узких берегов одетой в гранит канавы, проник во все узкие улицы и переулки, обрамлявшие ее, и достиг даже самой главной великой улицы, которая одна на свете. К хору присоединялись все новые и новые прохожие. В нем оказались полицейские, шедшие за господином Ч-а, и транспортировавший Тишейко полицейский и многочисленны туристы, студенты, местные обыватели.
Ч-а, прижавшись щеками к окрашенным черной краской прутьям решетки, тоже начал подпевать и, удивившись сам себе, подумал: «Музыка Кабалевского, стихи Пришельца. Какого-такого пришельца? Откуда пришелец?». Где господин Ч-а почерпнул такие познания в области музыки, он так для себя и не успел выяснить. Из-за пыльного куста, росшего рядом с его убежищем, высунулась рука и тронула плечо господина Ч-а. Господин Ч-а оглянулся и увидел выглядывающую из веток прекрасно ему известную даму. Дама работала в одной организации с господином Ч-а. Звали её Ивонна, и она командовала всеми штатами конторы, носила прическу блондинки, следы былой красоты и черные брюки.  Ранг дамы был чуть ниже ранга господина Ч-а, что значительно облегчало их общение, накладывая местами на него некоторый дружеский флер. «Не ожидала Вас здесь встретить. Странно, сейчас должно проходить рабочее совещание, а его участники здесь, слушают концерт из-под кустов»- тихо произнесла Ивонна. Неожиданно господин Ч-а ощутил присутствие кого-то еще. Приглядевшись, под соседним кустом он увидел лежащую свернувшись женскую фигуру. Женщина была одета в черный брючный костюм, на голове ее располагалась стрижка под блондинку, только короче чем у Ивонны, лица не было видно, она закрыла его ладонями. Из-под ладоней раздавался могучий храп, дама источала запах французских духов с сильнейшей примесью перегара. Запах был так силен, что трава вокруг и близлежащие листья куста пожухли и высохли. Хотя лица и не было видно, Ч-а сразу распознал в даме профсоюзного лидера организации, в которой он работал. Звали женское тело известной фамилией Струйская, но к известным в истории Струйским она отношения не имела. В основном Струйская, как профсоюзный вождь, занималась гармонизацией отношений между трудящимися и администрацией в пользу администрации, награждала начальство профсоюзными наградами из драгоценных камней и металлов. В общем, честно отрабатывала свой хлеб, обеспечивая собственные интересы. Струйская любила публично крепко выпить и закусить собственными огурчиками и грибочками, которыми она добросовестно и щедро снабжала начальственные застолья. Теперь вот валяется пьяная под кустом. Рядом кадры сидят, прячутся. Ивонна перехватила взгляд господина Ч-а.
«Вы удивлены Струйской, это она от нервного напряжения. История похожая.  Девушки из секретариата, в том числе и та, что поет, они прыгали из окон всех наших кабинетов. Одна из них приходила, забиралась на окно и, если окно открывалось, прыгала. Хорошо ещё никто до смерти не убился, отделывались царапинами и вывихами. Но полиция приезжала, начинались допросы, расспросы, угрозы возбуждения уголовных дел, имущественные требования и всяческие иные неприятности. Вот мы и побежали, надеялись, что все рассосется. Вы, как я понимаю, по той же причине здесь. Я слышала, что только одно окно не открылось, в кабинете компьютерного директора. Поэтому он остался на работе, остальные в бегах».
Господин Ч-а хотел ответить и порасспросить подробнее, но Ивонна вдруг покинула свое убежище и направилась к нему, расстегивая на ходу блузку. Обнажился несколько обвислый бюст.  Мотивы Ивонны были неясны, но намерения очевидны, и Ч-а испугался не на шутку. Оказавшись между двух огней - за забором полицейские, перед ним обнажающаяся прилюдно Ивонна, Ч-а  должен был сделать выбор и уже почти готов был его сделать в пользу Ивонны. Но вдруг в ажурные ворота хлынула толпа студентов, спешащих на занятия в Университет. Толпа подхватила Ч-а и унесла и от Ивонны, и от полицейских, и от Струйской, и от хора самого господина ГД. Толпа внесла его за красивые резные двери в коридор мимо строгого вахтера у всех проходящих требующего удостоверения, но почему-то пропустившего господина Ч-а, не предъявившего оное. В коридоре толпа разлилась по лестничным маршам и аудиториям. Ч-а остался в одиночестве перед доской с расписанием занятий, которое он начал внимательно изучать, стремясь обдумать свое положение в конкретный момент. Господин Ч-а  был одет в костюм с галстуком, в руках сжимал увесистый портфель и вполне смахивал на преподавателя, не вызывая никакого подозрения тем, что задержался у расписания занятий.
Получив минуту покоя Ч-а осмотрелся. Он оказался в центре огромного коридора, полукружьями уходившим в темноту лестничных пролетов. Коридор был вымощен огромными каменными плитами, как старинная мостовая. Видно было, что полу и стенам не одна сотня лет. Вдоль коридора по обеим его сторонам находились двери. Господин Ч-а пошел наугад направо. Большинство дверей были закрыты, на дверях висели номерки аудиторий. Некоторые двери оставались распахнуты. В не очень больших аудиториях стояли обшарпанные столы и стулья. На стенах висели черные грифельные доски, как будто пришедшие из старой школы, кусочки мела были разбросаны по столам. За  одной из дверей пробивалась жизнь. Несколько студентов сидели за столами и записывали под диктовку унылого преподавателя сидевшего лицом к ним и читавшего вслух свой конспект. Но писали не все. Юноша и девушка посреди аудитории слились в страстном поцелуе, казалось еще мгновение и они начнут всерьез заниматься любовью. К удивлению господина Ч-а на них никто не обращал внимания. По-видимому, для преподавателя и остальных студентов сцена подобная была привычной. Несколько студентов откровенно скучали. Но, все же, большинство студентов внимательно записывали за преподавателем. Больше занятых аудиторий господин Ч-а не обнаружил. Внезапно за спиной господина Ч-а раздался шум. Он обернулся. По коридору двигался серенький человечек, вероятно, какой-то местный начальник. Навстречу ему бросались внезапно появившиеся люди, тоже, наверное, служащие в Университете и протягивали руки, чтобы за руку поздороваться с сереньким человечком, приветствуя его подобострастно-восхищенным вскриком: «Господин декан!». Человечек тряс протянутые ему руки и повторял рефреном: «Я вас не помню, кто вы такой?». Не дожидаясь ответа, он двигался дальше, оставляя своего визави в полном недоумении, ведь, как правило, они были давно знакомы. Господин Ч-а не знал, что человечек  страдал очень слабой памятью и немедленно забывал того, кто не был ему нужен в конкретный момент. Его память просыпалась, если он встречал начальственное лицо или нужного ему человека. В этом случае тот, кого он внезапно узнавал, очень удивлялся неожиданному прояснению сознания своего собеседника. За сереньким человечком следовал крупный высокий гражданин в синем костюме и круглых очках. На его лице застыла надменная мина, подчеркивающая значительность и гениальность владельца лица. Гражданин в синем костюме ни с кем не здоровался, вся его фигура источала брезгливость и презрение к окружающим. Встречные люди кланялись ему в пояс, приговаривая: «Дорогой господин профессор!». Но профессор брезгливо не отвечал. Господин Ч-а почувствовал некоторую зависть к синему человеку, до которого в  степени презрения к людям, он явно не дотягивал. Внезапно серенький человечек подскочил к Ч-а, подал ему руку и, когда Ч-а ответил на рукопожатие, ожидаемо заявил: «Я вас не помню, но где-то видел». Ч-а, на всякий случай, что-то невнятное пробормотал и посторонился. Не задерживаясь, пара проследовала дальше и скрылась в лестничных маршах. Господин Ч-а почувствовал, что появление этой странной пары не было случайным, они ещё вернуться и в будущей его жизни сыграют какую-то неизвестную пока роль.  Оставаться в Университете было рискованно, могли случиться ненужные встречи. Продвинувшись по коридору, Ч-а увидел одну открытую пустую аудиторию, окна которой выходили в сад. Ч-а подкрался к окну и разглядел за кустами и деревьями знакомую решетку, а за ней мост с грифонами. Хор, по-прежнему, пел, попрыгунья солировала. Сам господин ГД наяривал на балалайке, Тишейко дирижировал, секретарша, избавившись от чашки кофе, тщательно гладила самого господина ГД по голове и целовала в темечко. Но господин Ч-а не понимал, что именно они поют. Звуки пения и аккомпанемента слились для него в какой-то гул, шум, что-то бессвязное.
Господин Ч-а потрогал оконную раму, рама подалась и открылась. Ч-а забрался на подоконник и перелез сквозь окно наружу. Бельэтаж был высоковат, но господин Ч-а немного повисев, благополучно приземлился на мягкие листья и траву, подобрал заранее выброшенный портфель и двинулся в сторону старинного многоэтажного дома, расположенного в саду. За домом виднелись ворота, выходящие в переулок, ведущий на параллельную набережной улицу.
Господин Ч-а вышел через ворота и медленно побрел по узкой улице, но его как будто тянуло обратно. Почему-то вспомнилась Ивонна и господин Ч-а подумал, как было бы хорошо, если бы Ивонна вот так пришла к нему в кабинет, все кончилось бы иначе, а вот теперь он вынужден бежать и скрываться, да и Ивонна, наверное, обиделась и больше не станет для него обнажаться. Господин Ч-а загрустил и устал, и присел на высокий цоколь решетки. Пустынный переулок вдруг стал заполняться прохожими. Сердобольная бабушка, направляющаяся во вблизи расположенную церковь, положила на портфель господина Ч-а несколько сушек и пробормотала: «Поешь болезный». Ч-а поднял сушки и начал ими смачно хрустеть, почувствовав себя не только несчастным и потерявшимся,  но и очень проголодавшимся. Краем глаза Ч-а увидел появившиеся в начале переулка фигуры мужчины и девочки, лет тринадцати. В другое время Ч-а определил бы в мужчине хорошо ему известного адвоката Орунова, который вел дела Ч-а как бы на общественных началах, но на самом деле его усилия компенсировались за счет организации, где работал наш герой и с которой Орунов заключал контракты на ведение дел. Цены контрактов включали и возмещение за ведение дел Ч-а. Однако в последнее время к Орунову обращались не часто, поскольку его требования становились все более непомерными и обосновать сумму контракта по оказанию им юридических услуг было практически невозможно. Патологическая жадность Орунова вела взаимоотношения с ним к нулю. Тем не менее, Ч-а сохранял с Оруновым добрые отношения и постоянно поддерживал его кандидатуру в качестве консультанта по юридическим вопросам. На этот раз господин Ч-а оказался так сосредоточен на поедании сушек, что не обратил на Орунова никакого внимания. Поев, погрустив и отдохнув, Ч-а встал с цоколя и почувствовал себя необычно. Ему казалось, что тело больше ему не принадлежит, оно требует вернуться в рабочий кабинет, не смотря ни на какие опасности. Подхватив портфель, господин Ч-а двинулся на противоположную сторону переулка и прошел сквозь проходной подъезд. Он оказался в том самом месте, где проходила просветительская деятельность Тишейко. Бомжи разбрелись, переулок совсем опустел и только мусорные кучи как будто выросли и запах от них усилился. Костюм господина Ч-а вдруг стал ему велик, он сам внутри костюма скукожился, сжался, костюм рухнул на асфальт и из него выскочил маленький черненький поросенок с галстуком на шее. Господин Ч-а успел подумать: «Наверное я матерый кабан, секач. Ведь и возраст солидный и положение». На этом мысли закончились и то, что раньше было господином Ч-а побежало с радостным визгом к ближайшей мусорной куче на запах чего-то вкусного и приятного.
Вслед за господином Ч-а из проходного подъезда вышел Орунов и девочка. Девочка обратилась к Орунову: «Папа, давай возьмем этого поросенка домой, он ничей». Орунов не мог пропустить ничего, что шло в руки, он опасливо оглядел переулок и согласился. Девочка схватила черненького пискуна за нелепо болтающийся на шее галстук и потянула за собой. Поросенок послушно потрусил за ней, как собачка, умильно повизгивая. Папа, дочка и поросенок пошли по набережной, каждый думая о своем. Девочка о том, как она повяжет поросенку синий бантик и пойдет с ним гулять в парк и все подруги начнут ей завидовать. Орунов радовался, что к столу на праздник у них будет замечательная ветчина. Поросенок просто радовался в предвкушении целого ведра вкусных помоев и еще добавки. С этими мыслями они скрылись за поворотом.
Оставшаяся на улице куча одежды привлекла внимание грязного бомжа, прятавшегося за мусорными бачками. Он разворошил ее, внимательно изучил документы Ч-а, которые нашел во внутреннем кармане пиджака, исследовал содержимое портфеля и адресную книгу смартфона. Закончив исследование, бомж примерил костюм Ч-а и оказался неожиданно похож на него, только без галстука. Взяв портфель в правую руку, новый господин Ч-а нажал кнопку телефона и произнес: «Дорогая, еще несколько распоряжений и я поеду домой».


2015©Германн Герра

Настоящий рассказ, как и последующие рассказы, является плодом художественного вымысла, и любое сходство с реальными лицами является случайным.