Мг собакин -младенчествующая речь!

(к 270-летию русского свободного стиха)

19 (30) января 1738 года произошло знаменательное для русской поэзии событие: вышло отдельным изданием первое оригинальное поэтическое произведение, написанное свободным стихом, — панегирик «Благополучное соединение свойств, потребных к правлению великих империй». О не менее важных приобретениях русской поэзии того же времени: теоретическом обосновании совместно с практическим применением русского хорея Тредиаковским (тремя годами раньше) и русского четырехстопного ямба Ломоносовым (годом позже) — благодарными потомками написаны горы литературоведческих статей, книг и даже стихов (вспомнить хотя бы Ходасевича). Однако за громом битвы титанов силлаботоники робкий выстрел свободного стиха не был расслышан, и на долю его выпало долговременное забвение.

Свободный стих, в силу заложенного в самом его названии смысла, может рассматриваться только на фоне бытования системы (или нескольких систем) стиха регулярного. Такими системами в данном случае выступили, с одной стороны, восточнославянская силлабика*, на русской почве к тому времени просуществовавшая уже более 70 лет, и та же силлабика, только что хореически упорядоченная Тредиаковским, с другой. Иерархическое мышление эпохи становления империи требовало жесткой регламентации всех вещей и явлений не только в жизни, но и в искусстве. В поэзии подобная жесткость проявилась в создании регулярных метров и строфических образований, в установлении четкой жанровой системы с закрепленными за каждым родом размерами, в сословной по своей сути теории «трех штилей» Ломоносова. Для свободного стиха места в поэтической иерархии просто-напросто не нашлось, поэтому настоящий опыт остался без продолжения и никак не повлиял на дальнейший ход русской поэзии.

Единственный экземпляр анонимного «Благополучного соединения свойств» сохранился в Библиотеке Академии наук, и дважды в XX веке попадал в поле зрения исследователей*, касавшихся, правда, лишь содержательной его стороны, да и то вскользь. Однако П.Н.Берков в своей статье на основе анализа содержания атрибутировал это стихотворение в числе прочих, вышедших от имени Рыцарской (Шляхетной) Академии, Михаилу Собакину. Догадку ученого нетрудно подтвердить, основываясь и на анализе формы. Но сначала необходимо хотя бы кратко рассказать об авторе, других его сочинениях и возможных источниках.

Михаил Григорьевич Собакин (1720—1773) происходил из старинного боярского рода. Двенадцати лет его определили в новооткрытую Рыцарскую Академию — единственное учебное заведение того времени, предназначавшееся для детей аристократов, своего рода Лицей XVIII века. В Рыцарской Академии, позднее переименованной в Сухопутный Шляхетный корпус, готовились будущие военачальники и высокопоставленные чиновники. Учителями в корпусе были в основном иностранцы, преподавание велось исключительно на немецком. Кадеты обучались иностранным языкам, военному делу и дипломатическому искусству; поэтика и риторика в Академии не преподавались; писание стихов, в отличие от Славяно-греко-латинской академии, не поощрялось, но и не было под запретом.

По утверждению историка С.Н.Глинки, в Сухопутном Шляхетном корпусе в те годы якобы существовало некое «Общество любителей российской словесности». Никакие другие источники об этом ничего не сообщают. Хотя предположить существование подобного общества несложно, поскольку соучениками Собакина по Рыцарской Академии были не только будущие государственные деятели, но и видные писатели: А.П.Сумароков, переводчик И.И.Мелиссино и А.В.Олсуфьев, один из авторов скабрезных од из «Девичьей игрушки».

В «Именном списке» выходцев Сухопутного Шляхетного корпуса, изданном в 1761 г., о Собакине сказано, что он «вступил в Корпус 1732 года мая 31 дня, выпущен 1738 октября 23 из сержантов в армию в поручики, с нижеследующим аттестатом: арифметику и геометрии все части окончал, знает с доказательствами твердо, переводит с немецкого на французский екстемпоре, фехтует в контру, рисует ландшафты красками и портреты миниатюрою, универсальную историю и в географии разные карты прошел; ныне статским советником». В 1741 г., видимо, после ранения (на сохранившихся портретах Собакин изображен кривым на левый глаз), он был определен асессором конторы Коллегии иностранных дел «по знанию им чужестранных языков», потом «разбирал и описывал Государственный архив». В должности начальника Архива Коллегии иностранных дел Собакин прослужил, хотя и с перерывом, многие годы, дослужился до тайного советника, избирался депутатом в Комиссию по составлению Нового Уложения и назначался сенатором от Москвы.

Как явствует из биографических данных, Михаил Собакин, в отличие от Сумарокова, предпочел бесперспективной в XVIII веке литературной карьере успешную чиновничью. Так же двадцатью годами позже поступит, например, тончайший поэт Алексей Ржевский.

Из пяти стихотворных панегириков, изданных в 1735—1738 гг. от имени «при Рыцарской Академии <...> находящейся юности», подписаны Михаилом Собакиным лишь полтора: «Совет добродетелей»* (1738) и присовокупление** к «Преизобилию Императорской милости»*** (1737). Каждый панегирик состоял из двух неравных частей: основной и дополнительной, почти никак с нею не связанной, разве что именем императрицы, и отличающейся не только по содержанию, но и по форме. В двух вышеназванных стихотворениях, как и в «Благополучном соединении свойств», дополнительные части располагаются после основных, в оставшихся двух, более ранних: «Еже Россиа ныне восклицает»**** (1735) и «Образ Богу и человеком угодныя владетельницы»***** (1736) — перед основными. Причем в обоих последних случаях предшествующие основному тексту стихотворения выполняют довольно причудливые функции, то становясь названием всего панегирика, то эпиграфом к нему соответственно. Кроме перечисленных, перу Собакина принадлежат еще и одночастные «панегирические стихи» — «Радость столичного града Санктпетербурха»* (1742), сохранившиеся только в рукописных копиях с печатного издания; о каких бы то ни было других — ничего не известно.

Почему, собственно, автором неподписанных панегириков, включая «Благополучное соединение свойств», следует считать именно Собакина, а не какого бы то ни было иного поэта, например, тех же Сумарокова или Олсуфьева, или же коллектив авторов? Да потому, что и подписанные, и неподписанные стихотворения обнаруживают между собой слишком много характерных общих черт, которые можно назвать индивидуальным стилем одного автора, а именно: сверхдлинные и чрезвычайно витиеватые названия в барочном вкусе, в которых к тому же отсутствуют жанровые обозначения; двухчастная структура; единая образно-мифологическая система; примеры из новейшей истории; взаимные смысловые и стилистические переклички и автоцитаты между теми и другими; сложные синтаксические периоды, распространяющиеся до 24-х стихов; ясность и четкость стиля и ряд иных отличительных особенностей. Кроме того, все стихотворения отмечены необычайной смелостью формального и стилистического экспериментаторства, безудержным новаторским азартом и какой-то неутолимой жаждой демонстрации неведомых дотоле форм и приемов.

Каких же именно? — Прежде упомянутое стихотворное заглавие (см. примеч.), в котором просматриваются две четырехстишные строфы, где 1-я и 2-я строка — силлабический 11-тисложник, а 3-я и 4-я — 6-ти; простой акростих в основном стихотворении, протянутый через 66 двустиший, и тройной (по начальным, конечным и предцезурным буквам, совмещенный еще и с анаграммой) — в эпиграфе, написанном довольно редким силлабическим 12-тисложником** («Образ Богу и человеком угодныя владетельницы»); тем же метром написанное присовокупление, в котором на стыках слов образуются новые смысловые сочетания*** («Преизобилие Императорской милости»); ряд непредусмотренных Тредиаковским в «Новом и кратком способе к сложению Российских стихов» метрических и строфических новшеств, а именно: хореический 11-тисложник с цезурой после 5-го слога и охватной рифмой, 5-тистишие ААББА, где первая и вторая строка — хореический 13-тисложник, а три остальные — 6-ти; 6-тистишие ААБВБВ, где две начальные строки — 13-тисложник, 3-я и 5-я — 5-тисложник, тяготеющий к силлабике, а 4-я и 6-я — инвертированный хореический 6-тисложник, причем в 5-тисложнике появляется мужская рифма*, или перелицованная на хореический лад сапфическая строфа с лишним 6-м слогом в последней строке, в основном тексте, и простой акростих, совмещенный со стихом грифическим, где названия букв становятся значащими словами**, в дополнительном («Совет добродетелей»), и многие другие.

Стоит отметить и то немаловажное обстоятельство, что панегирики от имени Рыцарской или Шляхетной Академии прекращаются в 1738 г., когда Михаил Собакин за дуэль со своим бывшим соучеником кн. М.Н.Волконским был отправлен в действующую армию. Только в 1740 г. от имени Кадетского корпуса были изданы две «Поздравительные оды» А.П.Сумарокова, написанные в строгом следовании системе Тредиаковского — восьмистишиями с парной рифмовкой и хореическим 11- и 13-тисложником соответственно, без каких бы то ни было дополнительных изысков и без барочной пышности заглавия.

Поэтическому творчеству Михаила Собакина посвящена одна-единственная по сию пору статья Павла Наумовича Беркова***, в которой он отметил некоторые общие черты собакинских панегириков: «Названия их чрезвычайно длинные и искусственные. Писаны они силлабическим размером, но нельзя им отказать в достаточной гладкости и сравнительной удобочитаемости». И далее: «со стороны структурной оды эти не представляют интереса. Гораздо любопытнее их содержание». Бoґльшую часть своей статьи он уделил смысловому разбору лиро-эпической поэмы «Совет добродетелей», а про публикуемые ниже два стихотворения лаконично заметил: «Ода на 1738 год («Благополучное соединение свойств» и т.д.) написана ритмической прозой с дактилическими окончаниями строк». Исследователю и в голову не могло придти, что перед ним чистейшей воды русский верлибр XVIII века.

Рассмотрим его технические характеристики. Все 137 строк основного стихотворения и 18 дополнительного начинаются с заглавной буквы; окончания строк могут быть дактилическими, женскими и мужскими; какой бы то ни было определенной и выдержанной последовательности в клаузулах нет, как нет таковой и для начального ударения в строке, которое может падать на любой, от первого до четвертого, слог. Длина строки в основной части — от 8 до 37 слогов, в дополнительной — от 12 до 25. Количество ударных позиций в строке — от 3 до 11 в основной части и от 4 до 7 в дополнительной, а расстояние между ударными позициями доходит до 6 слогов. Синтаксический период может охватывать от 1 до 8 стихов. Ни в одном стихе, если взять любые три, четыре и даже пять соседних, не повторяется ритмический рисунок, что создает чрезвычайное разнообразие.

Рифма и другие виды звукового параллелизма в обеих частях сознательно избегаются сочинителем; практически нет (за исключением двух случаев) параллелизма синтаксического и смыслового; есть несколько смысловых переносов из строки в строку, хотя в основном каждый стих стремится соответствовать колону. Слог достаточно легок и, видимо, заведомо рассчитан не только на зрительное, но и на слуховое восприятие. Церковнославянизмов по сравнению с текстами современников (особенно с Тредиаковским) — минимум. Из стилистических особенностей стоит выделить ряд инверсий, аллегорий и других тропов.

Основное стихотворение снабжено прозаическими примечаниями мифологического и исторического характера, расположенными на отдельном листе после дополнительного стихотворения (в нашей публикации они опускаются). Первая часть по жанру тяготеет к оде, а вторая представляет собой светскую молитву, разбитую на 3 пронумерованных 6-тистишия, являясь редким опытом строфического верлибра, до сих пор почти неупотребляемого в русской поэзии, в отличие, например, от английской или немецкой.
Удивительное ритмическое сходство можно заметить, если сравнить, например, стихи 37—44 «Благополучного соединения свойств» со следующими:

Но все-таки удивительно,
Если вспомнить мое прошлое,
Отчего я как-то сам по себе знаю все, что мне нужно,
Отчего стал я радостным, успокоенным, дерзающим,
Безгрешным, нечувствующим ни к кому ни малейшей злобы,
Требующим только одного от своих современников —
— Они должны знать мою фамилию;
Отчего ощутил себя человеком будущего,
Нелюбящим ни религии, ни таинственностей, ни отечества...

Эти стихи, написанные почти два столетия спустя, — отрывок из первой части поэморомана «Праздник» Сергея Нельдихена (1891—1942). Вот какую характеристику дал им М.Л.Гаспаров в кн. «Русский стих начала XX века в комментариях»: «...этот текст — стихи, именно потому, что он напечатан раздельными строчками. В нем нет рифмы, в нем нет метра и ритма, но в нем есть заданное расположением строк членение на сопоставимые и соизмеримые отрезки. Разумеется, такое стиховое членение нимало не отменяет языкового, синтаксического, а лишь накладывается на него и осложняет его». К стиховому устройству «Благополучного соединения свойств» эти слова приложимы вполне.
В том, что обе части рассматриваемого здесь сочинения были задуманы и написаны наперекор обеим существовавшим на тот момент системам стихосложения, сомнений нет. Ясно и другое: сама мысль освободиться от регламентирующих условностей обеих систем могла придти в голову только в короткий промежуток «межсистемья», причем — именно поэту, изощренно владевшему старой силлабикой и научившемуся пользоваться обновленной лучше ее неутомимого создателя.

История европейского свободного, т.е. осознанно противопоставляемого регулярному, стиха началась, если верить исследователям, в Германии в 50-е гг. XVIII в. с подражаний Фридриха Клопштока единственной «пиндарической» оде Джона Мильтона, написанной на латыни. Поэтому искать европейские источники собакинского панегирика пока, видимо, бесполезно, хотя само существование более ранних опытов свободного стиха в Западной Европе предположить можно.

Однако один возможный источник «Благополучного соединения свойств» все-таки удалось обнаружить — месяцем раньше вышедший перевод латинской поздравительной оды «Да благополучный и благоуспешный будет Новый год 1738». Вот его первая строфа:

Старые следы год оставляет,
И будущим вручает временам,
Которые умножает преславными победами
И премногими Российскими благополучиями.
Но вы, Музы! красные сие образы
Напишите на щите пребывающем вечно:
А на самом верху горы Пинда
Славу сего года, славу ж Анны светлу всем векам сотворите.

Всего таких восьмистиший в оде, оригинал которой не сохранился, — 18; упорядоченного повторения ритмического рисунка стихов из строфы в строфу нет; количество слогов колеблется в строке от 8 до 19, что значительно меньше, чем у Собакина; стиль изрядно хромает. Вообще, невооруженным глазом видно, что перед нами даже не перевод, а просто плохой подстрочник, и художественная ценность его не слишком велика.

Сочинил оду Иоганн Тауберт (1717—1771), ставший в «благоуспешном» году академиком, а перевел, о чем свидетельствуют документы Академического архива, служивший тогда «Академии наук переводчиком» Григорий Теплов (1717—1779), тайный сын Феофана Прокоповича, будущий композитор-песенник и художник-иллюзионист, первый отечественный философ-метафизик и критик поэзии, а по жизни — властолюбивый интриган и самодур, сперва теневой правитель Академии (где бесконечно враждовал и с Ломоносовым, и с Тредиаковским, и со многими другими), потом — целой Малороссии, один из трех убийц Петра III и автор всех ранних указов Екатерины II, — в общем, личность крайне примечательная, но скорее для исторических романистов.

Мне же остается сделать хотя бы несколько выводов из всего вышеизложенного: 1. Свободный стих в русской светской поэзии, как выяснилось, не менее древен, чем до сих пор употребляемый регулярный; 2. Все разговоры о том, что свободный стих якобы заимствован и потому несвойствен русскому языку, отныне окончательно лишаются оснований; 3. Русская поэзия в России, увы, по-прежнему остается малоизученной и малоизвестной.

                Максим Амелин

 

МИХАИЛ СОБАКИН

Благополучное соединение свойств, потребных к правлению великих империй,
в высокоторжественный день восшествия на престол
всепресветлейшия и непобедимыя Государыни Императрицы
Анны Иоанновны, Самодержицы Всероссийския,
при радостном восклицании с удивлением всеподданнейше представленное
от обретающегося в Санктпетербурге при Шляхетной академии юношества

О благополучный день! твое светлое сияние
Возбуждает и призывает все наши чувства к удовольствию,
Позволь, чтоб мы последовали нашей радости,
Влей в наши сердца твое сокровище.
Предложи, о радостный день! нам твое довольство,
Да от твоего богатства познаем изобилие,
И да щастливейшим тебя днем назовем в России;
Объяви нам славы твоея источник:
Тебя прославляет и хвалит неисчетное число
Тех людей, которых благополучие произошло от твоего света,
И на которых тобою послано Божие благословение:
От тебя заимствует слабый их свет свое сияние.
Чудесная и милостию исполненная рука
Всемогущего и человеческим разумом непостижимого создателя
Начала купно с твоим светом пещися и о нашем благополучии;
Тобою получила сия империя благословение.
Прежде сотворенный свет, совершеннейшее произведение добродетели,
Которым плод мира изобильно расти долженствовал,
И которым Господь света хотел благословить человеческий род,
На сие государство ныне излиял свою силу.
Сие от Августейшия Анны имеет свое начало и умножение:
Все будущее изобилие
Удержала Божия рука до осиротевших времен,
В которые внук Великого Петра уступил высочайшей в свете Государыне,
То есть той, которыя сердце, воспламененное Петровым духом,
Блистает равною храбростию, разумом и мудростию,
И чрез которую север получил свет почтения достойный,
Свет толь полезный, который токмо от великодушных сердец происходит.
Малое пространство вдовствующего Курландского престола
Определенныя к империи главы вместить не могло:
Того ради принуждена была Курландия оныя лишиться, когда она
последовала своим родителям;
При сей перемене уже не надобно было далее продолжать печали.
Не приими того во гнев, о Монархиня! когда наши уста признавают,
Что для твоего народа крепкий союз разорвался,
Что для твоего народа печаль уступить долженствовала,
И что твой народ собственным своим наследием Тебя называет.
Толь драгое наследие
Поручается токмо на время, а не в вечное владение:
Оно долженствует в свое время паки возвратиться,
Когда владетель собственного недостатка понести не желает.
Ея прибытие прогнало все печальные облаки,
И всю мрачную тень уничтожило:
С ея блистанием соединяются все милости,
При ней благодеяние и снисходительство открывают всем свои сокровища.
Все дерзостные писатели долженствуют ныне умолкнуть,
Будто бы женская рука неспособна была к правлению:
Ежели они свои слепотствующие очи обратят на сию благополучную империю,
То во образе Великия Анны увидят тому мнению весьма противное.
Когда Темисцира владела престолом, Пентезилея одерживала победы,
Томира получала короны и поражала храбрых воинов,
А Мартезия соединялась с Оритиею;
То сие не что иное, как действие в нежных членах содержащияся храбрости.
Когда Евдоксия взошла на престол Восточныя империи,
И Пулхерия в состоянии находилась нести Императорское бремя,
То сей дерзостный вопрос уже весьма непотребен:
Праведно ли оне за пример мудрых обладательниц почитаются?
Мудрость представляется в образе жены,
И Германия, которая уже чрез толикие веки пребывает, последовала
женскому совету с почтением;
Она опасалась, чтоб в их особе не нарушить божественныя чести,
Так что Велледа в число богинь от них была внесена.
Страх Божий есть им собственное дарование:
Оне в разных местах идолослужение искоренили;
Ревностию Анны обращен был Владимир,
А Ольгиным благочестием уничтожена была идольская слава.
Всякая храбростию, мудростию и благочестием украшенная особа,
И происшедшая от героичныя крови может без прекословия владеть
скипетром и короною;
Чрез ея старание получает все государство свое благополучие,
Когда слава владетеля до небес возносится.
В тебе, Августейшая Монархиня! соединяются все добродетели,
Храбрость является во всех твоих движениях,
Мудрость украшается больше Тобою, нежели собственным своим преимуществом.
Ты содружна страху Божию, а паче самому Богу.
Не то токмо почитается за храброе сердце,
Когда Монарх сам выходит против неприятеля,
Когда собственною своею рукою сокрушает сопротивные силы,
И когда щит и оружие сам на оные обращает.
Сию храбрость показывал в жизни своей и Петр Великий,
Которой был подобен Юлию Цесарю, везде сам бывал, видел и побеждал.
Его увеселяли собственная его завоевания,
Но тебя, Великая Императрица! удерживает от того твое милосердие.
Сие есть самая истинна, что убивство, огнь, пролитие человеческия крови,
Множество побитых трупов,
И жалостный вид полумертвых людей
Производят в чувствительных сердцах особливое действие.
О тебе печется промысл Божий, а ты печешься о исправлении нужд твоего
народа.
Российский меч прежде не вынимается,
И твоя сильная рука оружия прежде не принимает,
Пока твоим подданным не начинает грозить опасение.
Тогда повеление твое щастию налагает узы,
Марс усматривает своего неприятеля, Фортуна его низлагает,
А Беллона подает Тебе кровавое отмщение
И приуготовляет к спокойству путь кровию обагренный.
Почто свирепствует в гордости Сарацынское стадо?
Когда Россия против неприятеля ревностно свое оружие употребляет,
То гордая его ярость поражением бывает наказана,
И кипящая из ран кровь к миру его принуждает.
Бодрое орла око презирает солнечные лучи,
Как же бледная луна на зеленом поле устрашить его может?
Хотя тигрова кожа притупленные роги и покрывает,
Но множества кровавых ран закрыть она не может.
Меч храброго Персея избавил от смерти Андромеду,
Но сила Великия Анны Азов свободила;
Крепкий Очаков познал в несколько часов,
Как истинная храбрость все противные силы преодолевает.
Раззорена большая часть Крыма, дерзостные прежде его жители
Трепещут и бегут от острого Российского оружия;
Никакая соседственная сила не могла им в сей их напасти способствовать,
Пока наказание Аннино над ними не исполнилось,
Тебя, Державнейшая Монархиня! украшает мудрость, она твои пути управляет;
Толь храбро твоя десница обращает оружие,
Толь рассудительно и премудро империю и народ управляет,
Что плоды сего попечения всему свету известны учинились.
Естество и наука требуют твоего совета;
Едва токмо восприемлешь ты какое полезное намерение,
То твои подданные от того уже и получают изобильное благополучие,
А конец оного венчается чудесным успехом.
Не надлежит о том вопрошать, откуда происходит сие благополучие?
Кто приятен Богу, тому нещастие не прикоснется.
Он не может отступить от пути ведущего к благополучию:
Так и сие чудо не по случаю, но от самого Бога происходит.
Чего ради восхвалиґте все совокупно с нами Божие смотрение,
Которое с нынешним днем дарует нам и радостное воспоминовение
Благополучного восшествия на престол Анны Великия.
Кто сей день препровождает в печали,
Тот не имеет ни здравого рассуждения, ни благодарности.
Что может, Монархиня! радостным твоим подданным
Большее принести веселие,
И что может в сердцах твоего народа возбудить большее удовольствие,
Как то, когда они великолепию твоего Двора с радостию могут удивляться?
От тебя токмо радость твоего Двора имеет свое начало,
Ты ему солнечный свет, которому он наподобие подсолнечника последует.
Ежели бы всякому тебя так близко видеть можно было,
То бы надлежало себе то почитать за крайнее благополучие.
Твое Императорское око, пред которым мы ежедневно находимся,
Часто радостное восклицание младенчествующия речи
Членов сего корпуса милостиво принимало:
Того ради мы и ныне тем же путем поступаем.

 

1.

Буди всегда прославлена бесконечная премудрость.
Ты в лице Великия Анны жизнь нам даровала.
В ея особе показала ты нам щедрую Мать,
Которая нас питает и содержит,
Которая наши сердца исполняет мудростию,
И от которыя польза всей империи происходит.

2.

Дай, о Боже! твое благословение
К насаждению, к поливанию, и к будущему плоду;
Учини, чтоб наша Монархиня от сего учреждения имела веселие;
Подай юношеству угодное тебе наставление,
Дай, чтоб мы, при добром руководстве учителей,
Твою Помазанницу, Императрицу прославляли.

3.

Покровитель венчанных глав сего земного круга!
Покрой Анну всемогущею твоею рукою,
Прославь ея владение еще большею славою,
Подай благополучие ея оружию и благословение империи,
И учини, чтоб наша Всемилостивейшая Обладательница
Премногие лета в мире препроводила.