Про манную кашу, пионерку Машу и Рыжковскую пургу

   Самые  яркие воспоминания о хлебе насущном (как в прямом, так и в переносном смысле) связаны у меня с «заполярным периодом».  На Крайний Север с Урала я приехала в середине семидесятых. Первое же посещение магазина ошеломило! Подумалось: вот так, наверное, при коммунизме будут жить все люди без исключения: ешь – не хочу... 
   Питание (на Крайнем Севере) в те годы было хорошее и сравнительно недорогое. Например, мы, сотрудницы бюджетной организации, могли себе позволить раза два-три в неделю  пообедать в ресторане «Москва» : салатики, жаркое из оленины, тарталетки с морошкой – класс, все на высшем уровне...  А как выручали кулинарии и «Лакомки»! Воркутинские торты, помнится, в другие города как подарок увозили.  Иногда, правда, в торговле случались перебои с мясом, зато мороженной рыбы было достаточно. К праздникам шахтерам  вручались наборы с деликатесами (кофе, тушенка, шампанское...),  да и остальным горожанам кое-что перепадало. 
   Вот с чем здесь поблема была, так это с косметикой – ее, в основном польского производства, у спекулянтов приобретали... И синтетический  коврик я, как дурочка,  из туристической поездки, из  Югославии, в родное отечество  тащила...  Зато золотые украшения шахтерские жены  килограммами тогда скупали, соревновались:  у кого больше. 
   Когда появился кримплен  (ткань на сто процентов «недышащая», липнущая к телу и искрящаяся в темноте, но приятных, как мне казалось, веселеньких расцветок ), я сшила себе нарядное платье, но проносила его  чуть-чуть. Дело в том, что в нашем общежитии была одна очень странная особа, сторожем на фабрике работала. Увидев мою обновку, она потеряла покой, начала меня буквально преследовать, канюча: «Ну, продай, продай свое платьице...»      Нелепость  просьбы заключалась в том, что женщина эта имела необъятные габариты, а мой размер тогда – сороковой. Но так уж надоели ее стенания, что платье пришлось отдать. Сторожиха была счастлива, она тут же принесла и высыпала передо мной на стол пригоршню  медных монет. Ну, что с нее возьмешь...
   Общежитский период закончился довольно быстро.  Сначала  мне, как молодому специалисту, дали «однушку» - в самом центре города, очень уютную, теплую, правда с полчищами клопов. Я объявила им  войну - беспощадную , но, увы, безрезультатную. Битва не на жизнь, а на смерть с кровопийцами продолжалась пять лет, пока я не переехала в новый дом для бюджетников.    
  Квартира оказалась  светлой и достаточно просторной (в семье тогда уже двое разнополых детишек подрастали, а потом еще один ребятенок появился), коридор – хоть на велосипеде катайся! Одно окно с видом на город, зато остальные окна на  тундру любовались, на речку, на угольные терриконы вдали. Одним словом, - красотища! Правда, батареи поначалу лопались, заливая кипятком нижних соседей, под ванной расходились трубы, так что мыться было нельзя, но со временем все как-то само собой притерлось, организовалось, «образумилось». Это был самый лучший дом в моей жизни и самые яркие, добрые, нежные воспоминния – о нем.
   Въехали мы в конце мая, выгрузили вещички и сразу же отправились в отпуск. В те времена в нашем заполярном городе такая традиция была: летом мамочки с детьми на юга подавались, кто на море, кто к бабушкам-дедушкам в деревню. Называлось это - оздоравливаться. В Заполярье ведь и летом морозы случаются. Синоптики высчитали: безморозных дней здесь всего 70  в году.  А какие коварные непредсказуемые зимы! Температура на градуснике опускается  аж до 57 ниже нуля, тут уж ребятишкам не до прогулок. Вся надежда на мамин отпуск, когда можно оторваться по полной программе.  Возвращались из отпусков обычно к  школе, как правило, скупая по дороге на остановках поезда картошку, лук, огурцы, чернику-голубику ведрами, рыбу вяленую связками...  На вечной мерзлоте-то ничего не растет, правда рыбка в озерах, что подальше от города,в тундре, водится.
   А в том году, когда новоселье случилось, пацаны наши ловили сорог (таких серебристых,  сонных рыбин, случалось, до полуметра в длину), считай, под окнами дома, в  речке,  дно которой устилала слежавшаяся веками угольная пыль. Рыба была ошалевшая, сама лезла на крючок. Очевидно, потревожила ее грандиозная  стройка, которая велась по обе стороны реки...
Мой сын (ему тогда лет одинадцать было) по вечерам спешил устанавливать донки. Мне приходилось составлять ему компанию,  ведь к концу августа белые ночи уже заканчиваются, смеркается рано.  Пробирались к заветному местечку через мокрые кусты карликовых березок и зверобоя.  Утром ребенок  уже один, без сопровождения, бегал снимать улов. Сорог мы жарили, ели и были счастливы. На следующий год рыба в речке уже не водилась, уплыла, видимо, от «строек громадья» в какую-нибудь тихую заводь.
   ...Помню, как  пошла в хозяйственный магазин записываться в очередь на «стенку».  Мебель эту выпускал местный комбинат, но так как новоселов тогда было очень и очень много, приходилось заранее записываться и ждать.  Утро  начиналось грустно. Полярная ночь уже вступила в свои права, было темно и холодно. В хозмаге по радио звучала музыка Чайковского «Лебединое озеро»,  а затем передали, что умер Брежнев. Некоторые покупатели стали плакать. Кто-то удивлялся: да он же еще три дня назад принимал парад на Красной площади...
   Стенку я вскоре купила, и диван тоже, и кухонную мебель. Но тут возникли проблемы с зимней одеждой для детей. Младшую я в детский садик на автобусе возила. Для школьников, кстати, когда ударяют морозы или бушует пурга, объявляется так называемый актированный день и они иногда неделями сидят дома. Малышам же актированный не светит и, что бы ни творилось на улице, нужно тащить их в садик. Спасибо свекру – Северьяныч  всем нам тогда пошил красивые теплые пимы из оленьих шкур.  Рая Золотопупова отдала  шубку, из которой ее дочка Наташа выросла. Но вскоре она  и нам стала мала. И тут на коллектив дали один талон. Все члены профсоюза, у которых маленькие дети, собрались тянуть свернутые бумажки, на одной из которых написали заветное слово «Да!»  Эту бумажку вытянула я, но особого счастья не испытала, неловко было перед остальными за такое везение.
   Кстати, муж моей знакомой  проблему с шубкой решил тогда весьма своеобразно.  В «Детском мире»  заранее приглядел то, что нужно для его трехлетней дочки, попросил показать. «А у вас есть талон?» - Строго спросила продавщица. «Конечно!» - Уверенным тоном ответил мужчина. И когда девушка разложила перед ним блестящее мутоновое чудо, он бросил на прилавок зажатые в ладонь рубли, схватил шубку и был таков.
   ...Как-то неожиданно и разом  опустели продуктовые магазины. Если что-то «выбрасывалось» , тут же возникала очередь. Моя пятилетняя Маша, увидев однажды нечто с длинными-предлинными лапами, вытянутой тощей шеей и все в пуху, закричала: «Мама, смотри, сколько страусов завезли!» Но это, конечно же, были обыкновенные куры. Да, странные на вид,  но если их аккуратненько общипать и долго-долго варить, бульон получался съедобным. Потом появились в продаже «ножки Буша». В жареном виде они оказались очень даже аппетитны.      
   Америка тогда объявила против России холестериновую атаку! У меня в ту пору появилось увлекательное занятие. Обычно в пятницу вечером  размораживала лоток с окорочками, сдирала с них жирную шкурку, отделяла курятину от косточек и пропускала мякоть на старой чугунной мясорубке. Затем всю ночь лепила пельмени и морозила их на балконе.   А за окном завывала метель. Это было романтично... 
   Ну, а вскоре ввели талоны - буквально на все. И начался  такой ажиотаж! Предположим, ты на работе, дел невпроворот, но вдруг слух разносится: в «Угольке» подсолнечное масло дают... И все бросаешь, срываешься, мчишься, чтобы получить на четыре талона (по количеству членов семьи) четыре бутылки масла! Или сахара, или макарон, или круп каких-либо... Потом излишками с соседкой меняешься. Мне еще чем повезло: свои талоны на сигареты и алкоголь за ненадобностью на что-то другое, более полезное, меняла.  Например, на чай. Собрала, помнится, целую коллекцию настоящего, цейлонского «со слоном».
Кстати, тот талонный период меня многому научил. Я ведь хозяйка-то не очень... Живу одним днем, не думая о завтра. Точнее, всегда надеюсь, что завтра будет лучше, чем вчера. А тут я по примеру моих замечательным соседок стала ведрами закупать на рынке морошку, бруснику, чернику и голубику. Кстати, северные ягоды не обязательно варить или засахаривать – на балконе так всю зиму простоят. Научилась солить капусту, жарить пирожки с грибами, которые сама собирала.
  Раз с приятельницей Людой  решили мы доехать на поезде до полустанка Пышор и там пособирать грибы.. Это было в том году, когда тундра горела, кругом  дым стоял, что нас, впрочем,  не испугало. А Люда всегда ходила с собачкой, похожей на маленькую лисичку.  Нашла ее где-то, пригрела и  «лисичка» бегала за ней словно хвостик. Пришлось и ее взять с собой. Наша вылазка  оказалась не из легких. Мы страшно вымотались, хотя не отходили далеко от железной дороги, наполнили ведерки и вернулись на полустанок. Сели на скамейку в ожидании поезда и ... крепко-крепко уснули. И если бы ни наша мужественная «лисичка», точно бы проворонили свой  поезд и пришлось бы здесь ночь куковать. Рыжая малышка, хоть и намучилась в тундре побольше нашего, но не рискнула спать в незнакомом месте среди бомжей и охотников. Когда немногочисленные пассажиры стали собираться к поезду, собачка принялась беспокойно и громко тявкать – и мы наконец проснулись.
   А однажды на работе объявили грибной десант. В очередной выходной мы  выехали  за город и по хорошей асфальтированной дороге углубились в тундру. Настроение у всех было отличное! Еще бы, водитель нас уверял, что знает одно заветное местечко, где волнушек - косой коси. По крайней мере так было лет эдак пять назад. Увы, ни грибов, ни  ягод мы там не нашли, но возвращались грустными, опустошенными  по иной причине. Дело в том, что дорога вывела нас прямиком к «городу-призраку» - так я назвала про себя заброшенную  стройку гигантской шахты. Это сколько же  средств вбухали, чтобы почти завершить ее строительство,  а потом внезапно финансирование прекратили. Лавы, уже готовые к добыче коксующего угля, затопили...
   В конце восьмидесятых в городе оказались брошены (именно брошены, а  не законсервированы) еще несколько недостроенных промышленных объектов. Ликвидировались  целые  поселки.
   Заработную плату тогда мы не видели месяцами. Иногда в зачет зарплаты продукты давали. В наше учреждение, помнится, привозили одно время творог и сливки, но  лафа быстро кончилась, так как буренок кормить стало  нечем и их пустили под нож. Совхозы – их в окрестностях города было несколько –  прикрыли.  Даже знаменитый «Горняк»  не избежал горькой участи. Этот оазис благополучия и доброты за полярным кругом вел свое летоисчисление  с довоенных  времен. Его основали , чтобы было чем кормить детишек гулаговской Воркуты. Хозяйство находилось  в полутора часах езды от города на юг – вечной мерзлоты там уже нет,  но зимой кормов, говорят, все равно не  хватало. В «Горняке», кстати, моя старшая сестра Аля аптечным пунктом заведовала, постоянно  привозила из совхоза моим ребятишкам «гостинцы от зайчика».
   Тем временем  сын закончил школу и поступил в медицинское училище. В течение обучения армия ему не светила,  повестка пришла неожиданно, за неделю до его восемнадцатилетия. К этому времени призыв уже закончился, но очевидно был недобор, вот и вспомнили про студентов. Нужно было, как водится, организовывать проводы,  а время на сборы дали три дня. В холодильнике, как назло, шаром покати, и денег нет, да и в магазинах пусто.  Решили пригласить на ужин лишь самых близких друзей,  органичиться чаепитием. Я, помнится, пирожки напекла и торт сделала. Рецепт этого  кулинарного чуда дала мне соседка Таня, учительница французского языка. В его основе – обыкновенная манная каша. В нее, охлажденную,  добавляется сливочное масло и цедра лимона. Все это хорошенько  взбивается и получается нечто, напоминающее суфле «Птичье молоко». Этот крем щедро выкладывается  на бисквитные коржи. Торт выходит изумительно белоснежным, нежным на вкус и высоким как Эйфелева башня.
   Стол получился аппетитным, но стремительно опустел. И вот когда на нем не оставалось уже ничего кроме капусты и брусничного морса, нагрянули соседи. Я растерялсь: угощать-то нечем. Но все пришли со своим: француженка Таня – с беляшами, тетя Маша – с блинами,  Нина Ложкина конфеты принесла. Вот так, очень скромно, по-домашнему, проводили парня в армию.
   А к Новому году (эх, раньше бы на недельку...) дали  нам в зачет зарплаты по оленьей освежеванной  тушке. Водитель развез «натуру» по домам. И хотя северный олешек по размеру не больше теленка, мне не удалось затащить  его на балкон, примостила  на кухне. Просто поставила  тушу на ее четыре замороженных конечности: оттает – видно будет, что дальше делать. И умчалась обратно на работу.
   В шестом часу вечера, когда дочка Маша после второй  смены возвращалась из школы домой, по пути забрав из садика младшую сестричку, у меня на работе заверещал телефон. Схватив трубку, услышала отчаянный визг и писк. «Мама, у нас на кухне – кровавый монстр, по полу растекаются красные лужи»,- заикалась старшая. Я успокоила девчушек,прибежала домой, объяснила трусишкам, что это – не монстр,  а всего-навсего диетические, экологически чистые  котлетки  к празднику. Но только хуже сделала. Дети мои наотрез отказались от подобного  угощения. Пришлось тушку соседям отдать, с которыми мы потом организовали общее  новогодне застолье.
   Было это уже в эпоху шахтерских забастовок. Горняки «Северной», спустившись в забой, объявили голодовку, отказались подниматься на-гора. Они требовали вернуть размер «северных» и коэффициента, которые существовали до 1960 года – Хрущев тогда решил, что северяне  «заелись», и эти размеры понизил... Но не только северяне стучали касками – забастовки шли по всех стране. Правительственные делегации ездили по регионам,  увещевали бунтовщиков, что-то обещали, решали, делали. 8 февраля 1990 года в наш город прилетел Николай Иванович Рыжков. Проведя совещание в комбинате «Воркутуголь», Председатель Совета Министров  поехал по шахтам с людьми беседовать.
   Стоит сказать, что накануне вечером воркутинцы любовались всполохами северного сияния. С  утра в день прилета высокого начальства погода установилась пушкинская –«мороз и солнце!» Да-да, после суровой полярной ночи даже солнышко в этот день ненадолго проклюнулось. Мы на работе, помнится, невесело шутили: вот увидит Рыжков, как хорошо у нас, и не будет шахтерам никаких льгот.
   После обеда наше начальство тоже выехало на шахту, где должна была состояться основная встреча. И вдруг началась пурга.  Причем, так неожиданно, что даже по радио о ее приближении не успели предупредить.Мы бросились за детьми – кто в садик, кто в школу. Сбивало с ног, круговерть  такая, что не понять: где небо, где земля. Девчушки мои, к счастью, были уже дома. И тут я вспомнила, что не купила хлеб.Магазин-то вот он, рядом, но выйти на улицу уже невозможно.
   Так мы оказались в снежной западне, зато в относительной безопасности, в тепле и даже со светом. Что творилось на кольцевой дороге, страшно представить. К 18.00 порывы ветра достигли 40 метров в секунду, трассу, что соединяет шахтерские поселки с городом, задуло в считанные минуты. Причем, снежное столпотворение началось на паях с морозом, резко  - до минус сорока  - похолодало. Видимость упала до нуля, как говорят очевидцы, не разглядеть  было пальцев на вытянутой руке... Конец рабочего дня,  все рейсовые автобусы вышли по расписанию и застряли там, где на них налетела пурга.     Правительственный кортеж  оказался в эпицентре стихии, причем Рыжков и сопровождающие его были одеты легко, в ботиночках...На остановках замерзали пассажиры с детьми... Остановились поезда... 
  А я тогда впервые в своей жизни решила испечь хлеб. Он получился на удивление удачным: белым, пышным, вкусным. И мы с соседкой и детьми устроили уютные посиделки: мазали на ломти малиновое варенье и запивали горячим чаем. Вторая же моя подружка со своей «лисичкой» не смогла пробиться к нам, хотя жила в соседнем подъезде.
  Утром следующего дня остались без света, готовить уже было не на чем. Сидели в потемках со свечками (к запасу свечек еще Чубайс приучил) и слушали по радио тревожные городские новости. Правительственную делегацию, а также рейсовые автобусы с пассажирами  спасли военные вездеходы. Они же подбирали на остановках  замерзающих людей и отвозили их в больницы. Были жертвы, людей уносило в тундру. Из-за повреждения  линий осталась без электричества станция, обогревающая город.
   Новоземельская бора (так называют  этот природный феномен метеорологи)  злобствовала трое суток. И пока мы под завывания ветра смаковали выпеченный мной чудо-хлеб,  электрики  в условиях нулевой видимости сутки напролет искали в  тундре обрыв сетей. И нашли его, и восстановили линию, когда  водоводы уже начинали замерзать. Оказывается, Воркута тогда была на грани гибели, еще чуть-чуть и людей пришлось бы эвакуировать.
  Вообщем, после «рыжковской пурги» северные льготы шахтерам оставили,  а еще в наш город  прислали новейшую снегоочистительную технику.
   А через полтора года  перестройка в стране закончилась. Вернее, период, когда все ломалось, рушилось, но ничего не строилось... Запомнилось возмущение дочки Маши из-за того, что пионерской организации больше не существует.  Она еще долго носила, не хотела снимать свой пионерский галстук и завидовала старшему брату- комсомольцу.
  Ну, а сын тем временем отслужил и поступил в медицинскую академию. В свободное от лекций время он с другом работал на совхозном поле. Зарплату получал в виде мешка с картошкой, который с проводницей поезда немедленно переправлял нам. Ярославская картошечка была чудо как  хороша – чистая, крупная, румяная. Но меня эти передачи совсем не радовали, хотелось, чтобы ребенок спокойно учился, а не надрывался в поле.  А  он все слал и слал нам картошку...
  А потом как по мановению волшебной палочки дефицит закончился. Начался торговый бум, пришло изобилие «Баунти» и «Сникерсов», всевозможных полезных и  вредных продуктов.  Чудеса в решете да и только!  Спрашиваю своих уже взрослых дочерей:  а вы те времена помните?
  Старшая, что когда-то была пионеркой, с грустью отвечает: «Однажды я нашла в кухонном шкафу старые вонючие сухари и все их съела – помню, как живот болел...»
  Младшая же,  которой и октябренком-то не удалось побывать, весело вспоминает: «Помню, как в тундру ходили, дождевики, такие белоснежные шарики, собирали и на костре жарили.  Некоторые  дождевики «взрывались» и разлетались словно одуванчики!»
  Звоню  сыну: «Как там у вас нынче с продуктами?» Отвечает: «Хорошо.  А в чем дело?...» «Да вот посылочку из Италии хочу послать» «Зачем? У нас тут все есть»...
  В общем, дожили! Все есть, даже писать не о чем, неинтересно.  Разве что о ностальгии  по жареной картошке? За десять лет жизни в Италии я ее ни разу не ела. Не популярно здесь это блюдо, здесь больше на макароны и рис налегают.  Как-то утречком пошла на рынок, выбрала кило (ну, не мешок же...) свежайших розовых картофелин. Пожарила на швейцарской сковородке , причем, масло самое лучшее взяла. 
  Поела и ... призадумалсь.  Совсем не вкусно оказалось. Не та картошечка, не ярославская...
НАТАЛЬЯ ЦИТРОНОВА Не опубликовано нигде