Минус тридцать шесть и шесть

Погода заметно улучшилась. Холодный, порывистый ветер сменился безмятежным ветерком. Растаял весь снег, даже те островки, прятавшиеся по углам каменного заповедника, ручьями стекли в море. Город был основан на почти отвесном берегу. Близилась торжественная дата, первое мая. Город готовился к празднованию: развешивались плакаты, над улицами натягивались веревки с праздничными флажками, люди очищали город от последствий зимней спячки.
Наступала ночь. Ушедший на пенсию полковник КГБ возвращался домой после последнего дня службы. Сегодня он решил возвращаться домой с работы пешком, не то в этом виноват хмель в его голове, не то терзающие его душу былые воспоминания об ушедших годах его молодости. Звали его Лаврентьев Фёдор Александрович, полковник комитета государственной безопасности, участник вторжения в Чехословакию. Всю свою жизнь положил на алтарь государственной службы, поэтому не оставалось времени на создание семьи.  Не смотря на его большой послужной список, на вид он был безобиден. Фёдор Александрович - это рослый поседевший мужчина с добродушным пухлым лицом, которое не пощадило время.
Небо было усыпано звёздами. «Как прекрасен сегодняшний вечер, - думал про себя полковник. – Редко здесь, на севере, тебе может выпасть возможность насладится тёплым, безветренным вечером, да ещё с чистым небом.» Неожиданно подул лёгкий ветерок и откинул низ плаща Фёдора Александровича назад. «Какой же отвратительный коньяк принёс Ласточкин на мои проводы. Чтобы зубов у него было столько же, сколько звёзд у этого коньяка. Зато Алексей Михайлович порадовал именным боевым пистолетом ТТ, золотой он человек. Завтра наконец-то отдохну: никаких звонков, никаких вызовов.»
Полковник медленным шагом подходил к своему дому. Двухэтажное здание, простроенное из красного кирпича, располагалось на огороженном забором участке. К дому примыкал небольших размеров гараж. Грузовик туда не поставишь, но волга Фёдора Алексеевича убиралась легко. Оставалось даже место для верстака.
Подходя к дому, Фёдор Александрович достал из кармана связку ключей, выбрал самый длинный и, подойдя к воротам, открыл им дверь. Аккуратно ступая, по дорожке, ведущей к дому, Фёдор Александрович пытался найти в своей связке ключ с треугольным снованием.  Проблема заключалась в том, что таких ключа было два и отличались они по цвету. Дойдя до двери, мужчина включил свет и нашёл нужный ключ. Вдруг неожиданно залаяла собака. «Диоген, как ты меня напугал,» - чуть шёпотом, схватившись за сердце проговорил Фёдор Александрович. Диоген – постаревшая глухая немецкая овчарка, названная в честь Диогена Синопского, древнегреческого философа-аскета.
Зайдя в дом, снял аккуратно свою обувь и поставил рядом с дверью. Взобравшись на второй этаж по лестнице, Фёдор Алексеевич прошёл до конца коридора, повернул направо, открыл дверь в свою комнату по-солдатски быстро разделся, также по-солдатски развесил форму и лёг спать. Впереди ждала безмятежная пенсия.
Спустя пару месяцев, в августе, Фёдор Алексеевич вместе со своим псом Диогеном, который ещё неплохо держался, поехал на рыбалку к реке недалеко от города. Закинув удочку и удобно устроившись на берегу, мужчина обнял собаку и начал разговор: «Старик Диоген, как же мы с тобой стары. Ты только подумай 12 лет назад, непогожим январским вечером тебя принёс ко мне в кабинет. Чёрт, а даже не могу точно вспомнить его фамилию. То ли Успенский, то ли Успенков. Ах, да, точно, майор Уссурийский. Анатолий его звали. Это я помню точно. Так вот, у него окутинилась Марта, молодая немецкая овчарка, а дома и так место особо не было: дети, да ещё и собака большая, он раздавал щенков. Я тогда ещё в квартире на бульваре Комсомола жил. Помнишь её? Места хватало, и я подумал: «А почему бы и нет?» и взял тебя к себе. На машине не получилось тогда обраться до дома, была ужаснейшая вьюга и я, тебя закутав в своё пальто, только мордочка твоя выглядывала, нёс тебя через метель через полгорода. Ужаснейшая погода была тем вечером. Имя тебе придумал почти сразу. На следующий день обыскивали квартиру одного политического. При обыске изъяли напечатанное на письменной машинке собрание сочинений Диогена Синопского. Преинтереснейшее чтение.  Эх, ты всё равно ничего не слышишь. Иди, погуляй.»
Фёдор Алексеевич похлопал пса по боку, и тот медленно побежал в сторону березовой чащи. «Вот так вот и прошла вся жизнь, - продолжал рассуждать мужчина, - Работа, служба, приказы, постановления, задержания. А теперь что? А теперь я остался один с Диогеном. В прошлом месяце был день рождения. Позвонил и поздравил только Ласточкин. Если бы не он, я бы и сам не вспомнил об этой дате. Зря я, наверно, плохо про него думал, хороший же человек.»
Фёдор Алексеевич достал из походного рюкзака термос с чаем, налил в крышечку немного напитка и продолжил наблюдать за поплавком. «Моя жизнь подобна этой реке. Всегда спешил. Всегда торопился всё успеть, а теперь хочу лишь остановится. Возможно, каждая река мечта стать озером. А озеро мечтает стать рекой. Эх, как было прекрасно тем летом на Байкале. Вряд ли он хочет стать рекой. Байкал, наверно, хочет стать морем, океаном. А я хочу стать Байкалом. Хочу быть таким же кристально чистым, хочу смыть всю ту кровь, что сейчас засохла на моих руках. Как вспомню того юношу в Праге на Вацлавской площади. Да что юношу, мальчишку, Яна Палаха, который сжёг себя в знак протеста против вторжения стран Варшавского договора в Чехословакию. До сих пор стоит в глазах картина как он бьётся в агонии. Ужас. Но мы ведь всего лишь были пешками в жестокой игре политиков. Они ни за что не стали бы сжигать себя на площади. А мы сжигали, уничтожали друг друга, шли на убой, отдавали молодость, силы, здоровье. Зачем? Чтобы однажды остановится у реки и понять, что всё это было менее важно, чем наша собственная жизнь? Возможно. А, возможно, у меня на почве старости начала крыша ехать.»
Вдруг поплавок задёргался и Фёдор Александрович ловким движением вытянул из реки большого, упитанного хариуса. Величественную рыбу с большим спинным плавником, расписанным разноцветным узором. «Отличная рыба, просто прекрасная. О, вот и мой верный друг почувствовал добычу и прибежал». Мужчина погладил пса по голову. «Вечереет. Ну что, Диоген? Поехали домой? Поехали, конечно.»
Фёдор Александрович собрал снасти, сложил удочку, убрал рыбу, посадил собаку в машину и поехал домой. Когда машина выехала из леса, на улице совсем стемнело. Боясь аварии, Фёдор Александрович двигался медленно и лишь ближе к городу, где стояли фонарные столбы ускорился.
Раннее утро февраля. Метель царапает окно острым, подобно бритве, снегом. Фёдор Александрович проснулся от звонка телефона. «Кому я мог в такую рань понадобиться?» - недовольно подумал про себя бывший полковник.
-Алло, - сонно сказал Фёдор Александрович, подняв трубку телефона
-Здравствуй, Фёдор, это Алексей Михайлович тебя беспокоит
-Здравствуй-здравствуй, дружище. Сколько лет, сколько зим?
-Не больше, чем мы провели вмести. Помнишь Ласточкина Игната?
-Да, помню, а что? Что-то стряслось?
-Да, пару дней назад на серпантине не справился с управлением и разбился.
-Какой кошмар. Семья, дети остались?
-Жена умерла в прошлом октябре, а сын давно вырос и перебрался в столицу. Дозвонится вот только до него никто несколько дней не может. Так что? Сегодня похороны на Святославском, придёшь?
-Постараюсь.
-Если надумаешь, то в 4 часа я буду ждать тебя у главного входа.
-Хорошо
-До встречи.
-До встречи, Лёш.
Фёдор Александрович положил трубку, потянулся и спустился вниз. «Странно, - подумал он, - обычно в это время Диоген уже просыпается и ждёт пока я его не накормлю. Где же носит этого старика?». Мужчина прошёл в большую комнату, которая служила гостиной, хотя гостей она особо никогда и не видела, и видит пса, лежащего в центре комнаты на ковре. «Ну что ты, старичок? Уже утро, а ты всё валяешься? Пойдём завтракать». Фёдор Александрович наклонился и начал теребить пса, но собака не реагирует. «Вставай, Диоген,» - говорил мужчина более повышенным тоном и с большим усилием взъерошивал шерсть животного. «Нет, пожалуйста, только не сегодня, друг, только не сейчас, только не сейчас, не сейчас,» - Фёдор Александрович схватил тело умершего пса и садится на кресло, находящееся у стены. Лицо поделили на три части горькие слёзы, катящиеся неостановимым потоком. Дыхание становилось чаще. От ушей по щекам, проходя через руки, соединяясь в районе живота и расходясь в области паха, двигались холодные волны мурашек. «Нет, я не могу поверить. Не могу поверить, что это произошло. Я всегда верил, что умру раньше, чем ты. Как ты мог меня подвести? Эх, старик, ты мне сейчас так нужен. Ты был мои единственным другом. Как же так? Как же так? Чёрт тебя побери, старый волк». Фёдор Александрович сильнее прижал к себе тело умершего пса, сердце у него защемило да с такой силой, словно его зажали в тески. «Что же мне без тебя делать? Ну, вот, что? Ответь мне!»
За окном бушевала метель. Снег вместе с резкими порывами ветра пытался разбить окно. Было начало февраля.
Следующие несколько месяцев прошли для Фёдора Александровича вхолостую. Он ещё сильнее облысел. Прекратил ухаживать за собой: оброс бородой, не мылся, в доме и в голове был сущий бардак. Его часто посещали мысли о самоубийстве, но перманентное чувство того, что он ещё что-то не сделал не покидало его.
Близилась годовщина выхода на пенсию. Апрель подходил к концу, так же, как и здравые мысли в голове у Фёдора Александровича. Смерть единственного близкого существа сильно повлияло на него, но никто вокруг этого не заметил, хотя бывший полковник комитета государственной безопасности виделся только с продавцом в магазине, когда ходил за необходимыми продуктами.
Наступила годовщина выхода Фёдора Александровича на пенсию. Он проснулся с утра вполне бодрым, сходил умылся, принял, душ, привёл лицо в порядок, надел свою парадную форму и сел у телефона в ожидании звонка. «Да, сегодня кто-то должен позвонить, сегодня мне обязательно позвонят. Алексей Михайлович не может забыть. Та девчонка из приёмной, Анечка, наверняка вспомнит. Мы как-то раз в конце смены так мило беседовали. О живописи, о литературе, о музыке. О или моя покойная тётка Тоня позвонит. Интересно, у них там телефоны такие же дисковые? Опять собака лает, говорил же я маме покормить пса. Никогда меня не слушает. В детстве у меня был аквариум и во время блокады мы ели этих рыб.»
Вдруг телефон зазвонил
-Алло
-Привет, это Ян. Как у тебя дела? Как жизнь на пенсии? Завтра всё в силе?
-Ну как тебе сказать, как у меня дела. Дела у меня идут вполне неплохо, только суставы меня что-то подводят. Жизнь на пенсии скучна и непривлекательна, я думал, что будет интереснее. Завтра? Ты про парад говоришь? Да, конечно, всё в силе, дорогой мой милый друг. Да, пока скоро увидимся.
Федор Александрович положил трубку, поднялся на верх в свою комнату, достал из шкафа красивую, украшенными расписными узорами, коробку, снова спустился вниз и сел на стул у телефона. В такой позе, с коробкой в руках он просидел до следующего дня.
«Так, сколько сейчас время? -  Фёдор Александрович посмотрел на часы, - О, уже 11 часов, похоже все меня заждались.»
Бывший полковник комитета государственной безопасности встал, засунул в подмышку коробку и выдвинулся в сторону центра города, куда стекался народ. На главной площади города стояла трибуна, с которой скоро должен был выступать с торжественной речью в честь Дня всех трудящихся глава города.
Фёдор Александрович пробрался со своей коробкой почти к самой трибуне. «Где же этот чёртов чех? - говорил он раздражительно себе под нос, - обещались же с ним у трибуны встретится. А вот глава города выходит на трибуну. Смотрит на меня подозрительно, как будто узнал. О, начинает свою речь. Ладно похоже без этого чёртового чеха придётся начинать».
Фёдор Александрович открыл коробку, достал оттуда именной позолоченный пистолет, подаренный ему Алексеем Михайловичем, вынул оттуда также полную обойму, аккуратно поставил коробку между ног, зарядил пистолет и выстрелил в главу города. Хватаясь за рану, мэр упал сначала на колени, а потом повалился навзничь. Люди продолжали смотреть в сторону трибуны. Никакой реакции, как будто ничего не случилось. Фёдор Александрович открыл огонь по толпе. Выстрел, выстрел, выстрел. Люди отточено падают, как будто это была часть программы и их падения отрепетированы. В обойме остался последний патрон. «Ну, поехали,» - подумал про себя Фёдор Александрович, приставил к виску пистолет и спустил курок. Тело старика с грохотом упало на асфальт, а оставшиеся в живых люди, продолжали смотреть в сторону трибуны, не обращая внимания на выстрелы и трупы, словно глава города продолжал свою речь.