Несчастная Любовь

     Она сидела по-детски взобравшись с босыми своими ногами на подоконник, обхватив руками колени, уткнувшись в них подбородком, и грустно смотрела за окно. Там, желто-сизой ряскою, дрожала золотая осень; утро просыпалось как-то медленно, нехотя, и заунывно моросил холодный дождик. Желтый кленовый лист прилип к стеклу всей своей пятерней, но, под неизбывным градом дождинок, неуклонно и обреченно сползал вниз. Уткнувшись наконец в нижнюю кромку окна, он изогнулся, будто в предсмертной агонии, но, подхваченный ветром, сорвался и канул в свинцовой рассветной мгле. Тут же о стекло шлепнулся еще один лист, но и он стал сползать, повторяя неизбежную участь своего собрата. Она тяжко вздохнула и отвернулась. В глубине, белым саваном светилась измятая простыня, на ней, спиною друг к другу темнели два обнаженные тела. Она неслышно перелетела комнату и опустилась на край кровати. Она была ангелом и звали ее Любовь.

     Любовь была задумана вечной. Вместе с прочими ангелами она была рождена Создателем одновременно со Светом, раньше людей и даже раньше тверди земной и небесной. Она поселилась в раю рядом с Адамом и Евой и была счастлива вместе с ними. Но пришел день грехопадения и наказал Бог змея проклятием пресмыкания, женщину муками деторождения, мужчину трудом непосильным за хлеб насущный, а всех троих обращением в прах, и прогнал их из Эдема, ибо стали они знанием равными Богу. Но, сжалившись, послал им вдогонку в отдохновение от страданий земных ангела Любви, однако, коль скоро не участвовала Любовь в грехопадении человеческом, то вечность ей он сохранил. А жаль… То есть поначалу она радовалась. Труда ей было все больше и больше, все в ней нуждались, все ее звали, всюду сеяла она различные искусства и подталкивала людей на добрые деяния, но… Вдруг она стала замечать, что не может жить в двух сердцах долго. Да и это полбеды - она не может сделать людей счастливыми без того, что либо убить их, либо разлучить их навеки. То есть, ни много ни мало, смерть и разлука стали единственным условием ее пребывания в двух сердцах. В других же историях любви в ней переставали нуждаться сразу же после плотского познания влюбленными друг друга, а часто даже и задолго до него. Дошло до того, что ею стали пользоваться в совершенно чуждых ей меркантильных либо физиологических целях. То есть произнося «я люблю тебя», мужчина имел ввиду исключительно постель, а женщина, произнося «я люблю тебя», не думала ни о чем другом, как о просто замужестве, с детьми, с достатком, но совершенно без любви.

     Она очень, смертельно устала. Обязанная всегда откликаться на первый зов, она всегда спешила, надеялась, что вот здесь-то, вот наконец-то теперь уж… Но…  Вот и с этой сегодняшней парой тоже. Такие лились с вечера нежные слова, такие недетские клятвы, такой божественный огонь пылал еще вчера в этой комнате и что?.. Истомленные жарким соитием, спят они теперь спиною друг к дружке и снится им совсем разное. Любовь воспарила под потолок, простерла над головами влюбленных руки и прочла их грезы. Девушке виделась дивная свадьба: дорогой лимузин, белое платье от кутюр, богатое венчание и медовый месяц на островах Карибского моря. Юноше?.. Юноше снилась и вовсе совершенно уже другая девушка и даже не столько девушка, сколько ее чувственные порочные ласки. Ни в одном из снов Любовь не увидела себя, места для себя и в помине. Она перелетела обратно на подоконник, села в прежнюю позу, поглядела на очередной прилипший листок и приложила к стеклу горячую свою ладонь, изо всех ангельских сил своих стараясь удержать его, но листок, гонимый осенним дождем, неуклонно сползал вниз. «Господи! – взмолилась Любовь, - забери меня обратно в Эдем или даруй мне смерть! Нет мне больше на земле места в сердцах людских!». Но не услышала она ничего в ответ, а влюбленные, напротив, хоть и кричала она лишь душою, вдруг проснулись, девушка положила голову юноше на грудь и еще не вполне расставшись с сладкими картинами своих видений, но уже и с некоторой ноткой тревоги спросила:

     - Любимый, а ты правда-правда любишь меня?
     - Ну конечно же правда, глупенькая моя, - нежно отвечал юноша, но отвечал он той, что обнимал сейчас, или той, из неостывшего еще сна?..

     Стон отчаянья вырвался из груди ангела. «Будь проклята! Будь проклята вечность! Будь проклято человечество! Будь проклята любовь!», – воскликнула Любовь и бросилась сквозь стекло в промозглую желто-сизую ряску золотой осени.

     Бедная, бедная, несчастная Любовь…