Крушение сансары. Глава 1

На скалистом берегу силурийского моря живописно раскинулся прекрасный город Аккад. Над самым обрывом нависли небольшие, приземистые здания, называемые пуэбло. Когда то пуэбло были высечены из плотной породы верхней части обрыва, выполняя оборонительную роль. Теперь эти горные пустоты, отшлифованные морскими ветрами, служили местом раздумий и отдыха для мирных жителей города
Между густыми рядами пуэбло струились многочисленные реки, ниспадая бурлящим потоком в прозрачную синеву моря. Подобно рекам, от берега к хаотично разбросанным прибрежным рифам тянулись тонкие струны мостов.
Вглубь материка ухолил густо застроенный город. Его перенасыщенность постройками была настолько велика, что их едва разделяли маленькие пешеходные улочки. По периферии город был окружен зеленой лесопосадкой, которая пришла на смену некогда возвышавшейся крепостной стене.
Но можно ли представить старый город без птиц? Безусловно нет.
Именно на чердаках домов, где обитали эти божьи создания, кипела настоящая жизнь. Среди слетающихся туда птиц были актеры, художники, музыканты, поэты и множество другой публики любившей ярко и весело проводить время.
Жители Аккада охотно сдавали свои чердаки этой, пусть даже беспутной, публике. В противном случае там все равно кто-то бы жил, только бесплатно. Так, например если на чердаке кто ни будь не появлялся около недели, через окошко или путем взламывания замка туда проникали непрошенные постояльцы на одну две ночи. И так продолжалось постоянно, пока хозяин не брал за умеренную плату относительно порядочного постояльца. Деньги в данном случае не играли первостепенной роли, и их взымать получалось довольно редко. В большей степени постояльцы выполняли роль сторожей и основной их задачей было поддержание мало майского порядка. 
На чердаке дома номер семь по улице Итиль жил птица Киль. Он был начинающим поэтом, который усиленно пытался очистить свои произведения от тлетворного влияния навеянного классиками. Несмотря на то, что чердаки были самым недорогим жилищем, Киль был настолько беден, что не мог позволить себе его оплачивать. По этой причине у него появилось два соседа Дон и Бран.
Дон писал картины и, со временем, скромный уютный чердачок превратился в художественную мастерскую. Весь пол был забрызган краской и кругом беспорядочно валялись картины разной степени готовности.
Конечно, в общий дизайн помещения внес свою лепту и третий сосед Бран, который вот уже три года писал великую оперу и все никак ее не мог закончить. Как всякому композитору ему был нужен музыкальный инструмент. Таким инструментом оказался невесть откуда взятый старенький, но довольно приличный рояль. Рояль был большой и занимал добрую пятую часть жилой площади. Но в виду его полезности никто из соседей не возмущался. По мимо произведения прекрасных звуков рояль выполнял роль стола, трибуны, места для складывания книг и даже будуара.
Одному богу было известно, как эта тройка сводила концы с концами. Но, возвысившись над всем материальным, и питаясь божьим духом, они продолжали творить, преследуя призрачную цель прославиться в своей области.
Но, к сожалению, мирские потребности настолько привязывают живое существо, что иногда, даже очень творческая натура, испытывает потребность в еде.
В один из таких дней все трое сидели дома. Проснувшись они вяло болтали, кирпичик за кирпичиком выстраивая воздушные замки идеального мира.
Неожиданно в чинный разговор вклинились звуки журчащего живота Киля.
Несмотря на свою невысокую громкость, они прозвучали как набат. Вмиг растворились воздушные замки и перед глазами юных дарований со всей остротой и трезвостью предстало чувство голода.
- Что-то мне подумалось о еде. Признался Бран, придав значение сказанному прищуриванием глаза.
В ответ на это все молча но с молниеносной скоростью вспорхнули со своих кроватей и полетели к роялю в надежде найти остатки какой либо пищи. Однако к всеобщему разочарованию там не было ни крошки.
Облетев пару раз комнату и не найдя в ней ничего съедобного они огорченно опустились на пол.
- Странная штука еда. Она всегда заканчивается внезапно. Заметил Дон поклацав пустым клювом.
- Меня не покидает чувство, что вчера вечером оставалось немного арахиса. Сказал Бран и с подозрением посмотрел на расхаживающего в раздумии Киля. Услышав это Дон так же уставился на Киля с немым укором . – Это не наш ли арахис бурчит у тебя в животе? – Спросил Бран.
- Что это вы так на меня смотрите, будто я деньги украл у слепого нищего. Живот от еды не бурчит. Он бурчит от голода. – Начал оправдываться Киль.
- Как у слепого не знаю, но когда мы с Браном вчера ложились спать ты все еще, зачем то крутился возле стола. – произнес Дон.
- Так! Попрошу. Прекратите называть мой рояль столом. Мало того, что вы его изгадили до неузнаваемости, так теперь еще и называть столом повадились. – возмутился Бран.
- Вот-вот. Бран прав. Ты во что превратил этот божественный инструмент. – пытаясь увести разговор в сторону обратился к Дону Киль.
- Прощу прощения покорно! Конечно рояль. Но суть дела это не меняет. Где арахис дел обжора. – повышая тон голоса прокричал Дон.
- Точно он. – поддержал Бран приближая свой клюв к голове Киля. – Вон и пахнет от него арахисом.
В ответ на это Киль поднес к клюву свое крыло и выдохнув в него воздух попытался определить какой имеет запах его дыхание.
- Перегар как перегар. Какой тут запах орехов. – с удивлением и нотой наигранной обиды пробормотал Киль.
- Ладно, имей мужество признаться и снести заслуженное наказание. – сказал Бран и при этом подчеркнул свои слова по режиссёрски вознеся над головой крыло.
Вслед за этим Блан и Дон взялись под крылья и быстрыми шагами отошли от Киля в противоположный угол комнаты. При этом Сам Киль ничего не сказал, лишь только глубоко вздохнул поднял брови и покачав головой проводил своих соседей по комнате хитрым взглядом.
Дон и Бран начали о чем то громко шептаться, сопровождая свой диалог бурной жестикуляцией.
Сжираемый любопытством о содержании разговора и, не имея способности молчать больше одной минуты, Киль автоматически начал приближаться к заговорщикам.
Ощутив спиной приближение провинившегося друга Дон резко обернулся и с той строгостью на которую он был только способен отрывисто выпалил:
- Подсудимый! А ну быстро на место.
Осеченный Киль мгновенно порхнул от них прочь и приземлившись начал нервно ходить по комнате. Затем он достал из помятой пачки такую же изогнутую в разные стороны сигарету и нервно закурил.
- Ребята, имейте совесть, мне же интересно, - через короткое время обиженно произнес Киль. После этого, не получив никакого ответа, он затушил о пол наполовину выкуриную сигарету схватил стул и что то напивая начал кружить вальс по комнате постепенно приближаясь к друзьям.
- Да уймись же ты. Да и не пой, пожалуйста, с такой фальшью. – с улыбкой на мордочке, но сдвинув брови отогнал Киля Бран.
- Ах какой у нас нежный слух. – нараспев и еще с большей корявостью ответил Киль заходя на второй круг.
Наконец, к общему счастью, совещание окончилось. В центр комнаты вышел Дон, вознес голову и ораторским голосом протягивая каждое слово вымолвил в сторону Киля:
- Сядь же на скамью.
- В смысле? – переспросил Киль, оглядывая комнату в которой нет и никогда не было скамеек.
- Я имею в виду скамью подсудимых. Ну, не знаю, на стол сядь к примеру. – скороговоркой, как бы за кадром, произнес Дон.
- Опять рояль столом стал. – прошипел возмущенно Бран.
Дон на это ничего не ответил, лишь только извиняясь, приложил руку к груди и поклонился. Вслед за этим он снова выпрямился, высоко задрал голову и, вынеся вперед руку начал вещать обвинение.
После окончания возвышенной речи всеми была выдержана должная пауза, вслед за чем все участники процесса шумно рассмеялись.
Киль успокоившись от смеха соскочил со стола (рояля) и, приняв вид мученика, экспромтом начал парировать обвинителю:
Я готов понести наказанье
Я судьбу принимаю как дань
Обеспечу соседей питаньем
Только денег немного достань!
Перейдя на прозу Дон с удивлением спросил:
- А что у тебя нет денег?
- А откуда ж им взяться? – открыто улыбаясь, ответил вопросом Киль.
- Так тебе ж за статью позавчера денег заплатили! Что уже успел промотать? - Спросил Дон.
Киль только развел руками.
- Ну и ладно. – сказал Дон и обратился к Брану. – А ну ка дай ему немного денег, пусть птица исполнит свой гражданский долг и купит нам поесть!
- Сидел бы я сейчас с вами и сокрушался бы о съеденном арахисе если бы у меня были деньги. – ответил Бран.
- Ну у меня то нет денег и подавно. – как само собой разумеющееся сказал Дон.
- Какое такое подавно? – хором прощебетали Киль и Бран.
– А гонорар за портрет этого, ну как его? Бран подскажи? Ну, ну, ну, в общем, этого дипломатического лиса который к тебе обращался на прошлой неделе. Он же вроде собирался хорошую сумму заплатить? – спросил Киль. – Только не говори, что ты их просадил. Ты ж никуда не выходил с тех пор, все над последим холстом колдовал! Да кстати, когда ты нам покажешь, над чем работаешь? – продолжил Киль.
- Ничего не к стати, как закончу, увидите. Я ж не спрашиваю что ты там пишешь сейчас. Ответил Дон.
- А я и не скрываю, в отличии от тебя. Я не боюсь, что меня от этого покинет муза. Гений он всегда гений и ему нечего бояться. – Высокомерно высказался Киль.
- То есть ты у нас гений? Ты слышал Бран? А я значит так, маляр? Что-то я не видел последнее время твоих шедевров. Да к стати, я их и раньше не видел. – со смесью сарказма и злобности ответил Дон.
- Так, гении! Что это за споры? ближе к делу! Дон, где деньги дел? Колись! Друзья с голоду пухнут! – оборвал столкновение «титанов» Бран.
- Нет никакого гонорара. И лиса я не писал. В конце концов, это ниже моего достоинства. По отзывам он относится к нам, художникам, как к каким то холопам. – с неподдельной оскорбленностью сказал Дон.
- Вот видишь, Бран, я ж и говорю, что он совсем погряз в мыслях о своем величии. – Возмутился Киль.
- Что ты хочешь этим сказать. – не на шутку рассердился Дон.
- Нет, ты меня неправильно понял. Я верю в тебя как в великого художника. Может даже самого великого, из тех, кого знала история. По крайней мере, из тех, кого знал я. Но это же не повод обрекать друзей на голодную смерть. – оправдался Киль.
- Вы и так, оглоеды, всегда живете за мой счет. – пробурчал в ответ Дон.
- Что за меркантильность Дон? Ты же интеллигентная птица. Ты же элита изобразительного искусства. Неужели ты будешь нас упрекать такими мелочами. – произнес Бран.
- Да ну вас. - Отмахнулся Дон
- Ну, Дон. Давай! Пять минут унижений и полный желудок! – наперебой друг друга зачирикали Киль и Бран.
- А вдруг он сейчас не сможет? – немного оттаяв, стал отбиваться Дон.
- Сможет, сможет. Он давно добивается. – убеждал Киль.
- А где я его буду писать? – в попытках ускользнуть от работы спросил Дон.
- А мы в это время погуляем. Правд,а Киль? – продолжал настаивать Бран.
- Ну ладно, ладно. – сказал Дон и направился к двери. Подойдя к выходу и постояв несколько секунд, он обернулся к друзьям и спросил:
- Так пока я буду работать, вы весь день и всею ночь будете гулять?
- Дон прекрати издеваться, ведь есть очень хочется. – заныли Бран и Киль
- Ладно дармоеды, полетели. – сказал Дон и вместо того, что бы выйти, как все приличные животные, через парадный вход, выпорхнул в открытое окно. Вслед за ним последовали его друзья.
Компания летела над залитыми солнечным светом улицами города, по которым размерено передвигались самые разнообразные животные. Периодически некоторые из горожан поднимали голову вверх и, щурясь от света, возмущенно восклицали: «Опять эти птицы разлетались», «Никак не приучат этих птиц ходить как все нормальные горожане».
Другие просто возмущенно смотрели, делая неудовлетворенные гримасы.
И вот, на этом фоне, совсем юная мышь подняла свою голову к небу и восторженно произнесла своему отцу барсу:
- Папа! Смотри, смотри, полетели птицы. Как это прекрасно! Когда я выросту, я обязательно стану птицей!
- Не говори ерунды. – строго ответил немолодой барс сведя брови и из подлобья, не поднимая головы, косо глянул на пролетающих птиц.
- Буду, буду, обязательно буду. – запищала тонким голосом дочь, стала на задние лапки и всем телом потянулась в верх.
Краем уха, услышав эти слова, Бран сделал вираж и подмигнул мышке, грациозно пролетев рядом.
- Р-р-ы-ы. – злобно прорычал барс, агрессивно подав могучий корпус в сторону набирающего высь Брана. – Совсем обнаглели. Распустили их совсем. Нужно будит поприструнить. – сам про себя пробормотал барс и огромной лапой подогнал дочь.
Та в свою очередь, не отводя глаз от улетающей птицы, весело запрыгала и как крыльями замахала лапками.
- Прекрати дурачится. – строго отрезал отец.
Но дочь не прекращала и еще пуще прежнего начала подпрыгивать, неистово махая лапками, от чего становилась похожа на крошечного цыплёнка. Теперь ею владела не детская мечта, а обычное желание подразнится. Но барс всегда относился к птицам с большим презрением, то ли потому что он был другим, то ли потому, что он не мог быть такими как они. Поэтому, наблюдая за таким поведением дочери, его душа вскипела.
- Прекрати, либо будешь наказана. – сказал низким и довольно громким колосом отец так что его услышали прохожие и обернулись. Увидев это, барсу стало неудобно за так прилюдно проявленные эмоции. Для того что бы смягчить ситуацию он слегка улыбнулся особам проявившим внимание и крепко ухватив дочь за шиворот заставил идти смиренно. И хотя внешне он пришел в себя, внутренне он был напряжен, от чего не заметил как выпустил когти и сделал больно маленькой мышке.
С ней так никогда не поступали. Удивление и обида подкатили слезами к ее глазам.
- Папа, что ты делаешь? – пропищала мышка.
- Извини милая я не хотел тебе сделать больно. – начал отец убрав когти, нежно прижимая дочку. – Родная моя, я в твоем возрасте тоже мечтал быть птицей. Я довольно близко общался с этими созданиями и даже почти стал одним из них. Но затем я понял, что я другой, что быть птицей это безумие. Эти создания не являются такими как кажутся. За их внешним лоском ничего нет. Внутри их пустота. Когда увеличивается значимость и величина одной из них, это говорит о том, что пустоты стало больше. В конечном итоге мыльный пузырь не может увеличиваться бесконечно, и вскоре, он лопает, и от них не остается ничего кроме небольшого количества пены, которая высыхает на солнце. У них нет будущего. Чем больше дней они проживают одним днем, тем больше один день, один час, одна минута, одно мгновение, становиться единственным, что у них есть. Поэтому, душа моя, если ты меня хотя бы немого любишь или уважаешь, ты не будешь об этом ни говорить не думать.
Дочь редко слышала от отца, какие либо пояснении и уж тем более, никогда не могла представить отца в качестве птицы. Его откровение произвело на ее такое впечатление, что она широко открыла глаза и онемевши вытаращилась на отца.
- Ты мне обещаешь? – добрым, но дверным голосом спросил барс.
- Да, конечно папа. – нежно ответила дочь и подпрыгнув поцеловала отца в щеку. – Я тебя и люблю и уважаю.
Удовлетворенные общим согласием они обнялись и продолжили свою прогулку.
Но этот разговор был далек от трех молодых людей летевших к дому посла с целью получить деньги на еду путем написания портрета чванливого лиса.