Звезды над урманом книга 2 глава 24

Предыдущая: http://www.proza.ru/2015/08/18/893

АТЛЫМ-РЕКА

Ваня, широко ставя шаг, скользил на лыжах по следу раненного им бычка. Заряженная аркебуза за спиной немножко стесняла движения.
Юноша, в надежде повстречать глухаря или косача, специально зарядил оружие не пулей, а сечкой. Лось никуда от него не уйдет. Метель вроде не поднимается.
Поездка в Крымское ханство сильно изменила юношу. Он возмужал, раздался в плечах. Одно смущало его: никак не желали отрастать усы и борода. Щеки его покрывал только легкий рыжий пушок.
«Вот кабы не поймал я хворь, да не дал мне Никита каменную смолу, может быть, и жизнь сложилась бы по-другому. Даже подружка Айша, что на два года младше, и та уже вышла замуж, переехав на стойбище. А я как был мальчишкой, так и остался, только жизненный опыт приобрел, лечить людей и оленей научился. Много книг старинных прочел, с собой из Казани еще прихватил, только вот никак времени на чтение пока не выбрал. Зимой на улице не почитать, а в избе уж больно темно. Да и язык старинный чудной, костлявый порой, слова шибко мудреные, все нужно домысливать», – рассуждал на ходу Ванюшка.
 – Да куды же ты бежишь, – ругнулся он на раненного им бычка, – не угнаться, волки бы тебя побрали, – вздохнул он, прибавляя шаг.
Крови по бокам тропинки становилось больше и больше. В одном месте бычок даже завалился на бок, но нашел в себе силы подняться. Видимо, чуял за собой идущего охотника или иную опасность.
Юноша внезапно остановился.
Неглубокой бороздой в след раненого бычка влились волчьи следы.
– Не зови лиха, пока оно тихо, – проворчал Иван, снимая со спины ружье.
Под овчинным полушубком была надета черкеска, подаренная ему на память Разей. На груди у нее были пришиты кармашки-газыри для запасных зарядов с порохом в костяных пеналах, завернутые в тряпицы пули и заряды картечи. Удобная вещь черкеска, что ни говори – всадник легко, прямо на скаку, мог без труда перезарядить ружье.
Но в урмане, против стаи волков, охотник способен был произвести максимум два выстрела. Оставалась надежда только на кучность выстрела сечкой и прогар всего заряда в стволе. Любая поспешность, и одна маленькая, не успевшая прогореть порошинка грозила стрелку большими неприятностями. При повторном заряжании заряд запросто мог воспламениться и как минимум оторвать пальцы или кисть. Бывали случаи, что и глаза вышибало, или ствол разрывало.
Ваня снял кожаный ремень с черкески и, приметив по пути подходящую осинку, срубил ее. Присев на корточки, примотал нож ремнем к палке. Вышло неплохое копье.
Оглядевшись по сторонам, он тихонько заскользил дальше, – все-таки хорошо, что к русской пищали бердыш придан. Как его не хватает-то. Поди, мастера заморские волков полярных отродясь не видали, потому шпаги-то и придумали.
Выйдя к реке, юноша остановился. Бычок, судя по следам, скатившись с высокого берега, вновь упал, но неведомая сила подняла его и заставила двигаться далее.
Ваня решил не спускаться на лед, а идти берегом. За вторым поворотом Атлымки раздались звуки грызни. Вскоре показалось и место растерзания. Волки нагнали раненое животное и сходу набросились на жертву.
Стая была небольшая: два-три взрослых самца, несколько самок и летний выводок. Огромный вожак белого опала вцепился мертвой хваткой лежащему лосю в горло. Рядом, никого не подпуская к добыче, выплясывала танец смерти доминирующая самка. Остальные самцы и самки, топчась вокруг и рыча, ждали, когда вожак напьется первой крови и разрешит подойти всей стае. Сороки, подняв галдеж, прыгали поодаль, созывая своих крылатых братьев со всего урмана.
Ваня, присев на упавшую сосну, подсыпал сухого пороха на полку, достал ключик и взвел пружину. Расстояние для прицельного выстрела было предельным. Юноша уже успел пожалеть, что не зарядил свое ружье пулей.
– Косачатинки захотелось, дубине стоеросовой, – хлопнув ладонью по лбу, пожурил сам себя юноша. – Сечку-то уже не перезарядишь. А вот дерево-то хорошо упало. Верхушкой в другой берег уперлось, а основная лесина над яром на четыре косых сажени повисла. Всегда на нее залезть можно. Волки не росомахи и не рыси, по деревьям не лазят.
Иван, опасливо поглядывая на стаю, принялся рубить ветки для костра. Хоть и стояла относительно теплая погода, но от ходьбы на лыжах у Ванюшки намокла нижняя рубаха, и теперь мокрая спина, остыв, пронимала ознобом. Костер он развел у корней упавшего дерева, зная, что зверь боится огня и никогда к костру не подойдет, а значит не сунется на ствол дерева. Идти к избушке, до которой оставалось версты четыре, было небезопасно. Волки, отлежавшись, легко могли его настигнуть в мелком кустарнике, где укрыться от них и отбиться было непросто. Тем более уже начинало смеркаться.
Вожак, наевшись и подпуская стаю, отошел в сторону и хотел было улечься на снег, но почуял запах дыма.
Его голодные товарищи пока человека не замечали. Они пришли из заполярья, многие молодые особи отродясь не видали человека и даже не знали запах дыма. В тундре пожары и люди редкость. Нынешней зимой в заполярье выпал большой снег, добраться до корма травоядным животным становилось все сложнее и сложнее. Особенно страдала молодь. То тут то там волкам попадались замерзшие или выбившиеся из сил оленята. Стада дикого оленя, мигрировав в поисках ягеля к югу, разбрелись по урману. За ними потянулись и хищники, не привыкшие к охоте в лесу, они, порой голодая по нескольку дней кряду, рыскали по урману в поисках пропитания.
Сегодня им повезло: наткнувшись на лосиный след и почуяв запах крови на снегу, стая ринулась в погоню.

***

– Давай-ка, Никита, сбираться в дорогу, – показав на отдельную сосну и заметив начало сумерек, поднялся вогул. – Мясо, которое не сможем унести, завернем в шкуру и привяжем к веткам этой сосны, чтоб зверь не достал. Остальное положим на лыжи, сделав из них нарты, да за плечи сколь сможем возьмем. Видимо, задерживается наш Ваня с выездом. Может, случилось что. Мы по его следу легко пойдем и при полной луне не потеряем.
– Давай, Угор, я и сам уже подумывал в путь тронуться. Олухи мы с тобой царя небесного, нарты с собой не взяли под мясо. Все в предзнаменования и приметы темные верим. Перед рыбалкой – рыбу не кушаем, на охоту идем – сани дома оставляем. Вот и надрывайся теперь.
Разделанное мясо подтащили к выбранной сосне, что росла на берегу болотца. Угор ловко перекинул через выбранную ветку кожаный тензень , и они вдвоем, привязав мясо, подняли его на достаточную высоту, чтоб до него не добрались соболя, колонки или росомахи, от сорок и ворон завернув его в шкуру.
Огромная, как поднос для бешбармака, луна освещала охотникам дорогу.
След Ивана, не сбиваясь с пути и петляя между деревьями, вел прямо к избушке.
– Знамо, ночевать лег в избе наш Ванюшка, чтоб с рассветом вернуться, – решил Никита, шагая вослед вогулу.
Неожиданно, рассматривая следы, вогул остановился. Никита, на всем ходу налетев на приятеля, чуть было не упал.
– Ну, ты чего встал, как баран перед новыми воротами?! – возмутился он.
– Волки, – рассматривая след, объявил Угор.
– Может, собаки?
– Нет, это волки. Ваня по их следу пошел, бычка отбить, видать, захотел, ослушник, как бы сам не попал, как кур в ощип.
– Они рядом, след еще коркой не покрылся, – опустив палец в рисунок следа, согласился Никита, – давай-ка, Угор, шаг прибавим.

***

Как и рассчитывал Ваня, волк, подойдя к корневищу дерева, на упавшем стволе которого укрылся Ванюшка, встал, не решаясь перепрыгнуть через угли и искры костра.
Под лесиной закружилась остальная стая.
Иван прицелился в вожака. Хоть и светила полная луна, но сумерки смывали очертания ствола; боясь промахнуться, подросток опустил себе ствол на колени и, распустив варежку, протянул вдоль ствола аркебузы белую шерстяную нитку, закрепив ее одной стороной к мушке, другой к замку. Такой способ стрельбы ночью показал ему казачок Разя.
Приладился вновь и, наметив между глаз зверю, спустил курок. Из-под колесика брызнул сноп искр, раздался выстрел. Ваня на несколько мгновений ослеп от вспышки. Остальные волки, присев от неожиданного грохота, застыли как каменные, не понимая суть происшествия.
Их огромный вожак, получив в голову и грудь заряд свинцовой сечки, рухнул замертво.
Волчица, подбежав к упавшему вожаку, ткнула ему в бок носом. Затем, подняв морду к небу, издала такой ужасный вой, что у подростка по всей спине пробежали мурашки.
– Не спеши, не спеши заряжать, пусть ствол остынет и порох выгорит, – шептал себе под нос Ванюшка, озираясь на все четыре стороны, сидя на стволе дерева.
Молодой волк подпрыгнул, пытаясь ухватить Ваню за ногу, но, получив удар в шею смастеренным копьем, завертелся волчком.
Но и копье выпало из рук юноши, воткнувшись в снег под сосной.
Волчица сбежала с яра и, пролезая между ветвями, пошла со стороны верхушки к месту, где сидел Ваня.
«Хорошо хоть костер развести успел, так бы меня мигом с двух сторон в оборот взяли», – обрадовался юноша, поднимая заряженное пулей ружье. И, прицелившись по шерстяной нити в волчицу, спустил курок, в мыслях благодаря тетю Рамилю за подаренные варежки из собачьей шерсти.

***

Никита и Угор, услышав первый выстрел, бросив поклажу, кинулись со всех ног на помощь Ване. Вогул на ходу зарядил пищаль мелкой сечкой, Никита взял наизготовку бердыш. Увязая в снегу, они спустились на лед речки.
В это время донесся звук второго выстрела.
Стая, потеряв вожака и волчицу-мать, заметалась по берегу. Но напоровшись на выстрел вогула, бросилась наутек.
Никита, подойдя к лесине, на которой, обняв ружье, сидел Ваня, ткнув древком бердыша ему под зад, приказал:
– Спускайся давай, лося глянем, поди, не всего разбойники съели. Нам тоже малость оставили.
 – Я в жизнь теперича, дядька Никита, с энтого бревна не спущусь.
– А шар колдовской я на кой ляд тебе дал?
– Это токмо люди глупые от него засыпают, зверям он что горох по тамбуру.
Вогул осмотрел остатки бычка.
– Остались только рожки да ножки, – посетовал он. – Теперь, коли стаю всю не изведем, они нам покоя не дадут. Старый вожак их сюда привел, его Ваня подстрелил. Так и будут рыскать, пока по одному не разбредутся по урману. Молодняк одного помета – трудно им будет нового вожака выбрать. Вот и будут сами по себе жительствовать, покамест не прибьются к сильной стае.

***
ТОБОЛЬСК

Василий Афанасьевич глянул на себя в зеркало. Опухоль лица и набухшие под глазами синяки говорили о длительном запое. И как его угораздило на хмельное дело? Всегда он отличался степенностью и здравым умом. Растерев трясущимися руками виски, он плеснул в лицо из рукомойника водицы. Крякнув от удовольствия, взял со стола крынку топленого молока, сдул пенку и тремя глотками выпил содержимое. Вытер ладонью куцую бороденку и присел за стол на лавку. Мысли его скомкались, в глазах поплыли круги:
«Молоко-то горьковато», – успел подумать думский боярин и, положив руки на столешницу, блаженно вздохнув, уронил на них свою нечесаную голову.
В горницу тихонько вошла ворожея Яга и, присев на лавку, кивнула постельничему, чтоб тот вышел.
– Слушай сюды, боярин. Завтра, когды очухаешься, вспомнишь сон, будто хмельной ты кричал, что царь-де не указ тебе. Кулаком стучал по столу. Сигизмунда и семибоярщину славословил. Бахвалился, что государя Михаила Федоровича ты на царствие назначил.
Яга поднялась с лавки и ножницами срезала прядь волос Василия Афанасьевича. Подошла к печи и, открыв поддувало, кинула туда прядь со словами:
– Так и быть тому, слово проговорено, обратно не воротится.
Выйдя из горницы, она тяжело вздохнула, глядя в глаза постельничему:
– На тебе грех.
– Молчи, ведьма! – ткнул ее княжий слуга меж лопаток, выдворяя на крыльцо. – Коль поведаешь кому, утоплю в проруби.

Гонец настиг воеводу при повороте на татарскую деревню Узгун. Поклонившись, сообщил:
– Не вели казнить, княже. Утром зашли в светлицу, а боярин висит в петле на задвижке хайла, руки на себя наложил, допился, сердешный.
Воевода обернулся к сотнику:
– Разворачивай дружину, Иван Никитич. В Увате более нам ладить нечего.

***
СТАВКА ХАНА

Хан Есим показал взглядом на шелковые подушки, приглашая присесть подле него молодого богато одетого вельможу.
– Раздели со мной трапезу, уважаемый Ваулихан. Разговор у нас с тобой будет долгий и важный. Ты был при послах в Московии еще при царе Борисе и нашел общий язык с царевичем. Наших послов приняли и выслушали только благодаря тебе, Ваулихан. Знаю, что овладел ты языками и грамоте чужеземной.
– У меня хороший учитель, повелитель.
– Гаджи-Ата разве не ушел в Индию?
– Нет. Он хотел забрать свою жену, но решил пока остаться у нас, так как старая Сауле не выдержит дальней дороги.
– О его долголетии ходят легенды.
– Никто не знает, сколько ему лет.
– Но оставим Гаджи-Ату в покое. Ты мне нужен не как воин. Батыров у меня хватает. А вот мудрых, сведущих и рассудительных в ханстве не так много. Мы вернулись из похода на Бухару, но я уверен, что хан вновь нападет, когда выгадает время и наступит подходящий случай. Нам нужен мир и согласие с урусами. Если мы будем уверены, что с северных краев не придет на наши земли враг, то можем противостоять Бухаре. Я осведомлен, что воевода Тобыла послал своих людей на восход, в земли тунгусов. Пусть они туда и идут да служат живым щитом супротив джунгар. Пока ты, Ваулихан, посетишь воеводу Сибири, я начну готовится к новому походу на юг. Мне очень жаль, что батыр Исатай так рано ушел в страну предков. Он бы мне оказал великую услугу в сборе войска. Мы много раз на привалах обсуждали с твоим отцом разные вопросы. На многие до сих пор я не могу найти ответа. Например, как царю Ивану удалось переломить гордыню своих знатных вельмож.
– Гордыню переломил не Иоанн Васильевич, а его верные помощники опричники, – поклонившись и прижав в знак уважения ладонь к груди, отозвался Ваулихан, – при первом походе на Казань никак родовитые бояре не могли поделить свое положение в войске. Каждый кичился своим родом и не желал быть под рукой у менее родовитого воеводы. Один отказывался командовать полком левой руки, другой не хотел уступать полк правой руки. В итоге Иоанн прекратил поход и вернулся в Москву. Собрал он тогда опричную тысячу из неродовитых сынов боярских. Пожаловал им земли. И назначали в этой опричной тысяче старших батыров только по силе, уму и мужеству, а никак не за родовитость и глупость.
– Я не сомневался в твоей рассудительности, Ваулихан. Потому и назначаю тебя старшим елшисе , несмотря на твою молодость. Ты по отцу потомок Чингисхана и имеешь право повелевать взрослыми. А в охрану возьмешь сыновей наших баев, у которых нет права наследства. Вот и назначишь из них десятников, сотников и тысячного. Заодно поможешь воеводе Тобыла разогнать отряды сына Кучума – Алея, чтоб он не ударил в спину нам, когда двинемся в поход на Бухару.

***
СИБИРЬ

Архип ободрал со стены хмель, который затянул своей растительностью избу до самой крыши. Лукаво подмигнув Ксении, скоблящей ножом пол, бросил охапку у печки.
– Ну-ка, куды мы ступу поставили? – встав на лавку, заглянул он на печь.
– Опять шалишь, Архипушка. Нужна ли тебе медовуха? Давно про зайца не голосил?
– Зайка беленькай, зайка серенькай, сквозь кусток прыг, под шесток шмыг, – не обращая внимания на жену, замурлыкал кузнец, складывая шишки хмеля в деревянный бочонок, – я дрожжалку заведу, медовухи наварю. Зайка беленькай, зайка серенькай…
– Ботву не выкидывай, волосы мыть буду, а то сыплются, как у кошки весною, – присев отдохнуть на лавку, смирилась женщина, ласково наблюдая за работой мужа. – Где меда и муки сыщешь?
– У Рамили медка возьму, вогул без него ни одну зиму не прожил, а тесто из сухариков дорожных замешу. Как загулям мы с тобой, Ксения! Бояре мы али погулять вышли?
– Ага, бояре, которым холопы бока намяли. Почитай, всю жизнь токмо и таимся – то от татар, то от стрельцов да дьяка.
– Да, наша жизнь – хоть на плаху ложись.
Архип встал, прислушался:
– Кажись, собаки тявкают. Упряжка пришла.
– Ванечка вернулся! – догадалась Ксения, скидывая передник на лавку, беря ухват, радуясь и доставая чугунок. – А у меня в печи как раз репа пареная поспела!

*-балашата-мальчики, кызымка – девочка.
*- тензень – аркан для ловли оленей.
** - тамбУр – ударный музыкальный инструмент.(барабан)
*- хайло – самое узкое место в дымоходе русской печи. Перекрывается задвижкой для сохранения тепла.
* елшисе – посол, посланец


продолжение: http://www.proza.ru/2015/09/05/1756