Печальные памятники и их судьба

 Донской монастырь, а также собор Богоявленского монастыря были дворянскими некрополями Москвы, где погребались представители самых известных аристократических фамилий. Затрудняемся сказать, почему именно Богоявленский собор стал последним прибежищем многих знатных людей. Вероятно, это произошло из-за его местоположения в непосредственной близости от Кремля, когда Верхние торговые ряды еще не отделили Богоявленский монастырь от Красной площади и он был составной частью общего архитектурно-планировочного ансамбля со Спасской башней, собором Василия Блаженного, Казанским собором, старым зданием университета и Иверскими воротами. Так или иначе, но в Богоявленском соборе погребались представители самых привилегированных фамилий. В нижней церкви Богоявленского собора почетное место занимала монументальная гробница князя Михаила Михайловича Голицына (1685–1764), сооруженная неизвестным французским архитектором в 1765 году. Для оформления памятника использован разноцветный и белый мрамор. На передней части монумента помещены две многословные надписи, прославлявшие деяния М.М.Голицына — сенатора, генерал-адмирала, астраханского и санкт-петербургского губернатора, начинавшего свою военную и служебную карьеру еще при Петре Великом, а скончавшегося при Екатерине II. Судьба этого надгробия сложилась не очень хорошо: в 1930 году он был зашит досками, а в 1935 году было принято решение о его перемещении в Голицынский мавзолей Донского монастыря. Еще до перевозки пропали корона, венчавшая портрет князя, и гирлянда зеленого мрамора, а «портретный рельеф, тонкой работы, сохранился лишь потому, что возчики накрыли им груды лома на возу, где он и был найден».

Перемещение особо примечательных надгробий в Голицынский мавзолей Донского монастыря чаще всего связано с утратой их деталей. Снимок памятника над могилой князя Бориса Владимировича Голицына (1769–1813), перевезенного сюда из церкви в Больших Вяземах, поражает ободранностью и отсутствием надписей, отлично видных на дореволюционных снимках. Утрачена надпись в верхней части обелиска: «Бысть на нем дух Господень и изыде на рать и укрепися рука его», а также и вся надпись на передней стенке постамента: «Здесь предано тело земле генерал-лейтенанта и разных орденов кавалера князя Бориса Владимировича Голицына на знаменитой Бородинской битве следствия полученной раны августа 26 дня, родившегося 1769 года и скончавшегося в Вильне в самый день от рождения своего 1813 года генваря 6 дня».

Отлитые в бронзе, обе надписи, скорее всего, были сданы в металлолом уже названным М.Р.Левинсоном либо в годы безвременья похищены из самой церкви. Еще чудо, что уцелела фигура плачущего ангела с левой стороны подножия и барельефный портрет князя в медальоне наверху памятника.

География памятников, фотографии которых были собраны В.С.Поповым, достаточно велика: это Москва, Петербург, Киев, Батурин, Новгород-Северский, Владимир, Крым, подмосковные усадьбы: Глинки, Ярополец, Большие Вяземы, аракчеевское Грузино, Николо-Погорелово Барышниковых, Полуэктово Долгоруких. Тому, кто посещал эту последнюю усадьбу неподалеку от Рузы, и в голову не может прийти, что в усадебной церкви находилось монументальное надгробие над могилой князя Василия Васильевича Долгорукова (1752–1812), спроектированное Тома де Томоном. Снимок из архива В.С.Попова очень старый, вероятно 70-х годов XIX века, и он единственный, дающий общую картину поминального оформления могилы — с серебряными венками, лентами и цветами. Это, конечно, не первоначальный вид надгробия. По всей вероятности, оно оформлено по случаю какой-либо памятной даты, возможно к 100-летию присоединения Крыма к России, в котором принимали участие Василий Васильевич и его отец Василий Михайлович Долгорукий-Крымский (1722–1782), оба похороненные в Полуэктове. Все это погибло в 1930-х годах, как и многие другие фамильные надгробия на местном кладбище, от которого осталось не более десятка памятников позднейших владельцев Данзасов. Надгробие князю Петру Михайловичу Голицыну (1738–1775), прославившемуся в русско-турецкой войне, отличается от многих других крайне оригинальной композицией, сочиненной Я.И.Земельгаком в сотрудничестве с Ф.И.Шубиным (1783). Есть в нем что-то приподнято-романтическое. На фоне монументальной гранитной плиты высечена группа из двух фигур: плакальщицы и Марса в виде римского воина в латах, возлагающего руки на классическую урну. С подушки на невысоком постаменте свисает на ленте орденский знак святого Александра Невского. На лицевой стороне постамента помещены бронзовые инициалы К.П.М.Г., то есть  Князь Петр Михайлович Голицын, а на нижней стороне пьедестала следующая надпись: «Генерал-поручик орденов Святаго Александра Невского, военнаго Святаго Георгия Победоносца и Святыя Анны кавалер князь Петр Михайлович Голицын…»

Князь Петр Михайлович был убит на дуэли с родственником Потемкина П.А.Шепелевым вскоре после того, как Екатерина II наградила его Александровской лентой и чином генерал-поручика. Надгробие П.М.Голицына изначально находилось в трапезной старого собора Донского монастыря, откуда перенесено в Голицынский мавзолей.

В свою очередь из подмосковной усадьбы Глинки в тот же мавзолей Голицыных перемещено монументальное надгробие Прасковьи Александровны Брюс (ум. 1786), сестры фельдмаршала П.А.Румянцева.

По времени (1936) это было самое позднее водворение в Голицынскую усыпальницу еще одного художественного шедевра  И.П.Мартоса. По общему замыслу надгробие П.А.Брюс повторяет другую, более раннюю работу мастера — надгробие М.П.Собакиной (1782), и, возможно, с правой стороны находилась еще одна мраморная фигура, изображавшая Гения смерти. Профильные портреты

ВННИМАНИЕ  НЕ ЭТО ЛИ ДОКАЗЫВАЕТ  ТАЙНУ ПРОИСХОЖДЕНИЯ САВВЫ СОБАКИНА!!!

Брюс и Собакиной — наиболее совершенные работы И.П.Мартоса.

 Печальная правда подобной концентрации памятников в одном, хотя и мемориальном месте заключается в их отрыве от могил, не говоря уже о том, что все они проектировались для других интерьеров, определявших композицию и, конечно же, особую настроенность того или иного надгробия. Приходится поэтому ценить те из надгробий, которые никогда не покидали место своего изначального расположенияния. На Донском кладбище это надгробия Л.Д.Давыдова (1806) и И.И.Козлова, родного дяди поэта (после 1788), князя М.М.Голицына (1810) работы С.С.Пименова и княгини А.А.Голицыной в Голицынском мавзолее на Донском кладбище (1810), а в Благовещенской церкви Александро-Невской лавры — надгробие Н.И.Панина работы И.П.Мартоса (после 1783), где архитектурное оформление и трехфигурная группа самого надгробия образуют редкостное художественное целое.

На заре становления журнала «Наше наследие», в 1989 и 1990 годах, на его страницах печатались статьи в защиту русских исторических кладбищ: «Во имя жизни», «Здесь покоится прах» и «Как спасти наш некрополь». Обзор старых фотографий к неизданной книге В.С.Попова и Н.Н.Соболева «Русские надгробия» возвращает нас к наболевшей теме о судьбе русских кладбищ и памятников. Несмотря на ограниченный круг фотографий, за пределами которых остались замечательные надгробия Александро-Невской лавры, снимки из собрания В.С.Попова обладают особой ценностью: они воссоздают первоначальный вид многих памятников, расчлененных на части при переносе бронзовых и мраморных фигур в Голицынский мавзолей, тогда как сами надгробия с эпитафиями остались там, где они и были поставлены.

Неоднократно нами названный Голицынский мавзолей пережил настоящую катастрофу после передачи Донского монастыря Русской православной церкви. Чтобы спасти надгробия от их полного разорения (а в здании мавзолея устроена действующая церковь), они были перевезены в фонды московского Архитектурного музея имени А.В.Щусева, который, однако, не имел никакой возможности их обустроить в соответствующем здании, конечно — церковном.

И в 1993–1994 годах надгробия были «свалены» в подвалах музейного дома на Воздвиженке.

Идея создать «скульптурный парк» во дворе главного здания Щусевского музея, с которою согласно руководство этого учреждения, кажется настолько не соответствующей духу надгробий, что надо решительно отказаться от такого предположения. Чтобы как-то выйти из этого затруднения, надо обсуждать новое место размещения надгробий, и лучшим их пристанищем могли бы быть музей и церковь в Больших Вяземах.