Ребята с нашего двора

  "Стыдно"
 Подсыхающий шоколад эклеров обсыпался коричневыми чешуйками на хрустальное блюдо. Розовые розочки на черствеющих бисквитах оплывали, погребая под собой зелень кремовых листочков. Желтоватый крем, под взглядами Тимурика улитками вжимался в недосягаемые глубины слоеных трубочек.
  Мишка пирожных не ел. Мало того,  он их не просто не ел и даже хотя бы изредка, по кусочку от разных или слизывая крем.  Может поэтому Мишка не стал предлагать Тимурику пирожных. А может, потому что жлоб - этот Мишка. Но не конченный жлоб. Мишка забрался на буфет и достал с полки одного из толстых сахарных зайцев. «На»,- протянул он отломанное ухо, вгрызаясь в заячий бок,- «Я пирожных не люблю. Я люблю сахарных». Тимурик погрыз ухо. «Ну и дурак»,- подумал Тимурик,- «Сахар и сахар. А пирожные мухи съедят». «Я бы питался одними пирожными. С утра и до вечера, если бы и моя мама  работала на кондитерской фабрике. И с вечера до утра, если бы  бабушка выносила мимо знакомого вахтера такие пирожные»,- тоже не сказал Тимурик.   «Попросить, что - ли? Нет. Как будто мы бедные. Мама говорила, ты – Тимур. Никогда не проси. Захотят, сами дадут.»
   Не сказать, что Тимурик был совсем бедный. Но, точно, не такой богатый, как Мишка. Во-первых, у Мишки была своя комната. Почти у всех кругом были коммуналки. Но не у Тимурика. У него на маму, папу, старшую сестру и бабушку с дедом была двухкомнатная квартира. Вот, а у Мишки была отдельная комната, бывшая кладовка с крохотным окошком. Теперь там между проваленным диванчиком, самодельной этажеркой и табуреткой, вместо банок с огурцами и вареньем, хранился Мишка. Во-вторых, у Мишки была куча всяких родственников. Наверное, поэтому у него были лучшие игрушки, и он был толстый.  Самый большой во дворе, и главный предмет зависти всех, деревянный грузовик, тоже был у Мишки. Но не долго.  Старшие пацаны потратили не один день, уговаривая Мишку, и даже пожертвовали парой своих разбитых машинок, сыграть в разбомбленный конвой. В леске за домами машинки были выстроены в колонну, облиты бензином, слитым теми же пацанами из дорожного катка, и под треск нагруженных в кузова каштанов сожжены. Мишка, конечно, был порот. Но не убыло. Кто тогда не был порот? А через месяц Мишке подарили новый велосипед «Орлёнок». И у Тимурика был велосипед. Завода имени Фрунзе. С женской рамой. Ну и фиг с ним, что женский и старый. Но свой и еще на ходу. От такого ни один пацан бы не отказался. Это не сестрина шуба. Которую с перешитыми направо пуговицами, Тимурик категорично отказался даже примерять. И еще у Мишки был дед. Фронтовик. И у Тимурика был дед. И тоже фронтовик. Но не целый, половина. Или «самовар», как звали деда его друзья - собутыльники.  На фронте дед подорвался на мине, и ему отрезали ноги, как говорил сам дед: «По самое не балуйся». Снизу у деда была фанерка. И ходил он на руках, опираясь на деревянные колодки. Тимуркин дед работал в инвалидской бригаде. Ремонтировал обувь, с такими же военными калеками. Всю неделю они тюкали по стоптанным подошвам смешными молоточками, зажав в сухих губах, колкие гвоздики. А в субботу, после работы, доставали из тумбочки бутыль белесого самогону, вареной картошки, черного хлеба и вяленой плотвы и пили. Потом от деда воняло этим самогоном и часто его тошнило. И этим тоже воняло.  Тимурику было стыдно. Не потому что от деда иногда воняло или пьяный, он, не помня себя, ругался плохими словами с бабушкой. Деда он всё равно любил. Ему было стыдно, что у него и всех есть ноги, а у деда нет.
   «Узбек, пойдешь с нами в баню?» - спросил Мишкин отец. «Конечно»,- быстро ответил Тимурик,- «Сейчас за деньгами и мочалкой сгоняю». Конечно, он был не узбек. И даже не таджик. Таджик был дед. Который уже не мог вспомнить какой он национальности, и какие они, родные запахи на берегу  «золотоносной» Зеравшан. Русский и русский.  И мать Тимурика была совсем не похожа на таджичку. Скорее на бабушку – украинку. А отец и вовсе был русский. Пензюк, как говорил дед. А поди ж ты, кровь не спрячешь. Вышел Тимурик не в отца, в деда. «Ну ладно, узбек, так узбек», подумал Тимурик,- «Зато в баню». Тимурик  уже третий год ходил в баню с мужиками. Потому что он тоже мужик. Почти. Когда он был маленький, он ходил в баню с мамой, в женское отделение. Кругом одни голые тётки, душевые и ничего интересного. А в мужском березовые веники и парилка. Тимурик любил парилку. И всегда соревновался с Мишкой, кто дольше высидит. Высиживал всегда Тимурик, а Мишка слабак. Вообще – то Мишка нормальный пацан. Но слабак. 
   После бани зашли в буфет. Мишке с Тимуриком кулек вяленых снетков. Мишкиному папе пива. А потом Мишкин папа остановил легковую машину и договорился подвезти их до дома. В легковой машине Тимурик ездил очень редко. Если подумать, вообще никогда. Не случалось. Всё на трамвае или автобусе. «Богатый всё-таки у Мишки отец»,- подумал Тимурик. Когда доехали, Мишкин отец сказал: «Идите быстрей, я вас нагоню.» Они уже нырнули в темную подворотню, когда их догнал Мишкин папа. И Тимурик услышал со стороны легковушки: «Эй, эй, мужик, а заплатить!?» И Тимурику стало стыдно. Не так, как за деда, или потому что не богатые. По другому как-то.
                "Мишкина правда."
  Мишка смотреть не мог на эти пирожные. «Кушай, Мишенька, кушай. Тьфу»,- передернуло Мишку. Ни на какой кондитерской фабрике мама с бабушкой не работали. Всем не объяснишь. Работали они в кулинарном ПТУ. «Учили бестолковых двоечниц»,- как говорила бабушка. Тех, которым ни каких шансов поступить в институт. А жить как-то надо. Бестолковые каждый день что-то переваривали, пересаливали  и разляпывали. Из съедобного это растаскивалось сотрудницами по домам. Кому самим съесть, кому поросенку. Кому, вот, Мишку покормить. Остальное сваливалось в мусорку. Так что и никакого знакомого вахтера тоже не было. Не мог же Мишка накормить своего закадычного Тимурика из помойки. Сахарные зайцы – другое дело. Мама покупала их на работе по цене сахара. Там и испортить было нечего. Сахар и сахар. «Хочешь, Тимурик, зайца? Щас достану»,- Мишка залез на буфет.
  Тимурик был классный пацан. С таким хоть на соседнюю улицу вечером. Если что вдвоем отобьются. И отбивались, как последний раз, когда пошли в кино, а пацаны с соседней улицы хотели отобрать у них деньги. Деньги Мишка с Тимуриком в бою рассыпали, но не отдали. И навесили этим. Как надо. Так что в кино теперь можно ходить спокойно.
  «Пойдем Тимурик ко мне»,- позвал Мишка Тимурика. Да, у Мишки была своя комната. Раньше это была кладовка. Там хранили всякую рухлядь, банки с вареньем и вишневой наливкой.  А когда у Мишки появился новый папа, Мишку из маминой комнаты переселили сюда. Наверное, потому, что Мишка терпеть не мог нового папу. Или по другой причине. Новый папа был богатый. Ну, не очень уж богатый, но работал он директором химчистки. А директора бедными не бывают. И на Мишку не жмотился. И все время что-то дарил Мишке. А Мишка терпеть не мог эти подарки. И больше всего громадный деревянный грузовик. Все пацаны во дворе ему завидовали. И хотели всеми способами извести этот грузовик. И даже начали уговаривать Мишку сыграть в разбомбленный конвой и сжечь свои машинки. Мишка для приличия пару дней поломался. Пока все свои не собрались в леске за домом. Принесли у кого, что было. Пацаны с вечера слили немного бензина с дорожного катка. Выстроили машинки в колонну, нагрузили в кузова спелыми каштанами и подожгли. Горело классно. Как на войне. И каштаны разлетались бомбочками в разные стороны. Мишкина машинка горела дольше всех. И чем дольше она горела, тем больше скручивало у Мишки в животе. Мишка всегда знал, если скручивает – выпорят. Выпороли, конечно. И Тимурика выпороли. Но поменьше. Ну и машинка у него была поменьше.
   А еще у Мишки был классный дед. Фронтовик. Мишкин дед был сапер. Он прошел всю войну и ни разу не взорвался. А Тимуркин дед был не сапер, но взорвался. И ему отрезали ноги. Вовсе. Но он тоже был классный. Когда не совсем пьяный. Это он научил их делать дымовушки  из целлулоидных расчесок. Нужно было обмотать кусок расчески фольгой от конфет, поджечь и затоптать. Здорово дымило. Но дома лучше не поджигать. Как ни проветривай, мама всегда знала, поджигал чего Мишка или нет.
   Пришел новый папа, с березовым веником в газете под мышкой: «Собирайся, Мишка. Пошли в баню. Узбек, ты с нами?» «Ни какой Тимурик не узбек», - возмутился про себя Мишка,- «Русский он. И все мы в СССР русские». Баню Мишка не очень любил. И особенно парилку. Парилку любил Тимурик. За компанию можно и попариться. И похлопать друг друга распаренным веником. После бани новый папа всегда пил пиво. А Мишке покупал вяленых снетков. Крошечных соленых рыбок с выпученными глазами. А самое вкусное, была полоска желтой икры. Икры было мало. Мишка с Тимуриком выискивали икряную рыбку и ели по очереди. Потом новый папа поймал частника на легковой машине. А когда доехали, отправил вперед  Мишку с Тимуриком, пока он о чем - то разговаривал с водителем. Когда новый папа их догнал в темном дворе, этот водитель крикнул: «Мужик, а заплатить?!» Так, не очень громко. «Может Тимурик не слышал?»- подумал Мишка.