Василиса Прекрасная

  Какая же ты, Василиса, красавица! Прямо тке, очень! И червона губой и смолёна бровью! — часто говорили ей близкие люди. Вот и двадцать один год царевне наступил и влюбилась она в парня знатного и красивого. И он её полюбил. Тогда и свадьбу справили уж.

 Придумали тогда новой семье новый дворец строить и решили его строить напротив отцова дворца, где она выросла. А как построили, так они туда и перебрались, стали жить по-своему и на свой лад. Да и жили они счастливо, во всём находя радость общения, чем бы не занимались вместе. И вот уже ребёнок первый появился, дочка - Светлана, и Василиса стала примерной матерью. Очень уж она была рада ребёнку и ей всё хотелось делать самой для любимых: и для ребёнка, и для мужа. Сама для ребёночка и стирала, и гладила, сама с малышкой обходилась, с удовольствием, однако, пользуясь всеми советами матери. А чуть более, чем через пару лет, она родила и второго ребёнка, уже мальчика, и назвала его Федотом. Вот посмотрим, чем же ещё занималась Василиса? Все детские вещички не были простыми, но вышитыми её руками. А могла она вышивать и стелькой, и крестом. Могла вязать спицами. Да она ещё и шила сами вещи, причём на машинке.

 — На машинке.., — удивилась Маша.

 — Да! А знаешь, Маша, что это была за машинка? Вот сейчас я тебе расскажу, как она выглядела и из чего состояла. Она была слегка похожа на современную и имела колесо, но только оно находилось спереди и его нужно было крутить двумя руками. А корпус у неё был деревянный. Шпулька же и иглы были стальными. Да, Маша, — подтвердила Великая, заметив удивление Маши, — они были именно стальными. И Василиса часто шила на ней. Вот сколько дел было у неё тогда и они казались ей самыми важными на тот момент. Да так ведь и было! Но у неё, конечно, хватало времени и на другие дела и на отдых. Слуги работали во дворце: всяк по-своему делу. Их было пять-шесть человек. А Василиса и газеты читает и распоряжения по дому пишет.

  — Газеты? — заинтересовалась Маша.

  — Да, Маша, газеты в городе печатались уже давно, не одно поколение. Это была клинопись, отпечатанная на бумаге. Но вот Василиса и коляску для ребёнка придумала деревянную и разрисовала масляными красками на ней узоры всякие. А внутри неё сделала тканную прокладку и перинку. И всё сама. А муж занимался рыбной ловлей или на охоту ходил, а вечерами, когда приходил, пили вместе чай с тортом, который Василиса сама пекла.

  — Великая! Так Василиса должно быть была очень счастлива в своей жизни!

  — Так и было. И ещё часто они писали друг другу письма, которые были не просто письмами, а стихами или прекрасной прозой, а когда и просто подолгу беседовали. Стихи были уж так хороши, что у Пушкина.

  — Хм, почему ты так говоришь, Великая? Почему сравниваешь с Пушкиным, если он жил-то много-много времени спустя?

  — Ох, Маша, кто из нас с тобой Великая Субстанция — я или ты? — безапелляционно заявила Великая, — и кто из нас Архив рассматривает? Вроде я? Вот, поэтому я и говорю, что прямо Пушкина будущего вижу в нём. И стихи эти так красили их жизнь, пуще всякого. А о чём только они не писали друг другу... Сидели почти рядом, поглядывали друг на друга и строчили... И, кстати, только сейчас вдруг осознала... А почему ты меня, собственно, называешь «Великая Субстанция», Маша?

  — Кх, кх, — чуть не поперхнулась Маша, — не могу сказать. Я как-то так тебя услышала и определила по твоему собственному слогу и мысли.

  — Да? — ещё пуще удивилась Великая. — Я, конечно, сама по себе знаю кто я, но вот земной аналог моего обозначения как-то сейчас вдруг смутил. Вроде для человеческого понимания такой эпитет не совсем будет понятен. Даже просто «Великая» — это было бы понятнее, думается так.

  — Но ведь тогда твою материальную подоплёку было бы трудно распознать, — задумалась Маша.

  — А так понятнее? «Субстанция»! Нет, Маша, человек такое не поймёт, у него это слово сопоставимо с химическим раствором, а то, что его можно просто уподобить уникальному и совершенному виду материального состояния ему невдомёк. Нет просто у людей правильного определения моего Существа.

  — Ну, Бог, может быть? — потупившись и сосредоточенно разглядывая свой ботинок, промолвила Маша.

  — Ну уж нет! — просто воскликнула Великая, — у людей уже это слово бытовало и оно не соответствует мне. Пусть сначала своё сознание подтянут до моего распознавания. И всё уж на этом! Продолжим лучше наше повествование, — немного смягчившись сказала Великая. — Идёт? О чём это я... А! Давай-ка, Василиса, вспоминай свою жизнь.

 — Вот как-то в наш город Бактрия, — всполошилась Василиса, — пришло много чужих людей с глазами раскосого вида и попросились у нас жить. — Ладно, — перебила её Великая, — я сама продолжу... — А называли они себя самураями. И отец Василисы дал им согласие и все радовались, что в городе будет больше народа. Их всех тогда расселили. Но с этими людьми горожане приобрели большое беспокойство, то, чего они раньше не знали. У них появились случаи краж и воровства. Обвинили одного такого человека в краже мотыги и плуга, да он и сознался: говорит, что у него-де этого нет, а нужно. Тогда ему просто это отдали. Но дальше-больше. Этот же человек стал проситься к Василисе в услужение. Но ему отказали, так как было уже у неё достаточно прислуги. А он настаивал и тогда просто стал навязчиво за ней ухаживать и требовать её внимания. Ну уж! Так и придумали посадить его в острог. Впервые в их истории придумали такой острог из-за этого человека. Это такое изолированное помещение, куда нужно сажать за провинности. Вот его и посадили туда первым и последним.

 Но вот вдруг отец Василисы умер и царство своё ей оставил. И стала она теперь уже царицей во-первых, да и женой своего мужа, во-вторых.

 — Когда это было? — рассуждает Василиса, — как отец ушед? Да в полиственник!

  — А это когда, в полиственник? — спросила Маша.

  — Это, Маша, в первый месяц, — ответила за Василису Великая. Тогда каждый месяц, то есть лиственник, обозначался по порядковому номеру. Вот так:
по — значит первый, полиственник или январь, по-сегодняшнему;
фаро — второй, фаролиственник и февраль одновременно;
жмень — третий, жменьлиственник, март;
кород — четвёртый, кородлиственник, апрель;
майя — пятый, майялиственник, май;
мако — шестой, маколиственник, июнь;
сурож — седьмой, сурожлиственник, июль;
сонь — восьмой, соньлиственник, август;
мара — девятый, маралиственник, сентябрь;
сурь — десятый, сурьлиственник, октябрь;
сечь — одиннадцатый, сечьлиственник, ноябрь;
сарь — двеннадцатый, сарьлиственник, декабрь.

  Всё записала... смотри-ка?! Диковинная информация для исследователей праязыков, — сказала Маша.