встань и иди

–Так, не долго вам валяться-то осталось.
–Сколько доктор? – спросил Миша, он уже две недели присматривал за своим родным дядей, который и в больницу-то попал как-то, случайно, что ли.
На заводе в боку закололо, врач порекомендовал «уложиться», а руководство настояло. Уже неделю за ним, с кастрюлями да склянками ежедневно, дядя – это тот единственный из родных кто у него и остался. И вот после смены, с того же завода в больничку.
–До конца недели.
– Миш, шел бы ты домой, отдохни, вон какой уставший, или грустишь? Случилось чё? – потревожился дядя.
– Да не, дядь, нормально всё. Устал наверно.
И встал он, и пошел по коридору, и домой вроде, а вроде и куда-нибудь в другое место, туда куда выведут глаза да ноги.На нижний этаж спустился, читает «травматология», ну и занесло его туда, пошел теперь по этому коридору. Девочка лежит на каталке, юная совсем, спит, белая как снег январский.
– Такая молодая…Что с ней, доктор?
– Из окна выпала, спину сломала, не ходить ей, видимо из окон больше… Да вообще не ходить.
– Самоубийца?
– Да шут их разберет этих детдомовских. А ты чего здесь? К кому?
– Да я так… Ухожу.
И отправился он, через город кругом, домой.Да что-то свербит, что-то ноет в груди и грусть такая нечеловеческая. Так всю ночь почти и просидел у окна, всю жизнь перебрал, и свою и дядину, и врача и девочки этой, всё никак из головы не выходит, юная совсем…
На следующий день опять банки склянки, снова спустился на нижний этаж, глядь, а девочка никак в сознании.
– Чего ж ты так? Жить надоело?
– Тебе чего, парень? Может и надоело.
– Да как-то, жалко.
– Что не насмерть? – тут она вроде усмехнулась… А может и нет, шут их разберет этих детдомовских. – Да сбежать хотела, думала через окно по карнизу, да на дерево, близко очень ветки к стене, ну и сорвалась.
– А врач чего?
– Да ничего. Молчит чего-то, ходит, а я то ног не чувствую, может пройдет.
А Мише вдруг захотелось с ней говорить и говорить, вроде и история с кем-то похожая была из знакомых, да видит и девочка подбодрилась.
– А у моего знакомого тоже история была, он в школе еще, пробрался в лабораторию химии, и давай значит химичить, пока никто не видит, из трех пробирок в одну намешал, там как задымит, химикаты-то, на всё помещение. В коридор выбегать страшно - вдруг учитель, он давай в окно, третий этаж, так тоже не выдержал и сиганул.
– И как? Сломал, небось, себе шею-то?
– Да не, он так со страху до самого дома и бежал.
– Я Катя!
– Миша! Рад знакомству!
Вот и начал Миша наведываться изо дня в день, и в палате его уже женщины полюбили, и встречали с улыбкой, и провожали, и историй у него оказалось в запасе уйма, так и травил, хохот на всю больницу из палаты, четыре раза врач ругаться приходил, а старшая сестра так вообще пятнадцать раз клялась на порог его не пускать. Только врач потом решил, что положительные эмоции только на пользу, так что: «Пущай ходит».
И дядю уже давно выписали, и ходил Миша уже только к Кате, и на заводе веселее стало, с утра самого ждал время приема, да и в больнице все уже ждали «ухажера Катькиного».
И вот как всегда он сидит у койки её, травит байку, да как расхохочется вся палата, и Катька как завизжит от смеха, да что-то кольнуло в спине, и разлилось тепло по всему телу от спины к затылку и прям к пяткам, и хорошо так сделалось, и сама не своя. А Миша - уходить, и отпускать не хочется, да ну ничего, завтра придет ведь еще.
А ночью ноги ныть начали, испугалась Катя, позвали врача, врач смотрел ощупывал, что-то бормотал, а потом как не в себе: «Ану, пошевели пальцами», ну она и пошевелила. Он еще немного смотрел ошарашенными глазами на ноги её, на живот, в лицо, а потом так спокойно: «Ну всё, ходить будешь».
И первая мысль её: «Вот Мишка обрадуется». Так всю ночь и глаз не сомкнула, и весь день ждала, и вот время уже, а он не идет. Вот уж и ужин, а он не идет и не идет. «Да дел наверно много, завтра придет».
Но не пришел он ни завтра, ни послезавтра. Так дни и пошли, только все какие-то странные стали, косились как-то, жалеть начали Катю, она и решила: «Видать надоело, конечно, к калеке-то таскаться, ну ничего вот начну ходить найду, приду и скажу: «А вот и я!»».
На поправку быстро пошла, сначала вставать начала, потом по шажку, по шажку, да и доктор как-то без лишних чувств приходил, осматривал, интересовался «прогрессом» и уходил.
Через неделю с лишком, пошла Катя по коридору гулять, на костылях правда, но сама.
Проходит мимо мужской палаты, да что-то так и поманило заглянуть, что-то знакомое. А там Миша, ни то спит, ни то в обмороке.
– Миша! Что с ним?
А палатовцы и рассказали. Мужики рабочие все, о давешних событиях, об истории про Катьку с Мишкой не слыхали, ну как всё было и выложили.
Возвращался, значит, Миша с больницы, проведывал кого-то, так видать на поправку пошел иждевенец, ну вот шагал Мишаня одухотворенный, по сторонам не смотрел, а из-за угла грузовик, начисто сбил. Еще в себя не приходил с того дня, врач говорит, даже если и придет, то ходить уже вряд ли будет.
– Много этот ваш врач знает. Ничего, выходим…