Беда шла за бедой

Всего лишь орденом Красной Звезды оценила советская власть подвиг мичмана Белевцева, который ценой жизни спас около пятидесяти моряков-подводников   

Наряд вне очереди

ИЮЛЬ 1980 года. Атомный подводный ракетоносец К-122 Тихоокеанского флота стоял в ремонте, когда поступил приказ выйти на внеочередную автономную боевую службу: возникла угроза высадки 3-й дивизии морской пехоты США в Пакистане с целью военной поддержки афганских моджахедов. Субмарина получила задачу не допустить этого, а также вести наблюдение за американской ударной авианосной группой.

В первые дни перехода в район патрулирования экипаж отсыпался после хлопот, связанных со срочным  свертыванием ремонта, погрузкой торпед и пополнением корабельных запасов.

В районе Окинавы лодка приступила к боевому патрулированию, жизнь пошла по обычному расписанию: вахты, всплытия для сеансов связи, учебные торпедные атаки. Это однообразие прервалось 19 августа: в одном из отсеков загорелась установка регенерации воздуха. Пожар удалось погасить, не всплывая. Для замены использованных при этом средств защиты часть индивидуальных дыхательных аппаратов перенесли из кормовых отсеков в центральные. Тогда решение казалось оправданным: аппараты должны находиться там, где больше людей во время вахты. Никто не предполагал, что вскоре это обернется бедой.

Вопрос без ответа

«ДЕНЬ начался, как обычно, с тренировки на боевых постах, – вспоминал капитан-лейтенант Александр Калиниченко. – Я как командир БЧ-3 отрабатывал с торпедистами приготовление к выстрелу. С торпедными электриками занимался мой подчиненный Белевцев (его сын и моя дочь ходили в одну детсадовскую группу, у нас были общие воспоминания и одна на всех подводная лодка). Послеобеденные тренировки признали неудовлетворительными. После ужина – повторить… К торпедным электрикам претензий не было, и я позволил мичману идти отдыхать, за что и корю себя все эти годы».
 
Вечером 20 августа на 70-метровой глубине внезапно вспыхнул турбогенератор. Струя пламени метровой толщины и длиной около пяти метров устремилась в 7-й отсек. Погасить пламя пеной не удалось, дым начал поступать и в другие отсеки. Сработала аварийная защита реактора, но в результате потери электропитания компенсирующая решетка осталась в промежуточном положении – возникла радиоактивная угроза. Лодка всплыла, однако из-за избыточного внутреннего давления открыть люки и эвакуировать людей было невозможно.

В кормовом 9-м отсеке, где находились 49 человек, борьбу за живучесть возглавил мичман Белевцев. Загазованность нарастала, температура достигла 70 градусов, дыхательных аппаратов на всех не хватало. «Положение Белевцева осложнялось тем, что ему необходимо было по связи поддерживать контакт с центральным постом и «делить» свой дыхательный аппарат с другом – боцманом мичманом Солохой, – рассказывал Калиниченко. – Долго продолжаться это не могло».

В кромешной тьме Белевцев без защитной маски сумел-таки открыть передние крышки торпедных аппаратов, давление выровнялось, аварийная группа открыла люк и начала эвакуацию людей. Но мичман надышался угарного газа, спасти его не смогли. 

«Если бы я его тогда не отпустил, ему была бы гарантирована жизнь. Но остались бы в живых те 48 моряков, которых он спас?», – задавался вопросом командир и товарищ Белевцева капитан-лейтенант Калиниченко.

Табельное оружие – раздать!

ПОТЕРЯВШАЯ ход субмарина удержалась на плаву, хотя пожар продолжался и 7-й отсек раскалился до такой степени, что в его районе корпус лодки стал от жара малиновым, а морская вода у него буквально кипела. Морякам все-таки удалось потушить огонь, а затем ценой огромных усилий вручную заглушить реактор. Но беда не ходит одна, лодка потеряла связь: штатная радиостанция  вышла из строя, резервные оказались слишком маломощными. Тогда с мостика начали давать сигнальные ракеты, на которые пришел следовавший мимо английский газовоз «Harry» – через его судовую радиостанцию подводники и передали аварийное донесение от «Урагана» (так обозначалась лодка).

Англичанин удалился, а вскоре над К-122 появились самолеты и вертолеты с японскими опознавательными знаками, на горизонте показался американский вертолетоносец, а в 30 кабельтовых по траверзу занял позицию японский эсминец. Возникла угроза захвата корабля.

На мостике подготовили гранаты, офицерам раздали табельное оружие, для уничтожения секретной аппаратуры связи и боевых торпед установили взрывные заряды с электродетонаторами.

Ситуацию разрядило оказавшееся поблизости и вовремя подоспевшее к месту аварии учебно-парусное судно «Меридиан», на котором проходили морскую практику курсанты владивостокской мореходки. Вслед за ним  подошли плавбаза «Бородино» и морской буксир. С их помощью экипаж восстановил управление, и аварийная лодка благополучно добралась до базы.

Из этого похода не вернулись четырнадцать человек.   

Без вины виноватые

«ВСЮ ВИНУ за случившееся взвалили на экипаж. Многих офицеров, включая командира лодки и тех, кто мужественно боролся за живучесть атомохода, сняли с должностей», – писал четверть века спустя бывший офицер технического управления Тихоокеанского флота Владислав Вангородский.

Между тем новый командир БЧ-5 лодки «К-122» докопался до истины и доложил командованию свою версию причин аварии, в дальнейшем подтвержденную повторной авторитетной комиссией: пожар возник из-за конструктивных недостатков, присущих всем лодкам типа «К». Выходило, что целую дивизию атомоходов надо было ставить на прикол!

Тогда, в 1980-м, на это конечно, не пошли. «Трагедия «К-122» не стала предметом изучения на флоте, – отмечал Вангородский. – И в начале октября 1986 года при аналогичных обстоятельствах северо-восточнее Бермудских островов погибла атомная подводная лодка «К-219», а в 1989 году Северный флот потерял еще и лодку «К-278».

*   *   *

Мичман Белевцев оказался единственным из команды «аварийщиков», предотвратившей затопление корабля и взрыв реактора, подвиг которого получил официальное признание – посмертно моряк был награжден орденом Красной Звезды. Правда, орден вручили его семье как-то по-воровски, вспоминал капитан-лейтенант Калиниченко – «в квартире, подальше от людских глаз. А вдова еще год обивала пороги флотских начальников, чтобы добиться изменения в документах фразы «умер от удушья» на «погиб при исполнении служебных обязанностей»: ведь от этой формулировки зависели выплаты за потерю кормильца, необходимые, чтобы вырастить сына геройски погибшего подводника…