Роковое знамение

Евгений Гончаров
 
Роковое знамение

Рассказ-быль

История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса. Я даже не беру это высказывание в кавычки, настолько оно уже стало общеупотребительным.

У современного классика русской литературы есть рассказ про то, как в одном полку потеряли знамя, после чего эту воинскую часть расформировали. Автор там, если и приврал немного для живости своего повествования и легкости нашего с вами чтения, в главном сказал чистой воды правду. Я и сам слышал подобную историю от одного из ее главных участников.

Итак, дело было в Хабаровске в начале 1990-х годов.

В самом центре города стояла в/ч. За забором из грязно-белого силикатного кирпича, с колючей проволокой поверху, располагался один из полков.

Эта военная часть в Хабаровске была элитной, точнее сказать, блатной. Здесь проходили срочную службу в хозвзводе сынки  директоров городских заводов и фабрик, универмагов и универсамов, оптовых баз и прочих хлебных мест.
 
Нес  там ратную службу некто Дмитрий Пархоменко, имел он звание капитана и должность заместителя командира полка по тылу. Сами понимаете, при таком мощном лоббировании был он суперснабженцем и стоял на хорошем счету у своего начальства.

Несмотря на свою героическую фамилию, Дима был, как говорят боевые офицеры, тыловой крысой. Но говорят они так дома — на кухне при женах. А на службе начальник тыла полка для всех — этакий джин из арабских сказок. Будешь с ним дружить, завалит вещевым и продовольственным довольствием, попадешь к нему в немилость, сядешь на голодный паек.

Живет этот самый Дима, кум королю, сват министру, но одна у него забота: как бы дослужить на этом тепленьком месте до выхода на военную пенсию и не попасть в какую-нибудь горячую точку планеты. Вернуться оттуда грузом-300, тем паче, грузом-200, хоть и с орденом за проявленный в бою героизм, никак не входило в жизненные планы трусоватого зампотыла.

Слышали такой анекдот про еврея:

«Родину любишь? Да. А жизнь за нее отдашь? Нет. Почему?! Если меня убьют, кто тогда будет родину любить».

По анкете Дима был русским, но в нем преобладали гены щирого украинца. Не зря ведь говорят, когда хохол рождается, еврей плачет.

Как обычно, полковому зампотылу было приказано подготовить новогодний банкет. 31 декабря Дима, вмеcте с военторговскими поварихами, с утра в поте лица и подмышек хлопотал на кухне кафе «Звездочка». Не упуская удобного случая пощупать самых пышных из них за мягкие части тел.

К 18:00 на столики, расставленные буквой «П», была подана первая смена блюд: овощные салаты из тепличных помидоров и огурцов и холодные закуски из сыра, колбасы и буженины. На больших сковородах и в котлах томились в ожидании своей очереди быть съеденными: рисовый и картофельный гарниры, гуляш из свинины и котлеты из говядины, суп с курицей и сборная мясная солянка.

Батарея бутылок «Советского шампанского» Хабаровского завода игристых вин, «Армянского коньяка» с пятью звездочками и «Посольской» водки розлива Хабаровского же ликероводочного завода также была в боевой готовности и ждала приказа на разлитие в рюмки и фужеры.

Когда все, наконец, расселись по местам, в зале засверкали золотом звезды на парадных погонах офицеров командования полка и заискрились бриллианты в ушах и на шеях их боевых подруг. Все шло своим чередом, праздник удался на славу. Уже появились совсем трезвые Дед Мороз со Снегурочкой и стали раздавать гостям подарки, как капитан Пархоменко, раскрасневшийся от большой ответственности за порученное дело, заметил на буфетной стойке упаковочную бумагу, оставленную им же самим еще днем.
 
В этом свертке сын директора мясокомбината принес из увольнения твердокопченую колбасу. Палки салями пошли по назначению, а упаковку Дима в суматохе забыл выбросить. Он взял бумагу, скомкал ее и понес в мусорную урну возле туалета. И тут он на ощупь почувствовал в бумаге какое-то содержимое. Развернул и обомлел — там был сверток кумачового плюша, по виду очень напоминавший кусок полкового знамени!

«Неужели, эти раздолбаи порвали знамя полка?!» — эта мысль молнией вонзилась в головной мозг капитана Пархоменко и электрическим разрядом опустилась по спинному мозгу до самого кобчика. Порча знамени полка означала его расформирование! Со всеми вытекающими отсюда пренеприятными последствиями для отцов-командиров. После такого скандала о каких-то повышениях в званиях и по службе можно было забыть до выхода в отставку. Зато звездопад с погон ожидался, как в темную августовскую ночь.

На ватных ногах Дима подошел к заместителю командира полка по воспитательной работе и вызвал того на разговор в туалет. Там он показал ему фрагмент знамени и высказал свое ужасное опасение. Майора от страха стошнило, и он стал блевать в унитаз.

Кое-как приведя себя в порядок и глотнув воды из-под крана, замполит подполз  на полусогнутых ногах к командиру полка и доложил тому на ухо о чрезвычайном происшествии во вверенной ему части. Полковник схватился за сердце.

Потом все трое запрыгнули в служебную «Волгу» и помчались в свою часть. Полчаса езды по снежному накату на городских дорогах, когда они три раза чуть не врезались во встречные машины, добавили им седых волос и убили миллиарды нейронов в мозгах. Когда смертельная гонка закончилась у КПП части, полковник, майор и капитан, не дожидаясь, когда бойцы до конца раздвинут створки железных ворот, побежали наперегонки к штабу на пост № 1.

Знамя полка было на месте и в полной сохранности. Не веря своим глазам, осмотрели пунцовое полотнище с золотым шитьем при включенном верхнем освещении, для верности, ощупали на целостность. Никаких следов порыва и штопки знамени не было.

Пока командир полка неделю отлеживался в госпитале, провели следствие сами. Выяснилось, что сын директора мясокомбината, молодой по службе, по убедительной просьбе дембелей нашел для них отрез красного плюша, который те хотели пустить на изготовление неуставных нашивок на свои парадные мундиры, в которых они собирались ехать по домам. Без таких прибамбасов часть не покидает ни один уважающий себя дембель.

Поскольку плюш, да еще красный, не такой уж распространенный вид материи, молодой боец не придумал ничего другого, как пробраться в актовый зал мясокомбината и оторвать кусок от красного знамени, некогда врученного предприятию — победителю в социалистическом соревновании. А потом забыл достать эту тряпку из свертка с салями.

Несмотря на столь счастливый исход, карательные меры в полку все же последовали. Главная вина была возложена, конечно же, на зама по тылу, в чьем непосредственном подчинении находился сын директора мясокомбината.

Диме объявили о предстоящем переводе в строевую часть. Но прежде ему предстояло сдать склад и имущество полка. Перед членам комиссии предстала ужасная картина недостачи — на сотни миллионов рублей. Российская валюта тогда была опущена ниже плинтуса гиперинфляцией, но все равно это было очень-очень много.
Все отлично знали о природе возникновения этой недостачи. Капитан Пархоменко был заложником ситуации — он не мог отказать в выдаче приглянувшейся вещи кому-то из своего начальства. Через склад части пропускались многие вещи, далекие от военного обеспечения.

Чего только у заместителя начальника полка по тылу на подотчете за десять лет не скопилось, но не оказалось в наличии. Полушубки овчинные и сапоги хромовые, папахи каракулевые и ткань шинельная, мебель мягкая и корпусная, ковры узбекские и молдавские,  люстры и сервизы из чешского хрусталя, телевизоры цветные и черно-белые, магнитофоны моно- и стереофонические, гитары акустические и полуакустические.  Даже комплект грампластинок с речами генерального секретаря КПСС  Л. И. Брежнева — их тоже какая-то вышестоящая падла унесла домой (интересно, зачем?!), и потом не вернула.

Недостающие тушенку консервированную, трусы солдатские, миски-ложки-вилки алюминиевые, мыльно-рыльные принадлежности и прочую мелочевку, конечно, по подразделениям полка разбросали. А вот с крупняком — типа югославского мебельного гарнитура для гостиной из 12-ти предметов и японской видеотройки: камера, магнитофон и телевизор — этот номер со списанием уже не прошел.

А как бедному Диме быть?! Попробуй, забери немецкое пианино у генерала из штаба округа, когда он уже давно в Москву на повышение ушел.
 
Все свои сбережения он отдал, чтобы не угодить под военный суд, и еще должен остался. Прощай, домик с яблоневым садом в Краснодаре, борщ со свининой и сметаной, сало с чесночком и домашняя вишневая наливка. 
Диму приговорили к ссылке в мотострелковую часть в Анадыре — за самый, что ни есть, полярный круг, где моржи и белые медведи.

У капитана Пархоменко была гражданская жена — Людмила, заведующая центральной городской парикмахерской «Локон». Та наотрез отказалась сниматься с насиженного места и ехать куда-то на край света. Он ей, когда познакомились, службу в Москве обещал и жизнь разлюли-малина. А сейчас зовет поехать в какую-то дыру на карте, где сопля на лету застывает в ледышку и полгода стоит полярная ночь.

Тут Диме напоследок подфартило. Начальство, пораскинув оставшимися после потрясения мозгами, решило, что из Анадыря с него будет сложней взыскивать недостачу, уж лучше его поближе держать — в Еврейской автономной области. Куда и перевели его в строевую часть — есть там такой пристанционный поселок Амурзет.

Но Люся уже плотно закусила удила, и в Амурзет тоже ехать отказалась. Хабаровск, как ни как, самый большой город  Дальнего Востока, его главный воздушный и железнодорожный перекресток. Квартиру в Хабаровске поменять на равноценную, скажем, в Ленинграде — как два пальца об асфальт. Нет, пусть этот лох ищет себе другую дуру!
 
Собрал наш бравый капитан свои вещички в большой деревянный ящик и отправил его в почтово-багажном вагоне  до места своей новой службы. А сам, налегке с холостяцким чемоданчиком, двинул следом с попутной военной автоколонной.
В мотострелковой части его приняли с прохладцей, поскольку строевик из него был никакой. Но прослужил он там недолго — скоро выслуга лет подошла.  Куда ехать, чтобы обустраиваться в гражданской жизни, для него был не вопрос — Сочи, Анапа, Новороссийск, тот же Краснодар. Вопрос был другой: с чем ехать. С голой задницей?!

И остался Дима в Амурзете. На гражданке устроился очень даже удачно. Сначала был (целый капитан, все-таки) начальником котельной, потом, за продажу налево угля, его понизили до оператора парового котла, а в завершение, за пьянку на рабочем месте, выперли его и из кочегаров.
 
Погоревал он недолго, да и плюнул на очередную превратность своей скурвившейся судьбы. Все-таки была у него своя крыша над головой — приватизированная комната в общаге — и верный кусок хлеба — военная пенсия. А что еще надо одинокому отставному капитану.

Захотелось Диме уважения со стороны амурзетовских аборигенов, и придумал он себе героическое прошлое. Согласно этой легенде (Юлиан Семенов, будь он жив, услышав такое, запил бы горькую от творческой безнадеги), он выполнял разведывательные задания на территории сопредельного Китая.

Решил Пархоменко как-то в Израиль свалить. Даже в синагогу в областной центр три раза съездил по субботам. Но там ему дали от ворот поворот — сказали, что обязательно на еврейке надо жениться. А где ее, жидовку-то, в Амурзете найдешь? Дочери Израилевы все в Биробиджане, да и там они нарасхват, как горячие пирожки с ливером. Еврейского населения в ЕАО всего 1 % остался. Хорошо еще, хоть обрезание не успел сделать.

Каждый год по осени, если выдается свободная неделя, езжу я в Амурзет на путину. Кета идет вал за валом, голой рукой можно рыбу брать. Это я образно сказал, снасти, конечно, нужны, а если ты там по первому разу, то и проводника из местных хорошо бы найти.

Моим Улукитканом выступил Дима Пархоменко. Вечером у костра, когда в котелке над костром булькала ароматная наваристая уха из лосося, под водочку и соленую икру-пятиминутку и рассказал он мне свою историю — в той части, которая ему была выгодна.  Остальное про Диму потом досказали старожилы Амурзета.

Кто как, а я Диму Пархоменко не осуждаю. Все-таки, за годы службы в армии много добра он людям сделал, через это и пострадал. Да и сейчас вреда от него совершенно никакого.