Мигулинский подземный монастырь

            
Едет Казак по Степи тепло, хорошо, вольготно, пташки поют, кузнечики стрекочут. Коршуняка высОко кружится. Ковыль Степная в приветствии кивает, признала видать своего непоседу землемера южных басурманских стран, хоть и прошло поди годков 18 как покинул он родные края, махнув на пару лет за зипунами к туркам.  Да затянулся силочек пятелечкой,  да подхватил  Казака коловерть событий, где только не побывал, с кем только удачу не ловил,  вот уж домой толечко, прибило... Эх, не зря старики гутарят, будто Ковыль, то чубы седые Казачьи, а росы на травах, то слезы  Казачек, по всему Дикому Полюшку эти чубы ковром бархатным лежат да Дико поле - плоть Казачью ласкают, от нечисти, Степь оберегают, эх.., не зря. Вот уж яры поглубже стали, да и водной прохладой потянуло, давно жеребец ноздрями водит, видать Дон уж совсем рядышком. Надо бы водопой подыскать, да и передохнуть, путь то Казака не близкий. Да вот и тропинка показалась на спуск параллельно яру идёт, явно к водопою, да и конь веселее пошёл, ожил...Сороки затрещали, выдают Казака, зато ясно, нет рядом других людей. На спуске тропинка расширяться стала, чернозём с глинищем и мелом вперемешку пошёл, вода Донская оккурат у левого бережка на низу в дали заблестела, деревья шатром окутывать тропинку стали, вплотную приблизились.., ещё больше посвежело... Странно, вроде ни кого рядом нет, а вот слежка почувствовалась, будто кто невидимый смотрит и рядом, и издалека. Поправил Казак карабин, шашечку, кинжал, пику все под рукой на месте, да душа не успокоилась. Стал осторожно спускаться, приглядываясь вглубь тропинки и прислушиваясь, не донесется ли какой подозрительный звук? Явно что-то впереди есть, но на человека это, не похоже. Осенил Казак себя Крестным Знаменем, попросил защиты Божией и двинулся дальше. Знал, не подведёт Господь, от бесовщины защитит. Вдруг птицы дивные как кочеты фазаньи, цветастые на ветви вокруг сели, да так запели, что соловьиные трели, будто воробьиное чириканье в сравнении с услышанным. Хоть слух и ласкают, да душу не успокаивают. Дивно как-то, ранее не слыхиваемое. Прибаюкивать Казака стал хор птичий, впрямь как в сказках надуманных...  Видения странные в глазах появились, будто он ишо малой, а мамка, да батька молодые такие...и везёт батька на коне казака в седле, а мамка из за плетня, рядышком стоит, наблюдаит, да будто соринка в глаз попала, слезу украдкой смахиваит, от гордости за сынка-Казака своего радуется. И так хорошо от любви той родительской на душе у Казака стало...Что осторожность выработанную  годами Казак потерял.
Вдруг… Хрясь! Подзатыльник! Ажник конь встрепенулся.
Выхватил Казак шашку, оглянулся, ан нет никого.
Почесал затылок, подумал странно как-то, может от усталости показалось, али ветвь какая шибанула, но шлепок-то как настоящий, чувствительный.
Перекрестился, Казак, Отче наш прочитал, крест нательный поцеловал. Тут птицы дивные пуще прежнего засвиристали, успокаивать стали, поехал дальше Казак, а сам изготовился, мало ли что ишо приключиться могёт.  С верху уж и Дон до середины видать... вона течением чакон кем - то вырванный с кореньями или подмытый иде-то водою шаловливою оккурат по середочке к морю синему несёт. А голоса не слыханные птичьи перекликаются, в единый хор уже сливаются, Казака убаюкивают, к водице сладкой Донской зовут, а тропиночка круче наклоняется, а деревья плотнее прижимаются и всё больше солнышко закрывают, небушко над головой Казачьей сереть начинает...В седле привычном как в люльке Казака укачивает, дрема одолевает, силушку у Казака отымает....И видит себя уже казак в люльке, братом отцовым  откованной по случаю рожденного на свет первенца-племянника дорогого. Люлечка вся узорчатая, из знаков и берегов Казачьих в горне с чисто жЕлеза сваренная,  а самый секретный оберег из булата изготовлен, да так вплетён, что только дядька сам и знал, да уж опосля повзрослевшему казаку и показал. То Елень  Казачий с древом Рода был, но до того в ветви и листья вплетенный, что враз и не углядишь тот знак потаённый. Ну так видит себя казак в люлечке той, а мамка  яво качает, да сказы древние Казачьи напевает, про былых Казаков лихих, да про подвиги их.., сызнова укачало Казака....
Хрясь! Подзатыльник! Казак дюжа в седле покачнулся, пуще прежнего конь встрепенулся.
Казак оглянулся, шашечкой замахнулся, а никого-то рядышком и нету.
Повернул коня Казак, прищурился, огляделся, что ты будишь делать?
Толи Лешак, шуткует, то ли ишо кто...
Достал казак из за пазухи Иконку походную, с бронзы литую из родительского куреня в дороженьку взятую, уж дюже Казакам помогающего, Николу Угодника. Помолился, помощи  попросил, Крестом себя и дорогу осенил и снова в путь тронулся. И снова голоса дивные птичьи послышались, слились они в такой птичий хор... Что померещилось Казаку будто он эти голоса понимает,  голосам музыка сладкая переборная на гуслях  подыгрывать стала, а к гуслям свирель присоединилась, затем бубенцы подыгрывать стали дрема, одолела… Видит Казак сквозь полудрему дороженька то изумрудами усеяна, а затем изумруды смешались с иными цветастыми каменьями, выложенными в виде узоров замысловатых-секретных, как на люльке дядькой оберегов кованных. А тут голос стал в ухо левое нашептывать, бери казак камешки заслужил..., будешь жить припеваючи, станишников своих да родню удивишь, уважать тебя начнут, в ножки за богатства твои кланяться станут... Сопротивляется Казак - нет такой силы, окрамя Божественной, чтоб Казак кланялся. Голоса послышались  девичьи, задорные, в пение птичье вливаться стали, манить вперёд по тропиночке зачали, иди к нам Казак, мы твоими наложницами станем. Отвечает Казак в сквозь дрёму, грех энто привеликий, без Благословления и венчания жизнью семейной жить, да ишо и со многими жёнками, не по нашему то, не по Православному.  Одолевает дрёма Казака, да и конь уж спотыкаться начал. А девичьи голоса по Казачьи песни заиграли с переливом..,   задишканили... Не сворачивай дескать с тропинки Казак, ждёт тебя в впереди, город дивной красоты, там своё ты счастье и сыщешь. Хорошо Казаку, даже раны боевые ныть престали,  а тута вдруг родню и другов своих, забывать Казак стал, руки к каменьям драгоценным потянулись, вот-вот зачнёт подымать те каменья, да в дорожный подсумок складывать.
Хрясь! Подзатыльник! Да такой словно хорошая оплеуха, а не подзатыльник, вздыбился конь, заржал. Еле удержался Казак в седле, вновь выхватил шашку, и замахнувшись обернулся... Видит Казак, недалече стоит высокий, светло русый, длинноволосый,   голубоглазый в белой рубахе до пят, улыбающийся человек. Захотел Казак коня своего развернуть, да подскакать к обидчику, чтоб разобраться в произошедшем, а конь к земле задними копытами прирос, замер, да дыбках и остался, бока коня..,похолодели. Обернул Казак голову по направлению Дону, и обомлел... Конь в камень превратился, нет дороженьки, исчезла вовсе,  а под конем то обрыв глубокий, до самой каёмочки водной . И послышался из камыша прибрежного Донского с под обрыва хохот душу раздирающий будто то Сыч али нечистый какой, а затем и голос послышался... загробный, я за тобой ещё Казак приду, Попомни! Слез Казак с коня окаменелого, все его тело трясется будто хвост трясогуски, но шашку держит он крепко, приготовился врага отразить, левая рука крест нательный сжала...А странный человек стоит на том же месте где и стоял, да улыбается и будто бы бОсый, и ногами земли не касается. Вложил казак шашку в ножны, грешно ведь безоружного, шашкой  полосовать, хучь он и обидчик....
- Это ты меня сюда завёл, друга маво верного сгубил и по затылку шлепал?
- Ну, прямо ты меня во всех грехах обвинить решил, рассмеялся  "странный  человек"... - Это тебя, нечисть к обрыву привела, душу твою Казак забрать хотела, вишь вон чего тебе напоказывала, коли не твой Ангел Хранитель позвавший меня на помощь, несдобровать бы тебе Казак, ой несдобровать. А я как раз твой спаситель.
-Так кто ты,  таков?
- Али сам не догадался, вроде смекалистый? Бог Я Казак, Бог!
-Ух ты... Снял Казак папаху  левой рукой, правой перекрестился и как бы невзначай осенил Крестным Знаменем Самого Бога, мало ли, не каждый день увидишь Богов гуляющих по земле.
И видит Казак, Ангелы над степью и Доном слетелись, закружили вокруг.
- А что ж Ты мне Боженька, подзатыльник отпускал, а не останавливал?
- Я тебе осмыслить происходящее.., время давал, чтоб ты помолился, одумался, крепче в Меня Уверовал, да слова заветные данные Мною, Вам, Казакам, произнёс... А ты, как несмышлёныш.., на поводу, у нечистой, за лёгкой добычей, а о расплате своей запамятовал.., а уж когда ты чуть не погиб,  тогда Я тебя и  выручил.
 - Какие такие слова заветные?
 - «СЛАВА БОГУ, ЧТО МЫ КАЗАКИ, А НЕ КТО ИНЫЕ!»  Да Отче Наш!  Да Крестное Знамение не украдкою, а как полагается жестом широким, Православным!
 - Так мне ведь хорошо было, вот я и не произносил Слова Заветные.
  - Эх Казаки… Детки Вы мои несмышлёные…
   Тут вдруг, Ангелы, закружили вокруг Казака и запели:-
" Крестным ЗнамЕнием Православным наложенным,
Да Молитвой Заветной,  Господом Сложенным,
От беды себя защитишь,
И свой праведный путь  определишь.
Иначе дорожка в ад приведёт,
Нечистый душу твою заберёт.
Не сможет  тебе Господь помочь,
Уведут грехи  в вечную ночь.
Вы же дети Богов - Казаки,
И бросать своих деток нам не с руки.
Господь на небушке, за всеми наблюдает,
К Истине Православных направляет.
Твой конь, Казак напоминанье,
О Божьей Милости и Наказанье.
Подумай в жизни что важнее,
И сделай вывод поскорее.
Коль смысл жизни, тебе не ясен "Как?"
Ищи в монастыре его,Казак!
А нам пора, дела не ждут,
И помни всё, что было тут.
Исчезли, ангелы, исчез и Господь… Сколько просидел Казак у Дона на обрыве, какие мысли его посетили, какие молитвы он читал, об этом ничего не известно. Решил Казак друга своего верного, не раз выручавшего до поры, до времени захоронить. Окопал он прямо под конём своим яму,  да зарыл коня, насыпав над ним бугор. Тропинку поганую сибирьком,  да тёрном колючими засадил, чтоб чего не случилось с другими Казаками. А чтобы  нечисть попридержать в том месте, где она и повылазила, выкопал сам себе скит в меловой той горе, принял постриг.  Над  пещерой Крест Поклонный поставил. Затем к Казаку присоединились, ещё Казаки, вырыли они ходы подземные, кельи уединенные соорудили и стали там Богу молиться. А чтоб отличаться от мирян чёрную одёжду на себя одели в знак отречения от всего земного и борьбы с  нечестью, за эти одежи и были Монахи  прозваны "Чернецами". Вот так и возник подземный Мигулинский Монастырь, задолго до появления самого городка Мигулинского, да и за долго до Крещения Руси. Теперь ни кто не может определить время возникновения подземного монастыря, и его основателей. Одно только и знают, что монахами в монастыре том службу служили, люди   из Казачьего Роду, да к тому же ни кто не догадывается, что рядышком с подземным монастырём захоронен окаменевший конь Донского Казака, основателя подземного мелового монастыря. А что сам Господь побывал на этом месте и вовсе известно только избранным, хотя до так называемой демонической революции в подземный Мигулинский монастырь шло множество паломников со всего свету. Но во времена геноцида Казачьего народа и Богоборческой бурной деятельности красных террористов, Мигулинский монастырь опустел, а Поклонный Крест будто стал невидимым и ждёт Прозрения да Покаяния своего народа, пустует монастырь, а с ним и земля Донская сиротеет.  И всё чаще, и чаще в лесной глуши по ночам  можно услышать дикий хохот или плач уж очень похожий на сыча, нагоняющий парализующий жуткий, холодный ужас..,  ДА СЫЧ ЛИ ЭТО?