Крушение сансары. Глава 14

Стена была прозрачной, темно коричневого цвета и, смутно напоминала янтарь, который когда в детстве Киль собирал на берегах силурийского моря.
По ходу, медленного приближения плота, стена совершенно не пугала Киля. Напротив, она вызвала в нем множество забытых эмоций, которые вспыхивали только в детстве и в нем благополучно остались. Но с возрастом, одни эмоции заменяют другие, удовольствие от собирания янтаря, сменялось удовольствием от других искушений в виде опьяняющих напитков и еды, женщин и курения трав.
И сейчас, по ассоциативной цепочке, все всплыло в чувствах Киля. И, по ходу приближения плота, чувства менялись. Более слабые, сменялись более сильными, более поздние, более ранними и, менее эмоционально насыщенные, сменяли более насыщенные чувства. Так, погруженный в свои нарастающие эмоции, Киль приблизился к стене.
Стена оказалась, так же не статична и преобразовалась в чью то уродливою морду, а, как только Киль осознал, что это морда крокодила, стена поглотила его.
Будучи проглоченным крокодилом, плот Киля продолжит свой путь в причудливых пузырьках янтарного лабиринта.
Переходя из одного янтарного пузырька в другой, Киль постепенно терял все то, что переживал перед приближением к стене.
Как будто в пузырьках растительного масла, Киль мог бы блуждать бесконечное множество времени, испытывая непрекращающиеся вкусовые наслаждения, но он снова услышал голос у себя в голове: «Отдай кинжал, который ты носишь всегда за пазухой»
Но Киль,. никогда не носил с собой оружие, но вняв иносказательному понятию, он поерзал за пазухой, потрогал шею и вспомнил об амулете, который подарила ему мать и, который, он постоянно носил при себе. Это был клык, какого то животного. Не зная его значение и, никогда в своей жизни, не ощущая никакой пользы от амулета Киль, не задумываясь, снял его и бросил в бурлящую реку.
В миг ушла зависимость от еды, алкоголя и других телесных удовольствий они больше не манили его и не возбуждали его страсти и кровь. Желание удовольствий не исчезли вовсе, они просто открепились от прежних удовольствий и начали свободно дрейфовать в сознании Киля. Не зная, куда прикрепится, желания начали волнами бушевать и искать себе новое пристанище.
Продолжая болтаться, плот, наконец, был выброшен в очередную пещеру и, упав с высоты, ударился  не об воду, а о какие то острые предметы.
Посмотрев вниз Киль обнаружил, что река, в следующей в пещере, состояла из мечей и копий, так густо соприкасавшихся друг с другом, что была похожа на некий единый волнующийся поток.. С удивлением Киль попытался посмотреть на то, что лежит в основе несущей волны, подобно тому, как иногда мы всматриваемся в пучину мутной воды.
А там, в основе, лежали миллионы существ сражающихся в самых разных войнах, которые были или могли быть в истории. Их лица были искажены ненавистью, бешенством, страхом, агонией, уверенностью, болью, ужасом и всем тем, на, что только способна мимика и жесты. И в этих всех телесных проявлениях не было только одного – спокойствия радости и умиротворения.
Смотря в этот поток копий и мечей, Киль заметил, что то поднимающиеся вверх, и это был огромный лоснящийся перламутровым цветом в лучах пещеры змей по имени Дигул. Так, он себя и представил вынырнув сквозь череду копий и мечей. На его спине сидело какое то существо ни то обезьяна, ни то человек. Существо, так же представился Хикулео. Вслед за появлением мифических существ, река мечей и копий превратилась в огонь.
Этот огонь не смог поджечь плот, а вот Киль ощутил, как пламя начинает его окутывать своими раскаленными языками
Видя затруднительное положение Киля, Хикулео ловко направил змею, которая изогнулась между двумя берегами тонкой нитью, образуя импровизированный мост. Киль сквозь огонь прыгнул на спасительный мост, оставив за собой поглощенный пламенем плот.
В предвкушении, что ненасытное пламя реки может продолжить подниматься, Киль ловко проскользнул в сторону берега, где его ожидала новая опасность. Его встречали, как и прежде, добродушный Хикулео улыбающийся огромными металлическими зубами и три пса, злобно рыскающие и неистово рычащие на незваного пришельца.
Киль был несказанно напуган и уже было рванулся назад, но обнаружил, что его мост начал сокращаться в размерах и пути на другой берег уже нет.
«Ну, в огне то я точно погибну», - подумал он и, не мешкая, направился на встречу меньшему, или, по крайней мере, менее неминуемому злу.
Подойдя в плотную к Хикулео, тот внимательно посмотрел в глаза птице и отступил в сторону. Что, касается псов, то они были менее дружелюбны. Сверкая своими огненно-синими глазами, они бросались на него клацая зубами и едва достигая плоти Киля, внезапно растворялись в лиловом тумане исходящем от пылающей реки. Вслед за исчезновение, через мгновение они возрождались снова, и снова пытаясь напасть исчезали. Киль не стал искушать свою судьбу быстро удалился от этих страшных стражей вглубь острова. Собаки не переставали преследовать Киля и, изо всех сил, старались успеть до очередного исчезновения нанести гостю хоть какие-то увечья и, надо сказать, что у них это начало почти получаться, ведь по мере удаления от реки огненный туман становился все меньше и продолжительность постоянно возрождающихся хищников все длиннее.
Понимая этот факт, Киль все же решил, что возвращаться не стоит и продолжил, почти в припрыжку убегать от собак, надеясь, что рано или поздно те отстанут. И действительно, они не заставили себя долго ждать. Как то неожиданно, собаки испуганно взвизгнули и умчались прочь обратно к реке.
Киль был обрадован своим спасением и уже спокойно перебирая лапами шел вглубь берега и рассуждал: «Обратно к реке идти нельзя из за возможной опасности и из за отсутствия смысла, так как плот по всей вероятности сгорел. В то же время, если продолжить свой путь вдоль реки, то, рано или поздно, можно добраться до конца этой галереи. Возможно там, как и прежде, обстановка будет меняться и, на месте, можно будет сообразить, что делать дальше».
Так, передвигаясь погруженным в свои рассуждения, Киль не заметил, как поросший скудной кустарной растительностью берег, сперва превратился в поле, имеющее пещано-каменистую почву, а затем, совсем стал напоминать песчаную пустыню.
«Надо возвращаться ближе к берегу, а то так недолго и заблудиться», подумал Киль и двинулся по направлению к реке. В скорости, он вышел к реке в километре по течению от того места, где он покинул плот. К его счастью, река была вполне обычной, то есть, уже не состояла из копий и мечей, а была представлена обычной водой.
Для полной уверенности, Киль протянул свою лапу к реке и, в голове, всплыла другая мысль: «Обычной водой или жидкостью похожей на обычную воду?» - после чего, Киль одернул лапу, решив не искушать судьбу
А может и не было никаких копий, мечей и зверюг, - закралась мысль, - может это все мне просто привиделось, мало ли, что может показаться в этих гиблых местах.
Подумав о гиблости, Киль обратил внимание, что, не смотря на то, что отвернулся к реке, пейзаж не только остался безликим, но еще и потерял остатки живости. Конечно же, песок и камни нельзя назвать живыми, но по сравнению с тем, что сейчас окружало Киля, они были насыщены разнообразием. Сейчас весь берег был представлен черным песком, не имея никаких рельефных изгибов.
К счастью, писок был довольно плотным и, по этому, не создавалось затруднений для передвижения. Пройдя некоторое время и, уже устав от скучного однообразия, Киль обнаружил вдалеке какое то возвышение. Таким образом, у него появилась некая цель и ориентир для передвижения. Киль обрадовался этому потому, как до того он не имел не малейшего представления сколько, куда и как долго еще нужно идти. Такая неопределенность и мрачный фон темной реки, переходящей в черный берег, приводила Киля в гипнотическое состояние и он, с трудом, удерживался от того, что бы не уснуть на ходу.
Последующая ситуация, его, безусловно, взбодрила.
По мере приближения к холму, стало понятно, что возвышение это всего лишь конусовидная насыпь песка высотой раза в два больше Киля. Конечно, Киль был разочарован такой банальностью, хотя мысль о том, что вместо этого холмика могло быть, что то, от чего предстояло бы бежать, скрасило данное разочарование.
Подойдя к холмику, Киль решил обойти его со всех сторон, то есть изучить объект. Обойдя пару раз насыпь, он пришел к важному заключению, - «Да действительно просто насыпь песка.
С видом исследователя и, бросая последний взгляд на насыпь, Киль продолжил свой путь но начал это делать пятясь назад. Вдруг его лапа соскользнула в ямку, которую он не заметил и, если бы не пару взмахов крыльями, он бы точно туда провалился. Удержавшись на поверхности, Киль глянул на насыпь, которая ниспадала, прямо к яме и понял, откуда был выкопан песок.
Прейдя к этому невероятному выводу Киль, осторожно подошел к яме, которая скорей была похожа на нору и, потихоньку, заглянул в нее. Все было спокойно, но ничего не понятно. Нора была совершенно темной и безмолвной. Киль подобрался поближе и, с присущим молодой птице озорством, которое появляется, как правило, при значительной усталости, громко крикнул в нору и, тут же, отскочил от нее. Вслед за этим ничего не последовало, из норы ничего не выскочило и его крик даже не отозвался эхом.
Увлекшись своим ребячеством, Киль почему то решил определить глубину норы и, с этой целью, начал поиск какого ни будь камня, который можно было бы в нее запустить. Побегав, он убедился, что вокруг только песок и никаких камней нигде нет. Тогда ему пришла в голову другая идея «А почему бы не попытаться туда спустится?» Между блажью и действием много времени не проходит и Киль, подобравшись к краю ямы, начал спускать в нее одну лапу пытаясь нащупать дно. Внезапно, он ощутил внизу какое то шевеление и молниеносно отскочил от ямы. От острого чувства страха он в несколько прыжков забрался за насыпь и только потом тяжело дыша оглянулся. Но, пока он прыгал, то, что выбралось из пещеры спряталось в нее обратно и, на этот раз, не полностью. Какая то часть обитателя норы продолжала слегка выглядывать из нее.
«Охотится» – подумал Киль оставаясь в своем укрытии, выжидая пока неизвестное существо выползет полностью, и тогда можно будет оценить степень угрозы.
Существо продолжало сидеть в засаде. А, со стороны реки, появились две цапли, которые громко обсуждали важный вопрос.
- Пора идти добывать еду, а Собра, опять куда то запропастилась, - сказала одна цапля
- Да, раньше на нее мы могли положиться и оставить своих детей, сказала вторая цапля, катая лапой по песку свое яйцо.
- Она стала совсем старой и ленивой. Надо всем сказать, что бы ей больше не приносили еду, она этого не заслуживает. – возмущалась вторая цапля подкатывая клювом свое яйцо к яйцу подруги.
- Нет, так нельзя, ведь она так много сделала для всех. Она следила за мной, когда я была птенцом, и за моими родителями, и за их родителями, когда они были маленькими. Да она высидела здесь всех. – парировала подруга.
- Что было то прошло, все должны работать. Я ей не принесу сегодня ничего, может тогда она изменит свое поведение
- Собра не изменит свое поведение, ведь он тебя вырастила и не примет никаких поучений, для нее это будет унизительно. Младшие не учат старших. Это все равно, что тебя будет учить твое яйцо.
- Ну, яйцо то зависит от меня, а я не завишу от старухи Собры. Скорей она зависит от меня. А кто зависим, тот и должен подчинится.
- Знаешь? Я, думаю, она некогда не подчинится, она скорее умрет от голода, чем примет зависимое положение. Думаю, стоит с ней поговорить.
- Да она этого и ждет, что бы с ней разговаривали, упрашивали. Так, она совсем обнаглеет. Пора показать ей ее место. А на счет смерти от голода, это все придумали для того, что бы пугать маленьких детей, когда они не слушаются. Ты когда ни будь видела, чтобы кто то умирал?
Первая цапля, с сомнением, но отрицательно покачала головой.
- Вот видишь, смерти нет и можно делать, что угодно. -  Смеясь закричала вторая цапля и подбросила вверх яйцо первой цапли. Яйцо глухо рухнуло на песок, но не разбилось.
- Сумасшедшая, что ты делаешь? – возмутилась первая цапля и оттолкнув крылом вторую, бережно подкатила к себе яйцо и начала, с материнской заботой, оглядывать его на предмет наличия повреждений.
- Да не переживая ты так, я же говорю, что смерти нет. О смерти написано в каких то странных книгах, которые яко бы написали боги. Но на самом деле и богов никаких нет. Это написали наши старые предки, что бы держать нас в страхе и подчинении когда они станут старыми. А на самом деле мы и сесть бессмертные боги.
- Какой ты бог, ты для этого глупая как цапля! – проворчала первая цапля, продолжая заботливо виться вокруг яйца.
- Кто бы говорил, - сказала первая цапля и они обе звонко рассмеялись.
После этого, они обе решили, что их потомству ничего не угрожает и, оставив яйца на берегу, улетели, куда то вглубь берега.
Данный диалог настроил Киля на оптимистический лад и он почувствовал, что чувство угрозы постепенно ослабевает. Однако имея небольшой, но все таки жизненный оптыт, Киль решил не обнаруживать себя и еще немного поседеть в засаде, пока его крылатые собратья не вернутся.
В это время существо из норы начало неспешно выдвигаться наружу. И это оказалась большая и очень упитанная черная змея.
- Собра старая, Собра ленивая. – Шипела старая змея. – Да они все выросли благодаря мне. Теперь они ничего не боятся, даже богов. Ну, вот теперь я им покажу и заодно поем.
Собра поползла к лежавшим яйцам и начала их разглядывать, продолжая разговаривать сама с собой.
- Какое же яйцо выбрать. Это яйцо все равно упало и может быть повреждено и не выживет, что бы не думали эти глупые цапли. Вот его то я и съем.
С этими словами змея обхватила яйцо кольцом, высоко вытянула свою шею и, мощно ударила зубами по яйцу. Проникнув в него головой, тело Собры начало пульсировать в глотательных движения. Вскоре в ее обрюзгшем теле появился небольшой бугорок. Вслед за этим Собоа вынула из яйца свою голову и, с еще большей медлительностью, вползла в свою нору.
«Нет, теперь уж точно надо прятаться, а то и я стану бугорком внутри этой старой, противной змеи. В крайнем случае, обойду это место удаляясь в глубь берега».
Через некоторое время, на берегу, появилась лягушка, которая везде рыскала и, что то искала. Она огляделась и поскакала в сторону укрытия Киля. Киль, в свою очередь, начал двигаться по кругу насыпи, пытаясь оставаться незамеченным. Когда лягушка обошла холмик, Киль вернулся в свое прежнее положение на противоположную норе сторону холма.
«Хорошо, что змея не выползла, пока я прыгал вокруг этой насыпи» - подумал Киль
За первой лягушкой, вскоре появилась вторая, затем третья и, в щитанные минуты их стало больше десятка.
- А где делась Собра? – спросила одна из них
В ответ на это, в норе, началось лёгкое шевеление и, из нее, блеснули два злобных глаза.
Далее все лягушки стали, как и цапли, галдеть на тему Собры и даже не заметили, что одно из лежавших не берегу яиц было выпито.
Этот шумный и однотипный галдеж мог бы продолжаться бесконечно долго, если бы не вернулись Цапли.
Одна из цапель, которая защищала Собру, продолжила отстаивать свою точку зрения подбежав к лягушкам.
Пока продолжались споры, вторая цапля обнаружила, что яйцо ее подруги было выпито, а это означало, что их впервые посетила смерть. Пусть еще и не существующего, и всего лишь зачатого птенца, но все таки смерть.
Она была ошомлена и не знала, как реагировать на это событие. Вначале в ее голове крутились вопросы «Как это может быть?», «Как такое могло произойти?», «Правда ли это?», «Как подруге сказать о происшествии?», но затем, они сменились вопросами другого рода «Кто это сделал?» и «Что делать с тем, кто это сделал?». Вслед за возникновением вопросов нового рода пришла и уверенность. Она с холодным спокойствием подошла к спорящим и громко приказала:
- Замолчите все. – при этом ее голос был настолько четким и уверенным, что все лягушки моментально замолчали и уставились на не, и только спорящая до того цапля, недовольно посмотрела на во все встряющую подругу и уже начала говорить:
- Да прекрати ты свои…
Но подруга ее перебила цинично сообщив:
- Смотри – эти лягушки убили твоего ребенка. Я ошибалась на счет смерти, теперь она среди нас.-  Вслед за чем, указала в своим крылом в сторону разбитого яйца.
Впечатлительные лягушки еще больше оторопели от этих слов и замерли в ступоре от неожиданности и от абсолютного непонимания происходящего.
Цапля, услышавшая страшную новость о своем яйце, тут же бросилась к нему. В эти секунды в ее душе крайняя тревога перемежалась с надеждой, что это очередные глупые выходки подруги. Но яйцо действительно оказалось разбитым. Сперва цапля понесшая утрату, ухватили и прижала яйцо к своей груди, затем заглянула внутрь и поняла, что там больше не теплица жизнь ее будущего ребенка. Не в силах вынести увиденное, она перевернула яйцо целой стороной, печально улыбнувшись начала отрицательно качать головой. При этом, ее взгляд упал на скорлупу от яйца валявшуюся на земле, и она, ухватила эти осколки, начала пытаться закрыть отверстие.
- Остановись! Ты разве не слышала? Это сделали они. – все так же холодно сообщила цапля обнаружившая яйцо шокированной горем матери. Теперь ее крыло указывало не на яйцо, а на стоявших в недоумении лягушек.
Утратившая яйцо цапля ничего не соображая подняла свои печальные глаза и некоторое время остекленевшими глазами смотрела на подругу. Затем, к ее сознанию, начал доходить смысл сказанных слов. А, как известно, нечто так хорошо не утоляет горе безвозвратной утраты, как время и как гнев. Времени еще прошло мало, а вот гнев был как раз к стати. Ведь для гнева было все необходимое, причина, объект на который можно было его выместить и силовое превосходство, которое позволяло это сделать.
Она вскочила на лапы и со скоростью смертоносного ветра, бросилась к лягушкам, на которых все еще указывало крыло подруги. Лягушки быстро пришли в себя и бросились в рассыпную и лишь только одна из них замешкалась. И естественно угодила в клюв цапле. Но убивать не было принято, и цапля, как и все другие существа не знала, как это делается и по этой причине, просто удерживала в клюве дико верещавшего, совсем маленького лягушонка.
В ответ на этот крик, одна из спрятавшихся в реке лягушек, выпрыгнула на берег и, с искаженной в мольбе мордочкой сказала:
- Оставь его и съешь меня, это я разбила твое яйцо. – немного помолчав с едва заметными нотами надежды добавила тихим голосом себе под нос – Случайно!
Цапля, державшая в клюве лягушонка не услышала ничего из сказанного лягушонком, так как ее мозг был поглощен мыслями о том как пересилить себя и совершить убийство. С одной стороны, ее душу душа и тело горело от горя и желания избавляющей мести, с другой стороны, ее холодил страх перед необходимостью сделать тот абсолютно злой поступок, который никогда никто не мыслил совершить. Тот поступок, за который никогда не будет прощения не от окружающих, не от себя. Тот поступок, с которым она никогда более не сможет спокойно жить.
Однако подруга цапля, разделявшая горе, но не имевшая в нем личной боли, была более рассудительна, чем эмоциональна. Прекрасно расслышав о том, что говорила, пришедшая на помощь лягушонку, лягушка. В ответ на это, она все в том же приказном тоне обратилась к подруге:
- Подожди!
Затем она повернулась к лягушке и сказала:
- Зачем ты хочешь отдать свою жизнь за другого? Разве это естественно? Я думаю, ты не разрушала яйцо и, мало того, я думаю, что и этот маленький лягушонок, так же не разрушал яйцо, а просто попался под клюв. А ты, наверное, его мать, и поэтому, так безрассудно идёшь на смерть, ради него. Ведь только мать может пожертвовать своей жизнью ради своего ребенка. Это так?
Сжавшись от страха и ужаса происходящего, лягушка виновато покачала головой в знак согласия и, что-то пробормотала себе под нос.
- Что ты сказала? – спросила цапля властным голосом?
- Если ты знаешь, что это не я и не мой сын, тогда попроси свою подругу, что бы она отпустила нас. – все так же робко, но уже с интонацией надежды сказала лягушка
- Так это все-таки твой сын? – продолжала расспрос цапля. – Тогда пойди к своему племени и выясни, кто на самом деле разбил яйцо. А, для того, что бы у тебя был стимул, твой сын пока побудет у нас.
Лягушка послушно скрылась в водах реки. Через некоторое время, на берегу опять появилось несколько десятков лягушек. Было непонятно, кто из них кто, но толпа выдвинула одного из своих и шумно заголосила, что это он разбил яйцо. Тот, в свою очередь, пытался нырнуть ко всем и смешаться с толпой, но ему это не позволили, всякий раз выталкивая к цаплям.
- Это не я, это не я – о галдело кричал лягушонок
- Замолчи. – сказала цапля, у которой был свободен клюв и, обратилась к толпе лягушат. – Почему Вы решили, что это он?
- Все начали наперебой друг друга, что то отвечать и, в общем шуме, было совершенно не понятно, что они хотят сказать
- - Тихо все – закричала цапля и, указав на первую попавшуюся лягушку, которая шумела больше всех приказала – она будет говорить.
Все замолчали, а лягушка, которой была оказана честь, говорит за всех, вышла вперед и что-то очень быстро заклокотала. Когда она прервалась на долю секунды, чтобы перевести дыхание, цапля лапой показала знак стоп, и дала инструкцию:
- Говори медленно, четко и только самое главное
Лягушка сделала пару глубоких вздохов и сообщила:
- Первой на берег вышел именно этот лягушенок. Он самый смелый и опытный из нас и, поэтому, его всегда направляют первым идти в разведку местности. После него вышли все. После этого, все видели всех и, точно, можно сказать, что после этого к яйцам никто не подходил. Таким образом, нет подтверждения, что он не разбивал яйцо только у него, а это значит, что это он.
- А может это сделал кто то еще? Может это сделала вообще не лягушка? – закричал с возмущением обвиняемый.
- Может. Но ты видишь, кого то вокруг, кроме нас? – спросила цапля
- А может это сделала ты, пока мы разговаривали с твоей подругой? – заявил лягушонок, и это было с его стороны раковой ошибкой.
Цапля осудительно покачала головой, повернулась к своей подруге, которая все еще удерживала в клюве первого попавшегося лягушонка и утвердительно сообщила:
- Это точно он. – и, повернулась к толпе лягушек с вопросительным взглядом
В ответ на это, лягушки, как по команде, закричали
- Он, он, точно он, да он, конечно он, без сомнения он, он и все. – и чем больше они это говорили, тем увереннее и безапелляционнее это получалось. То, что слышала вокруг себя каждая отдельная лягушка, придавало ей уверенности, а уверенность ее и других, таких как она, придавала уверенность всем. При этом было замечательно, что эту обвинительную фразу кричал даже тот лягушонок, который находился в клюве цапли, и еще недавно был первым претендентом на несправедливую казнь.
И глядя на происходящее складывалось впечатление, что через некоторое время эта зеленая масса лягушек сама бы разорвала своего соплеменника, того соплеменника, который еще несколько минут назат был их лучшим представителем и другом. Но на помощь пришла цапля утратившая свое яйцо, она выбросила из клюва первую жертву и, не раздумывая, проглотила обвиняемого всеми лягушонка.
Все замолчали. Не смотря на то, что они обвиняли несчастного и, на то, что недавно все видели констатацию первой смерти, но что бы вот так воочию, что бы вот так специально произошло убийство – это все видели впервые. Некоторое время взгляды всех были прикованы к цапле убийце, которая, по их мнению должна была обязательно, что то сказать. Все ожидали от нее какой то вывод из происшедшего или какое то напутствие, но она просто улыбнулась и сообщила:
- А лягушонок оказался вкусным!
В ответ на услышанное, лягушки были поражены еще больше, чем при виде убийства их соплеменника, но, осознав через мгновение страшную угрозу скрывающуюся в этих словах, в рассыпную бросились наутек.
Наблюдавший за всем этим Киль, был поражен не менее лягушек, и идея выйти из укрытия, когда прилетят близкие ему птицы, вмиг улетучилась.
Далее, Киль мог наблюдать, как старуха Собра сожрала младенца куницы, и в этом были обвинены цапли, и еще множество, множество убийств, спровоцированных старой змеей. Не в силах больше это видеть он тихо, едва дыша, прокрался в глубь острова, и обошел это злопастное место.
Вскоре, выйдя к реке, он обнаружил целый, как ни в чем не бывало, плот. Не смотря на то, что опять, куда то запропастились весла, Киль стал на плот и оттолкнулся лапой от берега. Плот подхватило оживленное течение реки и Киль, довольно быстро, достиг зеленой стены преграждающей путь в следующую галерею.