Рыжая. Другие реки

Я пила кофе и смотрела в окно. Конечно, в рабочее время можно найти более достойное занятие... Но у меня сегодня такой тяжелый день... С утра дочка раскапризничалась, еле подняла её в садик. Чуть не опоздала на работу. Потом экскурсия для группы очень экспрессивных итальянских старушек, которые буквально взорвали мой мозг. Еле-еле распрощавшись с ними, я поспешила к кофейному автомату, чтобы получить жизненно необходимый мне стаканчик эспрессо. На своё рабочее место — в большую полутемную комнату, лишенную окон я не спешила. Присела на широкий подоконник нашего полуподвального окна и уставилась на улицу. И не сказала бы, что за окном хорошая погода — моросит нудный октябрьский дождик, висят ранние сумерки. Но, проведя последние семь лет в Италии, я, как ни странно, соскучилась и по дождям, и по туманам, и по прочим «прелестям» природы, на которые так щедр мой родной город. Поэтому, стекающие по стеклу струйки успокаивали меня, настраивая на рабочий лад.

 - Эмилия Андреевна...

Я с трудом оторвала взгляд от окна и, постаравшись придать ему осмысленность, взглянула на свою начальницу. Елене Игоревне слегка за шестьдесят, она типичная «интеллигентная женщина», типичная «музейная работница» с хорошими манерами и тихим  шелестящим голосом. Даже, если я её и раздражаю, она никогда не показывает этого. Нет, я отличный специалист в своей области и добросовестно выполняю свою работу (да, что греха таить — иногда и не свою), но слишком уж у нас разные взгляды на жизнь.

 - Эмилия Андреевна, к нам едет ученый из университета. Он работает над статьёй по культуре этрусков. Будьте любезны, дорогая, окажите ему всяческую помощь, тем более, что лучше вас в этой теме никто не разбирается. Вам позвонят с проходной,  встретите его, проводите наверх, покажете, что потребуется.
 - Хорошо, Елена Игоревна.
 
Ладно, посмотрим, что там за  stronzo  решил к нам пожаловать. С некоторых пор, надо сказать, я недолюбливаю ученых из университета.  Окажу ему любезность, что уж там! Всё равно до собственной статьи я сегодня не доберусь — настрой не тот.
В кармане завибрировал мобильный. Ника. Доченька. Моя радость. Нисколечко не жалею, что между спокойствием семейной жизни и её рождением, выбрала последнее.
Вообще-то по документам она — Вероника, но это исключительно для «благозвучности». Для меня, да и для всех она — Ника. У неё замечательные рыженькие кудряшки и задорные веснушки на носу. И глаза Ивана. Хотя нет! Это её глаза. В них никогда не бывает холода и равнодушия. Они смеются и смотрят доверчиво и с любовью.

Если бы не пришло время отдавать дочку в школу, я бы, наверное осталась в Италии. Даже не потому, что там как-то особенно хорошо. То есть там очень хорошо, тепло и солнечно, и люди, в большинстве своём неплохие, но для меня главное — там всё другое и ничего не напоминало о прошлой жизни.

 Уехав в Пьяченцу к маме (она удивилась, конечно, и сильно, но ничего не сказала) и её Марко (он обрадовался, принял меня вместе с пузом как отец родной), я наконец-то смогла ни о чем не думать. А зачем ещё нужен родительский дом. Я просто бродила по старинным улочкам маленького городка, заходила в соборы и музеи, грелась на солнце и приходила в себя. Мама следила, чтобы я вовремя и хорошо поела, а Марко поднял на уши всех знакомых и нашел мне врача, который присматривал за моим «положением». Впервые я поняла, что значит это простое слово — семья.

С Димкой, мы довольно часто связывались по скайпу, там же я и показала ему свою малышку.

 - Рыжик, какая хорошенькая! На тебя похожа! И тоже рыженькая, как... лисичка!
 - Дим, ну ничего она на меня не похожа! Я никогда не была такой миленькой!
 - Рыжик, ты тоже очень миленькая, иначе Лап...

Димка осекся, поняв, что чуть не сморозил.

 - Как ты её назвала?
 - Ника.
 - Хорошее имя. Победительница!
 - Да, она... победила.
 - Ну-ка, Рыжик, выше нос!
 
Все следующие наши сеансы связи не обходились без Ники, которая узнавая Димку, радостно гулила.

Я не помню, чтобы моя мама была так заботлива и внимательна со мной, как теперь с внучкой. Такое ощущение, что она «недозаботилась» обо мне и теперь наверстывает упущенное. Марко настоял, чтобы я получила водительские права и продолжила своё образование. Подумав, что он прав, а Ника в надёжных руках, я подала документы в Католический университет Милана на факультет искусства и философии, куда и поступила без особых проблем: языком я уже владела на пристойном уровне, а после трёх курсов  университета остальные экзамены «расщелкала» как семечки.

Следующие три года моей жизни пролетели в дороге между Пьяченцей и Миланом. Утром я садилась в старенький фиат 126, принадлежащий Марко и рулила на занятия, а вечером возвращалась обратно.

За время учёбы у меня приключился даже довольно бурный роман с моим сокурсником Сильвио, специализировавшемся на истории изобразительного искусства и   буквально боготворившим Тициана. Вначале меня пугала его экспрессия, то, с каким благоговением он смотрит на мои рыжие кудри. Но узнав его ближе, я неожиданно... влюбилась. Вот уж сама не ожидала. Видимо два с половиной года — достаточный  срок, чтобы утихла сердечная боль. Или я просто легкомысленная?  Правда, закончились наши отношения скоропалительной женитьбой Сильвио на «хорошей итальянской девушке», сосватанной его заботливой итальянской мамой, которую буквально трясло от одной мысли об «этой capelli di fuoco русской, да ещё и с ребёнком». В наш последний вечер, я изменив, самой себе, не уехала вечером к Нике, а осталась с Сильвио в маленьком номере дешёвого отеля. Бедняга чуть не плакал, всё шептал какие-то нежности, страстно целовал. А я поняла, что не чувствую боли от предстоящей потери. Только благодарность за то, что вернул меня к жизни.

 Получив диплом, я устроилась на стажировку в городской музей Пьяченцы, известный своей коллекцией, посвященной культуре этрусков. Почему я выбрала это направление? Не знаю... Скорее, это оно выбрало меня. В этом городке просто не могло быть по-другому.

Вот так мы и жили, кипя страстями под жарким итальянским солнцем...
 
А в какой-то момент, я поняла, что безумно хочу домой. В дождливый город, не балующей хорошей погодой. Будто что-то переключилось внутри. Да и Нике пора подбирать было школу. В принципе, она  с лёгкостью училась бы и в Пьяченце, но я побоялась, что к ней тоже прилепится клеймо «этой русской».
 
В общем, первого сентября я повела Нику «первый раз в первый класс» в ту самую школу, которую закончила сама. Помня свою собственную школьную жизнь, я переживала, наверное, больше дочки. Она же восприняла перемены в жизни совершенно спокойно, довольно быстро нашла друзей-подружек и с учёбой не было никаких проблем. Успокоившись, на этот счёт, спустя непродолжительное время я нашла место младшего научного сотрудника одного из музеев. Предыдущий «младший сотрудник» благополучно отбыл на пенсию в возрасте семидесяти лет. В общем, не самая плохая работа, разве что не очень денежная... Плюс провожу экскурсии для «туристо итальяно». Вот, как сегодня. Да Лаптев исправно переводит алименты, да и мама не бросает на произвол судьбы.

Я поболтала с дочкой и вернулась, наконец к действительности. Выбросила пустой стаканчик в мусорную корзину и поплелась в свой архив-запасник. Надо хоть для приличия включить компьютер. Потерев виски, я попыталась вспомнить, что же собиралась написать, пока бойкие бабульки не свели меня с ума.

 Мысли разбегались как тараканы по кухне, совершенно не собираясь облекаться в слова. В борьбе с ними прошло ещё минут сорок, пока не позвонили с проходной и не попросили встретить «господина учёного». Кляня про себя на все лады (и по-русски, и по-итальянски) не задавшийся день, я пошла вниз.

Спустившись по лестнице, я не удержалась от ставшего привычным:  “che cazzо!”, хоть и произнесенного шёпотом, но гулко разнёсшегося по пустому мраморному холлу и приумноженного его стенами. У «стекляшки» вахтера, нетерпеливо поглядывая то на лестницу, то на часы, висящие за его спиной, стоял Лаптев собственной персоной. Услышав мой эмоциональный возглас, он медленно обернулся. Его брови поползли вверх.

 - Вот так-так! Обещанный специалист по культуре этрусков, надо полагать?

Я залилась краской и, еле переставляя ставшие ватными ноги, одолела последние ступеньки и подошла к нему. Сердце колотилось так, что подпрыгивал бейдж, приколотый к лацкану форменного жакета. Вахтер, потеряв интерес к посетителю уткнулся в телевизор. Porca madonna! Да что же это такое! Столько лет прошло. Уже, казалось, всё переболело и забыто! Взять себя в руки, немедленно.

- Добрый день, Иван Васильевич. Так уж получилось, что я - единственный специалист, по интересующему вас вопросу.
 - Ну, что ж, пойдемте, Эмилия ...э... Андреевна, раз уж у меня нет выбора. Попробуем сработаться. Мне придется посетить это чудное место ещё не один раз, полагаю.

Cazza! Он ещё и смеётся! Разглядывает меня, оценивает... Что ж, пусть посмотрит. В отличие от нашей предыдущей встречи, выгляжу я, что уж скромничать — превосходно. Спасибо итальянскому климату и здоровой пище. Да, и материнство преобразило меня, «оставив в наследство» довольно пышную грудь и женственные бёдра. А он всё такой же. Разве что седины чуть больше, да вот этой морщинки, пожалуй раньше не было. Этот его насмешливый взгляд... Он всегда сводил меня с ума...

 - Так на чём же мы остановились, Эмилия... Андреевна?

 Я вздрогнула и осознала, что пялюсь на него уже с минуту.

- Пойдёмте, Иван Васильевич. У меня скоро рабочий день закончится, не хотелось бы задерживаться.
 - Не волнуйтесь, я ценю чужое время не меньше, чем своё.

В гробовом молчании мы поднялись по лестнице и подошли к дверям, ведущим в моё «царство». Открыв дверь я проскользнула вперед, чтоб он не заблудился среди бесконечных стеллажей и шкафов. Убрала бумаги со второго стола и пригласила его садиться.

 - Итак?
 - Итак, мне нужны материалы по находкам сороковых годов прошлого века.
 
Я зашелестела каталогом, он достал и включил ноутбук, протер и надел очки. Я бухнула на стол тяжёлую папку. Не успела убрать руки, как его ладони накрыли мои. По мне прошла волна жара, ноги вновь стали ватными.

 - Лиечка...
 - Lasciami andare! (отпусти меня!)

Я попыталась убрать руки, но он держал их крепко.

 - Vattene! Сhe cazzo vuoi da me?

Поднёс их к губам и поцеловал сначала одну ладонь, потом другую.

 - Stare sul cazzo! Basta!

 Я поняла, что теряю остатки самообладания и резко выдернула свои руки. Сделала два шага назад. В глазах стояли слёзы.

 - Зачем ты это делаешь?
 - Лиечка, …
 - Лиечки давно уже нет. Ты разве не помнишь? Её не стало в ту минуту, как ты отдал её Михельсону. Я вот прекрасно помню, как ты смотрел... И что говорил, и как. Мне вовек этого не забыть. Поэтому, пожалуйста работай, если ты действительно пришёл сюда  работать.
 - Я действительно пришел сюда работать. Я не знал, что встречу здесь тебя. Но, раз уж так случилось, давай поговорим.
 - Noi non parlare... (нам не о чем говорить)
- Эмилия, perdonami ho commesso un errore. Mi dispiace... ho molto paura di perdere te. Е comunque perso (мне очень жаль, я совершил ошибку. Я очень боялся тебя потерять. И все равно потерял. )
 - Si... Е comunque perso...
 
Я села за свой стол.

 - E ho nessun rimorso. (и я ни о чем не жалею).

Я развернула монитор, так чтобы не видеть Ивана. Впрочем, я всё равно ничего не видела из-за слёз. Лаптев подошел ко мне и протянул платок. Положил ладони мне на плечи и легонько поцеловал макушку. Раньше он делал так тысячу раз... Слёзы хлынули с новой силой.

 - Рerch; stai facendo questo,  ; insopportabile... mi fa molto male. (зачем ты делаешь это, это невыносимо, мне очень больно)
 - Рerch; io ti amo.  Е tu mi ami troppo. Оra vedo che ; cos;  (потому что я люблю тебя и ты меня тоже любишь, теперь я вижу, что это так).
 - Questo non cambier; nulla, troppo tardi. Non sar; pi; come prima. (это ничего не изменит, слишком поздно, уже не будет как раньше)
 - Будет по-другому, лучше.
 - Я не хочу, Ваня. Я давно уже не принадлежу себе... и, я не имею права... ошибиться.

В кармане снова завибрировал мобильный. Наверное Ника. Я дернула плечами, сбрасывая его руки и достала телефон. Точно. Лаптев замешкался около меня и успел увидеть её фотографию на заставке. Пока я разговаривала, он сел за «свой» стол и занялся, наконец, бумагами. Закончив разговор, я достала пудреницу и привела в порядок лицо. До конца рабочего дня никто из нас не проронил больше не слова.

 Ровно без десяти пять Иван поднялся из-за стола и аккуратно сложил папки.

 - Я приду послезавтра с утра. Могу я оставить эти папки на столе?
 - Да, конечно. Кроме меня здесь никого не бывает, дверь я закрываю на ключ.
 - Тебя подвезти, Лия? У тебя усталый вид, ты расстроена.
 - Нет, спасибо. До послезавтра, Иван.
 
Я дождалась пока он уйдет и только тогда вышла сама.

Вечером следующего дня на пороге моей квартиры «нарисовался» Димка. Вообще-то, он  довольно частый и желанный наш с Никой гость, заходит запросто, без звонка. Но только не в десятом часу вечера и не с таким обескураженным видом. Ника, уже было отправившаяся  в кровать, выскочила в прихожую и повисла на его шее.

- Дииимка пришёл! Сказку расскажешь?
 - Расскажу, Лисичка, беги ложись. Рыжик, поставишь пока чайку?

Я отправилась на кухню ставить чайник. Вот уж парочка! Ника, как увидела его впервые, так просто влюбилась. И Димка относится к ней очень внимательно и нежно.  Хотя, Димка он теперь, только для нас с Никой. Для остальных — Дмитрий Алексеевич, уже почти что профессор, старший преподаватель кафедры и... любимый ученик Лаптева. Впрочем, он прирождённый дипломат и этот факт не мешает ни нашей многолетней дружбе, ни его научной карьере. Чайник ещё только начал шуметь, а Димка уже вошел на кухню с упаковкой бубликов.

 - Ну, привет, Рыжик!
 
Обнял меня свободной рукой, по братски чмокнул в висок, щекотнув бородой.
 
 - Лаптев сегодня о тебе долго расспрашивал. И о Лисичке.

Я рассыпала заварку.

 - Эх, Рыжик, садись, сам заварю... Вот я и думаю. Столько лет-то прошло, ни словечка о тебе между нами, а тут... С чего бы?
 - Пришёл вчера в музей статью писать про этрусков...
 - А там у нас ты...
 - Дим, он правда не знал, что я там работаю?
 - Зуб даю!

Было так смешно слышать это от Димки, что я невольно фыркнула. Димка налил в заварной чайник кипяток, смахнул рассыпанную заварку в раковину и сел напротив.

 - Пришел вчера такой весь загадочный. Начал издалека. Как часто видимся, как ты живёшь, чем занимаешься, какая дочка у тебя... А потом и говорит: «ай-ай-ай, Дмитрий, что же не предупредил, что наша красавица теперь большой специалист по древним культурам. Такая встреча неожиданная вышла. А мне уже такие эмоции противопоказаны». И смотрит так хитро-хитро, как дедушка Ленин. А у меня одна мысль — а как там мой Рыжик эту встречу пережил?
 - Жива, как видишь...
 
Я придвинула к себе чашку с налитым чаем.

 - Хотя это была очень эмоциональная встреча. И, к сожалению, не последняя. Завтра он опять придёт. Садист чёртов! Stronzo!  Cazza!
 - Рыжик, ты же знаешь, я не говорю по-итальянски.
 - Да, твое счастье. Это слова не для добропорядочных мальчиков.
 - А ведь ему тоже плохо...
 - Кому? Лаптеву? По-моему, ему очень хорошо. Он остался при своей комфортной жизни. Никто ему не мешает, никто ему не перечит...
 - Рыжик, а инфаркт он тоже от большого счастья получил? На пороге квартиры? Ты так зациклилась на собственной обиде, что ни на секунду об этом не задумывалась. Может быть он хотел тебя догнать... просто не успел.
 - Диим, мы этого всё равно не узнаем. Зато я видела, как он смотрел на меня, когда мы встретились потом, в университете. Он ясно дал понять, насколько ему неприятно меня видеть. Вот, когда красивая и беззаботная — это да. А вот когда оплывшая и опухшая — не для его, видите ли статуса. И развод он оформил мгновенно.

Я зло засопела над своей чашкой.

 - Рыжик, ведь это ты ушла...
 - И ты прекрасно знаешь, почему!
 - Тише, а то разбудишь своё «почему»... Вам надо было просто поговорить. А вы как два барана.
 - Ты Лаптеву тоже сказал, что он баран? Или только мне такая честь?
 - Рыжик, Рыжик... Ты улетела, а я видел его каждый день на протяжении семи лет. Он не живет без тебя. Это, может быть и не видно со стороны, но поверь, это так. Я пойду, поздно уже. Ну, давай, Рыжик, не грусти. И подумай над тем, что я сказал. У тебя есть Ника, а у него — никого. Этот раунд за тобой.

Я проводила Димку, сполоснула чашки и пошла спать. Но сон не шёл. В голове крутились обрывки разговоров с Иваном, с Димкой, картины прошлой жизни... В конце-концов я уснула, но проснулась утром совершенно разбитой.

На работу я приехала в наимрачнейшем настроении. Проходя мимо «чайной комнаты» я услышала оживлённый щебет своих коллег и прибавила шагу в надежде проскочить веселое сборище. Но не тут то было. Как раз, когда я поравнялась с дверью, она распахнулась и я оказалась нос к носу с Еленой Игоревной.

 - А вот и наша несравненная Эмилия Андреевна! Что с вами, душенька? На вас лица нет!
 - Я в порядке, спала просто плохо...
 - Давайте чайку, или лучше кофейку? Иван Васильевич принес замечательный тортик! Проходите, проходите, моя дорогая!

Ну конечно! Лаптев! Кто ещё мог вызвать такой радостный переполох в нашем курятнике! Я прошла и села на свободный стул, радуясь, что ему сейчас не до меня — его плотно окружили наши «барышни». Передо мной оказался кусочек «замечательного тортика» и чашка чая. Расправившись и с тем и с другим в течение нескольких минут, я как можно незаметнее выскользнула из «чайной» и пошла к себе.
Иван появился спустя минут десять. Молча подошёл к моему столу и положил  коробку конфет. Моих любимых. Сто лет их не ела.

 - Маленькая компенсация за бессонные ночи.

Я посмотрела на него, пытаясь понять, шутит ли он. Нет. Стоит рядом абсолютно серьёзный. Даже привычная смешинка из глаз исчезла.
 
 - Спасибо.

Я, стараясь не выдать нетерпения, разорвала плёнку и открыла коробку. Боже, какой запах! Даже голова закружилась. У меня был целый ритуал выбора последовательности, в которой я буду есть конфеты. Они все абсолютно разные, но в своё время я выучила где какая лежит. Безошибочно взяла самую-самую вкусную. А вот ту,  из серединки всегда съедал Иван. Я даже не помню, пробовала ли я ее когда-нибудь. Я снова взглянула на него.

 - Угощайся.

В его глазах снова зажглись насмешливые искорки. Он протянул руку и взял абсолютно другую конфету.

 - Ты ведь должна её когда-то попробовать?

В самом деле... Как он там говорил? «Будет по-другому». О боже, я допускаю, что что-то «будет»? Я резко закрыла коробку и отодвинула в сторону.

 - Давай поработаем? В три у меня экскурсия, а потом я сразу ухожу. Оставить тебя здесь не смогу, это запрещено.
 - Ну, что же поработаем, Эмилия Андреевна.

Убедившись, что он поглощен своими документами, я всё-таки утянула из коробки ту самую конфету.

Сладкое ли помогло, но статью я всё-таки набросала и довольно быстро. Сидела, вычитывала, вносила правки.

 - Лия?
 - Да?

За время работы конфет в коробке заметно поубавилось, а вот настроение «пошло на поправку».

 - Извини, что отвлекаю, мне нужна твоя консультация.

Ах да, я же приставлена его консультировать... Я подошла к его столу. Он подвинул мне один из листов и развернул лампу, чтоб мне было удобнее читать.

 - Что ты скажешь по поводу этого абзаца?

Остро заточенный карандаш указал на строчки. Несколько минут я вчитывалась.

 - В свете последних исследований, я бы интерпретировала эти находки несколько иначе...

Я взяла чистый лист, ногой нащупала и подвинула стул и устроившись поудобнее, стала чертить схемы в доказательство своих слов. Лаптев что-то спрашивал, недоверчиво качал головой, соглашался, уточнял. В ход шли всё новые документы. Время пролетело незаметно. Когда я случайно бросила взгляд на часы, оказалось, что уже третий час. Времени осталось только быстренько перекусить и бежать на экскурсию.

 - Мне пора...
 - Лиечка...

Он было осёкся, ожидая моего протеста, но я совершенно не прореагировала.

 - Лиечка, я в восхищении! Я, признаться, не был уверен, что из тебя выйдет толковый историк. Но... снимаю шляпу.
 - Да, ладно... Вообще-то я больше искусствовед...
 - Как ты смотришь на то, чтобы я сослался на твоё мнение в своей статье?
 - Ты? Сослался на меня? Великий Лаптев? Ты не издеваешься ли?
 - Нисколько. Ты не против, если я возьму твои записи? Мне срочно нужно всё обдумать! И записать.
 - Бери, пожалуйста... Мне не жалко.

Иван стремительно собрал бумаги, захлопнул ноутбук и ушел. Я осталась стоять, как громом поражённая. Потом спохватилась и, уже не успевая пообедать понеслась к своей группе.

Выходила с работы я выжатая, как лимон. Как назло, надо бежать на родительское собрание. Поесть не успею. Машина на другой стороне улицы мигнула фарами, привлекая моё внимание. Иван. Вышел наружу и ждёт у распахнутой пассажирской дверцы. Ну, что же, пожалуй воспользуюсь его приглашением. Пока я устраивалась на сиденье, Иван сел на свое место, и достал с заднего сиденья ланч-бокс с логотипом ресторана, в котором мы раньше бывали не раз и маленький термос.
 
 - Ты ведь так и не пообедала?
 - Нет. А ты ведь спешил скорее написать статью?
 - Так спешил, что написал её прямо в машине, пока ждал тебя.
 - Зачем?
 - Какой глупый вопрос, моя дорогая. Чтобы увидеть тебя.
 
В коробке обнаружился «греческий» без лука, рыба на пару. Ведь помнит.
Я промычала нечто нечленораздельное. Он приподнял брови.

 - Я говорю, поехали скорее. У меня совсем нет времени сейчас.
 - Куда едем?
 - В школу, на родительское собрание.

Я расправилась с рыбой и открыла термос. Ммм, кофе...

 - А... Ника?

Он впервые произнёс её имя. Мне показалось, или его голос дрогнул?

 - Ника у меня очень самостоятельная синьорина. Продлёнка, кружки. В пять сама домой. Сама «готовит» хлопья на полдник. 

Говоря о дочке, я всегда непроизвольно улыбаюсь. Он заметил это.

 - Лия, прости меня.

Я вопросительно взглянула на него.

 - Я думал только о себе. Ни на секунду не представил, что ты чувствуешь. Ты всё правильно сделала. Наказала меня за мой эгоизм. Да нет, я сам себя наказал.
Я молча отвернулась к окну, да он и не требовал ответа. Любые слова в этот момент прозвучали бы фальшиво.

Уже остановившись во дворе моего дома, рядом со школой, Иван вдруг попросил у меня разрешения увидеться с Никой. Cavolo! Я могла бы догадаться! Но, видно мозг мой был размягчён событиями дня, и я разрешила ему прийти вместе с Димкой в воскресенье.

Последние несколько недель мой талантливый ребёнок оттачивает своё шахматное мастерство на Димке. Бедный Димка — эта наука ему никак не даётся. Но Ника не унывает и каждое воскресенье даёт ему всё новые уроки.

Чтобы успокоить нервы, я затеяла пироги. Обычно Димка жалуется, что в нашем доме  хлебобулочных изделий днем с огнем не сыщешь. Пусть порадуется.
 
 В общем, когда раздался звонок в дверь, в духовке уже подрумянивались два огромных пирога — один с мясом, другой с капустой. Скомкав фартук и бросив его на стул, я пошла открывать. Франческа дипломатично удалилась в свою комнату, хотя я видела, что она сгорает от любопытства. Ника сразу высунула любопытный нос из гостиной. Она бросилась было, привычно, к Димке, но остановилась как вкопанная, увидев за его спиной незнакомого человека.

 - Привет, Лисичка! Чего испугалась? Я вот тебе достойного соперника привёл. Он в шахматы получше меня играет. Мой профессор — Иван Васильевич.

Всё ещё настороженная, моя дочурка подошла-таки к Димке и вскарабкалась ему на руки. Теперь их с Лаптевым глаза оказались на одном уровне. А я ахнула про себя: я никогда не думала, что они настолько похожи. Несколько секунд они разглядывали друг друга.

 - Здравствуйте, профессор Иван Васильевич. А я — Ника, я в первом классе учусь.

И она церемонно протянула ему руку. Иван положил на столик продолговатый свёрток, мешающий ему и пожал маленькие пальчики.

 - Здравствуй, Ника. Я слышал, ты очень любишь шахматы?

Она кивнула.

 - Ты не против сыграть моими фигурами?

Иван достал из отложенного свёртка шахматную доску и приоткрыв, её показал лежащие внутри фигурки. Я узнала этот набор. Он всегда лежал у Лаптева в кабинете. Я и дышать-то в ту сторону боялась — он был невообразимо старинным и дорогим. У Ники буквально загорелись глаза и она бережно взяла доску в руки. Димка аккуратно поставил Нику на пол.

 - Ну, иди расставляй фигуры... Мы сейчас.

Она довольная скользнула в комнату. Димка снял куртку и ботинки и пошёл мыть руки. Мы остались в прихожей вдвоём. Иван протянул мне букет, который до этого не было видно из-за Димкиной спины.

 - Здравствуй, Лия. Это тебе.
 - Спасибо...

Я взяла цветы. Прижала к груди, прикрывая вырез майки, вдруг показавшийся мне слишком большим. Или всё дело в пристальном взгляде Ивана? Я неожиданно поняла смысл выражения «раздевать глазами». В который раз за эти дни сердце сбилось с привычного ритма. Заныл низ живота. Это что, те самые «бабочки»? Иван вдруг протянул руку и прикоснулся к моей щеке. Чуть заметно погладил. Я едва сдержала стон, осознавая, что в нескольких метрах находится моя дочь. Наша с ним дочь. Будь мы одни, я бы наверное бросилась на него прямо здесь, в прихожей.

 - У тебя мука на лице...
 - Пироги пеку... Раздевайся, проходи. Я пойду поставлю букет.

Ухватившись за этот повод, я скрылась в кухне и закрыла дверь. Включила холодную воду и долго умывалась, пытаясь вернуть самообладание.

- Рыжик, тебе наверное ваза нужна?

Правильно, вазы-то стоят в комнате. Димка принес одну, налил воды, поставил на стол, развернул шелестящую обёртку.
 
 - Садись, я приберу последствия твоих «кулинарных подвигов». Или в комнату иди. Но там ты лишняя.

Я вздрогнула.

 - Дим, ты что оставил их одних?!
 - Тсс! Иди посмотри, тебе понравится. Иди-иди...

Я тихонько подошла к открытой двери в комнату. Лаптев и Ника сидели над шахматной доской. Ника сердито сопела — эту партию она проигрывала. Иван поглядывал на неё с улыбкой. Но тут она просияла, сделала какой-то ход. Лаптев одобрительно хмыкнул. Я прислонилась пылающей щекой к косяку. Они меня не замечали, погружённые в игру. Обменивались какими-то комментариями, замечаниями. Наконец, Иван, предложил «ничью» и они обменялись рукопожатием. Довольная Ника стала снова расставлять фигуры. Иван посмотрел на меня.

 - Какая у тебя смышлёная дочка. Посообразительнее некоторых моих студентов.
 - У неё хорошие гены. 
 - Да, самые лучшие.

Он пригладил растрепавшиеся Никины кудряшки. У меня защемило сердце.

 - Дядя Ваня, давай ещё партию! Мам, позови Димку, что он ушёл! Пусть хоть посмотрит, как играть нужно! Мам, скоро пирог будет?
 - Скоро, скоро.

Ах да, Ника же просила позвать Димку. Видно, ему ничего не остается, как научиться, наконец, игре в шахматы.

За столом украдкой посматривала на Ивана, пытаясь понять, о чём он думает, но так и не смогла. Он обсуждал с Никой сыгранные партии, подшучивал над Димкой, который никак не мог освоить шахматную «премудрость», нахваливал мои пироги, улыбался, кажется, вполне искренне.

 - Дядя Ваня, а ты придёшь к нам ещё?

Сazzо! Вот этот момент, которого я так боялась.
 
 - Конечно, Ника. Ведь мы с тобой обязательно должны научить Диму играть в шахматы.

Бедный Димка поперхнулся чаем. Я ободряюще похлопала его по руке.

 - Держись!
 - Придёшь в следующие выходные?
 - Ника, ты забыла? Мы же уезжаем на каникулы к бабушке.
 - Ой, точно... Но потом обязательно приходи.
 - Непременно. Я даже оставлю у тебя свои шахматы. Ты не против за ними присмотреть?

Ника обрадованно закивала.

- Вот и замечательно. Сейчас мне нужно уйти. Завтра тяжёлый день, лекции у первокурсников. Нужно приготовиться. До встречи, Ника. Дмитрий до завтра. Лия...

Я вышла вслед за ним в прихожую. Молча наблюдала, как он одевается.

 - Лия, спасибо. Я замечательно провёл этот день.
 - И тебе спасибо. Ника от тебя в восторге. Неизгладимые впечатления.
 - Ли-я...
 
Он произнёс моё имя хриплым шепотом, от которого я едва не потеряла сознание. Его руки обвили мою талию, прижав меня так, что я не могла вздохнуть. Стук его сердца сливался с моим собственным. Его губы буквально впились в мои. На мгновение даже стало больно. В следующую секунду он меня отпустил.
Пока я приходила в себя, Иван вышел, тихонько прикрыв дверь.

Отложив книжку, я блаженно потянулась. Всего два дня в Пьяченце, а я чувствую себя совсем другим человеком. Мама, Марко и Ника укатили в Милан, а я, воспользовавшись этими несколькими часами тишины валяюсь на террасе с книжкой, хоть на улице довольно прохладно. Очень выручают толстый свитер и теплый верблюжий плед. Я встала, решив сделать себе чайку и увидела как к воротам подъехало такси. Интересно, кого там принесло?  Cavolo!  Да это Лаптев собственной персоной!
Сунув ноги в угги, я спустилась в сад.

 - Сiao, carissima! Впустишь меня?
 - Сiao. Nick non ; in casa, sono partiti per Milano.(Ники нет, они уехали в Милан)
  - Это очень кстати, nessuno ci impedisce di parlare  in un ambiente intimo.(никто не помешает нам поговорить в интимной обстановке).

Я открыла калитку.

 - Сazzо!  Ты меня пугаешь таким вступлением.
 - Caro, прекрати ругаться...
 
Я вернулась на террасу, жестом пригласив Ивана идти следом и присела на диван.  Садясь рядом, он поднял мешающую ему брошенную книгу и улыбнулся.

 -  «Грозовой перевал»?
 - Ты пролетел две тысячи километров, чтобы поговорить со мной о литературе?

Он рассмеялся.

 - Нет. Ника сказала, что в Пьяченце у тебя всегда хорошее настроение, а в Питере ты всегда хмурая. Вот и решил воспользоваться этим обстоятельством.

Надо же, моя девочка, оказывается ещё и очень наблюдательная. Хорошо, что мой роман с Сильвио не покидал пределов Милана, а то неизвестно, что бы ещё узнал обо мне Иван.

 - Даже интересно о чём ты сейчас подумала. У тебя такой загадочный вид...
 - Это неважно... Так о чём ты хотел поговорить?

Он сразу стал серьёзным. Видно было, что он пытается подобрать слова.

 - Видишь ли, caro, живя все эти годы без тебя, я смирился с этим. Как мне казалось. Ты сделала свой выбор, я дал тебе свободу... Но наша встреча - она всё смешала. Да, и в твоей душе тоже, я же вижу. Ты обижена на меня, ты стремишься уберечь дочку, но тебя тянет ко мне, как и меня к тебе. Я знаю, знаю, про «дважды в одну реку». Но, Лия. Ты ведь совсем другая теперь... Совсем другая река... Ты была милой девочкой из которой я пытался слепить что-то своё, а сейчас — ты женщина, такая, какой сама захотела стать. И стала. Эта женщина восхищает меня, притягивает. Я не хочу тебя отпускать. Но...
 - Но есть Ника, и она не вписывается в твою картину мира... Porca madonna! Tu sei solo un fottuto egoista! (ты чертов эгоист)

Я вскочила, но он взяв меня за руку, посадил меня обратно.

 - Лия, дослушай меня! Да, есть Ника, и ради неё мне придётся изменить «мою картину мира». Но, caro, это не произойдёт в один момент. Мне нужно время. Я не имею права на ошибку, ты, как никто это понимаешь. Пусть всё идёт своим чередом... Я буду приходить к ней так часто, как смогу. Она действительно очень интересный человечек, у неё такие разумные рассуждения, свои взгляды на жизнь. Я не хочу тебя обманывать — будь она чуть младше, я бы просто не знал, как себя с ней вести. Я могу со временем стать ей другом. Хороший друг, наверное лучше, чем un cattivo padre (скверный отец). Но без тебя я не проживу больше ни одной секунды. Sta' accanto a me,  carissima, sono molto manchi te.(иди ко мне, я так по тебе соскучился).

Пока я пыталась найти достойный ответ, он меня поцеловал. От прикосновения его губ я мгновенно «уплыла», впрочем,  так было всегда... Руки Ивана уже забрались под мой свитер, под футболку, лаская и поглаживая спину вдоль позвоночника. Язык проскользнул между моих приоткрытых губ, соприкасаясь с моим. Я, не сдерживая себя, застонала. За три года, что мы были вместе, он изучил каждый миллиметр моего тела и, надо же -  за годы разлуки не забыл. Он совсем легко коснулся губами за ухом, а моё тело тут же отозвалось нетерпеливой дрожью.
Легко, как будто и нет на его плечах груза прожитых лет, он взял меня на руки, как невесту.

 - Где твоя комната? Надеюсь не в мансарде?
Cavolo! Он ещё способен шутить! Но я почувствовала, что его руки подрагивают от напряжения. Шутки шутками, а он ждёт ответа.
 
 - Она всё там же...

«Всё там же» — это надо зайти в дом и пересечь трехметровую стеклянную галерею — мамин зимний сад, из нее попасть в коридор, куда и выходит дверь моей комнаты. С кажущейся лёгкостью он преодолел это расстояние и бережно опустил меня на кровать, помнящую ещё наш медовый месяц. Стоя на пружинящем матрасе я стянула с него куртку, свитер. Всё полетело в стоящее неподалёку кресло, но кажется не долетело... Туда же отправилась моя одежда. Иван поцеловал две родинки на моём плече, медленно, одну за другой. Это его личный фетиш. Я дрожащими пальцами пыталась справиться с его рубашкой, путаясь в петлях и пуговицах. Он, отвлекая меня, стал ласкать языком один сосок, другой - так, что мои пальцы судорожно смяли тонкую ткань. Потом остановился на несколько мгновений, давая мне совладать, наконец с пуговицами и отбросить ненавистную рубашку прочь. Я прижалась к нему всем телом, вынудив сесть на кровать, сама села сверху. Теперь он был в моей власти. Я почувствовала под собой пульсацию, но не спешила расстегнуть ремень на его брюках. Целовала и покусывала его губы, ловя хриплое дыхание, дразнила прикосновениями сосков к его груди, пока это дыхание не превратилось в едва сдерживаемый стон. Он гладил мою спину, нащупывая каждый позвонок. Потом его ладони сжали мои ягодицы, слегка раздвигая их и сразу замерли, давая мне секундную передышку. Не отрываясь от его губ, я просунула руку к застёжке его брюк и всё -  больше никаких преград между нами. Приняла его в себя мучительно медленно, но тут же руки Ивана властно задали ритм. Всего несколько толчков и нарастающая щекотка в моём мозгу взорвалась разноцветными искрами, чтобы тут же смениться ощущением невесомости.

Я пришла в себя под безумный стук его сердца. Ещё бы -  лежу щекой на его груди. Запоздало испугалась: а выдержит ли? После инфаркта? Тревожно приподняла голову. Иван успокаивающе погладил меня по волосам, поцеловал в висок. Привычный насмешливый взгляд.

 - Не волнуйся, выдержит сердце... Теперь всё выдержит...