9. Noir

Я открыл глаза и сразу же зажмурился от промозглого серого дождя, что тугими струями хлестал наотмашь дома, мостовую и согбенных прохожих на улице. Город, снова этот чертов город. Я ненавидел его. Подобно огромному котлу самого дьявола в преисподней, кипел он каждый день, без устали, без передышки, гоняя по своим венам автомобили и людей, как второсортную дозу героина. Он поднимал свои витые арки в клокочущие небеса, он протыкал стелами зеницу Всевышнего, он менял всякого, по глупости своей вошедшего в его пределы. Этот серый, призрачный город манил запахами обманчивых кухонь, ярким светом вывесок и развратными дамами. И глупцы слетались на него, подобно мотылькам. Чтобы быть затем поглощенными и проглоченными, переваренными в этой гигантской утробе.
В том месте, где я очухался, невыносимо воняло. Это была какая-то отвратительная смесь гнили, черной плесени и объедков, напоминающая о том месте, куда нас всех сгребут после начала Страшного суда. Смрад, казалось, проел даже мои кости, и будет отныне преследовать меня всюду, куда бы я ни пришел. Впрочем, я знал, что никто меня не ждет. В теле была ужасающая слабость. Желудок давно уже слипся в пульсирующий комок от голода.
Я выбрался из-под навеса и, съежившись, осмотрелся. Какая-то машина рядом взвизгнула тормозами и окатила меня коричневой грязью с ног до головы. Я зажмурился и отошел на пару шагов назад, тряся головой, стараясь избавиться от мерзкого привкуса грязи во рту. Перебрался на тротуар и медленно побрел вверх по улице.
Небо над головой давило. Или, может быть, это так гудела и раскалывалась от боли голова. Я плохо помнил, чем кончился вчерашний день. На душе было горькое послевкусие. Такое бывает наутро, в желтоватом полубреду похмелья. Бок саднило – кажется, вчера я опять с кем-то дрался. Пора бы уже и завязывать с таким образом жизни. Да кому, черт побери, какая разница. Я всего лишь чертов кусок прокисшего дерьма, выброшенный на обочину жизни.   
Перейдя через дорогу, я напал на знакомый след – еще пара подворотней, несколько заборов, заброшенное здание среднеобразовательной школы, и вот я здесь, в самом злачном месте города, внутри развалившегося ящика Пандоры, окруженный такими же отбросами, как и я.
Сразу же у входа я встречаю двух старых знакомых, Щорса и Каина. К черту таких знакомых, конечно, но в одиночку здесь попросту не выжить. По их перекошенным физиономиям я понимаю, что с прошлой ночи они не прекращали квасить.
- Сколько лет, сколько зим! – Хриплым, будто кирпичом по стеклу, голосом визжит Щорс. – А мы думали, тебя легавые замели. А ну-ка, иди сюда, крыса ты подколодная.
Я подошел к ним, но постарался соблюсти дистанцию. Все еще не мог припомнить события вчерашнего дня, а по этим двум было видно, что чем-то я все-таки отличился. Каин не сводил с меня заплывших пленкой глаз. Не нравился мне его взгляд.
- Давай рассказывай, - подвинув ко мне каких-то отбросов, сказал Щорс. – Как она?
- Парни, ничего вспомнить не могу, - я решил поиграть в дурачка. Огляделся, рассматривая посетителей вокруг. Все та же облезлая пьянь, что и накануне. – Что было-то вчера?
Щорс глянул на своего соседа, но тот даже не изменился в лице. Я подумал, может быть, он заснул с открытыми глазами, или вообще кони двинул. Впрочем, выяснять не хотелось.
- Да ладно. - Щорс натянул очень уж неестественную улыбку. – Ты ночь провел с той крошкой, и теперь, когда мы все во внимании любопытных подробностей, ты приходишь и говоришь, что ничего не помнишь?
На меня наплыло какое-то масляное, кровавое пятно. Комната поднялась и стала вращаться вокруг своей оси, все скорее набирая темп. Мне не сразу удалось прийти в себя. Я прохрипел сквозь дурман:
- Что еще за крошка? О ком вы?
Щорс захохотал во все горло. Каин закачался и вдруг упал на пол. Я хотел было даже кинуться ему на помощь, но на нас сразу же обрушился громовой залп пьяного храпа. Дальше остались уже мы один на один с Щорсом. Тот наклонился ближе ко мне.
- Правда, не помнишь, что ли?
Я помотал головой. Он вздохнул и, прикинув что-то в уме, выдал:
- Мы вчера прилично посидели. Была наша компания, ты был, вон Каин тоже. Сидели, никого не трогали, культурно отдыхали. Потом программа тут началась, - он подавил отрыжку, - пришли девочки, эти… как их… «Горячие киски», танцевать стали, угощение, стриптиз, напитки в баре, все дела. Дело к утру уже шло, как вдруг является Врубель собственной персоной. Ну и с ним, как водится, Шон, Артур, Вася, еще какие-то головорезы. А самое главное, с ними Элла.
- Элла? – Я нахмурился, тщетно пытаясь что-то припомнить. Элла ведь не из таких девиц, что шастают по ночам. Она девочка домашняя, приятная такая блондиночка с пышной шевелюрой и статной фигуркой. – Что она-то здесь забыла?
Щорс просиял.
- Во-во! Ты именно так и сказал, когда ее в таком окружении увидел. Ну, правда, громче в несколько раз и с вызовом. И прямо Врубелю в морду. – Щорс задумчиво пожевал рыбий хвост. – В общем, ситуация накалилась. Ты ему первый засветил, кстати. Ну и понеслось, сцепились так, что я думал, не видать мне тебя живым назавтра.   
- Разнимать, конечно, никто не взялся, - я отлично знал, как выглядят эти пьяные драки в таких местах. Из обычной потасовки они обычно превращались в настоящие гладиаторские бои, а бывшие собутыльники, друзья и знакомцы вмиг становились публикой, кровожадно требующей хлеба и зрелищ. Словно вторя словам Щорса, все мои царапины, синяки и кровоподтеки заныли и зачесались. Я напрягся.
- А как я с Эллой-то потом оказался? Я что, самого Врубеля уделал, что ли?
Щорс фыркнул.
- Эт тебе на том свете только, если что, удастся. Врубель тебя уложил на лопатки, чуть ли брюхо уже не вспарывал тебе, как она вдруг бросилась на него, закричала, принялась его царапать – ну, ты же знаешь, как бабенки дерутся – и, говорит, лучше, мол, я с таким, как он останусь, чем с такой скотиной, как ты. Понял, да? Прямо так и сказала.
Мне с трудом верилось в такой исход событий. Кроме, разве что, того, что Врубель едва ли меня не угробил. Это он с радостью. Но Элла? С чего бы ей заступаться за еще одного проходимца в этом злачном, чертовски грязном месте.
- И что потом? Мы ушли? Вот так просто?
Щорс пожал плечами.
- Врубель настолько опешил от подобного, что вы ноги в руки и поминай вас, как звали. Мне поэтому-то и интересно было, чем между вами все кончилось.
Мы еще помолчали какое-то время. Ворох мыслей носился в моей голове, разрушая любые логически стройные связи. Я вступаюсь за Эллу перед грозой всех бандитов этого бандитского города. Мы деремся, и вдруг дамочка вступается за меня и даже позволяет уйти вместе с ней. Но что потом? Куда мы ушли? Почему я ничего не помню? Куда делась Элла, почему не осталась вместе со мной до утра?
У меня было слишком много вопросов. На негнущихся ногах, я вышел обратно на улицу. Дождь все еще продолжал лить, как из помойного ведра. У самой дороги я остановился, напряженно вглядываясь в однообразную серость. Что-то подсказывало мне, что кончилась эта история совсем не так безоблачно, как всем казалось. Я должен узнать правду.
Элла жила в нескольких кварталах к югу отсюда. Года два назад, когда я еще не совсем опустился на дно, мы даже частенько виделись. Надеюсь, она не сменила место своего жительства.
Когда я добрался до того дома в шесть этажей, с пожарной лестницей на боку, я промок до костей. Меня потряхивало от холода, а еще больше, от поганого предчувствия, что дома у Эллы меня поджидает что-то очень скверное. Но я не мог отступить. Я должен был узнать все.
Я вскарабкался вверх по ржавой лестнице на третий этаж. Как ни странно, окно было открыто настежь, а на подоконнике успела скопиться приличная лужа – значит, его не закрывали с ночи.   
Оказавшись на окне, я прислушался. Внутри темной комнаты не было слышно ни шороха. Стараясь быть предельно аккуратным, я спустился на пол и потянул носом воздух. Скверный запах. Запах свершившегося недавно преступления.
Я прошел вглубь комнаты. Неубранная постель, неловко сброшенное нижнее белье и шелковая ночнушка. Однако под одеялом никого не было. Я осмотрел ночной столик с опрокинутым светильником и только сейчас заметил, что гардина на окне сорвана и шторы лежат прямо на полу.
Вдруг в соседней комнате что-то влажно шмякнулось на пол. Я вздрогнул и замер, не зная, что и предположить. До моего уха дошел звук жадного чавканья. Тихо переступив через расколотый цветочный горшок, я направился прочь из комнаты, в полутемный коридор.
Вдали, у кухни, на полу сидел темный силуэт. Меня, наверное, выдало бешено колотящееся сердце, потому что стоило мне его увидеть, как оно обернулось и глянуло на меня бешеными круглыми, светящимися в темноте глазами.
- Не смей подходить, - прошипела Элла, ломая окровавленными зубами хребет огромной рыбы, - стой, где стоишь.
- Элла, - мне не сразу удалось найти в себе силы, чтобы начать с ней разговор, - что с тобой?
Она отвернулась, продолжая отвратительно громко чавкать. Я сделал к ней еще один шаг.
- Элла, - еще более неуверенно вышло у меня, - с тобой все в порядке?
Внезапно нас ослепил яркий свет. Я метнулся в сторону, понимая, что меня только что накрыли, что все это было чертовски хорошо продуманной засадой. Теперь уж мне не отвертеться. Теперь уж меня упекут по самые гланды. Я бросился было к окну, но меня ухватили чьи-то крепкие лапы, оторвали от пола и подняли высоко в воздух. 
Най, смотри! – Са восхищенно показывает парню растрепанного, поджарого полосатого кота, болтающегося у нее в руках и пытающегося выбраться. – Смотри, какой котик! И буква М у него на лбу, все, как я люблю!
Та-а-ак, это кто тут рыбу у меня стащил? – Напускается на свою кошку Ромашишка, подруга Са и Ная, у которой они оставляли на стирку принцессино платье. – Элла! Ну-ка, брысь! Ты что, думаешь, надкусала у меня рыбу, я теперь ее жарить, что ли не стану? Еще как стану!
Она отбирает у белой кошки свою будущую еду и несет ее в раковину, чтобы отмыть от следов кошачьих укусов. Са кое-как успокаивает кота и прижимает его к груди, чувствуя, как того трясет от холода. И как отчаянно колотится в груди маленькое сердце.
Пожалуйста-пожалуйста, - говорит она Наю, - давай оставим его у нас? Посмотри, как он продрог. Пощупай, какой он тощий. У него, наверное, еще и блохи, и глисты. Мы его отмоем, от букашек вылечим, он будет жить у нас, и будет самый ласковый котейка на свете. Бездомные коты самые верные.
Най разводит руками, не зная, что и сказать. Им, в общем-то, давно хотелось завести какую-нибудь животинку, только на гигантскую виноградную улитку Са никак не соглашалась.
Я сама буду за ним ухаживать, - девушка делает огромные честные глаза. – И к ветеринару его сама сношу. И лоточек с наполнителем для него куплю. Пожалуйста, Най!
Ладно, - сдается, наконец, тот, - забирай его. Только будь поосторожнее, смотри, какая у него бандитская морда.
Са тоже переводит на него взгляд.
Это все потому, что он состоял в банде самых отвязных уличных котов. Они грабили банки с консервами, убегали от полицейских собак и зависали в самых грязных мусорных баках. Видишь, он пришел к Элле сегодня? Наверное, она поет в их местном клубе самый вызывающий джаз. И все из-за нее дерутся, а она потом выбирает победителя и отдается ему!
Ой, Са, - отмахивается Най, - опять ты за свое. Вечно выдумываешь всякие глупости. Пойдем, помоем этого кота, что ли…
И сосисками его своими накорми!
Еще чего! Это мои сосиски, я на кота не рассчитывал, когда их покупал.
Най, не будь таким жадиной. Этот котик всю свою жизнь питался объедками. Да ведь, мой маленький? У-ти, какой ты хорошенький! Мой маленький полосатый котеечка! Какой у нас розовенький носик! Ути-ути!..