Овца в волчьей шкуре

- Мы все отравлены христианской моралью! Она мешает нам добиваться успеха и быть счастливыми людьми.
- Каким образом? – удивился я. - Чем Вам христианство помешало? Вы же атеист.
- Вот именно, что атеист! – в раздражении он ударил кулаком по столу. – Но мое воспитание было построено на рабской морали добра и послушания. Родители мне вдалбливали с рождения: «Будь добрым! Будь щедрым! Не лги! Не предавай! Не делай и не думай плохого! Стань хорошим человеком!». Так меня и воспитали.
- Что же дурного в таком воспитании? – я был искренен в своем непонимании.
- Да это же воспитание раба! Слабака! Жертвы! Как Вы не понимаете?! – его возмущению не было предела. – Ведь только те, кто переступает через эти моральные нормы, добиваются в жизни власти и денег… Не понимаете? Ну, вот вам пример. Грабить и убивать плохо? Верно. А почему? Потому, что так в библии прописано: «Не убий. Не укради». Но только ограбив и убив можно завладеть деньгами человека или банка. А мошенники? Им и убивать никого не требуется. Обманул и деньги твои!
- А как же их жертвы? Вы о них подумали?
- Вот еще! Зачем мне думать о жертвах? Они оказались слабы и погибли. Это их проблемы. В природе всегда выживает сильнейший!
- Но ведь такой подход порочен изначально, - заметил я, сдерживая раздражение. – Сегодня убили Вы, а завтра за эти же материальные блага убьют Вас.
- Верно! Это и есть закон природы, - он победно взмахнул руками. – Кто сильнее, тот и прав. Лиса съедает мышь, после чего лису разрывает волк, которого загрызает медведь-шатун. Не попадайся на пути более сильного, подавляй слабых, и будет тебе счастье и довольствие.
- Чем же тогда человек отличается от животных? От той же лисы, например!
- Как чем?! Разумом! Только с помощью интеллекта человек может длительное время подавлять слабых, уклоняясь от угрозы сильнейших. Да и сильные это не проблема. Как говориться: «Зайцы вместе ****ят льва». Объединился с ровесниками и завалил более сильного хищника. А потом стравил своих подельников и поубивал их поодиночке.
- Жуткая картина получается, - я неодобрительно покачал головой. – По Вашему мнению, все так и жрут друг друга?
- Нет, не все. Только сильные слабых. Слабые лишь мычат и блеют… Посмотрите на овец. Им режут горло, а они даже не сопротивляются. Так и люди. Есть овцы, а есть волки.
- С такой классификацией трудно не согласится, но ведь идеи гуманизма зародились задолго до христианства.
- Да что Вы говорите! Раньше такой чепухи и в помине не было. В Спарте немощных стариков и больных новорожденных сбрасывали в пропасть без всяких сожалений. Раненых воинов добивали. Изнасилование женщин было стандартным поведением захватчика. Города сжигались вместе с населением…
- Но ведь стандарты правильного поведения существовали и тогда.
- Конечно, но эти стандарты были очень избирательны. Чтобы не ослаблять стаю запрещалось убивать своих соплеменников. Чужих – пожалуйста, а своих без особой нужды не трогай…
- Ладно. Это понятно, - я прервал его разглагольствования. - Но ведь сейчас совершенно по-другому. Есть законы, кодексы, правила. Суды и полиция, наконец. Любое отступление от норматива карается.
- Верно, только эти правила существуют для овец. Волки им не следуют. Они живут не по правилам и плюют на любые конституции и постановления. Для хищников нет преград и пределов. Потому они и занимают лидирующие позиции в политике, бизнесе, криминальном мире. Да где угодно.
-Что ж, с этим сложно не согласиться. Говно, как известно, всегда поднимается вверх. Но все же связь с христианской моралью я здесь вряд ли усматриваю.
- Значит Вы слепой! – рассердился он и опять ударил кулаком по столу. – Люди, обезображенные добром и гуманизмом, уважающие старость, поддерживающие сирых и убогих, жалеющие больных детей и немощных старух, никогда ничего в этой жизни не добиваются. Потому что в природе нет места жалости. Кошка перестает кормить больного котенка, чувствуя, что он обречен на гибель. Олени не тащат собрата, сломавшего ногу, ибо он приговорен самой судьбой. Змея не жалеет мышь и ее мышат.
- Но мы же люди!
- И что из этого следует?
- Мы должны быть гуманны и справедливы, чтобы наш человеческий род продолжал существовать.
- А что Вы понимаете под словом «человеческий род»? – искренне удивился он. – Какой-нибудь негр из Намибии для Вас также ценен, как сосед по лестничной площадке? Или полтора миллиарда китайцев также важны, как жители Тулы?.. Вряд ли. Поддерживайте своих, чтобы росла их сила. А чужих уничтожайте!
- Попахивает нацизмом.
- А это он и есть! Каждая нация должна бороться за свои права и только их отстаивать во всех случаях и всеми способами. Почему азербайджанцы должны переживать за армян?
- Хватит! – теперь уже я ударил кулаком по столу. – Такие проповеди оставьте своим сектантам.
- Кстати о проповедях, - ухмыльнулся новоявленный наци. – А Вы никогда не задумывались, кому выгодны эти термины: «нацизм», «экстремизм», «дискриминация»? Уж не тем ли, кто хочет подавить борьбу нации за свои права, уничтожив лидеров на корню и оставив одних лишь запуганных блеющих баранов? А самим захватить все рычаги власти и беззастенчиво управлять миром… Если не поняли, подскажу, что эти ребята христианской моралью не отравлены.
- Ага! Вот и теория заговора всплыла.
- Заговора не заговора, но тенденция просматривается очень четкая…
- Ладно, Козлов, я уже устал от Ваших нацистских бредней! Подписывайте постановление и протокол, - я протянул арестованному шариковую ручку. – У меня еще другие дела имеются.
- Хорошо, хорошо, - Козлов засуетился и принялся медленно выводить внизу протокола допроса обвиняемого: «С моих слов записано верно, мною прочитано, замечаний и дополнений не имею». Писал он медленно, высунув кончик розового языка. Поставив размашистую неразборчивую подпись с тремя затейливыми завитушками, заискивающе спросил: «Гражданин следователь, а нельзя ли меня в другую камеру перевести? Уж больно зэки достают. Даже под шконкой покоя нет».
- А Вы меньше им проповедуйте! – ухмыльнулся я и, раскрыв «дипломат», стал убирать документы в папку, одновременно нажимая кнопку вызова контролера.
В дверь следственного кабинета просунулась упитанная морда кирпичного цвета.
- Я закончил. Уведите.
Козлов встал с потертой скамьи и, покорно сложив руки за спиной, направился к выходу, а я угрюмо смотрел ему вслед. Создатель секты «Верный путь», вымогавший деньги у своих адептов для личной веселой жизни, вызывал во мне чувство брезгливости и неприязни, но его слова как змеиный яд уже проникли в мое сознание, зародив в нем сомнения и тревогу.
- Козлов! – окликнул я арестованного, тот быстро обернулся. – Себя-то Вы к кому относите? К овцам или волкам?
- Я скорее овца в волчьей шкуре, - усмехнулся сектант. – Во всяком случае, надеюсь, что со временем шкура прирастет.
- Зона покажет, - усмехнулся я и махнул рукой. Обвинительное заключение было почти напечатано, но пару характеризующих обвиняемого мыслей мне захотелось  добавить. Может быть эти фразы добавят Козлову несколько лет на его верном пути.