Именинник

Краснова Ивана Федоровича, с шести утра нынешнего дня, мирной процессией, узким семейным кругом, несли в пригород на местное кладбище, оставляя позади добротно сколоченного гроба, веточки можжевелового дерева.  Иван Федорович, чувствуя себя воистину королем праздника, легонько прищурив глаза, выпускал голубые кольца дыма в серое небо рано наступившей зимы. Ощупывая взглядом всех на "живость" и присутствие, он оценивал подготовку каждого и с замиранием сердца, перебирал ровные буквы, что плясали на черных лентах в руках  родственников  золотыми надписями теплых слов и пожеланий в адрес виновника торжества.

Во главе торжественной процессии шла супруга нашего героя  - Вера. Вера Николаевна была женщиной грузной, грозной, тучной, конкретной во всех  проявлениях, как за  плитой маленькой однокомнатной хрущевки жаря имениннику яичницу, так и поколачивая его после недельной попойки. По опухшему лицу Веры  текли ручьи  безудержных слез, так, что не хватало ни одного платка, чтобы вместить разбушевавшееся и вышедшее из берегов море горя и потери. Иван Федорович, наблюдая за  ее огромных масштабов фигурой, довольно выкрикивал в начало маленькой толпы: « Лишила дома хозяина. Поделом тебе лиходейка. Кого теперь ругать станешь? Ждать теперь кого будешь по ночам во дверях ?» Именно сегодня ,как никогда раньше, ему хотелось наконец  выговорить и раздать каждому по честным заслугам. И Вера, будто слышала, о чем наш именинник пытался донести - отозвалась: «Не уберегла»После этих слов, губы женщины стали неестественно синими, лицо побледнело, а тело со всего своего грузного маха падало назад, где оно было подхвачено двумя сыновьями, Ильей и Федором.

Илья и Федор, с самого детства, рожденные близнецами были не разлей вода. Высоченные, крепкие духом и сибирским здоровьем, ориентируясь на отца, на его черно-былые фотографии из дембельского альбома, после армии, продолжили поприще военного дела и хорошо освоив его достигли неплохих результатов.   Иван Федорович, переведя взгляд с жены на сыновей, в частности, на высоченного плечистого Федора, пытался разглядеть надпись на венке: «Любимому отцу - вечная память» прошептали его губы, собирая четыре слова в одно предложение.«Один венок на двоих» - завертелось в его голове. Два сына – один венок, хотя, прищурившись и разглядев в руках Ильи букет из двух красных гвоздик,  Федорович, вздохнул с неким облегчением,  поднял глаза в серое небо и заполнил их до отказа  слезами отцовской гордости.

Присуще любому празднику, особенно тому, на котором ты блистаешь в свете прожектора и софитов, время бежало слишком быстро. Иван увидел спешащего ему навстречу батюшку и беленькую припорошенную еще не растаявшим снегом церквушку. Толпа замедлила ход и устремилась в дом Бога.

Торжественно внесенный Иван, на миг оторвался взглядом от толпы, перевел его на грозное и пышное внутреннее убранство церкви, чувствуя себя не комфортно, будто под прицелом сотен глаз, что взирали на него якобы  укором со всевозможных вариаций и проявлений верховного судьи мира того и этого. И будто, маленький испуганный ребенок, он с надеждой ухватился за руку водящего над ним кадилом батюшки, вмещая в него все свои ожидания, для безболезненного перехода в мир иной, отличного от того, в котором он пребывал доселе. Мира, в котором его станут  ценить по заслугам. 

Батюшка же,  в свою очередь, читал молитвы, не подавая никакого вида, будто не видел его и вовсе. Иван, не знающий и не слышавший доселе ни одной из молитв, пытался расслышать и вторить словам, что твердил стальной, уверенный голос священника. Звоном летели молитвы и отзывались  под самым куполом  золотыми нитями света. И некая тревога заполнила все  существо Ивана, будто предчувствуя, что-то неладное, именинник, хватался за слова, слоги из неразборчивых псалмов, и тайно, не признаваясь самому себе, жалел, о том, что так и не провел ни единого вечера, дня, обедни-  в здании, в котором вершилось некое таинство его последних мгновений жизни. Если бы он мог когда-то,  от кого-то узнать о том, что в этом месте могут твориться такие чудеса. «Вот это фокус» - подумалось ему, Иван заметил, что продетые насквозь золотыми нитями слова, были  словно бусины,   уходящие куда-то высоко, переливаясь  ярким  светом перламутра.

И нашему имениннику, захотелось стать тем словом, что выходило из сердца хмурого маленького батюшки. Присев на край своего гроба, Иван, раскинул руки, будто чувствуя что-то волшебное, он  тянулся  к нитям пытаясь коснуться  золотых  слов. Но раз за разом летел вниз, на бетонный пол церкви, то заваливаясь на бок рядом с ногами супруги Веры или под подол черной рясы батюшки.

К тому моменту, в завершении положенного времени, гроб именинника выносили из церкви  в направлении старенького спокойного кладбища, кои водятся в маленьких деревеньках. С неба повалил серый снег вперемежку с дождем, ноги нанятых рабочих, что несли  гроб, начали увязать в жиже грязи, и церемония поплелась еще тише и еще медленнее. Радуясь этому, Иван, продолжил рассматривать тех, кто пришел навестить его последний раз. Отмечая отсутствие многих своих коллег и друзей, с которыми он проводил жаркие вечера и ночи за играми в домино. Ивану стало невыносимо жалко себя, вспоминая,о том, как он терпя побои взбалмошной супруги, тайком ,под угрозой жесточайшей расправы был вынужден сбегать, прыгал со второго этажа с хлипким здоровьем, рискуя собой. Или как воруя с завода маточки меди, пряча в штанах и куртке, выносил  их через охрану, а  на вырученные с продажи  деньги, несся молодым козликом, покупать неблагодарным четвертушку.

Но более огорчило его отсутствие Шурочки, первой и последней любви  всей его жизни. Та, которой он тайком от семьи нес скалымленные деньги в виде подарков, дорогого вина и множества цветов. Единственная кому впервые за всю жизнь он раскрыл свою душу любя ее и лелея мечту, о скромном домике, в котором, выйдя на пенсию, они смогли бы жить легко, счастливо и беззаботно. « Шурочка, светлое пятнышко моей жизни, лучик света в темном царстве, вот от кого я не ожидал. Предала. А ведь до пенсии осталось всего-то полтора года. Я и дом начал ремонтировать, что от отца остался и полы вскрыл в нем, на новые заменил. И краской промазал, цветом, твоим любимым, морской волны. Все думал, подарком станет..»

Но раздумья Ивана Федоровича прервали. Спуская гроб в могилу,  его начали засыпать пригоршнями земли, которая мешала ему видеть лица родных и знакомых, что пришли попрощаться. В последние минуты, те, что остались у него пока сырая земля не засыпала нашего героя до самого конца, он еще раз окинул венки, живые цветы, жену Верочку, и необъятное  горькое чувство все той же жалости, в виде наплевательского отношения всех их, пришедших и не пришедших на торжество - пронзило его с большей силой.

Наш Иван, заплакал, с каждым ударом земли все горче и горче, сетуя  самому себе на неподъемный крест, мученический образ жизни коим наградил его всевышний. Людей иуд, предателей, коих ему за все его годы повстречалось сверх меры. И подумалось, имениннику, что наградил его Господь, крестом тяжким, неподъемным, но он долго и безропотно не сетуя на долю горькую, подобно японскому самураю, все снес,вытерпел и претерпел. И что ждет его бескрайний, светлый Рай, где будет он  за все заслуги  жить  долго и счастливо, дожидаясь там, в выстроенном  своими руками доме, Верочку или Шурочку. Кого Бог пошлет.