Грошик

Тропинки детства

Тропиночка есть, да по ней не пройти,
Сокрыто давно королевство.
Мы все растеряли проходы-пути
В своё ненаглядное детство.
Но, кажется, стоит немного взглянуть
На эту реальность иначе,
И в детство откроется маленький путь,
И сердце от счастья заплачет…
Там старый Дозорка виляет хвостом,
Бабуля стоит, улыбаясь,
Братишка и папа сидят за столом
И мама ещё молодая!

Введение

Наш дом стоит около сопки. Почти все окна смотрят на юг, в комнатах всегда много света. Впереди дома палисадник с цветами, по бокам огороды. У меня  есть две маленьких грядочки, где растут редис и репка. Обожаю репку! Жёлтенькие бока, горькая шкурка и сладость внутри. Заботиться о растениях очень интересно. По утрам непременно заглядываю к ним, проверяю, всё ли в порядке? Подолгу смотрю на листочки – вдруг увижу, как они становятся больше! Увидеть не удаётся никогда, потому что бабуля говорит: «Всё растёт ночью, даже люди, когда спят». Наверное, я много сплю? Поэтому очень высокая для своих семи лет.
  Усадьба вокруг дома большая, но меня больше всего привлекает клубника – квадратная заплатка на сопке и «садок» - загороженный участок, где гуляют утки. В дальней части, под сопкой, где отец построил баньку, есть колодец с тремя упругими столбиками воды. Открыв крышку, я подолгу заворожено разглядываю биение родника. Переполняясь, вода течёт в небольшой пруд с мостками, на берегу которого всегда толпятся довольные утки.
 Куры иной раз здесь прячутся в кустах, делая гнёзда. Сидят они тихо, надеясь, что хозяйка их не найдёт - им очень хочется вывести цыплят. Бабушка и мама, ругаясь, подолгу ищут беглянок, привлекая к поискам и меня. Считается, что взрослые отлично знают, когда курица должна садиться на гнездо! Делая вид, что усиленно разыскиваю негодную курицу, посмеиваюсь над родными, зная абсолютно точно, где прячется  цыплячья мамаша. Беглянок я не выдаю, по-моему, они имеют полное право на личную жизнь. И потом, это так здорово, когда жёлтые несмышлёныши, попискивая, шебаршатся вокруг квокающей мамки! Я тайком ношу наседке еду - хлеб, зерно. Пить она ходит украдкой сама к пруду. Но случалось и так, что тайное место находят. Несостоявшуюся курицу-мамашу, схватив за ноги, бабушка несколько раз окунает в бочку с водой, гнездо разоряется.
«Садок» по моим меркам большой. Если идти вдоль ограды, то это занимает время «от маленькой вербы до ивы» - такой путь проходило солнышко на небе. Это приключение – изучить ограду, я пережила прошлым летом. Теперь мне хочется исследовать то, что находится за пределами изгороди. Нет, я там бывала и не раз, но с родителями. Дело в том, что на сопке есть три небольших участка, где мы сажаем картофель. То ли нам не хватает огородов около дома, то ли родителям  жаль бросать разработанные земли, но каждую весну, нагрузившись корзинами, взрослые тащатся по тропинке наверх, незлобиво ругая прежних хозяев. Мы со старшим братом, конечно, идём следом. Брат помогает в посадке, он старше на пять лет, а мне поручается следить за  «тормозком» - неприхотливой едой, тщательно завёрнутой в старенькое полотенце. Обычно это отварная картошка, хлеб, сало и лук. Далеко отходить от взрослых строго запрещается, но я делаю вид, что мне надо «пи-пи» и ныряю в заросли. Отец или мать окликают минут через пять, недовольные долгим исчезновением. Короче, побыть наедине не удаётся совершенно…


Глава 1


 Под столом тихо и уютно.  Длинная скатерть, с золотыми кистями до пола, скрывает ото всех. Сижу, раздумываю, как сбежать в лес от бабушки. Послышались шаги.
– Ленушка! Где ты, стрекоза? Под столом, поди? Вылезай!
Чувяки добрели до стола,  постояли и зашаркали назад. Бабушка любила чувяки, тапочки были ей не по нутру. Делаю вздох и на карачках тихо ползу вслед за бабулей, одновременно разглядывая дорожку – подмести надо или ещё ничего? Я пошла в первый класс, уже неделю учусь. Ничего интересного! Читать я умею давно, считать тоже, а потому в школе мне скучно проходить азбуку. На уроках я разглядываю своих одноклассников и мечтаю скорее добраться домой. Вернее, забежать в дом, переодеться и уйти в лес, куда меня тянет всеми правдами и неправдами. Дело в том, что этим летом произошло нечто важное – знакомство с Грошиком. На самом деле его зовут Грокхшх с каким-то непередаваемым окончанием. Случилось это в июне. Поливая свои «зеленушки», я раздумывала, чем заняться. Папа и мама на работе, брат гуляет со сверстниками, а бабуля колдует у плиты.
 Поскольку в «садке» мне разрешали гулять сколь угодно долго, то в это утро я решила, наконец, потихоньку ускользнуть. Крикнув: «Бабуль, я в садок!», заспешила в дальний угол, где была калитка. На мгновение мне стало страшно – а вдруг там и вправду медведь, как говорили мама и бабушка? Тряхнув головой, отгоняю плохие мысли, решительно открываю калитку, но выйдя, останавливаюсь, покусывая губу. Потом осторожно накидываю сверху кольцо из алюминиевой проволоки, соединяя колышки калитки и ограды. Всё! Я это сделала! Ступаю на тропинку, не торопясь, прохожу несколько шагов. Закрыв глаза, стою некоторое время, вслушиваюсь. Мне надо уловить настроение леса, вжиться в течение его жизни, стать частью происходящего здесь. Затаив дыхание, начинаю слышать, как вздыхают деревья: «Кто это тут пришёл?» Трава тихонько трогает щиколотки, знакомясь со мною, тёплый ветерок шевелит волосы, играет моими бантиками в косичках, мухи, осмелев, зажужжали вокруг, птицы защебетали. Открываю глаза, и, наклонившись, прикасаюсь к мяте, что буйно растёт вокруг. Пропитавшись запахом, улыбаясь, иду далее по тропе. Пока мне известен только этот путь, так по нему и пойду! Ныряю между лопухами, они смешные и весёлые – всегда норовят похлопать меня по плечам и спине. Поворот, ещё один...ой! Нога подвернулась! Неловко падаю прямо в крапиву, тут же подскакивая - вот досада! Слёзы непрошено брызнули из глаз, я готова разреветься во весь голос, но сдерживаюсь – сама виновата, надо под ноги смотреть! – только всхлипываю и яростно тру щиколотку. Вскоре боль утихает. Осторожно делаю несколько шагов и присаживаюсь на тёплый пенёк. Раздумываю, вернуться или всё-таки подняться выше по тропинке? Неужели моё приключение закончилось? Становится ужасно жалко себя, и я всё же реву, закрыв лицо руками.  Осторожный толчок в правое плечо. Оглядываюсь. Никого! Что за шутки? Хлюпаю носом, моргаю влажными ресницами, ладошкой вытираю лицо. Сзади хрустнула ветка. Медведь?! Сердце ухнуло и заколотилось. Закрываю глаза, тихо шепчу: «Мамочка!»  Кто-то ласково гладит по голове и шепчет в ухо: «Грокхшх …»
– Кто? – спрашиваю, не открывая глаз.
– Грохшкх…
– Это как?
Тишина. Открываю правый глаз. Никого! Закрываю.
– Кто ты? Где ты? Почему я тебя не вижу?
Тихий смешок.
– Меня нельзя видеть.
– Почему?
– Нельзя и всё!
Раздумываю.
– А ты будешь со мной дружить?
Вздох за спиной.
– Можно, только никому не говори, иначе накажут.
– Что я, маленькая что ли! Я в школу иду в сентябре, мне уже семь лет!
Молчу немного, потом спрашиваю:
– А ты какой?
– Лесной!
– Ты взрослый?
– Нет, конечно! Стал бы взрослый с тобой говорить!
Это верно. Жалуюсь:
– Ногу  подвернула, болит…
За спиной неловко сопят.
– Это я тебе под ноги корягу сунул.
– Зачем?
Молчание.
– Злишься на меня? Чего молчишь?
– Сейчас. Видишь, впереди корни пихты торчат?
– Ну!
– Засунь ступню между ними.
Я делаю, что мне говорят.
– Теперь вот так!
Меня резко крутануло вправо, в ступне что-то щёлкает и боль моментально проходит. Я смеюсь:
– Здорово!
– Ногу лопухом укутай и посиди ещё немного.
Сажусь на пенёк и, сорвав растение, тщательно обматываю распухшее место.
Некоторое время молчу, потом, подставив лицо солнышку и прикрыв глаза, говорю:
– Меня зовут Алёнка, можно Лена, а тебя как, я не расслышала.
В ответ снова доносится что-то похожее на Грохшкх…
Задумчиво потеребив ухо, предлагаю:
– Может, как-то иначе? Например, Грошик? А?
Что-то прохладное нежно трогает мою щёку, слышится тихое протяжное: «Да-а-а-!»
– Ну, и славно!
Мне становится весело и легко. У меня есть друг! И не просто какой-то, а лесной! Жаль, конечно, что его нельзя увидеть, зато он многое знает и, судя по всему, лес к нему прислушивается. С сожалением смотрю в небо, солнышко уже высоко бабуля может спохватиться. И тут же слышу далёкое:
– Алё-ё-ё-нушка!
Всё, пора вниз! Бросаю через плечо:
– Грошик, пока!
Как можно быстрее скольжу по лесной дорожке. Теперь она чистая и на удивление удобная. Пробираюсь в садок, закрывая калитку и чинно иду к колодцу.
– Ты где была? – подозрительно смотрит бабушка.
– Так, вдоль ограды гуляла.
– А чего не откликалась? – вопрошает она.
– Чего откликаться-то? Здесь я!
Бабушка машет рукой и уже поворачиваясь, замечает царапину на ноге.
– Покарябала что ли?
– Да, – небрежно машу рукой, – немного.
– Ох, влетит тебе от мамани! Ладно, пошли кушать!
Я плетусь следом за бабушкой, раздумывая о том, что у взрослых есть одна очень нелепая черта – они постоянно хотят накормить меня. Как будто, я голодаю! Смиренно ополаскиваю руки и сажусь за стол, где стоит огромное блюдо с пирожками и стаканом холодного молока. Бабуля благодушно смотрит на меня, ожидая похвалы. Ну, всё, думаю, мне капец, меньше двух пирожков съесть нельзя. Почему они (взрослые!) уверены, что лучше знают, сколько мне надо есть и когда? Делаю радостное лицо и начинаю жевать, лихорадочно соображая, как бы улизнуть.
– Бабуль,  –  прожевав первый кусочек, начинаю хитрить, – а вот если на улице есть, то, говорят, что аппетит становится лучше!
Всё, что касается моего аппетита, для бабули свято. Она немного молчит, потом улыбается:
– Хорошо! Пошли во двор!
Ура! Цель близка! А во дворе у нас кто? Правильно, наш пёс, Дозор! А он ещё никогда в жизни не отказывался от еды, тем более от пирожков. Проверено! Я сажусь на скамеечку и делаю псу знак – молчи, делай вид, что спишь. Дозор всё отлично понимает! Он следит за мной сквозь прищур, тихонько двигая носом. А я перехожу ко второму моменту, делая страшные глаза:
– Бабуль, посмотри, ворона над цыплятами!
Бабушка резво вскакивает и бежит к загородке . Дозор поднимает голову и ловит наполовину съеденный пирожок. Я хватаю второй, отламываю половину, бросаю собаке. Бабуля возвращается, я мирно ем «второй» пирожок.
– Ой, бабуль, пирожки объедение просто!
Она расплывается в улыбке.
– Ещё один съешь, внученька!
– Я же объемся! Мне плохо будет!
Однако, послушно беру пирожок и подмигиваю Дозору.
– Пойду, полежу немного.
– Иди, – умиротворённо соглашается бабушка, – пусть жирок завяжется!
Ага! Сейчас! Как же, завяжется! Пирожок летит к Дозору, в мгновение ока проглатывается, а я осторожно вылезаю в окно и бегу по направлению к лесу. Меня там ждёт Грошик – мой новый друг!


Глава 2


Вообще, я пользовалась относительной свободой, как и все окружающие дети. Мне разрешалось гулять в пределах улицы, поскольку все знали друг друга,  взрослые о любых шалостях немедленно докладывали родителям. Мы считали это настоящим заговором против нас, малолеток! Поэтому старались незаметно  ускользнуть из-под опеки, усыпляли бдительность примерным поведением. Либо уходили бродить вдоль ручья, где нас можно было иногда увидеть или, позвав, услышать отклик, либо отпрашивались позагорать на полянку и, действительно, в течение некоторого времени мирно прогуливались в пределах видимости. Зато потом, вырвавшись на волю, начиналась жизнь, полная неизведанных приключений, которые, как правило, под вечер заканчивались стеганьем ивового прута по мягкому месту и грозными окриками родителей. Но разве это могло остановить нас? Конечно, нет!
Однако, после знакомства с Грошиком, мне всё чаще хотелось отправиться в лес одной. Я чувствовала, что он не станет откликаться на мой призыв при посторонних. Было ужасно неудобно перед подружками, мысленно я просила  у них прощения, но, всё же, приходя в гости, говорила, что по дому много дел и по оврагам отправлялась в лес, стараясь, каждый раз идти разными путями. Добираясь до нашего «свиданного» пятачка, стояла минут пять с закрытыми глазами и, дождавшись лёгкого прикосновения-приветствия, спрашивала:
– Куда сегодня?
Ответом было скольжение света или колыхание веток в определённую сторону. Грошик водил меня по лесу, показывая разные, ранее неведомые чудеса: норку бурундука, птичье гнездо в траве. Иногда я просила его показать мне что-либо. Например, лису. Мне очень хотелось увидеть рыжую красотку. Но разглядев довольно невзрачную зверушку, похожую больше на маленькую дворняжку, я была страшно разочарована. Лиска, дав разглядеть себя некоторое время, сухо тявкнула и скрылась в кустах. Вот тебе и красавица!
 Притомившись, я присаживалась на траву, пенек  или поваленное ветром дерево и предлагала Грошику отдохнуть. Как правило, разомлев, засыпала ненадолго, свернувшись в клубочек. Снились всегда удивительные необычные сны. Очнувшись,  всегда сначала обдумывала увиденное, и спрашивала Грошика, не знает ли он, отчего мне это снится. Грошик отмалчивался, притворяясь, что нашёл нечто интересное в ближайших кустах или просто вздыхал. Однажды, уже в августе, он привёл меня на небольшую полянку, ничем, вроде, непримечательную. Зная, что просто так он ничего не делает, я стала внимательно оглядываться и заметила еле приметную тропинку в дальнем углу, возле берёзки. Тропинка вела в заросли бамбука, а туда мы ещё ни разу не ходили с другом. Потоптавшись,  доверилась Грошику, и смело сделала первый шаг. Сделав выбор, на душе сразу стало легко. Осторожно раздвигая толстый упругий бамбучек, я чувствовала, что тропа ведёт куда-то в низинку. Немного погодя, заросли посветлели, потом и вовсе сошли на «нет», открыв  ложбинку между двух берёз. Здесь бился родничок, стараясь расширить своё пространство. Ясно, что требуется помощь! Как могла, расчистила углубление, убрав листву, ветки и грязь. Родничок повеселел, заполнил расчищенное место и заструился куда-то вниз. Между берёзок я положила большую палую ветку и присела отдохнуть, глотнув перед этим родниковой водицы. Солнышко мягко грело затылок, ветерок совсем затих. Мне казалось, что я попала в добрую сказку, где исполняются все желания, и каждая веточка и травинка были связаны  со мною какими-то невидимыми ниточками.
– Грошик, – тихо позвала я, – это твоё тайное место?
Уже зная ответ, я кивнула:
– Конечно, тайное! Ты мне доверяешь, да? Теперь это наше с тобой место! Я никому о нём не расскажу.
Вернувшись, домой к вечеру, уставшая, но счастливая, я послушно съела то, что дала бабуля и почти засыпая, услышала разговор старших между собой.
– Представь себе, мама, – говорила бабушке моя мама, – где-то на сопке, в дебрях бамбука, говорят, был родничок с какой-то необыкновенной водой. Местное население чуть ли не поклонялось ему. Водой этой лечили почти все болячки. А потом родник в один день раз – и иссяк!
Бабушка задумчиво качает головой:
– Во как! Наказал, видать, Господь за грехи!
Мама машет рукой:
– Мам, ну, что ты – чуть что, сразу Господь! Просто пересох родник! Слыхано ли дело – на верхотуре и родник!
И помолчав, добавляет:
– Скорей всего, сказки это!
В эту ночь мне снилась вода, вкусная, сладкая, а на утро заболело, воспалилось горло. Три дня меня никуда не выпускали, на четвёртый я сбежала в лес, к роднику. Еле добравшись до места, сразу выпила три долгих глотка воды и легла меж берёзок, забывшись сном. Проснувшись, поняла, что полностью здорова. Я запела. Петь я любила. А когда однажды завела песню в лесу, то сразу поняла, что это нравится и лесу и Грошику. Слова и музыка сочинялись мною на ходу. Вот и сейчас у меня получалось нечто не очень складное, но душевное. Примерно так:
Уж ты лес, ты мой лес,
Что растёшь до небес,
И, наверное, ты одинок?
И пробился, смотри,
Из твоей, из земли,
Говорливый такой родничок!
Во время пения, почистила родничок и подумала, что надо здесь цветы посадить, взять маргаритки и посадить, и ромашки можно. Сказано, сделано! Я пустилась вниз, скорее  - за цветами. Но в этот раз затея не удалась, бабушка меня поймала, когда я выкапывала цветы, и онемела от такой наглости.
– Ты их сажала, чтоб вырывать? – вместе со словами она тихонько хлопала меня по моей костлявой попке. Потом спохватилась, что я болею, стала щупать лоб:
– А ты чего больная разгуливаешь?
– Бабуль, да я выздоровела! Я просто хотела маргаритки посадить в «садке»! Чтоб там тоже красота была!
Пришлось соврать, всё равно бы не поверила  рассказу о роднике, да ещё бы и попало за то, что в лесу одна хожу. Бабуля немного остыла.
– В «садке»? Глупая, там же утки все съедят!
– Ну, всё равно! – я потирала сзади ударенное место.
– Ладно, – смилостивилась она, – посади лучше вот здесь, за будкой Дозора.
Пришлось сажать. Дозор, вывалив язык почти до тротуара, сипло кхекал, посмеиваясь надо мной – он знал о Грошике и моих прогулках,  я ему рассказывала всё без утайки. Полив цветы, я взяла два пирожка, для себя и Дозора. Накормив пса, подумала, что сейчас бабуля опять пристанет с едой и поняла, что пора прятаться. Залезла в будку, где лежало пахучее сено, и позвала шёпотом собаку. Дозорка покрутился, но делать нечего и улёгся возле входа,  загораживая меня от посторонних глаз. Бабуля ходила, долго выкликая моё имя и грозясь выпороть, как сидорову козу. Некоторое время я сонно раздумывала о том, что козу очень жаль, раз её так часто бьют и повсюду об этом говорят. Да, козу жаль…
Брат рассказывал назавтра, как меня вытаскивали из будки, а Дозорка растерянно бухал, не зная, то ли защищать маленькую хозяйку, то ли скулить виновато перед хозяином. Отец принёс меня домой и, целуя, раздел и уложил в кровать. Мама охала, что надо бы переодеть. «Ничего! От собачьей шерсти только здоровее будет!», - улыбаясь, говорил отец. Цветы у родничка я всё-таки посадила, только чуть позже, через неделю. За несколько лет  они разрослись, и долгое время радовали меня и Грошика.
Много позже, будучи замужем, я долго искала это место, но не нашла, очевидно родничок нашел себе другую принцессу, а мне туда дорога была уже заказана, потому что однажды я не поверила Грошику и, тем самым, предала нашу дружбу. А может быть, я просто стала взрослой…


Глава 3


 Некоторое время мне удавалось скрывать от всех лесные прогулки. Но становилось всё тяжелее это делать, необходимо было получить официальное разрешение, и сделать это мог только отец. Обдумав всё, я приступила к первой части своего плана. Сначала завела разговор с мамой о пользе леса, которую он всем приносит. Потом перешла к своему здоровью, зная, как сильно это волнует взрослых. Вздыхая и сокрушенно качая головой, я заявила, что жить мне, очевидно, осталось недолго. От такого заявления мама просто онемела! 
– Алёнушка, – голос у неё стал добрым-предобрым, – у тебя что-то болит?
– Нет, – нарочито вздохнула я,  – просто что-то давит, вот здесь! – с печалью в голосе сообщила я и положила ладонь на грудь слева, помня, как это делает бабушка. Мама всполошилась.
– Миша, Леночку надо положить на обследование! У неё что-то с сердцем!
Отец оторвался о газеты, с удивлением глянул на меня:
– Она ж только что с Дозором носилась, как оглашенная!
– Вот и добегалась! – мама повысила голос.
Отец задумчиво посмотрел на меня ещё раз и протяжно сказал:
– А может наоборот, Зоя, ей надо больше гулять на свежем воздухе? Помнишь, что доктор сказал?
Я насторожилась. От докторов можно было ожидать только гадостей, они все, как один, мечтали уложить меня в больницу, прописать горькие таблетки и микстуры, а то и хуже – колоть уколы по три-четыре раза в день! Я уже мысленно видела эти ужасные шприцы! На глаза навернулись слёзы.
– Не надо в больницу, – прошептала я, – уж лучше дома буду сидеть…
– Нет, сидеть нельзя! – решительно заявил отец. – Ребёнок должен гулять. Что ты, Зоя, держишь её дома? Пусть сходит к подругам, побегает, ей это полезно! В лес пускай сходит, там же озон! Для сердца очень полезно!
Мать сомнительно посмотрела на отца:
– Какой лес, Михаил? Ты с ума сошёл? А вдруг чего случится?
– Не случится! Она выйдет за ограду, на горочку сходит, посидит и обратно. Или вон, пусть на пригорок, где клубника, взойдёт, там тоже если пихты! Короче  - то, что надо!
Поняв, что отец пытается мне помочь, я усиленно закивала:
– Да-да, на высоте мне лучше, мама! Посижу там немного, пройдусь,  и мне хорошо становится!
– Ладно, – недоумевая, согласилась мама, - только далеко не заходи!
– Что ты, мам, – обрадовано завопила я, – тут рядышком всё!
Таким образом, запрет на походы в лес был снят. Поняв подсказку отца, я теперь частенько говорила, что буду на пригорке, где клубника. Сделала лаз через колючую проволоку, что огораживала участок вдоль пригорка и оттуда торопилась на встречу с Грошиком, проводя почти всё свободное время в лесу.
Эта первая учебная осень стала истинным подарком в моей жизни. Уроки я практически не учила, схватывала всё на лету, в дневнике стояли пятёрки, и потому, придя со школы, заворачивала в газету хлеб с маслом или колбасой и убегала в лес. Лес меня ждал. Я это чувствовала! Ныряла в заросли боярышника, малины или какой-либо травы и замирала там, представляя себя растением. Впитывала солнышко, воздух, наполняясь энергией и чистой радостью. Могла расслабленно стоять или сидеть, откинувшись назад и закрыв глаза, очень долгое время. В это время перед глазами мелькали всевозможные образы, а в голове бродили мысли о том, как хорошо было бы остаться навсегда здесь, в лесу!
 Давно уже мне хотелось попросить Грошика помочь собрать грибов. Отец из грибов признавал только грузди, а мама, увы, не разбиралась в этом совсем. Часто гуляя по лесу, я удивлялась, почему нет грибников. Потому я нашла небольшое старенькое ведёрко, выложила дно и стенки лопухом – украсила! – и поспешила за ограду. Постояла немного с закрытыми глазами, глубоко вдыхая запахи, и шепнула: «Грошик, помоги набрать грибочков!»  Прислушалась к ощущениям и шагнула вправо на верхнюю тропинку. В лесу я изучила несколько торопок . Две основных – верхняя, шедшая по гребню сопки, была сухой и хорошо утоптанной, и нижняя, уводившая по влажной ложбинке, ею пользовались не часто. По верхней тропе ходили практически все, кто попадал на эту сопку, потому я несколько удивилась, что чутьё толкает меня в эту сторону. Однако послушно ступила на дорожку из опавших иголок пихты и елей и почти сразу увидела пенёк, украшенный шапкой опят. Эти грибы мне были хорошо известны по книжке, недавно взятой в библиотеке и тщательно изученной. Осмотрев грибное место, осторожно срезала под корешок все грибы, уложила  ведро, оно почти наполнилось. Неужели всё так просто? Кинув взгляд чуть вперёд, увидела точно такой же пень,  облюбованный  семейкой опят. Я собрала и эти грибы.  Всё,  ведро с верхом! Осторожно ступая, чтобы не упасть, возвращаюсь домой.
– Бабушка, смотри!
Она всплеснула руками:
– Неужто, съедобные?
– Ба, конечно! Я в книжке прочла!
Она в сомнении качает головой:
– Давай маму подождём.
– Хорошо, а я пока ещё схожу!
Выкладываю добычу в большой таз и бегу назад, в лес. В этот день я принесла четыре ведёрка грибов. Когда мама вошла во двор, то ахнула от изумления и долго не верила, что это я собрала столько грибов. Не доверяя мне, она привела соседа, чтобы убедиться в том, что собранное не ядовито. Сосед, присев перед кучкой, пожевал усами и выдал:
– Грибочки первый класс!
И добавил, глядя на меня с хитринкой:
– Поди, с лешачком задружила? Лесовички любят малышей!
Я насторожилась: «Откуда он знает о Грошике?»  – и выдала деланно-равнодушное:
– О чём это вы? Просто повезло!
– Ну-ну! – хмыкнул сосед. Он присел на лавочку возле дома и закурил, иногда бросая на меня задумчивые взгляды. Я не могла дождаться, когда он уйдёт, тревога снедала изнутри. После разговора с мамой о житье-бытье, он побрёл домой, а мы занялись грибами. Вечером, отец попробовал жареную картошку с опятами и высоко оценил мои способности сборщика. С той поры я регулярно бегала в лес за грибами, а мама наловчилась их мариновать. Благодарность Грошику за помощь я выражала тем, что, забираясь глубже в лес, туда, где вряд ли кто услышит, пела долгие протяжные песни. После чего, умиротворённо засыпала. Ну, и конечно, всю еду, что брала в лес, я честно делила на две части, положив на первый пенёк у тропы. Возвращаясь, смотрела на это место – еда всегда исчезала, значит, у нас всё ладилось.
Очень долго мне удавалось собирать грибы недалеко от дома. Я никогда не хвасталась добычей, не раскрывала никому секрет, но со временем всё больше людей стало ходить на «мою» тропинку и срывать грибы  вместе с грибницей. Грошику это очень не нравилось, на  верхнюю тропу стало падать много веток, мешавших продвижению, а нижняя тропинка почему- то становилась ужасно скользкой  - люди получали травмы и невзлюбили это место. Я помогала  другу, чем могла -  в мыслях, представляя лес девственным, свободным от жадных людей. Часто, мечтая, рассказывала ему полушепотом, как прекрасно было бы жить в мире, где все понимают, как надо вести себя в лесу. В ответ на мою любовь и сочувствие Грошик всё больше и больше открывал мне сокровища лесной чащи.


Глава 4


Этот субботний день в начале октября у меня не заладился. Мама с папой были в ссоре, брат убежал к друзьям, бабушка занялась по хозяйству, шикнув, чтоб я не мешалась. На улице дождило, в лес меня не отпустили, интересная книга закончилась, меня одолевала скука. После обеда выглянуло солнышко, и часа через два я отпросилась погулять к подружкам. Сделав круг по улице, я зашла в лес со стороны распадка. Поднявшись повыше, шёпнула: «Грошик, ты здесь?» Лес молчал. Делать нечего, на свой страх и риск, стала пробираться сквозь чащу, пытаясь найти тропку. Чуть позже, усталая и мокрая, присела на поваленное дерево, не зная, куда двигаться далее. Бамбук, выше меня ростом, мешал движению, ветер гулял по верхушкам, недовольный вторжением чужака, мокрые кусты стояли стеной -  неуютно! Под ложечкой неприятно засосало… Я поняла, что могу заблудиться и закричала во весь голос, зажмурившись от страха: «ГРОШИК!! ПОМОГИ!» Что-то зашуршало в кустах, послышалось шумное дыхание и меня  легонько толкнули в бок. Открыла глаза  сквозь слёзы – собака! Шустрый крепкий пёс, улыбался, высунув язык. Тихо тявкнув, он шагнул в кусты и оглянулся, приглашая за собой. Минут пять и я на тропе. Обнимаю спасителя, почёсываю за ушами и шепчу ласковые слова благодарности. В ответ он облизывает мои щёки, нос, глаза и, не торопясь, трусит дальше. Лесная дорожка вывела нас к высоченным зарослям бамбука. Я с сомнением смотрю на проводника:
– Мы пройдём здесь?
Он крутит хвостом и звонко лает. Ладно, верю! Шагаю, раздвигая кустарник, тропа уверенная, широкая и вдруг раз – исчезла! И пёс тоже! Растерянно стою, не зная, что делать. Псина появляется сзади и сильно толкает в спину, не удержавшись, падаю и качусь по косогору вниз. Бамбук послушно стелется, и катиться не больно. В самом низу впадины останавливаюсь и лежу, глядя в небо. Оно темно-серое, низкие облака торопятся куда-то, солнышко освещает верхушки деревьев. Мне тепло, никуда не хочется идти. Скашиваю глаза вправо и вижу удивительное – везде, куда ни посмотри, висят фиолетовые гроздья плодов. Сахалинский виноград! Я много слышала о нём, но впервые видела это чудо. Протягиваю руку, срываю кисть, осторожно губами тяну ягодку, она послушно падает в рот – о, блаженство! – кисло-сладкий сок течёт, наполняя свежестью и радостью. Съедаю несколько гроздей, не поднимаясь с ложа. Как хорошо! Смеюсь от полноты ощущений. Как бы собрать этот виноград и донести домой? Раздумываю над этим, потом снимаю свитер, что под курткой, завязываю края подола и набиваю через горлышко плоды. Рукава свитера стягиваю  на поясе, и оглядываюсь – куда идти? Ой, а тропинка вот она! Смотрю наверх, откуда я скатилась. Высоковато! Ах, пёска хитрый – показал мне это чудесное место и ушел. А может это и не пёс вовсе был? Ладно, потом подумаю об этом! Я уверенно иду по тропке и вскорости выхожу на знакомую полянку. Столько раз была здесь, но даже не догадывалась, что за этими тремя берёзками есть еле заметная тропка в дивный сад среди бамбука! Торопливо прощаюсь с лесом, говорю спасибо за подарок и почти бегу вниз, к дому. Уже темнеет и мне влетит по первое число, если вовремя не вернусь. На ходу сочиняю историю о добром дяде-охотнике, что угостил виноградом.
Бабушка переодела меня во всё сухое, поджав губы. Виноград она выложила в таз, свитер постирала. Мама всплеснула руками:
– Ух, ты, виноград!
В историю с охотником поверили. Виноград понравился всем, с удовольствием съели. Только отец, внимательно посмотрев на меня, шепнул, обнимая:
– Осторожнее по лесу ходи, доченька!
И нежно провёл рукой по царапине на шее сзади. Ничего от него нельзя скрыть…И всё-таки, о Грошике он не знает! Чуть позже я рассказала отцу о собаке, что вывела меня из чащи. Он спокойно выслушал, обнял, улыбнулся:
– В жизни часто происходят чудеса, и всё же будь осторожнее, не хочется тебе запрещать прогулки.
В голове у меня сложился и долго жил образ Лесной собаки, помогающей всем, кто заплутал в лесу. Собак я любила. Всех, без разбора! И всегда присматривалась – может, эта вывела меня тогда? На всякий случай кормила всех встречных. Пусть в благодарность кто-нибудь из них поможет путнику в лесу или защитит от лихого человека – о нём часто рассказывала бабушка.
 Обычно вечерами, пред сном, когда пили чай, я просила её рассказать историю. Она немного отнекивалась, больше для приличия,  а потом начинала сказывать.
«В прежние времена жил-был один человек. Отца с матерью у него не было, померли, видать. А без семьи и наставлений, разве проживёшь хорошо? Одна маета! Вот и сбили его с дороги правильной бродяги, научили плохому – как жить и не работать, как у людей своровать и остальному - разному. И пошёл этот лихой человек мыкаться по свету, потому что, воруя чужое добро, счастье не своруешь, его выстроить надо»
– Как избу? – встреваю я.
Бабуля, сбиваясь, умолкает, потом кивает:
– Ну, да! Ты спи, давай, а то рассказывать не буду!
Я крепко зажмуриваюсь и вновь окунаюсь в её голос:
«Ну, вот! Однажды украл он гаманок»  Я вновь распахиваю глаза:
 – Кошелёк,  что ли?
Бабуля сердится:
– А то ты не знаешь? Чего зазря вопросишь?
– Всё-всё, бабулечка! Больше ни словечка!
Успокаиваясь, она продолжает:
«Украл, значит, и радуется! Вдруг слышит женский  плач неуёмный: «Люди добрые, помогите! Последнее украли! Как малых деток прокормить!» Подошел  и видит – бьется баба о землю, а рядом пять несмышлёнышей. Он и говорит: «На, жалкая, на прокорм!» – и кинул ей все денежки из гаманка! Потом ушёл в поля и схватился за голову: «Ой, лихо мне, лихо!»
Бабуля молчит, я тоже. Раздумываю о том, что услышала, в конце концов, не выдерживаю и шепчу:
– Бабуль, а чего он кричал? Денежек жалко стало?
Она смеётся в ответ:
– Глупая, этот человек понял, что он много горя приносит лихими делами и гОрился потому!
– А он больше так не делал? Не воровал?
– Кто ж его знает, – бабушка задумчиво морщит лоб, – без семьи- то не сахар, одному тяжко.
Она укрывает меня, целует и выходит из комнаты. Я ещё долго таращусь в темноту, представляя этого Лихого человека, мне всё больше становится его жалко. Ему так не повезло – у него нет таких славных, как у меня, родителей и такой замечательной бабушки. И Грошика у него тоже не было. Какая же я счастливая! С этой мыслью и улыбкой на губах я засыпаю.


Глава 5


В школе у меня появилось много новых друзей, и общение с Грошиком отошло на второй план. Только на каникулах в ноябре я выбралась в лес. Снег ещё не лёг, но ожидание зимнего сна ощущалось повсюду. Трава полегла, кусты и деревья, потеряв листву, стали похожи на чернильные росчерки, разбросанные там и тут. Чудом уцелевшие ягодки киш-миша, превратившись в изюм, сиротливо качались на лиане. Кое-где ещё виднелись остатки последних грибов. Не видно ни птиц, ни зверюшек. Осторожно поднимаюсь вверх по ложбинке, стараясь не нарушать тишину. Временами хулиганистый ветер остудой залезал за воротник, заставляя вздрагивать и ёжиться. На полянке возле трёх берёз я остановилась и еле слышно позвала:
– Грошик!
Никто не ответил.
– Грошик! – я окликнула чуть громче. – Прости, что так долго не приходила!
Раздвигая бамбук, дошла  по тропе к родничку. Он журчал сонно, подстраиваясь под засыпающий лес. Я убралась вокруг и присела отдохнуть, слегка опечаленная молчанием Грошика. Серенькая птичка опустилась на ближайшую веточку и, чвикая, смотрела на меня озорным глазком. Отлетев немного, она оглянулась, будто приглашая следовать за ней. Я встрепенулась:
– Грошик, это ты послал птицу?
Улыбнувшись, я поспешила за птицей. Вскоре стало ясно, что мой путь лежит в сторону виноградной впадинки, куда однажды меня привел странный пёс. Уверенно раздвигая кусты, я подошла к лианам, усыпанным сморщенными ягодами. Виноград надёжно прятался среди бамбука, потому тяжёлые кисти были почти полными. Наученная опытом я теперь всегда имела при себе сложенную матерчатую сумочку. Подставляя её под кисть, осторожно срывала кисть, ягоды сыпались на дно, и вскоре половина незатейливой тары была заполнена. Отдохнув, я засобиралась домой. По пути, набрав ещё ягод рябины – ударенные морозом, они радовали сладостно-горьким вкусом. Перед тем как перелезть на участок с клубникой, я закрыла глаза и медленно несколько раз вдохнула воздух, проговаривая про себя: «Спасибо, лес, за дары! Спасибо Грошик за лес!» Ветка ели подцепила меня за рукав, не пуская к ограде.
– Грошик, – улыбнулась я, – ты не сердишься?
Ответом был резвый ветерок, пробежавший по верхушкам деревьев и озорно толкнувший меня в спину. Я облегчённо засмеялась. Простил! Перебрав дары,  торжественно выставила на стол чашку с виноградом и рябиной. Родные угощались и нахваливали. Совершенно счастливая, уже в кровати, я вспоминала прогулку и радовалась, что впереди ещё целая неделя каникул и встреч с лесом.
Наутро радость была испорчена мокрым снегом, который перемежаясь с холодным северным ветром, шёл практически всю неделю. О походах в лес не могло быть и речи. Пришлось набраться терпения, ожидая, когда снег хорошо ляжет, надёжно укрыв округу. Видя моё настроение, отец решил осмотреть лыжи.
– Давай, сказал он, – подготовим тебя к лыжням прогулкам! А то снег везде будет, а инвентарь не готов!
Мы слазали с ним на чердак, я примерила лыжи.
– Смотри, как ты выросла! – отец почесал макушку. – Надо бы новые лыжицы тебе, да и палки коротки. Завтра сходим и купим.
За сборами и покупками незаметно пролетели каникулы, а в конце ноября, после двух буранов, снег надёжно обосновался вокруг, давая возможность всем желающим  выйти на лыжные прогулки. На ближайшую субботу были намечены соревнования, и потому загодя была нарезана лыжня, дистанцией в десять километров. Трасса проходила прямо около нашего дома, что для меня было очень удобно. Я уже с прошлого года мечтала пройти потихоньку этот путь по лесу, но мама не отпустила, ссылаясь на то, что я мала. Но  мне исполнилось семь лет, я считала, что вполне могу  самостоятельно принимать решения о прогулках. На всякий случай я спросила об этом отца. Он раздумчиво посмотрел за окно и осторожно заметил:
– Трасса непростая, дочь, не дай Бог, упадёшь в сопках, сломаешь лыжу или поранишься…
– Я осторожно, пап!
– Давай сначала вместе пройдём?
– Давай!
Отец не обманул и в субботу, мы с утра отправились на лыжню.
Трасса, виляя между домов, сворачивала к сопке. Подъём был крутой, пришлось мне встать боком и подниматься «лесенкой» - опираясь на левую лыжу, поднять наверх сантиметров на двадцать правую, опереться на неё,  потом поставить рядом левую. Таким образом, минут через пятнадцать мы одолели подъём. Шли, не торопясь, часто останавливаясь и разговаривая обо всём, что увидели. Отец подробно объяснял, почему вот здесь нельзя съезжать прямо, наискосок лучше, а на следующем спуске можно, и переспрашивал меня, внимательно слушая ответы. Чуть позже я поняла, что он учит меня проходить трассу, не рискуя напрасно. Очевидно, он понимал, что я все равно буду ходить одна, и старался сделать мои походы безопасными. Действительно, впоследствии это помогло мне совершать прогулки по сопкам, я ни разу не поранилась серьёзно, так – лёгкие ушибы и царапины. В тот первый и единственный раз, когда мы были вместе с папой на лыжне, я чувствовала себя самой счастливой, ловила каждое слово и старалась во всём ему подражать. Поскольку всё моё внимание было сосредоточено на изучении трассы, окружающий мир запомнился плохо - только птичка, сопровождавшая нас почти весь путь. Я заметила её сразу, но ничего не сказала отцу. Уже поворачивая к дому, отец усмехнулся:
– Ишь ты! Весь путь нас сопровождала! Ты заметила, дочка, птичку, что постоянно крутилась возле?
Я не любила врать, но и правду говорить не хотела, потому выбрала среднее – притвориться удивлённой.
– Которая, папа? С чего ты взял, что это одна и та же птица?
Отец поднял брови, лукаво поглядывая на меня:
– Да, нет, птичка одна была! Наверное, подружка твоя? – он улыбнулся. – В детстве так просто любить мир, ты понимаешь его, он тебя…. Запомни это, доченька, дорожи этим. Потом всё теряется.
– Почему, па?
– Не знаю. Наверное, мы взрослеем, другие проблемы становятся более значимыми. А вернуться назад, в это состояние созвучия, сопричастности с природой практически невозможно…
Он повторил:
– Дорожи этим, дочурка!
Я никогда больше не разговаривала с отцом на эту тему, но его слова запомнила на всю жизнь.