Баба Феня

               




 

                «Дядя Ленин говорит: маму надо слушаться»
                (Из детского шутливого стишка.)
                И бабу Феню тоже.

                По рассказу Миланы. С благодарностью за
                помощь и поддержку.      
               
  Вам никогда не приходилось испытывать чувство смертельного страха? Ну, и отлично! А вот мне однажды довелось с этим столкнуться. Вот уже тридцать лет прошло, а где-то глубоко в памяти сердца сидит отголосок этого испытанного некогда ужаса.
 
   Начну по порядку. Итак, мы, то есть наша семья в составе: мама, папа и мы с братом когда-то жили в г. Душанбе в Таджикистане. Жили в частном домике у бабушки с дедушкой. Бабушка только нам, внукам разрешала звать её «баба Феня»; для всех остальных она была только «Феня Яковлевна». И каждого, кто осмеливался назвать её «бабой Феней», она неизменно поправляла.

  Я очень любила бабушку. Надо сказать, это была уникальная старушка. Она умела прилично шить: обшивала всех соседей, умудряясь перекраивать старые вещи или исправлять неудачно купленные новые наряды. А, какие пельмени она готовила! Настоящие сибирские очень маленькие пельмени, причём проделывала это просто виртуозно, с необычайной скоростью.
 
  А ещё у неё была удивительная фантазия: из обыкновенного водопроводного крана она мастерила то гуся, то ещё какую-нибудь живность. Из старых отходов, валяющихся на мусорке, она мастерила какие-нибудь особенные полочки; да и мало ли ещё чего она умела делать. Была она достаточно властной, любила, чтоб её советами не пренебрегали. Да это и естественно, потому что она почти всегда была уверена в своей правоте. Кстати, не без оснований. Мудрая была бабуля и добрая.

   Дедушку все звали «дядя Лёня». Последние годы он работал архивариусом, и, чтоб больше заработать, почти сутками просиживал в подвалах, разбирая документы столетней давности, наводя там порядок. По образованию он был бухгалтером и потихоньку приобщал внука к этому делу. А ещё они с братом любили играть в шахматы. Играли очень азартно, и тогда мы с Олей, моей лучшей подружкой, оказывались предоставленными самим себе.

 Как и бабушка, он был трудоголик. Был он в какой-то степени хвастунишка: любил делать широкие жесты в виде дорогих подарков внукам. Его хобби был чай: заваривание чая было особенным ритуалом. Вода для чая не должна была долго кипеть: очень важно было выключить воду мгновенно после закипания, а ещё лучше суметь поймать момент начального закипания.

 Если вода, как он говорил, «переварилась», он её выливал и ставил заново. Баба Феня ворчала, но мирилась. А вообще он был умный и добрый. По своему, очень практичный. А внуков он любил безумно. Особенной гордостью его был Серёжа.

   А соседями нашими через забор была семья Синьковых: дядя Гена, и тётя Маша (правильней: т. Маша с дядей Геной). Они были преподавателями английского языка: т. Маша преподавала в школе, д. Гена в Политехническом институте. Т. Маша знала язык, как мне казалось, только в объёме школьной программы. Д. Гена отлично знал язык и сумел прилично обучить Ольгу, чем очень гордился.

 С началом перестройки т. Маша, как человек очень практичный в бытовом плане, перешла из школы на работу в новую гостиницу Интурист. У неё сразу образовался большой круг «нужных» знакомых, появилась возможность посмотреть мир, сопровождая туристские группы в различные круизы. Она быстренько объездила почти все страны мира: от Франции до Японии; от Африки до Америки.

   С их дочкой Ольгой, мы с раннего детства были закадычными подругами, настолько дружными, что чувствовали себя почти сестричками. Мой брат Серёжа, серьёзный мальчик, нас воспитывал, опекал. Но прошло время, и наша семья переехала в Москву, и нам с Олей пришлось расстаться. Дети долго не грустят: новая школа, новые друзья, новые впечатления.

 Сначала мы аккуратно переписывались, но потом, как обычно бывает у детей: писать надоело, и общение прекратилось. Мама с т. Машей виделись чаще: то мама ездила в отпуск в Душанбе навестить бабушку с дедушкой, то т. Маша приезжала в Москву, а чаще проездом, и, как правило, останавливалась у нас.

   Бабушка скучала по своим внукам, особенно по маленькой Миланочке, то есть по мне, и всё уговаривала нас приехать в гости. И вот наступил долгожданный момент, когда после многих писем и звонков сибирским родственникам, мы должны были встретиться в Душанбе. Мы: это я и моя тётя - тётя Люда, почти моя ровесница, всего на два года старше меня. Она должна была приехать из Сибири посмотреть Среднюю Азию. Дело в том, что бабушка с дедушкой жили в юности в Сибири, где остались многочисленные родственники. Вот с одной из них мне и предстояло познакомиться.

   Итак, я в Душанбе. И я, и бабушка были просто необычайно рады нашей встрече: соскучились в разлуке. Олю я тоже давно не видела. Это уже совершенно оформившаяся девушка на выданье. Она мне показалась просто красавицей: статная, очень хорошо сложённая, все черты лица яркие: и губы, и глаза, и брови. Всё пропорционально, всё при ней, всё на своём месте. К тому же она всегда весёлая, жизнерадостная, шумная, энергичная. Она занимается балетом при театре Оперы и Балета. Очень довольна своими успехами и, вообще, жизнью.

   А вот и Люда приехала, ещё одна красавица: «чёрные брови, чёрные очи», «руса коса до пояса». Тоже статная, с замечательной, крепко сложенной фигуркой. Коса действительно до пояса, толстая, слегка на кончиках вьющаяся. У меня тоже по тем временам была коса, даже две косички, но у Люды коса была роскошная.
 
Люда оканчивала музыкальное училище по классу фортепиано, поэтому в доме у Ольги, где мы в основном проводили время, часто звучала музыка, песни. Собственно, музыка звучала постоянно, но иногда Ольга с Людой пели что-нибудь на два голоса под аккомпанемент Люды. Город нам Ольга показала, в кино пару раз сходили, а чтоб подальше походить, так дедушка нам одним не разрешал. Поэтому, бОльшую часть времени мы проводили у Ольги во дворе. В общем, это стало надоедать.

   Однажды, т. Маша пригласила в гости своих друзей. К вечеру пришли Сергей Михайлович и Лариса Арифовна. Пока т. Маша накрывала на стол,  мы ей помогали, д. Гена решил продемонстрировать свои достижения в области освоения баяна, который он недавно приобрёл. Он уже выучил один куплет из вальса «На сопках Манчжурии».
 Очень основательно стал он приготавливаться к своему выступлению: прикрепил к яблоневой ветке ноты, поставил перед ними высокий табурет и стал аккуратно, как написано в нотах, раскладывать пальцы по кнопочкам.
 
Всё! Готово! Начали! Пока он готовился, напротив уселась Зазуля, маленькая дворовая собачонка неизвестной породы. Зазуля была большая любительница музыки и часто садилась у магнитофона и самозабвенно подпевала, то бишь, подвывала. Но не всякую музыку она любила. Например, громкую эстрадную современную музыку она не жаловала: уходила, забивалась куда-нибудь в уголок, и там тихонько страдала.
 
Зато лирические мелодичные песни она обожала. Вальс «На сопках…. » ей пришёлся по вкусу, и она уже приготовилась. Синьков растянул меха, зазвучала музыка и тут же вступила Зазуля. «Подпевала» она не громко, прочувствованно, и, как это не покажется странным, иногда даже попадала в ноты. Во всяком случае, исполнение д. Гены она не портила, а так как всё это выглядело очень забавно и всех развеселило, то и настроение у всех повысилось: все стали сразу себя свободнее чувствовать, как будто давным-давно были знакомы.

   Гости оказались людьми интересными, весёлыми. Нам т. Маша уже рассказывала об этих своих друзьях, но мы не думали, что с ними будет так легко в компании. Хвалили мантушки – коронное блюдо т. Маши, пили вино собственного изготовления из своего винограда. Т. Маша рассказывала, что «Сергей с Ларисой всегда являются во время, как чувствуют, что именно сейчас необходима их помощь».
 
  - Вот и вино они помогли делать, - рассказывала т. Маша. – Собрали виноград, много оказалось. Что делать? С чего начать? А тут и Серёжа с Ларисой стучатся. Серёжа сразу засучил рукава, начал давить, Лариса только успевает из тазика сливать в бутыль, новую порцию закладывать. С другим тазиком мы с Геной управлялись. Так с песнями, шутками за один вечер переработали весь виноград.

   Поели, захмелели. Сергей Михайлович предложил перед чаепитием «протрястись маленько». Ольга тут же включила магнитофон, зазвучало «Балеро» Равеля и Ольга, надев пуанты, стала танцевать. Сергей Михайлович в качестве партнёра крутился рядом, то поддерживал её, то подставлял своё плечо для её ноги. Чувствовалось, что они это проделывают не впервой, хотя Сергей Михайлович выглядел несколько смущённым.

 Но это, оказывается, его обычное состояние.
 Потом т. Маша сплясала свою любимую цыганочку. В этот раз она плясала под аккомпанемент Люды. Т. Маша была в этот вечер особенно в ударе и чувствовала себя неотразимой цыганкой. Потом снова выступала Ольга. Танцевала что-то под очень лирическую музыку. Замечательно! Снова за стол.

   За чаем Сергей Михайлович и его жена, большие поклонники гор, стали рассказывать про красоты водопадов, про сложности, с которыми иногда сталкивались в походах, вспоминали забавные случаи. Всё это так эмоционально преподносилось, что и нам захотелось побывать в горах.

   Они смеялись, что всех увлекают, заражают. Даже Геннадия Васильевича соблазнили: он сходил с ними разок и уже не мог остановиться. Сергей Михайлович рассказал один случай.

    «Геннадий Васильевич как-то один пошёл в горы. Ему не понравилось: нужна хоть бы и маленькая, но компания. Зашёл за нами. Но у нас на работе был аврал: сдача объекта. Тогда д. Гена стал уговаривать Андрея, нашего сына.
- Андрюша, пойдём, сходим в горы. Мы далеко не пойдём. Поедем по Варзобскому ущелью. Увидим красивое местечко, выйдем из автобуса, полазаем вокруг. Ты что-нибудь порисуешь, я приготовлю обед. Пообедаем на фоне красивой панорамы. А?

   Андрей не соглашался, ссылаясь на то, что он не готов ни морально (слишком неожиданно всё), ни материально.
- Я беру тебя на своё иждивение, – не унимался Гена. – Продуктов хватит, за транспорт я плачу. Пошли, Андрей!

   И Андрей согласился. Оказалось у Геннадия Васильевича столько поклажи, что ишака надо нанимать. Андрей говорит:
- Геннадий Васильевич! Как вы всё это потащите? Мы ведь на один день идём. Я хочу взять этюдник: вдруг и вправду удастся что-нибудь порисовать. А то с родителями в основном всё топаем и топаем. Только ради этого я и согласился.
- Я сам, сам всё понесу. Мне не трудно, не волнуйся.

   Но, когда он стал всё на себя навьючивать, Андрей обалдел, видя всё это. Однако, Геннадий Васильевич, ничуть не смущаясь, закинул на спину рюкзак, к которому была  привязана какая-то сумка, которая теперь оказалась на груди, взял посох – неотъемлемый атрибут экипировки, напялил на голову забавную шляпу и стал торопить Андрея.
 Сели в автобус, идущий в посёлок Варзоб. Андрей не сомневался, что выйдут на 20том километре, как принято, и пойдут верхней тропой в поисках подходящего местечка. Но, не тут-то было. Геннадий Васильевич большой авантюрист. Он увидел мостик через речку, попросил водителя остановить автобус и они с Андреем вышли.

- Геннадий Васильевич, а вы знаете, куда идти, что нас там ждёт? – спросил озадаченный Андрей.       
- Познавать непознанное всегда интересно, - изрёк Гена и шагнул на маленький, всего из одной дощечки, подвесной мостик. Он оказался такой шаткий, раскачивается как качели.

   Идти над шумной речкой, где вода переворачивает камни, очень страшно, хоть и держались за тонкий хлюпенький тросик, качающийся вместе с дощечкой. Синьков и сам трусил, но Андрея подбадривал».

   Всё время, пока Михалыч рассказывал эту историю, Геннадий Васильевич слушал,  смущённо улыбаясь, но чувствовалось, что он доволен рассказом или рассказчиком. А Сергей Михайлович, не торопясь, продолжал.
 
  «Итак, с дрожью во всех внутренностях и в ногах перебрались они на другой берег. Прошлись немного вдоль речки. Никакой тропы или тропинки не видно. Тогда Геннадий  начинает лезть на гору, как говорят, в лоб. Обычно, ходят траверсой. Но он выбрал не популярный метод покорения гор, забыв шутливую песенку: «умный в гору не пойдёт, умный гору обойдёт».

 Полезли «напрямки». Возражения Андрея Геннадий Васильевич не слушал и, как говорил, Андрей: «пёр и пёр в гору упрямо, да ещё и с шуточками». Оптимист - Синьков! Лезли на четвереньках, ноги сползали по скользкой траве. Этюдник тянул вниз. Ну, наконец-то добрались до верха. Огляделись вокруг. Зрелище неприглядное: горушка совсем лысая, вокруг ни тропинки, а значит, нет поблизости и ручейка.

Пить хочется смертельно. Кажется, что язык к кишкам прилип. Геннадий  предложил перекусить бутербродами. Нет, сухая еда в рот не полезет. Предусмотрительный Геннадий Васильевич достаёт из рюкзака термос.
  Чай попили экономно. Стали искать более или менее удобный спуск. Со всех сторон лишь выжженная, скользкая трава. Нет даже кустиков, чтоб было за что ухватиться.

 К тому же каждая сторона круче первой. Наконец, решительно стали сползать вниз: где на пятой точке, где бочком. Спустились вниз, но, чтоб добраться до речки или к дороге, надо преодолеть другую горушку.
Ориентировка на местности нарушилась. Куда, в какую сторону идти, не понятно. Взобрались на горушку, вроде бы сориентировались в каком направлении двигаться.

 Так и придвинулись к речке, но радость была не долгой: мостика поблизости не было видно. Преодолевая разные препятствия, дошли всё же до какого-то мостика, перебрались с риском для жизни на другой берег.
 Автобусы уже не ходили: последний - прошёл полчаса назад. Пошли пешком, пытаясь поймать попутку. Не останавливаются – и всё тут. Тогда Геннадий Васильевич говорит:
 
  - Давай поедим, а то сил не хватит до города топать (это порядка 17-18км.). Здесь хоть спуск к воде удобный. Только аккуратнее раскладывайся: по закону подлости в любую минуту может подъехать машина.
   И точно, только Андрей спустился к воде, как Геннадий  стал кричать ему, чтоб тот срочно вернулся. Ха! Машина стоит. Водитель торопит. Синьков и своё, и Андрюшино барахлишко быстренько покидал в рюкзаки и …поехали.

   Между прочим, мы этим «законом подлости» частенько потом пользовались. Действует безотказно.
   На следующей неделе Геннадий Васильевич опять зашёл за Андреем, но на этот раз уговорить его не удалось. Как Синьков не убеждал, что пойдут по тропе, что от воды далеко уходить не будут и т. д., Андрей оказался непреклонен. А Геннадий Васильевич уже пристрастился к горам, даже пару раз на ближайшие холмы Машу вытаскивал.

 Там они обнаружили рощи с бояркой - ягода такая: жёлтенькая, мучнистая немного, душистая с двойной косточкой. Любимое лакомство местных ребятишек. Вас ещё т. Маша не угощала вареньем из боярки? Попробуйте, девочки. Оно у неё классное получается. А Геннадий Васильевич теперь АСС: отлично ходит по горам – нутром чувствует, где лучше пройти.

- Ну, всё. Пора нам домой. Засиделись. Хорошо с вами, жаль, что Андрея нет: он бы интереснее рассказал. Гена, надо, надо девочкам показать наши горные красоты. Сходите, хоть на денёк в Яврозское ущелье: и с транспортом хорошо, и заблудиться сложно, и красиво».
   Гости ушли домой, а мы стали уговаривать д. Гену поехать завтра в горы. Он только  посмеивался, говоря: «Надо обмозговать. Утро вечера мудренее».
   Когда мы с Людой стали прощаться, д. Гена вдруг сказал: «Если завтра утром не будете до полдня валяться, то сходим в горы. Понятно? Лежебоки!» И мы помчались домой, предвкушая завтра увидеть что-то необычное. Только бы д. Гена не передумал.
   На следующее утро встали довольно рано, не завтракая, прибежали к Ольге, узнать о планах. Всё в силе, надо быстрее собираться. Тут вступила в нарушение планов баба Феня:
  - Не пущу, и всё тут. Такая компания: три взрослых девицы на выданье и один мужик. А как нападут? Такая соблазнительная компания! Гена один не справится!
 Д. Гена стал её успокаивать:
 
  - Там посёлок рядом, дом отдыха, народу много поблизости.
   Мы тоже стали её умолять, уговаривать. «Нет»- и всё тут.
  - Не нравится мне эта затея. Три девки и один мужик. Опасно. На следующей неделе с Сергеем и Ларисой пойдёте. Андрей приедет. Уже трое мужиков будет.
 - Ну, бабуля, нам же уезжать нужно, а мы самое главное в Азии и не видели. Не беспокойся, мы сами прекрасно сможем себя защитить: взрослые, сильные девушки. Не переживай, всё будет хорошо.

   Уговорили, таки. А д. Гена уже собрался. Мы, как глянули на него, так и захохотали, вспомнив, как его описывал вчера д. Серёжа. Тяжеленный рюкзак сзади, котомка спереди, к рюкзаку пристёгнут чайник, в руках ведро (говорит для винограда), ну и, конечно, посох. «Что ж так много вещей?» - удивилась б. Феня. А как узнала, что там палатка, т.е., что едем с ночевкой, снова заахала, заохала. Категорически не хотела пускать, но, в конце концов, смирилась.
 
- Я буду очень переживать, - сказала она и пошла домой, понурив голову.
   Зато мы заплясали от радости вокруг д. Гены. Быстро собрались и отправились на поиски приключений. Тут выскочила Татуля – махонькая собачонка, ещё щенок, Зазулина дочка. Зазуля сама-то крохотная – порода такая, а Татулька ещё «ребёнок». Не хотели её брать, но она оказалась на редкость настойчивой, пришлось взять.
 
  - Ладно, Татулька, только «на ручки» не просись, да чтоб защищала нас, поняла? – договорился с ней д. Гена.
  И мы радостные и возбуждённые отправились к вокзалу: там кольцо автобусов, идущих на Явроз, Оби-Гарм, т.е. на Памирское направление. Автобус нас уже поджидал. Мы шумной гурьбой под Татулькин лай ввалились в автобус, чем вызвали весёлый смех у одних и недовольные мины у других пассажиров. Ух! Расселись, поехали.

   Автобус шёл вдоль реки Кафирниган, на побережье которой располагались дома отдыха, санатории, поскольку у реки были источники с лечебными водами. Вот в это ущелье и повёз нас д. Гена. Ольга и д.Гена наперебой рассказывали нам про красоты этого ущелья. Ольга бывала здесь: раз отдыхала в доме отдыха Явроз, другой раз в санатории Оби Гарм. Да и так ездила, то с одними друзьями мамы, то с другими.
  - Осенью Яврозское ущелье самое красивое, - говорил д. Гена.
  - Между прочим, ранней весной оно тоже великолепно, - вступала Ольга. -  Правый берег реки украшен цветущими деревьями: бояркой, горьким миндалём, цветы которого необыкновенно красивы. Особенно, где деревья не поодиночке растут, а массой, занимая весь склон. Тогда от этого склона глаз не оторвать: на ветках крупные бело розовые с сиреневатыми прожилками цветы собраны в соцветия и представляют собой плотную цветочную ветку.

 И холм похож на облака, в которых отражаются, играют розовые лучи солнца, и кое-где на облачках просвечивает голубое небо. Боярковые и боярышниковые деревья цветут мелкими белыми цветочками. И, когда деревца в цвету, то похожи издали на деревья в инее, или в снегу. Другие деревца в каких-то жёлтеньких цветочках, также плотно облепляющих веточки. А то просто стоят какие-то густо зелёные деревца, а то - деревья с серёжками.

Благодаря разным породам деревьев в ущелье прибрежные склоны красивы необычайно. Летом папа любит ходить по этим холмам за бояркой, о которой вчера д. Серёжа говорил. Мама приловчилась из неё варить очень вкусное, душистое варенье: всех друзей снабжает – всем нравится. Позже, папа собирает там барбарис. Мама его сушит, и мы добавляем его в плов. Вкусно, классика. Папа не любит ходить в горы впустую, - смеясь, добавила Ольга.

   -  А теперь, посмотрите налево. Видите, этот берег начинается с некрутых холмов, которые дальше, переходят в горы и скалы. Видите?- говорила Ольга, подражая манере экскурсоводов. - Весной холмистые участки были неописуемо красивы, когда зацветали маки и колокольчики. Маки так плотно засевают холмы, что, когда они цветут, то весь огромный холм полыхает ярко-красным, огненным цветом. На другом холме среди маков могут синеть небольшие вкрапления колокольчиков.

 Иногда можно увидеть целое поле, густо усаженное колокольчиками: синий с фиолетовинкой склон. Тоже очень красиво, но… это всё-таки не маковый склон. Жаль только, что эта красота длится не больше месяца. Ну, что ж, как говорится: «У природы нет плохой погоды». Так и здесь - перемены сезона меняют облик ущелья, не уменьшая его красоты. Приезжайте к нам почаще, да в разное время года, получите массу удовольствий.

   Ольга – то! Ольга! Недаром на филфак хочет поступать: так красиво и наглядно всё описывает: так всё перед глазами и встаёт. Конечно, «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать», но когда слушаешь в определённых обстоятельствах, то воспринимается всё ярче. Да и сейчас было приятно наблюдать из окон автобуса красоту ущелья.

 Здесь, всё ещё яркие зеленые кустарники чередуются с красными, деревья с жёлтыми осенними листьями соседствуют с деревьями, украшенными ярко оранжевой листвой, а то и с какими-то листьями свекольного цвета.
Даже голые ветки какого-то кустарника сами по себе ярко коричневого, кирпичного цвета. В массе эти кустарники, растущие у самой воды, смотрятся удивительно, украшая берег. Так что, мы во все глаза смотрели в окна автобуса и, между прочим, получили впечатление на всю оставшуюся жизнь.

    Доехали до посёлка Явроз. Вышли из автобуса. Геннадий Васильевич предложил пройти  чуть выше по течению реки. Вдруг кто-то вспомнил: «А где Татуля?» Нет Татули. Неужели в автобусе осталась? Всю дорогу она сидела у кого-нибудь на коленках, а тут исчезла. Хором закричали: «Татуля! Татуля!» И в ответ звонкий голосок собачки: «Ав, ав, ав! Я здесь!» Татуля уже перебежала дорогу и ждёт своих спутников.

Наша группа новоиспечённых туристов перешла дорогу, прошла чуть вперёд и свернула влево, в сай. Сай - это тоже ущелье, только небольшое. В этом саёчке протекал вполне приличный чистый ручей.
 Правый склон сая, если смотреть вверх по течению, был совершенно голый. Ни кустика. Только выжженная почти сухая, но ещё жёлтая трава, кое-где уже начавшая жухнуть. Примерно посередине склона идёт узкая тропка с уклоном в сторону ручья. По такой тропе неприятно ходить.

 Под большим слоем пыли гравий не очень виден, а стало быть, опасен. Ноги на такой тропе скользят, да ещё гравий выворачивается из-под ног, добавляя опасности. К тому же у нас не было специальной обуви, хотя бы кед. Мы были в обычных босоножках.
   Поэтому, мы пошли по нижней тропке, идущей вдоль ручейка. Левый склон усеян маленькими, большими и огромными камнями, среди которых ютятся кусты и кустики.

 Чем выше по ущелью, тем больше кустов, появляются деревья, а ещё выше –  виноградники, до которых и намеревался довести нас д. Гена. Он говорил, что лозы цепляются за огромные деревья, перекидываясь от одного к другому, образуя тропические заросли. Можно покататься на какой-нибудь лозе, можно найти место, где лоза, как лиана, спускается вниз и поднимается вверх, образуя петлю. Её хорошо использовать в качестве качелей.

 В общем, виноградники ценны не только вкусными ягодами, но и возможностью поупражняться в лазании по ним, покататься на верёвках, как на «гигантских шагах», почувствовать себя обезьянкой, особенно, если ещё и покричать как Чита в фильме «Тарзан». Во всяком случае, всё это баловство в удовольствие. Но до виноградников надо ещё дойти, а время уже к вечеру.

   Мы шли не торопясь, любуясь чистым небом, нависшим между двух склонов. Оно было такое голубое, какого в городе мы ни разу не видели. По левому берегу разбросаны камни от маленьких, размером с табурет, до великанов высотой с Синьковский дом. Между ними кустарники: и совсем ещё зелёные, и уже желтеющие, и с золотой листвой. Чем выше по склону, тем кустарники крупнее, а чем дальше по ущелью, тем всё больше попадается деревьев.

 Примерно часа через полтора, два хода попалась нам замечательная полянка. Песчаная и с очень мелкой галькой, как будто кто убрал все камни и камешки, чтоб можно было скоротать ночь, лёжа на мягком песочке. И ведь площадочка, ну, точно по размеру палатки.  Мы дружно запрыгали от радости, что дальше можно не идти: ведь и здесь хорошо!

   - Пап, давай здесь остановимся! Чего дальше идти? «От добра добра не ищут» - это же твоя любимая поговорка! Ну, пап! Мы сейчас запруду сделаем, да, девчонки?
   Мы не знали, что такое запруда, но раз Ольга говорит, значит, что-то хорошее. Идти дальше нам всем надоело, и мы в один голос поддержали Ольгу.
- Ну, правда, Геннадий Васильевич! Давайте здесь остановимся!

   Но Синькову хотелось пройти выше, ближе к виноградникам. Время ещё есть, хоть солнышко вот-вот спрячется за гору.
- Пап! А завтра что будем делать? Давай здесь заночуем, у костра посидим, искупаемся, пока ещё не похолодало: надо же пот смыть. А завтра сходим к виноградникам. А вдруг там дальше не будет такой замечательной площадки.

   Уговорили! Да нас же трое, разве нас переспоришь? Однако, д. Гена всё же немного пробежался вверх, убедился, что тропа идёт круто вверх, берег очень каменистый и. действительно, с поиском места могут быть проблемы. Пришлось возвращаться на облюбованную площадку.

 Мы ликовали. Сразу стали делать запруду, перекладывая крупные камни со дна на более мелкое место, так, чтоб они образовали гряду, стенку, которая  задерживала воду. Таким образом, получилось более глубокое корыто, где можно было поплюхаться в чистой водичке, поваляться.
 Д. Гена никак один не мог справиться с установкой палатки, а Ольга всё резвилась с нами.
 Наконец, отец проявил строгость, и мы все занялись делом: Ольга с отцом возились с палаткой, мы с Людой собирали дрова для костра. Нам было велено собрать как можно больше веток, чтоб утром быстро сготовить завтрак и пойти к виноградникам.
 
   Вот и солнце зашло за горушку. Сразу стало сумеречно и прохладно. У Геннадия Васильевича готов ужин. О! Какая вкусная гречневая каша с луком и тушёнкой! А главное – с дымком! Поели с аппетитом,  развалились у костра, нежась  его теплом. А над нами уже искрились звёзды. Ещё ведь только сумерки, а звёзды уже видны!  Небо потемнело. Звёзды засияли ярче. Да как их много! Да как они низко!

   Д. Гена стал предлагать укладываться спать.
  - Что вы? Как можно? Мы ещё небом не налюбовались! В палатке только грязный брезент над головой! - запротестовали мы дружно. Но, настаивать не стали.  Всё-таки мы порядком устали с непривычки: встали раньше обычного, в автобусе ехали, под палящим солнцем топали, камни перетаскивали с места на место почти полдня. Да, от одних только новых впечатлений можно было устать.
  А тем временем звёзды погасли, стали чуть заметны, зато над грядой появилась луна. Огромная лунища, слегка золотистого, тёплого, совсем не лунного цвета. Видимо, солнце зашло за гору, а за горизонт ещё не спряталось и теперь подсвечивает луну. А вокруг всё сразу преобразилось: лысый, с пожухшей, полёгшей травой склон, стал совсем белым, как бы излучающим лунный свет.
 
 Жиденькие кустарники на противоположном склоне превратились в густые заросли. Видимо оттого, что на ветви стали падать тени от других ветвей, создавая впечатление густых, ветвистых кустарников. Кругом громоздились  камни, причём совершенно плоские, чётко разделённые на освещённую и затенённую половины.

 Освещённая половина была какого-то нереально белого цвета, зато теневая сторона казалась чёрной. Если войти в тень от камня, то ты исчезаешь. Человека просто не видно. Всё вокруг приобрело сказочную прелесть и загадочность. Особенно удивило нас неожиданное исчезновение кого-нибудь из нас в тени камней.

   Стали укладываться на ночлег. Татуля первая заскочила в палатку и устроилась в уголочке. Как д. Гена с Ольгой всё пытались её выдворить, ничего не получилось.
  - Ты собака или не собака, - говорил на полном серьёзе хозяин. – Тебя, с каким условием взяли, помнишь? Вот сиди под дверью и сторожи.
 
   Но Татуля всячески стремилась остаться в палатке. Мы всё-таки уговорили д. Гену оставить её в палатке.
   Ночь прошла спокойно, если не считать беспокойное поведение Татули, которая то к одному под бочок норовила пристроиться, то к другому. А в палатке четверым тесновато, а тут ещё животное то там завизжит – придавили, то тут. Сказали, что в следующую ночь будешь на улице спать. Она, как будто поняла, забилась в угол и успокоилась.

   Проснулись поздно: в палатке, которая от солнышка уже нагрелась, стало душно. Выползли на свежий воздух. Красота! Всё для нас с Людой необычно. Умылись в ручье. Вода какая-то другая! На костре уже кашка варится – запах такой! «И жизнь хороша, и жить хорошо!» Ах, какая прелесть! Ольга занимается балетом, Люба музыкой, а я люблю рисовать.

 Я занимаюсь в художественной школе, готовлюсь к поступлению в институт, связанный с творчеством. Например, художник по тканям. Пусть наши девушки и бабушки ходят в платьях из красивого материала. Вот и смотрю вокруг, впитывая разнообразие живых узоров в различных сочетаниях.

   После завтрака, скорее, обеда, отправились вверх по ущелью в поисках виноградника. Д. Гена всё боялся оставить палатку. Наконец, решился, но не надолго. Быстро пошли вперёд и вскоре увидели огромное дерево неизвестной нам породы, оплетённое виноградными лозами. Д. Гена вернулся на наш бивуак, а мы остались с заданием набрать горного винограда.

 Оказалось, задание не из лёгких: лезть надо по крутому каменистому склону, цепляясь за лозы.
 А они как живые, выворачиваются из рук, обрываются с веток, качаются с амплитудой таковой, что, если упустишь, то не поймаешь. Руки соскальзывают. В общем, и страшно, и интересно. Ольга, девушка ловкая, озорная, быстро приловчилась. Глядя на неё, и мы расхрабрились, приспособились, стали даже получать некоторое удовольствие, почувствовав себя Маугли.

 А потом и вовсе расхулиганились, убедившись, что эти кажущиеся тонкими верёвочки и верёвки оказались на редкость прочными. Правда, они то крутились в другую сторону, то вырывались из рук. Мы пищали, хохотали, одним словом – веселились. Вот добрались и до винограда. Действительно, вкусный необычайно: сладкий, сладкий и слегка терпковатый. Явно, сахаристость высокая. А душистый какой! Виноград, по-моему, двух сортов.

 Один сорт висит кистями, когда-то, видимо, красивыми. Сейчас эти кисточки почти полностью выщипаны птичками, а потому, они жиденькие. Но ягоды очень сладкие. Птички – умнички. А другой сорт представляет собой шарики из очень плотно расположившихся ягод. Этот виноград иссиня чёрный. Шарики висят как ёлочные игрушки, причём, совершенно целенькие.

 Видимо, птички не могут выдернуть ягодку. В руках их очень приятно держать: плотные, такие как ягодка ежевики, но во много раз увеличенная.
Я взобралась наверх. Посмотрела вниз: как красиво! Эти черные блестящие шарики в диаметре сантиметров 10-15 так красиво смотрятся среди листвы, которая сама по себе красива, ибо осень её уже немного тронула.

 А ствол! Могучий, и почему-то слегка перекрученный, обвитый виноградными верёвками, с нанизанными на них то там, то тут этими удивительными шариками.
 Внизу голубая вода журчит. Солнышко почти не пробивается сквозь виноградные листья, на которых оно играет, перескакивая в разные стороны. Девчонки пищали, хохотали, добывая виноградные шарики, а на меня нашла меланхолия: Я сидела на лозе, смотрела на виноградные тропики и о чём-то мечтала. Ну, вот и призывный клич Синькова. Пора возвращаться.
 
   Д. Гена зря время не терял. Кстати, он его никогда зря не транжирит, использует любую минуту с пользой либо для ума, либо для тела, либо для необходимого дела. Он уже прочитал, что наметил, и принялся готовить ужин. А нам добывать дрова. Мы сказали, что ужинать не будем, т.к. объелись виноградом и ему принесли. Но, у д. Гены всё должно быть порядком: горячий ужин обязателен.
   Однако мы так налазились по винограднику, что очень устали. К тому же оказались все в пыли, сухих листьях, которые кололи шею, спину. Поэтому, несмотря на командный тон д. Гены, мы искупались в нашей замечательной запруде  (не зря же камни ворочали), повалялись на солнышке, разомлели. Мы стали входить во вкус, уже чувствовали себя туристами, наслаждаясь всё больше и больше единением с природой. Вот тут как раз и уместно вспомнить восторженные отзывы д. Серёжи о чудесной природе гор.

  Вот уже не против и поужинать. Костёр горит, добавили дровишек, он заиграл веселее. Поели, попили чайку. Настроение лирическое.

________________________________________________
- Пап! Может, мы около палатки будем спать? На свежем воздухе? Под звёздами? – стала просить отца Ольга.

   Нет, конечно, папа не согласен: тащил, ставил. Да и в палатке как-то, вроде, спокойней. Пришлось заползать в палатку. Мы улеглись так, что ноги и всё тело было внутри, а головы снаружи. Мы лежали на спине и долго-долго разглядывали звёздное небо. Оно было таинственно и волшебно.

 К тому же, только там, в горах, я столкнулась с его необычным свойством: когда пристально, пристально вглядываешься в ночное высоченное небо, то обнаруживаешь за одной яркой звездой ещё одну звезду, ранее невидимую.

 Потом… ещё одну и ещё…Очевидно, зрение постепенно становится всё острее, и ты, как бы проникаешь во все уголки вселенной – от звезды к звезде…И ыв какой-то момент вдруг осознаёшь, что видишь у себя над головой не чёрное небо с миллиардами больших и маленьких звёздочек…, а любуешься уже огромным, почти ровно светящимся пространством с маленькими чёрными пятнышками, бездонными с в  своей бесконечности.
 
   А вот и луна. Она такая же огромная, как и в прошлую ночь. Опять странно осветились камни, освещённая половина которых, стала какого-то нереально белого цвета, зато теневая сторона превращалась в непроглядную дыру глубокого чёрного цвета, в которой исчезали все предметы. И опять вокруг всё стало сказочно прекрасным.

   Наконец, наши веки стали смыкаться, и мы,  как и положено туристам, забрались полностью в палатку. Улеглись ногами к выходу. Застегнули вход на все пуговицы. На этот раз Татулю оставили ночевать возле палатки снаружи.
   Тишина! Оказывается, если лежать тихо, слышен шум воды, но не такой как днём, а живой. «Вода с водою говорит» - так это можно охарактеризовать. Действительно, кажется, что слова можно разобрать.
 
А ещё я заметила эффект типа девятого вала: шумит, шумит вода равномерно, иногда лишь перевернёт какой-нибудь камешек, и вдруг: шум воды совсем другой, более мощный, волной прокатится, и снова прежний тон. А потом – опять прилив. Слушаешь, слушаешь и так сладостно засыпаешь.
   
Вдруг, Татуля! Бешенный визгливый лай!  Синьков вскочил, подполз к выходу, прислушался.
- Чужие, - тихо сказал Геннадий Васильевич, и начал расстёгивать застёжку. Руки плохо слушались: эти деревяшечки всё время закручивались вокруг тесьмы. Быстро подползла Ольга, успев накинуть сарафанчик. Стала помогать отцу. Мы тоже подползли к выходу и плотно прижались друг к другу.
 
   Послышались мужские голоса, отгоняющие собаку. Раздался треск брезента, пропоротого ножом. Но мы все были у выхода, и нож никого не задел.
   Нож! Разве это был нож?! Длинный, острый, сверкающий даже в тусклом свете маленького палаточного оконца. Я буду его называть «клинок».

  Мы замерли. Клинок вонзился уже ближе к нам. 
- Эй, кто ест, выходы, а то собаку вашу прырэжэм и вас тоже!
  Вот ещё одна попытка «достать» нас эти клинком. Теперь этот кто-то всадил клинок уже у другой стенки палатки, причём ближе к выходу, где мы все скучились. Крутит клинком. Вот-вот заденет Люду.

  - Ну, давай, давай выходы бистро! Бистро!
Завизжала Татуля. Делать нечего.
   Первой вышла храбрая Ольга и стала пытаться их урезонить. Д. Гена резко откинул полог, и мы с Любой выскочили, и в мгновение ока оказались на том берегу ручья. Я помчалась вниз по течению ручья, Люда вверх, в другую сторону. Боковым зрением я успела увидеть, как парень что-то говорит и крутит, играет клинком перед самым лицом Ольги. Она защищается рукой.
 
- Только без рук, только без рук, - услышала я громкий голос Ольги.
   Больше я ничего не слышала и не видела. Я бежала в каком-то ужасе, слыша только своё колотящееся сердце. Вдруг мне послышалось сзади чьё-то дыхание. «Неужели догоняют?» – мелькнуло в голове, и тотчас ледяной страх сковал все внутренности в животе.

 Дальше дороги нет: то ли скала, то ли большой камень, входящий в воду перегородил путь. Надо перебираться на другой берег. Превозмогая страх, я на долю секунды оглянулась назад и увидела….Люду. От неожиданности я остановилась: увидеть вместо бандита мою Люду! Это ли не счастье?!
- Люда, ты же побежала вверх?

- Я не смогла тебя одну оставить и вернулась. Перебегала от камня к камню по теневой стороне. Помнишь? В тени ничего и никого не видно? Так и проскочила мимо. Ольги уже я не увидела, а д. Гена пытался с ними о чём-то договориться.
 Тут мы услышали звук выстрела, второй. Нас, как ветром сдуло. Кинулись в воду, обогнули скальный выступ и снова вернулись на этот берег.

 Добежали до приличного камня, спрятались в его тень, стоя в воде. Меня бил озноб. И от страха и от холода. Зубы стучали, и унять их не было никакой возможности. Неожиданно луна зашла за гору. Стало очень темно: предрассветные сумерки. Сразу стало ещё страшнее и холоднее. Потихоньку глаза к неожиданно наступившей темноте стали привыкать, адаптироваться.

 По ту сторону ущелья мы разглядели бегущего д. Гену. Он мчался по опасной тропе босиком, в трусах и в майке. Мчался, что есть духу вниз в посёлок. Видно, за подмогой побежал в посёлок. Издали он казался таким маленьким и беспомощным. Главное, он жив, слава Богу. А что с Ольгой? Как она там одна с двумя вооружёнными бандитами. Эта мысль не давала нам покоя, но и вернуться назад, мы тоже не могли.

 Надеялись, что Ольга выкрутится. Так, стуча зубами, как в лихорадке, в кромешной темноте, по щиколотку в холодной воде мы и простояли до самого утра. Уже рассвело, а мы никак не можем решиться вернуться. Вот уж и солнышко взошло; нет, оно вышло из-за горы. Стало теплее. Вот и парочка прошла вверх по ущелью на воскресный отдых. Люди.

 Стало спокойнее на душе, и мы решили потихоньку возвращаться. Шли, стараясь не наступать на сучок, внимательно вглядываясь вперёд. Вот и наша палатка. Кругом никого. Тихо. Мы притаились. Слышим из кустов, из-за камня Ольгин шёпот: «Все живы? Где папа, не знаете?»

- Мы видели, как он бежал в сторону посёлка, – так же тихо прошептали мы. - Что будем делать? Может, их нет, ушли?
- А вдруг они в палатке. Спят или притаились и ждут. Ведь рано или поздно хозяева должны придти, – резонно предположила Ольга.
 
Страх сразу кинулся в живот и в сердце. Стало слышно, как оно забилось. Мы притихли. Спустя некоторое время Люда спрашивает:
 -А где Тотулька? Почему её нигде не видно?
 - Тихо, - говорит Ольга. – Услышит своё имя, прибежит к нам и, таким образом, выдаст.
 - А, если они её зарезали?

Наступила угнетающая тишина. Стало больно где-то внутри: вдруг Тотулька лежит тут рядом растерзанная. А может ещё живая?
   Сидеть так и чего-то ждать становилось всё тягостнее.
- Может, рискнём? – предложила Ольга. -  Я попробую выйти к ним. Может быть, в палатке никого нет, а мы тут коченеем. В палатке кофточки, носочки. А в термосе горячий чаёк, если они его не выпили. Ну, что? Рискнём?

   Тут Ольга догадалась и кинула в палатку камень. Молодец! Всё-таки она практично мыслит. Потом ещё один, крупнее. В палатке что-то зашевелилось. Мы замерли. Смотрим, выползает Тотулька, потягивается. Тут начался буквально истерический хохот: мы хохотали до коликов, даже жарко стало. «Мы тут мёрзнем, а защитница наша спит себе в тёплой палатке!»

 Вскоре и Ольгин папа с милиционером появился. В палатке три дыры, а вокруг несколько дюбелей. Оказывается, они стреляли из строительного пистолета, которым металлические детали пристреливают к бетону. Сила огромная, но далеко не летит. Хорошая улика. Милиционер ушёл, сказал, что напишет результат обследования, а мы по дороге домой должны будем зайти в пункт и подписать.
 
И мы стали собираться домой. Чай всё-таки вскипятили и поели, что оставалось. За чаем Ольга рассказала, как этот один, что с ножом, всё настойчивее стал приставать к ней. Она терпела, пыталась шутить, пыталась воззвать к совести. Главное, старалась их отвлекать подольше, чтоб дать возможность нам с Людой понадёжнее укрыться. А ещё, она выжидала момент, когда можно будет от них убежать. Просто так нельзя: догонят, и неизвестно чем это может кончиться.

 А здесь в палатке папа. Он тоже почему-то не вылезает, тоже ждёт подходящего момента. А парень всё наглее играл перед носом сверкающим лезвием клинка. Ольга не выдержала, резко отмахнулась и напоролась рукой на нож. Поранила-то всего палец, но кровь просто брызнула.

  -  Я стала активнее себя вести, стала совать ему под нос окровавленную руку, - рассказывала Ольга. - Вот тут-то вдруг и появился папа. Они не ждали появления мужчины. Думали, одни девчонки выехали на прогулку. Минуты замешательства мне хватило, чтоб перебежать речушку и спрятаться за ближайшим камнем. А потом мелкими перебежками, используя папину с ними дискуссию, я нашла отличное местечко и затаилась.

 К сожалению, что там с папой увидеть не могла, а когда услышала выстрелы, совсем потеряла рассудок. Потом, успокоилась немного. Что бы ни случилось с папой, пока они там, я ему не помогу, а только наврежу. Затаилась и стала ждать. Они долго и громко о чём-то друг с другом спорили или ругались. Жаль, что мы не понимаем по-таджикски.

 Знали бы об их планах.  Голоса стихли. Было непонятно: ушли или притаились и ждут нас. Папиного голоса я больше не слышала. Было жутко представить себе, что они его застрелили. Но всё во мне отказывалось этому верить. Зато я верила в то, что он обязательно выкрутится.

  Ну, что ж! Всё хорошо, что хорошо кончается. Вспомнили бабушку Феню: ведь не зря она не хотела нас отпускать. Предчувствие.

   Решили бабе Фене о случившемся не говорить. Да бабушка ничего и не спрашивала, раз мы здесь и живы - здоровы. Она как всегда суетилась и занималась привычными для неё домашними хлопотами. А когда села за свою швейную машинку, тут всё же Люда не утерпела и спрашивает, предельно ласковым голосом:
   - Бабушка, как ты эти дни провела без нас, как самочувствие?
 
   - Да мне скучать некогда. Дни быстро в заботах летят. Первую ночь очень крепко спала, не просыпалась. А вот во вторую ночь приснился мне кошмар какой-то.
    Мы вопросительно вскинули брови и переглянулись.
   - Да что говорить? Ерунда это, - отозвалась бабушка, уловившая наш интерес.
   - Бабушка расскажи! - стали мы её упрашивать, как можно шире улыбаясь, чтобы скрыть нарастающую тревогу.
- Да что снилось, что снилось?... - опять прервала она стрекот швейной машины. – Ну,…вас видела во сне. Мужики какие-то на вас в горах напали. Видела ещё, как Гена за помощью побежал... да ерунда...– сказала она смущенно и продолжила шить.
  Мы остолбенели... И так как бабушка уже не обращала на нас никакого внимания, потихоньку вышли из комнаты во двор. Там, найдя укромное местечко на крыше хозяйственной пристройки в тени виноградника, мы долго пытались поверить в реальность происходящего.

Как, наша бабушка, естественно тревожащаяся за нас, и с таким трудом отпустившая нас в горы, могла крепко и спокойно спать в первую ночь, а кошмар этот ей приснился именно тогда, когда на нас действительно напали? Впервые я пыталась тогда понять что-то для меня сложно осознаваемое. Мозг отказывался тогда это воспринимать.
 
   Потом, уже когда я вернулась с Москву, я снова и снова вспоминала бездонное ночное небо, так поразившее меня, и ощущение собственной ничтожности перед величием вселенной. И вспоминала эту страшную историю с нападением, заставившую меня понять не только огромную ценность собственной жизни, и жизни близких тебе людей, но и осознать, как легко она может быть обесценена.
 
    В то лето два плохо осознаваемых впечатления забрала я с собой в жизнь: как неожиданно хрупка может быть твоя жизнь, и как чувствительно любящее сердце, что за много километров и даже загодя может почувствовать грозящую тебе опасность.

    P. S. На другой день т. Маша подняла на ноги всю милицию республики, использовав все свои многочисленные связи. Оказалось, что мы легко отделались, что в других случаях были и раненые и даже тяжело раненые. Бандиты тихонько подходили к палатке и наносили сильнейшие удары ножом через крышу палатки. Убедившись, что кого-то поранили, уходили.
 А, если ранение тяжёлое и помощь оказать некому, то лежи и истекай кровью. К счастью только в одном случае из трёх раненого нашли уже в очень тяжёлом состоянии.
 
 - Но теперь, благодаря собачонке, они не застали вас врасплох. А через строительный пистолет, мы их легко вычислим, ибо они все на учёте, - заверили  т. Машу работники милиции.

 А  через какое-то время Синьковы получили грамоту министерства внутренних дел «За помощь в поимке особо опасных преступников».