Призрачный Ганоот

Белые пески пустыни Тхир погребли под собой немало забытых историй вместе с руинами древних городов. Но, по слухам, где-то посреди этих песков лежала таинственная и сказочно богатая земля Ганоот, о которой ходило много самых разных мрачных сказаний и легенд. Мало кто туда добирался, а если и добирался, то не возвращался. Торговые караваны ходили в ту сторону редко, да и путь через бескрайнюю пустыню Тхир был особенно труден из-за жестоких самумов. Именно туда и направлялся одинокий путник верхом на верблюде. Это был странствующий музыкант, поэт и бродяга, которого звали Ихамат. За поясом его дырявого запыленного халата была заткнута простая флейта из тростника, а за плечами болталась лютня. Он ехал из Харрата, где на торговой площади перед храмом Девяти солнц целый день декламировал стихи, подыгрывая себе на лютне, но трудно было расшевелить эту проклятую рыночную чернь. Его мелодичные стихи и музыка не пришлись по душе тамошним жителям, и он решил попытать счастья в другом месте. До этого много городов и селений прошел Ихамат пешком, пока не пришел в Харрат, за пределами которого не было ничего, кроме бескрайней пустыни. В Харрате он, скрепя сердце, обменял древнюю рукопись с прекрасными стихами меонских поэтов на старого косматого верблюда. Хозяин верблюда, странный смуглый торговец с заплетенной в толстую косицу черной напомаженной бородой и подведенными глазами, узнав, что Ихамат намеревается идти через пустыню, неприятно осклабился и пристально посмотрел на него. На прощание торговец непонятно сказал:
- Ступай навстречу своей судьбе. Обитатель черного океана ведет тебя…
 На базаре Ихамат запасся провизией и пресной водой для дальнейшего путешествия. Там он встретил старого мага в синем тюрбане, который предостерег его, но маг тоже говорил загадочно и туманно.
- Ганоот не далеко и не близко, - говорил маг приглушенным голосом, - Этот город создан силой черной магии и является не каждому. Если ты вдруг увидишь город, похожий на темную чашу, знай, что ты – несчастнейший из смертных. Там ты будешь принесен в жертву демону с Красной звезды. Три могущественных мага живут там уже тысячи лет и приносят в жертву одиноких странников. Взамен демон дает им долгую жизнь. Если ты попадешь к ним в руки, то умрешь и станешь голодным духом. Когда перед тобой в пустыне возникнет город, быстро начерти на песке вот эти буквы, и город исчезнет, - с этими словами старый маг протянул прямоугольную глиняную дощечку, испещренную непонятными магическими символами, - Но только не вздумай входить в город, - напутствовал маг, - Войдешь в ворота и ты пропал…
Ихамат положил дощечку в холщовую сумку с провизией и ничего не ответил. Это всего лишь древние легенды. Но если бы и так, то ведь он просто жалкий странствующий музыкант, кому нужна его жалкая смерть! Когда он доберется до цели, у него, наверное, будет шанс добыть себе в Ганооте хорошую еду, питье и ночлег. А потом он отправится дальше на север.
 Он шел по пустыне несколько дней, и примерно на пятые сутки своего одинокого путешествия,  Ихамат, сидя под звездами у костра, услышал у себя за спиной какие-то звуки. Он выхватил из-под халата кинжал и резко обернулся. Перед ним стояла большая пятнистая гиена. Зверь смотрел на Ихамата в упор тускло горящими глазами, оценивая путника. Ихамат не двигался. Так они некоторое время смотрели друг другу в глаза, пока, наконец, зверь не отступил. Гиена осторожно, крадучись, отошла,  но неожиданно схватила зубами дорожную холщовую суму с провизией, лежавшую рядом, и побежала прочь. Ихамат бросился за ней, но догнать эту тварь ночью в пустыне не было никакой возможности. В эту ночь Ихамат так и не решился заснуть, а на рассвете он снова отправился в путь.
В полдень, когда огромный диск солнца стоял высоко в небе, Ихамат, заметил вдалеке, в зыбком мареве раскаленной пустыни смутные очертания башен. Возможно, это был простой мираж, но поднявшийся вдруг ветер донес до его ноздрей тонкий, едва уловимый аромат благовоний. А до ушей Ихамата донесся какой-то звук или шум. Шум многолюдного города. Нет, это не было миражом. Это был город, который возвышался посреди горячих песков. Подъехав поближе, Ихамат разглядел громадные ворота из темного камня с мощными колоннами по бокам. Он разглядел высокие закругленные стены и башни с бойницами и подумал о дощечке с магическими буквами, но тут же вспомнил, что сумку, в которой она хранилась, утащила проклятая гиена. Нечеловеческая усталость, сильный голод и жажда настолько притупили чувство опасности, что сейчас Ихамату было все равно, что произойдет за этими мрачными круглыми стенами. Подъехав к воротам, он подивился их громадным размерам. Они были приоткрыты, и рядом не было никакой стражи. И тут Ихамат различил, что доносившийся до его слуха шум или гул, не был обычным гудением большого города. Это было стройное тысячеголосое пение, раздававшееся из-за городских стен. Мотив был размеренный, монотонный, но приятный. Ихамат слез с верблюда, и они вместе вошли в городские ворота. Зрелище, представшее его взору, настолько поразило воображение бродячего поэта, что он разинул рот и застыл от изумления, страха, восторга и благоговения. Перед ним во всем великолепии открылась столица богов. Огромная площадь была вымощена гладкими плитами из цветного мрамора. Площадь переходила в широкую улицу, тоже вымощенную плитами, такую длинную, что она терялась где-то в розовой дымке на горизонте. От площади во все стороны тянулись такие же бесконечные улицы, по обеим сторонам которых  возвышались нефритовые дворцы невообразимой архитектуры и красоты, выложенные драгоценными камнями. Вдоль зданий росли пальмы, кипарисы, и множество всяких невиданных деревьев. Причудливо выстроенные фонтаны били сверкающими на солнце струями, и все вокруг сверкало и искрилось. Поверить в то, что этот чудесный оазис жизни находится посреди гиблой пустыни, было невозможно, но ошарашенный Ихамат, странствующий певец, нищий, сирота, едва помнивший мать и не знавший своего отца, видел это своими собственными глазами. Странный тысячеголосый хор раздавался со всех сторон, и почему-то только сейчас Ихамат увидел поющих. Это были люди в длинных прозрачных одеяниях, стоящие ровными рядами по краям громадной площади и по обеим сторонам улиц, уходящих в бесконечную даль. Их кожа была мраморно-белой, а головы их украшали венки из гиацинтов. «Как странно», - подумал Ихамат, изумленно вглядываясь в их призрачные фигуры и бескровные лица.  Многоголосое пение нарастало, и странствующий поэт заметил вдалеке, на одной из улиц какую-то необычную процессию, приближающуюся в сторону площади. Призрачные ряды поющих расступались, колыхаясь словно колосья. Зачарованный Ихамат жадно всматривался вдаль, пытаясь разглядеть это необыкновенное явление. Когда процессия медленно и торжественно приблизилась и оказалась на площади, можно было рассмотреть все детали. Четыре рослых темнокожих раба, одетые в лиловые набедренные повязки с золотым шитьем, несли на могучих плечах золотые носилки, на которых лежало что-то огромное, покрытое пурпурно-синим покрывалом. Справа и слева от носилок шагали могучие воины с копьями, в доспехах и шлемах. За паланкином шли прекрасные девы с бубнами и тимпанами в руках. Их тела были украшены жемчужными ожерельями и поясами невиданной красоты. Очарованный Ихамат залюбовался шествием, но в этот момент перед ним вдруг появились три человека. Они были худы до невозможности, высоки ростом, с наголо обритыми головами, одетые в длинные белые балахоны. Их пергаментного цвета лица были морщинисты, жестокие, стального цвета глаза сильно подведены черной краской до самых висков. У всех на лбу были начертаны большие черные круги. Ихамат вздрогнул, увидев перед собой этих троих, и даже его старый верблюд насторожился и издал какое-то предостерегающее фырканье. По знаку этих бритоголовых жрецов в белых балахонах, рослые темнокожие рабы осторожно понесли носилки вверх по ступеням мраморного дворца, возвышающегося в центре огромной площади. Там на возвышении, между двумя резными колоннами стояло что-то вроде широкого трона из слоновой кости. Стоя на верхней ступени, рабы приподняв пурпурно-синюю ткань, извлекли из-под покрывала громоздкий и тяжелый предмет. Согнувшись в три погибели, они осторожно положили его прямо на трон, и затем также осторожно спустились по ступеням вниз и растворились на площади. Ихамат с изумлением увидел, что лежащий на троне предмет – огромная спиралевидная раковина какого-то гигантского моллюска. В этот момент Ихамат вдруг почувствовал, что его обнимают чьи-то руки. Чьи-то ладони шарили по его телу, пытаясь стащить с него одежду. Он увидел себя в окружении дев в жемчужных ожерельях, и вот уже одна из них, улыбаясь, сняла с его спины лютню, другая, смеясь, развязывала пояс. Ихамат попытался высвободиться, но эти гурии, безумно хохоча, продолжали свое дело. Странствующий поэт почувствовал, как липкий страх пополз по спине, обдав его холодным потом. Он даже схватился за кинжал, но одна из девиц уже достала его из ножен и с хохотом швырнула на землю. Ихамат, пытаясь вырваться, в ужасе заметил, что вид этих созданий стремительно меняется, пока все они не приняли свой настоящий облик. Волосы этих ламий теперь пламенели как медь, ярко-зеленые глаза горели нечеловеческим огнем, острые змеиные языки плотоядно извивались возле его лица, а длинные желтые клыки готовы были сомкнуться на яремной вене. Девичий хохот постепенно превратился в  мерзкое змеиное шипение. Ихамат в ужасе закричал, когда обнаружил себя уже голого, накрепко привязанного к черному каменному столбу в центре огненного круга на середине площади. Ламии исчезли. Тогда к нему приблизился один из бритоголовых жрецов, и, бормоча какие-то заклинания, торжественно надел ему на голову душистый венок из гиацинтов. Затем Ихамата облачили в длинное прозрачное одеяние, и жрец, стоя в тройном огненном круге, запрокинув бритую голову на тонкой морщинистой шее прямо к небу, воздев руки, визгливо завопил на неизвестном языке, который Ихамат почему-то очень хорошо понимал. И то, что он услышал, чрезвычайно его испугало.   
- Услышь нас, о сын черного океана, воин с Красной звезды Кшатт! – орал тощий жрец, - Спустись по коридорам времени и прими эту стотысячную жертву! Вынырни из глубин беспредельного космоса и войди сюда через эту раковину! Трон твой готов, и смотри, этот одинокий путник молод и свеж, кожа его бела и упруга, а сухожилия и кости крепки! Волосы его густы и влажны от пота и убраны цветами…
 Содрогнувшись от ужаса, Ихамат увидел, как огромная бурая раковина на резном троне осветилась каким-то неземным светом. Он видел, как оттуда показалось что-то блестящее. А потом вдруг неизвестно откуда, на середине площади в центре огромного огненного круга возникла гигантская человеческая фигура. Фигура была объята голубым шипящим пламенем, но Ихамат смог рассмотреть, что это был громадных размеров воин в сверкающих доспехах. Лицо его было словно высечено из гранита, глаза черны как ночь, линии бровей сходились на переносье, а сверкающий шлем украшали черные перья. Темное лицо великана было непроницаемо до тех пор, пока жрец снова не завопил истошным голосом, трясясь в отвратительном экстазе, закатив глаза под лоб.
- Прими свой истинный облик, о великий воитель! – вопил жрец, - Возьми этого юношу и сделай его своим рабом, духом пустыни! Пожри его мозг и возьми его жизнь, а нам дай часть твоего бессмертия, чтобы мы, твои жрецы, продолжали служить тебе вечно…
И тогда этот колосс пошевелился и медленно поднял голову, вперив в Ихамата черные, как дыры, глаза, в которых не было ничего человеческого, кроме всепожирающей смерти.  Пленник зажмурился, стараясь не смотреть в их ужасающий бездонный мрак. Вместо этого он искоса взглянул направо и увидел, как жрец похлопал по спине его старого верблюда, стоявшего в стороне и тупо жующего, и крикнул толпе призрачных песнопевцев:
- Эй, вы! Теперь ваш черед… 
Тут же, издав леденящий душу, протяжный вой, толпа бледных изголодавшихся духов, не касаясь земли, бросилась к добыче. Они набросились на несчастное животное, и спустя минуту, на мраморные плиты рухнул дочиста обглоданный верблюжий скелет. Ихамат закричал от ужаса, а потом не выдержал и снова посмотрел в глаза великана. И уже не смог оторвать взгляд. Околдованный какими-то чарами, Ихамат, не мигая, уставился в черные провалы глаз демона из космической преисподней и увидел, что облик гигантского темного воина начал видоизменяться. Словно сквозь туман он видел, как тело в доспехах поглощается черным вязким веществом, которое, скручиваясь и свиваясь в спираль, приобретало мерзкую, отталкивающую форму огромного уродливого существа, тело которого было утыкано острыми черными иглами. Чудовище взглянуло на свою жертву мутным  невидящим желтым глазом без зрачка и разинуло бездонную пасть, в которой растворился угасающий разум Ихамата. Где-то там он видел бескрайний черный космос и мерцающую адским отблеском   невообразимо далекую кроваво-красную звезду, вся поверхность которой покрыта сплошным черным океаном, вздымающим волны, подобные огромным скалам под багровым небом.       
Губы Ихамата самозабвенно, безумно и восторженно шептали:
- О сын черного океана! О великий воин с Красной звезды Кшатт! Прими свою стотысячную жертву и сделай меня твоим рабом, духом пустыни…
В этот миг от тела Ихамата осталась одна оболочка, привязанная к черному столбу, и опустевший череп свесился на грудь, как голова тряпичной куклы. Призрачный город мгновенно растворился в воздухе. Вокруг до самого горизонта лежали те же бескрайние пески пустыни Тхир, лежавшие здесь и тысячу лет назад. Одна лишь пятнистая гиена, пробегая мимо, вдруг навострила уши, боязливо потянула воздух носом и, чуя свежую смерть, жутко завыла, подняв морду…