Безумный Фафнис

В далекие незапамятные времена на обширном горном плато Меона лежало древнее асмурийское царство. Столицей его был некогда богатый город Кофрот, окруженный неприступными скалами. Его каменные башни возвышались на высоком голом утесе, о подножие которого разбивались тяжелые волны седого океана. В то время городом правила жестокая  династия асмурийских тиранов, полностью уничтоживших прежнюю меонитскую династию.  Когда-то Кофрот, славившийся своими шелковыми тканями, золотыми украшениями, алмазами и жемчугом, чудесным оливковым маслом, а также различными магическими зельями и сладким пурпурным вином, процветал. Но темное древнее проклятие лежало на всех потомках первых асмурийских царей, и в один день этот величайший город обратился в прах.
В те времена на трон в Кофроте воссел девятнадцатилетний Фафнис, царственный отпрыск великого рода Асмура. Тяжкий наследственный недуг поразил разум молодого царя, ввергнув его в безумие. Предки Фафниса отличались кровожадной свирепостью и неуемным сладострастием. Именно они завезли в Кофрот свои нечестивые оргиастические ритуалы, чуждые местному меонитскому населению. Но молодой Фафнис переплюнул их всех. Свое правление он начал с провозглашения себя божественным царем-медведем. Согласно древней легенде, династия асмурийских монархов ведет свое начало от бога-медведя, совокупившегося со смертной женщиной. От этого союза родился Асмур – прародитель их проклятого рода. Фафнис надевал на себя медвежью шкуру и шествовал в этом облачении в тронный зал, окруженный свирепыми чернокожими телохранителями с налитыми кровью глазами, и толпой наложниц. Иногда молодой царь, словно отрешенный от мира аскет, бродил по городским улицам обнаженным, просил подаяние и спал в грязных подворотнях, а на следующий день вновь надменно восседал на своем троне из слоновой кости, облаченный в шкуру бурого горного медведя. Он прогнал своих мудрых советников и приблизил к себе самое низкое отрепье, разворовывающее царскую казну. Государственными делами Фафнис не занимался, но вместо этого стал часто наведываться в храм шабонитов – приверженцев тайного, запретного культа, поклоняющихся каким-то неведомым, темным мистическим силам. Этот храм находился за городом, на обширной пустоши, и представлял собой приземистый гранитный прямоугольник без единого окна. Никто не мог точно сказать, кем и когда был выстроен этот храм, но он стоял здесь еще до появления первых меонитских поселений задолго до основания города Кофрота. Местность вокруг храма была пустынной и безжизненной, и даже птицы не вили себе гнезда на редких уродливо изогнутых деревьях, торчащих здесь из высохшей земли как живое напоминание об адских муках. Пустошь пользовалась среди жителей Кофрота и окрестных городов и деревень дурной славой. Горцы, гоняя стада овец, старательно обходили это место стороной. Они говорили, что пустошь высасывает из человека жизнь и лишает его разума, а сам мрачный гранитный храм они называли домом дьявола. Никто толком не знал о тайных обрядах, проходивших в храме, но во времена правления меонитских царей пустошь была ограждена каменной стеной, как оскверненное и зачумленное место. Таинственный культ шабонитов долго находился под строгим запретом, и стража следила, чтобы никто из жителей не забредал туда. Потом, с приходом асмурийцев, стена была кем-то разрушена и, по слухам, именно тогда цари этой династии начали впадать в безумие. Мало кто видел жрецов-шабонитов, но говорили, что это люди, одетые в черные шелковые одеяния, с магическими посохами в руках, никогда не покидающие храм. 
Однажды, молодой царь Фафнис после трапезы восседал на своем резном троне из слоновой кости. Его безумные, подведенные, сурьмой глаза были тревожно устремлены в роскошный сад, который был хорошо виден между колоннами из цветного мраморного оникса, украшающими огромный зал. Из сада доносилась трель соловья. Мраморные стены зала были расписаны причудливыми фресками, изображающими лики крылатых горгулий, четырехгрудых химер с девичьими лицами, человекольвов и змееволосых горгон. По обеим сторонам трона стояли гигантские быки из яшмы. К трону вели широкие ступени, усыпанные лепестками лотосов. В углах зала стояли квадратные бронзовые кадильницы, из которых к высокому сводчатому потолку поднимался дым ароматных благовоний. Трон богоподобного правителя в медвежьей шкуре был окружен свитой, возлежащей на коврах, которая состояла из придворных, светлокожих наложниц, благородных, но беспутных юношей в белых с золотом хитонах, флейтистов, поэтов, куртизанок, и прихлебателей всех мастей. Юноши с блестящими от курения дурманящих трав глазами, дико хохотали, слушая непотребные стихи, которые декламировал толстый плешивый поэт, похожий на сатира. Вокруг трона стояли бессменные чернокожие телохранители в набедренных повязках, с широкими кривыми мечами в руках. Бледное, одутловатое лицо Фафниса, отмеченное печатью безумия и порока, было в этот раз мрачным и напряженным. Его сросшиеся на переносице брови были нахмурены, пальцы добела сжимали янтарный кубок с  пурпурным вином, а широкие ноздри раздувались в каком-то нетерпении. Царь вдруг с силой швырнул кубок в сторону сада и злобно крикнул:
- Ненавижу! Ненавижу, когда он начинает петь! Проклятый соловей! У меня от него шумит в голове! Эй! Идите и разрубите эту тварь на куски! – крикнул он своим телохранителям, которые тут же бросились исполнять приказ безумного царя. Они готовы были выполнить самое нелепое и жестокое повеление своего господина, потому что были странным образом привязаны к нему и служили ему как верные псы.
Позади трона, за тяжелой, окованной медью, дубовой дверью, ведущей в царские покои, прятался еще некто, чьи пронзительные черные глаза с беспокойством следили за каждым движением царя. Это была мать Фафниса, несравненная волшебница Гипсифила. Дверь в царские покои была приоткрыта, и ее замершая фигура в плаще казалась застывшей статуей. Царица мать была все еще красива, не смотря на долгие годы тревог и волнений, иссушавших ее тело.  Молодой царь держал ее в заточении, считая в своем безумии, что мать жаждет его смерти. Гипсифила редко покидала свои комнаты. Она слыла очень сильной и умелой колдуньей, и с помощью различных колдовских средств знала обо всем, что происходит в царстве. В своем магическом зеркале она увидела что-то черное, изрыгающее дым, и поняла, что над царством нависло зло, против которого даже ее ворожба была бессильна.
 Фафнис сидел на троне, в то время как его изувеченный разум пребывал в каких-то неведомых краях, полных диких видений и бредовых фантазий. Он не обращал внимания на обезумевших от курений юношей, прекрасных белокожих наложниц, и пересвист флейт - его взгляд безжизненно блуждал по стенам зала.
В самый разгар пьяного веселья, в тронном зале неожиданно появилась высокая худая фигура, закутанная в черную шелковую мантию. Фигура, казалось, возникла перед троном прямо из воздуха, и пирующие, полулежа на мягких атласных подушках, изумленно застыли с кубками в руках. Визгливая флейта смолкла. Высокий худой человек, держал в руке посох из эбенового дерева, на котором сверкал большой изумруд. Голова незнакомца была обернута черной шелковой тканью, плотно закрывающей уши. Его резко очерченное лицо, казалось, не имело возраста, а холодные синие глаза с какими-то странными, изуродованными зрачками оглядывали царскую свиту насмешливо и пренебрежительно. Фафнис, увидев перед собой таинственного незнакомца, вдруг изменился в лице и задрожал.
- Эй, вы! - крикнул он, обращаясь к пирующим гостям, - Пошли вон отсюда!
Гости и наложницы, торопливо, страшась гнева безумного тирана, покинули зал. В зале остались только телохранители, немые как рыбы, так как в целях предосторожности у всех у них были вырезаны языки. Гипсифила, стоя за дверью, вся обратилась в слух.
- О царь, - произнес человек в черном одеянии, - Я пришел, чтобы напомнить тебе о времени. Оно быстротечно. Уже скоро великий Шабон поднимется из нижних областей вселенной, чтобы поглотить солнце. Я пришел за жертвой, царь.
- Да-да-да, - бормотал Фафнис, прищурив глаза, - Жертва.
- Ты знаешь, какую мне нужно жертву. Эту царственную шлюху и проклятую ведьму, твою мать Гипсифилу, - бесстрастно произнес жрец, - Она одна может нам помешать.
- Ах, да! Я и забыл! Моя несравненная матушка! – воскликнул царь, захохотав, и тут же оборвал смех, - Но вот беда. Она никогда не выходит из своих покоев…
- Нет, - сказал жрец, прикрыв глаза, - Она здесь. И она хочет спутать наши планы.
Фафнис вздрогнул и пугливо посмотрел по сторонам.
- Она всегда следит за мной, - зашептал он безумно, - Я каждую ночь слышу ее крысиную поступь за стеной. Знаешь, жрец, она может залезть в чью угодно голову. Даже в твою. Ведь она не человек, она…
- Завтра, царь, - перебил его жрец, - Полнолуние. Последнее полнолуние. Мы будем ждать тебя в храме. Поторопись со сборами. Уже скоро Шабон придет и покроет мраком вселенную. Тогда все живущие станут пищей бессмертных теней.
- Да, жрец! – воскликнул Фафнис со смехом, - Все они станут пищей! Но только ты не забудь про меня… - снова зашептал он, спрыгнув с трона и подскочив к жрецу, - Ты обещал, помнишь? Обещал сделать меня богом-медведем…
Жрец холодно посмотрел на него и сказал:
- Да, царь. Я обещаю, что ты станешь великим медведем.
Сказав это, черный жрец так же внезапно исчез, как и появился.
После его ухода Фафнис сел на трон, подогнув под себя ноги, и погрузился в безумные грезы. Он не заметил, как к нему бесшумно подошла Гипсифила.
- Сын мой, очнись! – резко произнесла царица. Фафнис вздрогнул, увидев ее, и его павианье лицо приняло злобное, отталкивающее выражение.
- А! Пришла! – крикнул он, глядя на нее с ненавистью, - Зачем ты пришла, женщина? Чтобы мучить меня?
- Сын, я прошу меня выслушать. Я знаю, зачем приходил сюда этот ворон. Если ты будешь делать все, что он тебе велит, мой бедный сын, ты своими руками погубишь царство. Ты погубишь не только царство, но и весь род людской…
- Ты глупа! - рявкнул Фафнис с раздражением, - Я не хочу губить царство, а собираюсь его возродить. Я стану богом-медведем, возьму себе красивую смертную жену и зачну божественного сына. Это будет новый род, ведущий происхождение от великого Фафниса, бога-медведя. А для этого нужно сначала уничтожить все старое. Кто может мне помешать!
- Опомнись, сын! – воскликнула Гипсифила, - Это путь в преисподнюю! Мерзкий жрец использует тебя в своих черных дьявольских целях! Эти проклятые шабониты хотят уничтожить все живое, оставив только хаос и вечный мрак. Тогда тебе некем будет править, о царь!
- Заткнись, лживая тварь! – зашипел на мать Фафнис, - Или я велю разорвать крючьями твое тело и разбросать куски на скалах в пищу стервятникам! Завтра! – шипел Фафнис, - У меня больше не будет матери…
- Мне жаль тебя, мой бедный Фафнис, - сказала Гипсифила и гордо, как подобает царице, направилась в свои покои.
Придя к себе, она занялась приготовлением магических снадобий. Ее рабыня – маленькая смуглая карлица, - помогала ей, смешивая разноцветные порошки. На огне бурлил большой котел, в который Гипсифила, произнося заклинания, кидала порошки, и по комнате распространялся удушливый запах.
- Слушай меня, Ашатакра, - сказала Гипсифила рабыне, когда бесцветная смесь была готова, - Я знаю будущее и говорю тебе, что завтра до полуночи я уйду в царство мертвых. Такова судьба. Завтра, возьми это снадобье и под любым предлогом дай выпить царю до наступления ночи. Это оградит его от колдовства черного жреца. Но только пусть он выпьет всё, а иначе зелье подействует вполсилы. Потом в полночь ты пойди на Горбатую скалу и разложи там священный огонь. Там ты беспрестанно взывай к защитнице Нунсат, и ничего не бойся…
- Слушаюсь, госпожа, - ответила карлица и, перелив часть варева в маленькую плетеную бутыль, спрятала ее у себя за пазухой.   
Царь Фафнис плохо спал в эту ночь. Ему мерещились огненные демоны с жуткими звериными мордами, запрыгивающие ему на грудь. Он просыпался в ледяном поту и истерично звал телохранителей. Когда кто-нибудь из них являлся на зов, Фафнис хватался за его жесткие курчавые волосы, жадно всматривался в черное лицо безумными вытаращенными глазами и только тогда успокаивался.
В ту ночь на проклятой пустоши, где находился таинственный храм шабонитов, жители деревни слышали вой шакалов. Вой был настолько жутким, что казалось будто шакалы со всех окрестностей собрались перед гранитным прямоугольным строением и справляли какой-то неописуемый шабаш. Многие говорили, что в ту ночь тряслась земля и дул холодный гнилой ветер. Потом начался неожиданный падеж скота. Наутро пастухи обнаружили всех своих овец и коз мертвыми, и плоть животных уже успела разложиться. Повсюду стояло нестерпимое зловоние. Утром дороги, ведущие в Кофрот, были наводнены крестьянами, пастухами, женщинами и торговцами. Все они шли в столицу, гонимые необъяснимым страхом.  На городских площадях прорицатели предсказывали скорую гибель царства, а купцы и ремесленники позакрывали лавки. Многие винили во всем шабонитов, считая, что это их дьявольские козни навели порчу на скот. Другие говорили, что виноват нечестивый царь. На площади перед дворцом воины едва сдерживали рассерженный народ. Чернь бушевала и требовала царя. Фафнис находился в своих покоях, когда услышал шум на дворцовой площади. Облачившись в медвежью шкуру и золотой венец с драгоценными камнями, царь вышел на широкий мраморный балкон. Увидев внизу толпу черни, он надменно выпятил подбородок и презрительно крикнул:
- Эй, вы! Обезьяньи хари! Неужели вы думаете, что я, сияющий Фафнис, богоподобный царь-медведь, испугаюсь ваших беззубых ртов! Или вы пришли за благословениями? Так вот вам мое благословение: пусть всех вас поглотит вечная тьма! Скоро я стану богом и у меня будут новые подданные! Пошли прочь, грязные свиньи или я велю выпустить голодных львов…
Угроза подействовала, и народ в страхе разбежался.
Тревожные и страшные знамения усилились. Земля сотрясалась, поднимая тучи пыли, псы истошно выли и пугливо жались к стенам домов, далеко в горах был слышен какой-то жуткий гул, а в небе появились тучи стервятников, низко кружащихся над городом. 
Когда стемнело, полоумный царь в сопровождении телохранителей ворвался на женскую половину дворца. Они бросились в покои Гипсифилы. Увидев мать спокойно сидящей на маленьком низком диване, Фафнис на миг опешил, но потом глаза его вновь наполнились безумной злобой, и он, оскалившись, как пес, хрипло крикнул:
- Умри, проклятая ведьма! Твой час настал! – он бросился на Гипсифилу с длинным сверкающим кинжалом в руке.
- Назад! – резко произнесла царица, - Я не хочу, чтобы ты пролил кровь собственной матери! Я сама приму смерть. Это судьба… - с этими словами царица, выхватив небольшой кривой нож с серебряной рукояткой, молниеносно полоснула себя по горлу. Истекая кровью, Гипсифила в последний раз взглянула на сына и рассталась с жизнью. 
- Всё! – воскликнул Фафнис, - Ведьмы больше нет! Дайте вина мне! У моей матушки в погребах лучшее в Кофроте вино! Эй ты, уродка! – крикнул он стоявшей у входа Ашатакре, - Неси сюда вино, мы будем пировать!
Маленькая смуглая рабыня тут же поднесла царю медный кубок, до краев наполненный пурпурным вином, в которое она успела подлить колдовское зелье. Она посмотрела на бездыханное тело своей хозяйки, и в ее черных раскосых глазах сверкнули слезы. Фафнис успел сделать лишь несколько глотков, когда в покоях неожиданно появились черные жрецы-шабониты.   
- Пора, царь, - сказал один из них приглушенным голосом, - Не время пировать. Жрец Одмос ждет тебя в храме.
Царь швырнул кубок с недопитым зельем и в сопровождении телохранителей и жрецов стремительно вышел из покоев. На его лице блуждала дикая улыбка. Он приказал телохранителям оставаться во дворце, а сам вскочил в колесницу и, собственноручно правя лошадьми, с гиканьем понесся прочь из города под покровом зловещей ночи, преследуемый завываниями псов, ревом ветра и грохотом сотрясающейся земли. На пустоши кони внезапно остановились. Напрасно царь остервенело хлестал кнутом по их потным дрожащим спинам и осыпал проклятиями – животные были чем-то страшно напуганы. Кони дико ржали, упирались копытами в сухую растрескавшуюся землю и проявляли все признаки панического ужаса. Безумный царь изрыгал страшные проклятия, адресуемые небу и богам, но все было бесполезно. Он бегал вокруг колесницы, рычал, затем падал на колени и, словно стервятник, хищно вырывал ногтями серые куски сухой затверделой земли.
Ашатакра, тем временем, оставаясь верной приказу своей хозяйки, разложила в полночь на вершине Горбатой скалы священный огонь. Когда огонь разгорелся, Ашатакра бросила туда пучок благовонных трав и окропила костер кровью белой голубки. Жутким голосом нараспев она стала выкрикивать имя великой Нунсат, древней богини, раскачиваясь из стороны в сторону и полузакрыв глаза. Наконец, пламя заискрилось, и вдруг вспыхнуло с небывалой силой. Смуглая карлица различила в огне силуэт женщины с головой птицы и тут же благоговейно пала ниц.
- Посмотри на меня, Ашатакра, - услышала рабыня голос сквозь треск огня. Она медленно подняла голову. Прямо из пламени на нее глядело лицо Гипсифилы.   
- Госпожа… - вскрикнула карлица, - Моя госпожа…
- Слушай меня, - донесся из огня бесстрастный голос, - Госпожа твоя сейчас в царстве мертвых и она клянет тебя за твою оплошность. Ты не исполнила повеление, и молодой царь не допил снадобье. Он уже обрек себя на страшные муки. Теперь ты должна остановить шабонитов. Я могу помочь тебе только советом, ибо их магия так сильна, что способна навредить даже мне, богине. Но ты отринь страх и отправляйся на Проклятую пустошь прямо к храму шабонитов. Там они сейчас проводят мессу и призывают Шабона с его прислужниками. Знай, что если Шабон придет, весь мир окутает вечная тьма и не останется никого, кто бы дышал. Итак, возьми пепел из этого священного костра и иди. Там, на пустоши, неустанно повторяя мое имя, разбросай этот пепел вокруг проклятого храма, чтобы получился круг. Когда черная сила Шабона замкнется в этом круге, они погубят самих себя. Но если ты опоздаешь, то еще до рассвета вселенная погрузится в вечный мрак… 
После этого костер погас сам собой, и Ашатакра торопливо собрала оставшийся пепел в большой кусок ткани. Маленькая смуглая карлица проворно спустилась со скалы тайными тропками и, спотыкаясь, побежала что есть сил по направлению к пустоши. Добравшись до места, Ашатакра, ободренная богиней, тут же принялась за дело. Откуда-то изнутри гранитного храма доносились песнопения и было слышно как жрецы визгливо призывают черного Шабона.
- О повелитель всех темных сил, всесильный Шабон! – доносилось из храма, - Ты явил свои знамения, и здесь мы ждем тебя! Приди со своей свитой бессмертных теней, пьющих кровь в тиши древних гробниц…
Ашатакра торопливо рассыпала пепел вокруг храма, повторяя имя богини Нунсат. Она вздрагивала от страшных раскатов грома и сверкающих зигзагов молний в ночном небе. Ее страшили бешеные порывы ледяного пыльного ветра и гулкие толчки в недрах земли. Как только она закончила, сильные удары сотрясли землю, и стало видно, как где-то на горизонте из-за океана начал медленно подниматься чудовищный черный диск, заслонив собой звезды. Какой-то адский трубный рев сопровождал его появление. Казалось, что это восходит черный брат солнца, распространяя вокруг неземное, зловещее черно-зеленое сияние. Стало вдруг нестерпимо холодно. Отвратительное серное зловоние наполнило воздух. Жрецы в черных мантиях, один за другим вылезли через открывшееся отверстие на плоскую крышу храма и разложили там таинственные культовые предметы. Ашатакра, незамеченная ими, быстро спряталась за большим серым камнем, лежащим за пределами очерченного ею круга. Ветер доносил до ее слуха их заклинания. Воздух вокруг храма пришел в движение и над головами жрецов заметались клочьями черного тумана, уродливые, крылатые тенеподобные существа. Их становилось все больше, они кружили вокруг, толпясь в воздухе сплошной массой, и их скопище невообразимой, черной шевелящейся колонной уходило в темное небо. Эти демонические существа из иных миров не могли вылететь за пределы, очерченные магическим пеплом, и потому неистово носились по замкнутому кругу, и их количество все увеличивалось. Жрецы на крыше храма что-то беспокойно кричали, заметив неладное. Но было уже поздно. Огромный черный диск замер на горизонте, поднявшись наполовину, а потом начал снова опускаться, и тогда земля и горы стали трястись с утроенной страшной силой, и громадные камни отлетали от скал, падая в бушующий океан. Жуткие крылатые тени, бешено мечась над пустошью, вдруг ринулись вниз, прямо на крышу храма, поглотили жрецов чернотой своих тел и навсегда исчезли внутри гранитного здания. В небе хаотично полыхали молнии, а океанские волны внизу свирепо бились о скалы. 
Во время грозы на проклятой пустоши, недалеко от храма, царь Фафнис дико метался по пустынному полю и рвал на себе одежду. Окончательно обезумев, он рычал и скулил как зверь, а его богохульные проклятия превратились в нечленораздельные звуки. Лошади, с ужасом косясь на царя, начали испуганно ржать, а потом разом повернулись и бросились прочь, назад, в сторону города. Молнии резали ночную тьму и в их отблесках было видно как тело царя Фафниса непостижимым образом  меняется. Его горящие глаза блуждали по сторонам в то время, как нижняя часть лица невероятно вытянулась, увеличилась в размерах и приобрела очертания жуткой медвежьей пасти, усеянной страшными клыками. Тело царя покрылось жесткой бурой шерстью, и уже вместо руки, воздух загребала огромная когтистая лапа…
Внезапно гроза утихла, земля перестала трястись, и в воздухе вдруг посвежело и стало светлее. Полная прибывающая луна взглянула на мир сквозь слабеющую первобытную темень Шабона, снова опустившегося в нижние пределы вселенной, откуда он и пришел. Увидев луну, то, что некогда было царем Фафнисом, с ревом бросилось к темной гряде скал на западе. Это ужасное существо оставалось наполовину человеком, наполовину – жутким громадным зверем. Лоб и глаза имели вполне человеческий вид, но лицо переходило в медвежью морду. Огромная звериная туша неуклюже прихрамывая, передвигалась на задних лапах, одна из которых оканчивалась человеческой ступней, а часть спины и шея были полностью человеческими. Это мерзкое создание навсегда укрылось в одной из древних зловещих пещер Меона, населенных нетопырями и ядовитыми змеями.
На месте прекрасного города Кофрота лежали теперь лишь руины, и все асмурийское царство кануло в небытие, превратившись со временем в темный миф. Безжизненная пустошь покрыла все горное плато, и только гранитное прямоугольное строение проклятого храма осталось стоять нетронутым, храня внутри себя ужас темных тысячелетий.