Любовь и времена года! Проза-6

ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://www.proza.ru/2015/08/27/325

ЛЮБОВЬ И ВРЕМЕНА ГОДА! Проза-6


1. ЗИМА! - Детский экстрим!
2.ВЕСНА! - Расплата!
3.ЛЕТО! - Моя экспедиция!
4.ОСЕНЬ! - Мой первый прыжок с парашютом!

1.ЗИМА!
ПОСТОЯННОЕ МЕТО ПУБЛИКАЦИИ:http://www.proza.ru/2012/06/02/1348

СБОРНИК "ДЛЯ ДЕТЕЙ И О ДЕТЯХ!" фото автора электроопоры с которой мы спускались по проводу в глубокую балку.

ДЕТСКИЙ ЭКСТРИМ!
   Это были 1957-58 годы на берегу рукотворного Цимлянского моря, которое образовалось из воды Дона запруженного плотиной Цимлянской ГЭС в 1950-м году. Я жил на крайней к морю улице - Советской, на которой строили комбинат игристых вин. Мне было 10-11 лет.
   Прежде чем начинать стройку Цимлянского Комбината игристых вин на самой горе над Цимлянском, в конце моей улицы Советской, там строили большую подстанцию 110/10 киловольт и вели к тому месту высоковольтную линию на металлических опорах. Они из себя представляли: внизу одинарная стойка из металлической фермы, а с высоты метров  20,  эта ферма V-образно раздваивалась и  ещё возвышалась метров  на 7-10, но не доходя до самого верха эта V соединялась  для прочности перекладиной так же из металлической фермы шириной сантиметров 25. Естественно такие вещи безнадзорно оставлять нельзя, потому что детский экстрим очень силён, неудержим и не подвластен здравому рассудку, особенно,  когда друзья поджигают твою смелость. А ещё… Стимул, пожалуй, самый главный: Показать храбрость перед девчонками! Да не перед всеми, а перед Нинкой – одноклассницей!
     Я не только был первым, забравшимся на самый верх опоры, но и прошёл по перекладине. Когда мы собирались на шестидесятилетие одноклассников в Цимлянске, то  Витя Сулацков вспомнил об этом. А я напомнил то, о чём друзья забыли, а я нет. Дело в том, что монтажники повесили на эти опоры электрические провода, но не на изоляторах, а пока развесили на вращающихся роликах-блоках. Провода были толщиной примерно с большой палец взрослого человека  и висели плавно спускаясь  со столба на землю, касались земли и взбирались так же плавно на следующую опору. Мы стали кататься с опоры на землю скользя  по проводу, зажав его подмышкой. Естественно, что зачинателем был я и до того,  как начали другие это делать, я сделал это много раз, а у меня была старенькая защитного цвета телогрейка, похожая на военную. И в основном катались мы с одной опоры. Вот та опора, которая нас интересовала больше всего, стояла на краю громадной балки  и провод в этом пролёте чуть - чуть не касался дна балки. Я решил проехать по проводу в сторону балки, потому что спуск удлиннялся в два раза. Я поехал, но как раз в этот момент моя фуфайка подмышкой протёрлась,  и быстро прорезав рубашку,   рванула  по голому телу. Шрам остался на всю жизнь. Естественно, я от боли выпустил провод из подмышки и повис на нём руками, а один негодяй, который сам боялся кататься подбежал к проводу с противоположной стороны опоры и повис на нём, поднимая через вращающийся блок провод с моей стороны. Я поднялся на проводе метров на пятнадцать от дна балки и завис. Я стал кричать, чтобы опускали, но я был к той стороне спиной и не видел,  кто это делает. Я,  взбесившись такой бестолковостью неизвестного мне лица, орал чтобы опускали и пытался повернуться, чтобы посмотреть кто это делает, но на  уставших руках висеть на проводе  в тёплой одежде и  кирзовых сапогах было слишком тяжело и руки разжались. Я полетел вниз в самой середине балки, где была в её днище промоина, покрытая льдом. Я приземлился точно ногами вниз, но…Я пробил ногами и задницей лёд, под которым оказалась пустота. После замерзания верхней кромки, вода постепенно стекла в море, а на дне осталась грязища. Пробив тонкий лёд, я влез ногами по колена в грязь, ну и,  конечно,  же задницей. Я с большим трудом и с посторонней помощью выбрался из грязи, поднялся по склону на горку из балки и хотел тихо подкрасться к тому негодяю, который это сделал. Несмотря на то, что я знал, что скандала мне не избежать, но такую подлость я простить не мог. Это был сын учительницы из параллельного класса, но я всё равно хотел ему дать в морду. Он видимо понял меня и убежал. Я ему отплатил за это только весной и был большой скандал… После падения с провода я пришёл домой к большому изумлению бабушки среди зимы  по пояс в грязи и естественно услышал о том что:
-Свинья грязи и зимой найдёт!
    Как здорово, что Нинки в этот раз не было вблизи! Знаете, как я отплатил тому мерзавцу?


2.ВЕСНА!
   Дело в том, что это было окончание шестого класса и нас организованно повезли на Цимлянский комбинат игристых вин. Нет, не для дегустации! Надо было перед пуском Комбината убрать строительный мусор. Были там школьники,  начиная с пятого класса и старше. Были на комбинате огромные залы, заполненные ровными рядами нержавеющих цистерн диаметром метра два и длиной метров пять,   с открытыми люками, в которых должно в скором будущем играть Цимлянское вино и назывались они почему-то «танки», как нам пояснили работники. А пока что в этих танках очень здорово «играло» эхо, что нас всех очень развеселило. Если крикнуть в начале зала:
-Дурак! – то отдавалось по очереди по всем цистернам:
-Дурак!Дурак! –урак! – урак! – рак!-рак! –ак!- ак! – и так далее, до последней. Я первым  обнаружил этот эффект и привёл в этот зал Нинку с подружками. Этот эффект  работал тогда, когда в зале были единицы, а когда туда набились толпой, то эхо нас испугалось и сбежало без оглядки. Даже начали лазить по танкам в люки, играя в прятки,  и я увидел, что мой враг, который загнал меня зимой в грязь, залез в танк. Я быстро залез по лестнице к люку и,  закрыв его, задраил. Никто этого не заметил и после уборки все стали собираться домой. Учительница стала считать нас поголовно и не обнаружила этого мерзавца. Стали строить предположения и я, как бы,  вспомнил, что кто-то играл в прятки и ребята лазили по танкам. Может быть,  он заснул в танке? Стали смотреть по люкам и обнаружили один люк закрытым. Открыв люк, услышали рёв плачущего этого мерзавца и он вылез обмочившимся и не только… Меня очень пытали, но я не признался, что это сделал я, так как я с ним в прятки не играл. Надо спрашивать с тех, кто играл. Пытали и других, но «потерпевший» был убеждён, что это сделал я, хотя и не видел. Позже Нинка призналась, что видела, как я закрыл «мерзавца», но не выдала меня!..
ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://www.proza.ru/2013/12/21/455
СБОРНИК "ДЛЯ ДЕТЕЙ И О ДЕТСТВЕ!" рец.0, фото Яндекс.

СОБИРАЛИ ВИНОГРАД!...
    А расплата имела ещё и продолжение!
В советские времена старались приобщать детей к общественнополезному труду и уверен, что не напрасно. Белоручек и лодырей тогда было очень мало. Кого возили от школы на  уборку картошки, кого - свёклы, кого – помидор, а нас… на уборку винограда! Счастливое было время! Возили нас не в крытых автобусах, а в грузовых машинах, с кузовами оборудованными деревянными скамейками. Как мы всегда весело ездили, и даже уставшие на обратном пути пели песни, подпрыгивая на неровностях грунтовой дороги, дрожащими от ухабов голосами. «И на Марсе будут яблони цвести!...» Когда мы это пели,  мы в это верили до глубины души, как и верили в то, что лично в этом будем участвовать, тем  более, что, руководивший тогда страной Хрущов Н.С., самонадеянно заявил, что через 20 лет мы будем жить при КОММУНИЗМЕ!   Объедались мы винограда до расстройства желудка и на обратном пути учительница то и дело стучала по кабине шофёру и прыгая из кузова, мы  разбегались в стороны: мальчики –влево, девочки вправо…
 Правда, наше участие в уходе за виноградом состояло не только  в его сборе. Были и малопрятные вещи и совсем неприятные, например, подготовка виноградной лозы к  укрытию в зиму и поднятие лозы весной… Но я расскажу один случай на сборе винограда с амплитудой от ужаса до смеха  с болью  в желудке.
   Виноград был в основном  сорта «Синий Цимлянский», очень сахаристый, который шёл на  красное вино. Но был и белый виноград разных сортов, так как белое вино тоже делали на нашем Комбинате Игристых вин, который возвышался на самой верхней части моей улицы Советской.  Виноград сорта «Синий Цимлянский» имел небольшие кисти, но очень туго набитые зёрнами, как кукурузные початки. Кушали мы его  варварским способом:  Обгрызали как початок вершки зёрен, а остальное бросали…  А вот бросали не всегда в укромное место, а иногда в зазевавшегося товарища, прячась после этого за кустом. Я, точно, таким свинством не занимался. Но вот прилетел ко мне огрызок кисти и шлёпнул меня в висок. Я вытер кроваво-красный след ладонью, определил направление, откуда он прилетел и,   став на колени, среди просветов стволов кустов винограда увидел прячущегося злоумышленника. Я бы это воспринял как шутку, но этот злоумышленник был очень вредный пацан, сын учительницы из параллельного класса и мой враг.
  Так вот – это он бросил в меня огрызок кисти. Я поставил свою неполную корзинку с виноградом на землю. Выбрал с куста  «Синего Цимлянского» кисточку, небольшую, плотную, чтобы удобно было держать в руке, срезал её секатором, положил его в свою корзинку на виноград,  лёг на пузо и прополз в  ряд винограда, где был этот мерзавец  и спрятался за кустом. Тот выглядывал через ряд, пытаясь определить, где я нахожусь и не представляю ли для него опасность. Я подкрался вдоль ряда, не дыша и подойдя сзади, схватил его  левой рукой за затылок, а правой размазал ему по лицу всю кисть винограда. Он от испуга сначала хватал  воздух ртом, а потом дошло до него, что он скоро склеится от сладкого сока и станет достоянием пчёл и ос, которых здесь было вдоволь. Он вдруг заплакал в голос, как телёнок, несмотря на то, что нам было уже по 12 лет: Ма-а-а-а! А-а-а-а!-  и пошёл с рёвом в сторону весовой, где завешивали результаты нашего труда, ссыпали в большие корзины и грузили на машины. Возле весовой стояла наша пионервожатая, из старшеклассниц,  в беленьком в мелкий цветочек  ситцевом платьице  с блокнотом в руке. И вдруг на неё с дурным телячьим рёвом выворачивается этот мерзавец с лицом, будто разбитым в кровь, от виноградного сока. Пионервожатая, выронив блокнот и прижав от ужаса кулачки рук к лицу, попятилась  назад и, наткнувшись на полную корзину «Синего Цимлянского» винограда… села в неё с размаху попой и сидела, вытаращив остекленевшие глаза на этого «окровавленного» дурашлёпа. Он подошёл и,  указывая пальцем, назвал мою фамилию и сказал, что я ему кисть размазал на лице! Пионервожатая не смогла самостоятельно  подняться из корзины, а когда её подняли взрослые работницы, то её  «окровавленная» попа тоже вызывала «тихий ужас»…
   Работа была сорвана, так как Нинка и девчонки ходили с пионервожатой на берег моря, пытаясь застирать её  платье и трусы, но кроваво-красный сок, взаимодействуя со щёлочью мыла, превратился в чернильно-синий, будто она села в большую чернильницу, которыми мы тогда ещё пользовались, но таких больших, чтобы сесть попой,  никто не видывал. Мне, естественно была большая взбучка, а хуже всего пришлось моей матери, которая была тоже учительницей в нашей школе, да ещё и … «Заслуженный Учитель Школы РСФСР». Каждый мой малейший проступок, воспринимался учителями с большим энтузиазмом!!!
Л.КРУПАТИН, МОСКВА, декабрь 2013 г.


3.ЛЕТО!
ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://www.proza.ru/2011/04/22/691

СБОРНИК "ПРИКЛЮЧЕНИЯ!" рец.0 фото автора.

ФРАГМЕНТ РОМАНА "НЕРАВНОДУШЬЕ, КАК ДИАГНОЗ!"(на фото Таня Дроздова.)

МОЯ ЭКСПЕДИЦИЯ!
      Я не помню,  кто из моих одноклассников первый стал работать летом в экспедиции, но я был не первый, а работали мы потом трое. Однако меня быстро оценили, как самого ответственного и  потому, что у меня был велосипед. Потом ещё  проявились у меня природные качества ориентироваться на местности,  и так я отработал три лета в топографической экспедиции, которая  вела топографическую съёмку местности вокруг нашего городка Цимлянска. Я был сначала просто рабочим и получал 60 рублей в месяц. Потом мне добавили 10 рублей, а потом ещё десять и повысили в должности: я стал старшим рабочим. Задача наша была не простая: Инженер Дроздов(фамилия натуральная) выбирал точку по реперам (это геодезические вешки, стоящие на самых видных местах на местности, которые были давным- давно повязаны между собой другими ранее проведёнными зкспедициями. Он ставил на мощной  треноге деревянный стол, обтягивал его специальным ватманом, приклеивал его с обратной стороны, потом мочил водой и ватман высыхая делался упругим и ровным совершенно идеально. Это называлось «мензула». На эту мензулу инженер ставил «кипрегель»- очень точный инструмент, у которого основанием была жёсткая  металлическая линейка с мудрыми делениями, а на металлической ножке, прикреплён очень точный оптический прибор с подзорной трубой(если можно так безграмотно выразиться) и с очень многими мудрыми делениями   на этих оптических стёклах прибора. Я, или кто-то другой, идёт с топографической размеченной рейкой – сто шагов вперёд, сто шагов вправо, сто шагов вперёд, сто шагов влево и так далее. На каждом повороте я останавливаюсь с рейкой и стою,  пока инженер несколько раз не глянет в трубу кипрегеля, не скажет расчётчику цифры, которые расчётчик по специальным формулам обрабатывает и говорит инженеру результат, который инженер наносит на планшет и машет мне рукой, чтобы я шёл дальше по той же системе. Рядом стоял техник с теодолитом на треноге смотрел сквозь него на меня и репер вдали и тоже давал какие-то данные для расчётов. Инженер хвалил  ровные квадраты, которые получались на планшете в результате того, что я хорошо ориентировался на местности. А я от этих похвал расцветал внутри, потому что я старался не только и не столько для похвалы, а для  расчётчика, которым была девочка, моя одногодка Танюша Дроздова – дочка инженера. Она сидела на деревянном чемодане – футляре от кипрегеля, поджав по себя ноги,  и целыми днями производила расчёты. Танюша хоть и была мне одногодка, но была уже почти девушка, а я был костлявый пацан, да ещё и отстававший в росте от своих одноклассников. Я вытянулся за год потом уже в Волгограде, когда мои одноклассники учились в девятом классе, а я в Волгоградском ПТУ и по ночам разгружал вагоны. А вот тут, после шестого, седьмого и восьмого классов я был мелковат. Тут и Нинка, моя любовь, видимо по этой причине меня  игнорировала. А Таня меня признавала, но чувствовала во мне пацана. Например, подходим мы к крутому оврагу и в нерешительности останавливаемся, и я храбро с криком «ура» бросался вниз, а она обескураженно, не получив от «мужчины» помощь, бочком, на невысоких каблуках спускалась сама. Я это сейчас вспоминаю и оцениваю, а тогда я не способен был мыслить и ощущать теми категориями, которые были доступны ей. Да и воспитание было видимо разное. У неё мама была учёная и папа и жили они в центре нашего областного города Ростова-на-Дону. Таня мечтала стать учёным химиком, выращивала дома в Ростове кристаллы, показывала мне фотографии. А я в то время заразился степным горизонтом и уже мечтал стать геологом. Мечтал на пузе проползти все Уральские горы, так как меня покорили они ещё в Сказах Бажова, мечтал проползти весь Алтай и Камчатку и между делом всё остальное…  Тогда появилась в эфире песня про геологов, которая добавила мне романтики в этом направлении и я уже считал себя геологом, несмотря на то, что инженер грустно пошутил: «Были у отца три сына! Двое были умные, а третий в геологи подался!». Я от инженера Дроздова сумел узнать страшную «государственную тайну». Оказывается наши географические, физические, политические карты Советского Союза не соответствуют тому,  что фактически имеется на местности. И делалось это умышленно для введения в заблуждение врагов нашего государства, для того, чтобы они не могли нащупать своими ракетами наши секретные цели. Я обещал этот секрет не выдавать даже лучшим друзьям и слово держал вот уже лет пятьдесят.
     Однажды я работал, ходил с рейкой. Передо мной было большое «парующее» поле. То есть поле вспаханное, но не засеянное в этот сезон  для цели борьбы с сорняками. Есть такое очень жизнеспособное растение, известное многим, повитель, цветущая беленькими граммофончиками, у которой корни уходят очень глубоко в землю и,  как ты её ни спалывай, но она всё равно от корня вылезет наружу. И вот по этому «парующему» полю эта  повитель местами  зеленела пятнами от метра до двух. Я шёл с рейкой на ориентир и мельком отметил, что передо мной «латка» повители. Ну, нет,  обходить не буду! Ориентир нарушать нельзя! Иду я прямо, стараясь не запутаться в повители и уже почти прошёл её и вынимаю ногу из неё выходя на чистое вспаханное место…Но,  что Это?! Ожёг ноги в районе щиколотки! Я остановился, смотрю на ногу и вижу красное пятнышко на месте ожога. Пятнышко без прокуса, значит,  не змея… Я бросил взгляд на эту зелёную латку повители и увидел остатки нарушенной мною паутины…Степной  паук! В мае, июне его укус для маленького ребёнка может быть смертельным! Я-то не маленький и сейчас уже август… Но нога моя стала вдруг корчиться и судорожно сгибаться в колене, а вокруг красного пятнышка у меня пошли под кожей какие-то извилистые бугроватости. Я, приседая, стал кричать инженеру и махать рукой,  призывая ко мне. Всё бросив,  они побежали ко мне со всех ног. Подбежав, изучив красное пятнышко на ноге, инженер заставил меня снять с брюк ремень и затянуть ногу петлёй выше колена. Потом инженер и техник меня взяли подмышки и потащили к грейдеру, то есть грунтовой, улучшенной дороги. Я подпрыгивал на одной ноге, как кузнечик. Выйдя на дорогу, мы увидели летящий на большой скорости мотоцикл с коляской, подняли руку, но тот не притормаживая объехал нас и помчался дальше. Тут же вдали увидели пылящий грузовик и инженер сказал, что не уйдёт с дороги,  во чтобы  то ни стало. Это был старенький
«Урал-ЗиС» нашей родной школы №2. Меня схватили и повезли в больницу. Танюша поехала со мной, а инженер с техником пошли собирать инструменты.
В больнице почему-то растерялись и не знали,  что со мной делать. Мне сделали надрез на месте укуса и хотели поставить банку для отсоса крови, но банка на место щиколотки не хотела становиться, да и времени с момента укуса прошло уже много. Если бы мне было положено от укуса умереть, то я бы уже умер. У меня была температура и меня знобило. Мне сделали какой-то укол, полчаса заставили меня полежать, а потом отвезли  на скорой помощи домой, но я сказал, чтобы остановили машину за углом, иначе бабушка с ума сойдёт, а может быть и мать дома. А вот с матерью оказалось хуже. Она,  несмотря на лето, была в школе на работе, а ей шофёр сказал, что отвёз меня в больницу с укусом какой-то твари. Мать побежала в больницу, а меня уже увезли домой. Мать прибежала домой, когда я уже с Танюшей скакал вдоль забора к своей калитке. В семь часов утра у моей калитки собралась наша топографическая «Экспедиция» в полном составе и ждали, смогу ли я выйти и поехать на велосипеде, а ещё и ходить целый день по степям балкам и оврагам. Кстати каждый овраг для нас был великим испытанием. На каждом его изгибе я должен был показать рейкой: «бровка – дно – бровка»! Я не мог подвести своих топографов и поехал на велосипеде с инструментарием на рабочее место в степь - матушку.
    Степь-матушка однажды показала нам свой характер. Я увидел приближение смерча первым, потому что Таня проводила весь  рабочий день,  уткнувшись в расчёты, инженер и техник обозревали окрестности сквозь приборы, а вот я… Я заорал:
-Смерч  идёт!!!- и указал направление.
  Все, бросив работу, устремили взгляд туда, куда я указал. А смерч  шёл медленно, грациозно шевеля талией, то наклоняя свою «голову» где-то высоко в небесах, то задиристо запрокидывая. Мы смотрели на него, как заворожённые, но вдруг  поняли, что он приближается к нам и нас охватил ужас. Инженер кинулся откручивать для чего-то мензулу с треноги и заорал технику, чтобы он спрятал приборы в футляры. Потом он глянул на Таню, на меня и безнадёжно глянув в сторону далёкого от нас оврага, не спросил, а сказал утвердительно:
-До оврага не добежите, да? А хотя он не спасёт, если будет эпицентр. Ляжете и согнётесь в комок, в обнимку! Я тоже к вам и ты!- махнул он технику, - Чтобы у нас масса была!
     Смерч шёл, кажется мимо нас, но я вспомнил и ужаснулся! Ведь там, где он проходит, расположены наши  бахчевые участки. Я сказал сокрушённо:
-Ну, всё! Пропали наши арбузы, дыни! Там же наши бахчи! Эх, бабушка переживать будет!
      -Там ваши бахчи? – спросил инженер с улыбкой, - Что же ты молчал! Мы бы их снесли до смерча!- все посмеялись, но тут же улыбки с лиц у нас сползли, потому что смерч  потоптавшись на месте, при чём после бахчей видно было в нём мелькание крупных предметов, пошёл опять в нашу сторону, будто обидевшись на наши улыбки.
-Падайте на мензулу! – положив её на  полынный покров,  приказал инженер. Мы с Таней быстро легли на неё, крепко обнявшись. Техник, тридцатилетний холостой оболтус, прилип к Тане и обнял только её, по-хамски обхватив её руками. Мне хотелось вскочить и врезаться клином между ними, но инженер облегчённо сказал:
-Кажется отбой! Господи! Кажется мимо! Спасибо!
  Мы подняли головы, а Таня довольно резко и брезгливо убрала с себя руки техника.
-Да!- сокрушённо сказал инженер, - Наверно от ваших бахчей мало что осталось! Может,  сбегаешь на разведку?- спросил он у меня, - Полчаса тебе хватит? Ну, прихватишь чего- нибудь к нашему столу, если можно.
-А можно и я?- спросила Таня.
-Ну. И я тогда! Чего я-то буду сидеть?- сказал техник.
-Без вас обойдёмся! – к большому моему удовольствию сказала Таня.
-Хорошо!- сказал иженер, почувствовав отношение дочери к этому ловеласу, -Идите вдвоём, а мы вздремнём!
   Подходя к  бахчам, я не мог сориентироваться, где наш участок, потому что явно не хватало каких-то ориентиров. А-а! Сторожки почему-то нет! Там где у кого-то были посажены подсолнухи, стояли покрученные будылья, то есть стебли от подсолнухов. Ага! Вот ориентир – дорога, а вдоль неё колышки, а на колышках надписи фамилий владельцев! А вон кто-то ходит, что-то собирает на земле, кажется это сторож. Я,  бросив Таню, подбежал к нему, поздоровался, он не ответил, а только что-то бормотал и бормотал сам себе. Оглядывался на уходящий за горизонт смерч  и опять что-то бормотал смешанное осмысленное с бессмысленным. Я спросил его:
-А где сторожка?
-Вон! У него спроси!- сказал дед-сторож, указывая на смерч, - Даже чайник украл! Даже чайник!
   Я осмотрелся и по кольям, торчащим из земли определил,  где стояла сторожка, построенная из камышовых мат. Там, где прошёл смерч, на участках лежали только крупные арбузы, дыни, тыквы, те что смерч не смог унести с собой, а плети от всего перечисленного ушли гулять в небо! Хозяевам осталось приехать и собрать отборный урожай! От сторожки  сориетировавшись,  я увидел участок похожий на наш, потому что бабушка по периметру обсаживала или обсеивала участок просяными вениками. Я бегом побежал туда, махнув рукой Тане.
   Подбегая к участку, я не верил своим глазам, всё было на месте в самом красивом виде!
-Ура!- заорал я. Подошла Таня,  и я показал ей наш участок, аккуратно окружённый вениками. Он и правда был красив! Дынки поспели, некоторые треснули на корню, показывая белое ароматное «мясо», арбузы, как накатанные сюда нарочно, блестели боками, покрытыми синевой.
-И это всё ваше? – удивлённо смотрела Таня на всё это чудо.
-Конечно! И всё осталось целым! Рядом прошёл метров двадцать стороной!
   Я разломил руками треснувшую дыню и протянул Тане половинку и мой перочинный ножик. Она стояла,  нюхала кусок дыни закрыв от удовольствия глаза.
-Ты не представляешь! Какой ты богач! Ты имеешь кусок чистой натуральной природы!- сказала она.
Мы притащили два арбуза и две дыни «к столу», как было сказано, а Таня, взахлёб,  рассказывала свои впечатления от увиденного разгрома после смерча и от моей уцелевшей бахчи!
   
(Сборник "Моим родным и маленькой Родине!")

СТЕПЬ - ОНА ВСЕГДА МОНУМЕНТАЛЬНА!
Знаете Вы что такое степь?
Степь она всегда монументальна!
Солнечна! Просторна! Бесконечна!
Весела! Лиха! Порой печальна…

Ветер, захватив орган небесный,
Трогая басы его печально,
Сединой ковыльною играет!
И печаль в степи монументальна!

Вдруг среди покоя, тишины
Смерч степной возникнет моментально
И пойдёт великий до небес
Тазом шевеля монументально!

Бури как в степи монументальны!
Воинственны в любое время года!
Сшибая с ног коня и седока
Монументально буйствует природа!

Выходишь утром- видишь "монумент"!:
Сугроб улёгся прямо у порога!
И в "монументах" чуть пониже крыши
Вчера ещё проезжая дорога!

Но дрогнет степь от топота копыт
И пролетит коней лавина шквально,
Всё сметая на своём пути
Лихо, грозно и монументально!

От монументального Ярила
До монументальной вышины!
От монументального простора
До монументальной тишины!

Золотятся нивы к горизонту!
Как же тут без лирики и музы?!
Дыни ароматные поспели
И монументальные арбузы!


Аромат лазоревых тюльпанов,
Чабреца, полыни, зверобоя…
Это степь раздольная, родная!
Степь монументального  настоя!
      
     Это было лето после восьмого класса. На этом закончилась моя «Экспедиция» и умер во мне геолог. А песня про геологов до сих пор за душу меня дёргает,  и день геолога я отмечаю. В этом году утонул мой отец,  и я уехал в Волгоград неожиданно для себя и для многих. С Танюшей мы не переписывались, потому что у меня в душе была Нинка.  Таня Дроздова наверное стала учёным-химиком в городе Ростове-на-Дону, а может быть и в Столице, а может быть и за кордоном где-то, как многие наши российские умы…
   А у меня началась Экспедиция по жизни!
Л.КРУПАТИН. Цимлянск 1962 г. Москва 2011 г.


4.ОСЕНЬ!
ПОСТОЯННОЕ МЕСТО ПУБЛИКАЦИИ:http://www.proza.ru/2011/08/12/774

СБОРНИК "ЛЁТНЫЕ, ВОЕНННЫЕ!"
СБОРНИК "УЖАСЫ!" рец.2, рисунок автора

(Сборник "Лётные, военные!") (рец.2)
100 лет ВВС! Крылья в небе-1
Леонид Крупатин
Дню Победы! Крылья в небе -1
ДНЮ ЗАЩИТНИКА!Крылья в небе-1
СОДЕРЖАНИЕ:
1)Чего не сделаешь подростком!... стихотворение.
2)Мой первый прыжок с парашютом!рассказ - ужастик, рисунок автора.

Чего не сделаешь подростком,
Чтоб заслужить признанье круга!
И дай-то Бог, не совершить
Ошибку, выбрав руку друга!

Порой приличные ребята
Идут с компанией в тюрягу!
А я вот в небо путь открыл,
Пройдя такую передрягу!

Хоть не сложилось до конца
Отдаться небу без оглядки,
Но не жалею, что имел
Я в жизни взлёты и посадки!

(Сборник "Лётные, военные!") (рец.2)

МОЙ ПЕРВЫЙ ПРЫЖОК С ПАРАШЮТОМ! Часть 1.
Так я начинал приобщение к ЭНЕРГЕТИКЕ!

(через неделю после начала занятий я прыгнул с парашютом)
После окончания 8-ми классов в г.Цимлянске Ростовской области я поступил в ПТУ г.Волгограда. Это далёкий 1962 год прошлого столетия. Мне 15 лет, собираюсь приобрести  перспективную профессию электромонтёра по монтажу и эксплуатации промышленного электрооборудования.  Начало занятий 1-го октября. Оказалось, что в этом училище есть  перспектива  создания парашютной секции ДОСААФ (для тех кто не знает Добровольного общества содействия Армии, Авиации и Флоту, которая готовила для Армии специалистов ещё до службы ), а инициатор создания такой секции второкурсник нашего училища Коля Соловьёв, сам парашютист, шепелявый болтун и к нему не могли отнестись серьёзно руководители училища, чтобы дать добро. Его, оказывается,  за глаза звали «шепелявый соловей». Поскольку я проявил большой интерес к его болтовне о парашютах, то он мне много кой чего рассказал о парашютах и приёмах от укладки, до прыжков и приземления. Коля мне сообщил, что 5-го октября в воскресенье на аэродроме ДОСААФ в посёлке Средняя Ахтуба будут массовые прыжки команд районов города и области на закрытие сезона. Мне очень хотелось побывать на прыжках, но сбор парашютистов был в 6 часов утра в Тракторозаводском районе, куда я из южного Кировского района на электричке не успевал попасть. Для этого мне нужно было где-то переночевать в том районе. Говорят- охота хуже неволи. Переночевал я с большими приключениями, потому что в Тракторозаводском районе, куда я приехал с вечера, случилась массовая драка подростков-квартал на квартал и мне пришлось скрываться от облавы милиции, чтобы не попасть в число задержанных, причастных к драке. Но это отдельная история. Ровно в 6 часов утра я был на месте сбора, но должен признаться, что примерно с 0 часов, как я перестал прятаться  от милиции и до тех пор, пока поднялось солнце уже над аэродромом, куда мы приехали на открытой грузовой машине, я стучал от холода зубами. И всё-таки я оказался на аэродроме! По секрету скажу – на том аэродроме, на котором через три года я не только прыгал с парашютом, но и вылетел самостоятельно на самолёте, но тогда об этом даже мечтать не мог.
Начались прыжки! Для меня это был большой восторг, так как я раньше, как и многие, видел парашют только в кино, но кроме того, как и многие в том возрасте, болел «экстримом», хотя тогда такого диагноза  не знали, но болезнь была, наверное,   у многих возрастная, а у меня  пожизненная. Я болел высотой, прыгая с крыш, ходил по верхней перекладине высоковольтной металлической опоры(обесточенной), спускался  скользя по проводу, зажав его подмышкой,  вниз с опоры, от чего на память остался подмышкой  шрам от рваной раны, после неудачного спуска. Творил чудеса на велосипеде и даже получил удостоверение Судьи по велоспорту 3 категории,  выходил один в море в шторм на большом баркасе, на котором впоследствии утонул мой отец, которого похоронили в г.Цимлянске  за две недели  до этих самых парашютных прыжков…   
Для меня зрелище прыжков было волшебной сказкой.
Коля Соловьёв тоже собирался прыгать и у него был уложенный парашют, но запасных парашютов не хватало на всех желающих и Коля  дал мне задание добывать запасной парашют, то есть, просить у приземляющихся. И я бегал по всему полю за очередными  приземляющимися, но все отказывали, так как у некоторых было уложено не по одному парашюту, или они оставляли «запасники» для членов команды своего района. Наконец я добыл «запасник»  и бегу к Коле, но смотрю, он уже готовится к прыжку и становится в команду к очередному взлёту. У меня забрали парашют из нашей районной команды. Коля взлетел с командой, прыгнули. Я долго не мог различить, где из приземляющихся Коля, тем более, что уже ближе к обеду поднялся ветер и парашютистов уносило всё дальше от центра аэродрома. Наконец в одном я узнал  Колю, бежал за ним далеко. Когда шли назад, Коля спросил:
-Ну, сё, хосис прыгнуть? А то у нас одного в команде не хватает, парашют есть уложенный, только под фамилией Курдюков будешь! Ну, сё не бздис? Надо прыгнуть, а то команде незачёт будет? Я же тебе рассказывал, как рулить! Прыгнешь?
И я ответил, как загипнотизированный, сам пугаясь того, что говорю:
-Да нет! Не бздю! Прыгну раз надо!
Мы пришли на старт к своей команде. Коля быстро одел на меня комбинезон, специальные  ботинки на мягкой толстой подошве на моей ноге совсем болтались и решили, что я буду прыгать в своих сандалях. Коля одел на меня парашют основной, потом запасной и я стал в строй очередной  команды на взлёт, хотя в общем-то чувствовал себя очень не уверенно с такой тяжёлой ношей при моём  «бараньем» весе в 45 килограммов. Это я потом вырос за год в «общаге», разгружая по ночам  вагоны с чем попало, но в основном со щебёнкой.
Командир парашютного звена проходил вдоль строя осматривая на предмет правильности крепления застёжек, карабинов, ремней со всех сторон. При этом он не ходил вокруг парашютиста, а грубо крутил его перед собой. Я при таком обращении со мной, чуть не упал от непривычного груза. Он подозрительно посмотрел на меня, но вдруг заметил что-то неверное в креплении карабинов, покрыл меня матом, отстегнул лямки и уходя к следующему парашютисту приказал мне сделать, как «положено».
Я нагнулся,  подбирая лямки, делая вид, что я что-то поправляю, а сам во все глаза смотрел – где же «обалдуй» - Коля. И увидел – он трепался в кругу ребят  нашей команды, забыв обо мне. Вдруг он глянул в мою сторону,  и я замахал ему рукой. Он подбежал,  я говорю ему:
-Командир отстегнул и сказал, что ты что-то неправильно сделал. Поправь!
-Сё там не правильно! Всё правильно!- пристегнул опять лямки и пошёл. Я спросил у соседа:
-Посмотри, пожалуйста, там всё у меня правильно сзади и внизу. Тот посмотрел и сказал:
-Да вроде всё правильно….
Как у меня на душе стало плохо! И я вспомнил  некстати, что только отца моего похоронили, который утонул из-за друзей, которых хотел спасти. Но друзья остались живы по независящим от отца обстоятельствам, а отец, желая их спасти – утонул. Но у меня чего-то не хватило, чтобы отказаться прыгнуть…  Коля подошёл к нашей команде и что-то им рассказывал, показывая на меня, а те с любопытством смотрели на меня и кивали в знак согласия. Не смог я отказаться!
    Поступила команда и мы быстро пошли к самолёту. Помню, что я еле взобрался на коротенькую лесенку-трапа  АН-2. Все, как я понял, садятся, разбираясь по весу, чтобы  в воздухе тяжёлый не догнал лёгкого и не сел ему в купол.
Меня инструктор пересадил  по весу последним, безошибочно определив мой «бараний вес».
Я обратил внимание, что все парашютисты откуда-то достают карабины-защёлки и пристёгивают их к троссу проходящему вдоль самолёта над нашими головами. А я,  тщательно осмотревшись, не обнаружил у себя такой «мелочи» ! Ужас! Я был почти в шоке! Я повернулся к соседу-парню послеармейского возраста и, поскольку двигатель самолёта грохотал, уже выруливая на взлётную, и звука голоса было не слышно, то я жестом показал, что у меня нет карабина, который нужно цеплять за трос над головой. Парень что-то понял, неловко развернувшись ко мне и грубо наклонив меня вперёд, что-то достал у меня за спиной на основном парашюте, щёлкнув резинками парашюта и подал мне… Мой  карабин! Ура!!! Как у меня отлегло от сердца! Ещё раз –ура! Я привстал, защёлкнул карабин за трос и стал успокаиваться, хотя несколько раз ловил на себе, то ли вопросительные, то ли подозрительные взгляды инструктора. Я чувствовал себя, как шпион в чужом лагере, рискуя каждую минуту, что выяснится, что я здесь случайный.Я помню, что у меня мелькнула мысль: зачем же они цепляются карабинаими?Как же потом прыгать? И тут же успокоил себя - наверное так положено, чтобы перед прыжком отцепиться... Не забыть бы!   Наконец мы взлетели! Самолёт сделал круг, противно загнусавила сирена и загорелся, мигая красный плафон над кабиной пилотов. Сердце неприятно ёкнуло...и защемило в душе! Ряд парашютистов – пять человек у противоположной стены встали. Я подобрал под себя ноги и напрягся, чтобы тоже вставать, но боковым зрением увидел, что наша пятёрка, вдоль другой стены не шевелится.
Инструктор открыл наружную дверь. Звук двигателя усилился и к нему добавился шум встречного потока воздуха. Инструктор стал боком  к двери, посмотрел внимательно вниз, чуть подождал и взял за плечо первого, крайнего к нему парашютиста. Тот подошёл к двери, инструктор поправил его карабин на тросу и ремень от него к парашюту, отошёл от проёма двери, парашютист стал на его место, лицом к двери, поставив ногу на её порожек. Инструктор сказал:»Пошёл!» Парашютист откачнулся назад и ринулся вперёд в дверь, сопровождаемый толчком  руки инструктора в спину, то есть в парашют. Инструктор выглянул ему вслед и уступил место перед  дверью следующему… И так пять человек.После этого инструктор затащил в самолёт пять длинных чехлов от парашютов и бросил их в угол салона.После этого отстегнул карабины! Хорошо, что я не первым прыгал... Я бы отстегнул карабин от троса перед прыжком!Я вспомнил, что этот  карабин своей лямкой принудительно открывает основной парашют и вытягивает его из ранца на «свет  божий», а потом ещё и стягивает чехол с основного парашюта, отдавая  его на волю встречному потоку  воздуха.
            Потом самолёт сделал ещё круг и опять сигнал сирены и красного плафона. Мы встали. Пошёл первый, второй… Я пятый, последний. Иду смело к проёму, не глядя на инструктора, чтобы он не понял моего волнения, но он останавливает меня рукой, смотрит внимательно на меня, отстраняет меня от проёма, глядя на меня как-то с опаской, выглянул в проём на предыдущего парашютиста и я … по-моему прямо с разбега пошёл в проём, как навстречу избавлению от всех моих «земных» волнений.
Шквал воздушного потока! Что-то сильно рвануло меня за ухо! Страшный рывок, похожий на удар… и ПОЛНЫЙ ПОКОЙ! Я почувствовал, что я на чём-то вишу! И тишина, нарушаемая удаляющимся звуком мотора самолёта…Испуганно смотрю вверх:За что же я зацепился? И...и я вижу… Закрывая всё небо надо мной квадратный белый купол парашюта, а от него ко мне стропы! Так это я на нём вишу!!!
-Ура!!!- заорал я, наблюдая, как кружится,  улетая вниз и в сторону моя родная фуражка.
-Ура!!!- опять заорал я,  срывая голос. Такого восторга я не испытывал в жизни никогда!
Это непередаваемо!.
Осмотревшись,  я увидел, что уже приземляются  последние из тех,  которые  прыгнули с нами первым заходом.  Я заметил, что они довольно таки сильно шлёпаются об землю в поступательном направлении и их тащит некоторое время по аэродрому, пока они не погасят купол. Я понял, что ветер уже сильный. Ещё я заметил, что я намного отстал от группы моего захода по высоте, но сильно перегоняю их поступательно в сторону и несёт меня в сторону Рабочего посёлка, но перед ним ещё чёрное распаханное поле. Мне показалось, что я не попадаю на аэродром, а попадаю на это поле. Я почти не снижался. Я больше летел в сторону, чем вниз.
       Вот я вижу уже из моей группы падают, хотя и пытаются,  приземляясь,  стать на ноги и падают уже на краю аэродрома. Ага! Вижу один последний, чтобы попасть  на аэродром, а не на пашню, затягивает задние стропы, пытаясь скользить назад. Да-да! Коля мне рассказывал о таком приёме. А куда же меня бросит ветерок? Стой! Что это? Ведь оказывается перед пашней ещё и высоковольтная линия на железных опорах! Так я сначала встречаюсь с нею, а потом… Потом может не быть! Вон какие гирлянды изоляторов! От меня и пепла не останется… А, может , меня выше пронесёт? Да нет! Кажется прямо на неё! Может затянуть скольжением назад? И вдруг слышу с земли крик приземлившихся парашютистов:
-Затягивай! Скользи! Скользи!
-Не надо! Не вздумай! Ты проходишь!
-Затягивать надо! Только сильно!
-Нельзя сильно! Навстречу ветру он купол погасит! Ветер сильный!
     Что со  мной творилось в этот момент, мне трудно рассказать, а вам трудно представить. Я гипнотизировал эту высоковольтную линию глазами и ничего не делал, потому что не мог рассчитать, как и те с земли: нужно затягивать или нет.
Я прошёл над линией по-моему метров на десять выше и с ужасом увидел, что земля, которая не хотела приближаться, теперь стремительно летит навстречу мне! Я вижу угрожающе стремительно приближающуюся свежее  вспаханную землю, не разборонованную, лежащую грубыми глыбами, вытягиваю ей навстречу ноги, как учил Коля… Удар! Я верчусь по глыбам земли кубарем, наматывая на себя стропы…. Наконец я начинаю останавливаться, но я спутан «как лихой татарин»- сказала бы моя бабушка казачка. Только я успел подумать, как порыв ветра рванул мой парашют вдоль земли и я завертелся в обратную сторону, разматывая, намотанные стропы. Наконец-то вроде успокоилось, вращение прекратилось, хотел подняться…Но порыв ветра рванул мой парашют опять и я лёжа на животе и запасном парашюте на груди, помчался по глыбам пашни, как глиссер по волнам, задирая повыше голову, чтобы мой нос не стал форштевнем! Опять движение утихает… Неужели! Я пытаюсь вскочить на ноги, но купол парашюта тоже резво  вскочил на пашней, приподнял меня над нею метра на полтора и шмякнув пузом об пашню опять помчал меня как глиссер… Слышу издали:
-Нижние затягивай! Нижние тяни на себя!
     Расшибая пальцы о встречные глыбы земли, я ловлю лямки и стропы, тяну их на себя. Парашют опускается на пашню, но я уже не встаю… Сил моих больше нет.
ПОСТСКРИПТУМ: Пока я добрался до своего общежития, температура у меня была 39 - ночь на улице и поездка на открытом грузовом такси с парашютистами не прошли даром. Меня положили в изолятор. За всю историю этот изолятор, пожалуй,  не знал более счастливого больного. Я стал героем общаги и перед моей дверью стояли новые друзья, расспрашивая впечатления. "Шепелявый соловей" всем растрезвонил о моём "подвиге", тем самым создавая себе авторитет руководителя будущей парашютной секции при училище. Это был 1962 год… Мои одноклассники пошли в девятый класс. И Нинка тоже…
Л.КРУПАТИН, МОСКВА,2009 г