Четверо 2006 черновик

Эльсниц – небольшой городок, стоящий в нескольких милях от Имперского тракта. Грязные улочки, осунувшиеся от частых в этих местах дождей дома, одна на весь город покосившаяся церковь – в общем, самый обычный провинциальный городок со своей сонной жизнью и со своими проблемами. Не знаю, почему, но именно здесь мы решили остановиться на недельку – отдохнуть, подзаработать денег и снова отправиться в путь.
Пьянь, картежники, дебоширы – всё это было применимо к нам. Не помню, когда последний раз я спал на чистой кровати, когда ел обычную домашнюю еду. Да, хотя, и зачем мне всё это, если я и так замечательно существую в этом мире. Именно существую, перебиваясь с одной работы на другую, просто болтаясь по жизни без особой цели и задачи. Но почему-то именно такое бытие мне и нравилось. Без всяких ограничений, без условностей, накладываемых обществом, без чьего-либо чуткого руководства и без всякого контроля с моей стороны. Жизнь идет параллельно со мной и между нами сохраняется некий паритет – я никак не меняю её, а она никак не меняет меня. Всё просто. Уж слишком мне дороги нажитые принципы, чтобы подстраивать их под обычную жизнь.
О моих друзьях можно сказать тоже самое. Ничего не требуя от мира, они не собираются  и что-либо ему отдавать. Убить, украсть, отобрать и получить за это деньги – пожалуйста! Мы не умеем и не хотим делать ничего другого. А заработанные таким путём деньги всегда можно спустить на выпивку и шлюх…
Пожалуй, хватит с вас занудных размышлений. Думаю, выводы вы можете сделать и сами, без моей помощи, так что читайте далее и не забивайте голову ненужными мыслями…

                *  *  *

 Таверна «Гнилой пень», как и в любой будний вечер, было полна посетителей. Пастухи из окрестных деревень, несколько крестьян с заспанными лицами, парочка проезжих торговцев, ростовщик и его помощники – все они тихо сидели за грязными столами и потягивали отдающее то ли мочой, то ли скисшим квасом пиво.
Это заведение сочетало в себе все возможные качества сельского кабака – низкие, прокопченные потолки, небрежно развешанные на стенах масляные лампы, заблеванный и покрытый целым слоем объедков и всевозможной дряни пол. Столы были сколочены из грубо отесанных досок, вместо стульев - широкие скамьи, на которых можно было сидеть  вшестером, а то и ввосьмером. За высокой барной стойкой стоял трактирщик – угрюмый рыжий детина в засаленном фартуке и перемазанной жиром одежде. Иногда между столами неуклюже пробегали слуги, чтобы обновить гостям напитки и поднести свежие блюда.
Мы сидели возле окна, и каждый из нас был занят самим собой – Миха задумчиво грыз трубку, упершись взглядом куда-то в потолок и время от времени пуская клубы дыма, Пит о чем-то громко спорил с человеком за соседним столом, а Илья, с нескрываемым удовольствием, лапал весело визжащую служанку. Как бы это удивительно это ни было, из всех нас, только я был трезв, и это надо было срочно исправлять.
Поэтому, особо не теряя времени на размышления, я протянул руку к бутылке с джином. Синеватая жидкость игриво плескалась за матовым стеклом, словно бы просясь в стакан. Я сглотнул набежавшую слюну и, не теряя времени, снял пробку и поднес горлышко к носу. В ноздри ударил запах сивухи и спирта, но где-то за ними проглядывал можжевельник – и именно это и вселяло в меня надежду. Тягучий на вид джин легко скользнул в аккуратный глиняный стаканчик. Выдохнув, я запрокинул голову и мигом его осушил. Настойка как-то незаметно прокатился по рту, обжигая язык и нёбо, и потихоньку затихла в желудке, оставляя за собой странный привкус. Тут мое лицо скривила гримаса явного неудовольствия…
-Ну что? – неожиданно спросил Маралес, отвлекаясь от курения и глядя на меня.
Я не нашелся что ответить. Это был не джин и даже не можжевеловая настойка и даже не подкрашенная водка. Это была очевидная гадость, вкус которой больше походил на вкус дорогих духов (именно вкус, а не запах), нежели чем на замечательный вкус того напитка, название которого носила эта лажа.
-Э…Мих, знаешь что, я… - начал я.
-Понятно. Можешь не говорить…- оборвал меня вор и, едва скрывая улыбку, отвернулся в сторону.
Однако так просто сдаваться я не собирался – уж слишком мне было жалко потраченных денег. Вздохнув, я снова наполнил стакан и привычным жестом и без всякого удовольствия залил его в себя…

                *  *  *

Время шло, я напивался все больше и больше. Голова уже шла кругом, язык отказывался надлежащим образом ворочаться во рту, а дотянуться до посудины с закуской стало непосильной задачей. Хотя, если подумать, и мои друзья не отставали от меня и стремительно набирали градусы - Маралес одну за другой опустошал кружки с тёплым пивом, а Илья со своей новоприобретенной подругой на пару распивали пузатую бутылку вина. Только Пит налегал на еду, периодически поглядывая по сторонам и наполняя свою кружку пенящимся сидром.
Народ тем временем стал на нас поглядывать значительно чаще, чем в начале нашего пребывания в таверне. Отовсюду слышался раздраженный шепот и смешки, в спину каждому из нас уперлось с десяток озлобленных взглядов. Объяснялось это довольно просто – визги грудастой служанки, периодические отрыжки ассасина и моё бессвязное бормотание в окружающее пространство серьезно мешало посетителям отдыхать и вся наша комания производила столько же шуму, сколько и все присутствующие вместе взятые.
Почему-то меня терзала мысль, что нашему вечеру не хватает какой-нибудь изюминки, поэтому, с трудом подперев голову кулаком я хлопнул последнюю стопку джина и громко икнув неожиданно для всех, да и для себя, в том числе проговорил:
-Эй! Илюх, может слабаем?..
-Сей-час – растянуто ответил бард и, отвесив своей подружке смачный поцелуй, нетвердо поднялся на ноги.
-Чё вы делать собираетесь? – удивленно спросил Миха вынимая изо рта трубку. Пит в этот момент ничего не сказал, поскольку как-то незаметно ужравшись сполз под стол и благополучно там уснул, сжимая в объятиях полупустую кружку сидра.
-Да так…разбавим обстановочку  чутка. – сказал я и медленно переставляя ноги пошел на середину зала. Следом за мной широкими шагами двинулся Илья, снимая с плеча свою лютню. Окружающие попритихли и молча уставились на нас. Трактирщик побагровел, но, рассудив, что клиент всегда прав, как смог скрыл своё недовольство и с напускной деловитостью принялся протирать кружки.
-Ну…Что сыграем? – спросил Илюха, вяло перебирая струны.
-Не знаю…давай что ли нашу любимую? – ответил я.
Бард ухмыльнулся и, недолго думая, начал играть, мерно покачиваясь из стороны в сторону. Я раскрыл рот и хриплым голосом запел:
«Однажды тёплым майским днем вышел я из дома
И покинул все, что было мне знакомо
С самых ранних дней
Попрощался с мамой, с папой выпил пива
И немного пьяный вперед я зашагал,
Песни я орал,
Собак всех распугал
На
Дублинской дороге
Раз-два-три-семь-сто!»
Я спел только первый куплет, но этого вполне хватило для того, чтобы расшевелить местную публику – кто-то, видимо особо нагруженный выпивкой, принялся подпевать, не зная при этом и половины слов, а кто-то, наоборот, громко материться и покидать таверну. Среди последних был и ростовщик, сидевший в зале весь вечер. Он был одет в довольно дорогой красный камзол, шитый золотыми нитками и бесформенный берет, украшенный несколькими пёстрыми перьями. Его лицо, заплывшее жиром и покрытое недельной щетиной, не выражало ничего, кроме явной неприязни ко всем его окружавшим. Мелкие, поросячьи глазки мельтешили из стороны в сторону в ожидании какой угодно беды – будь то даже неожиданный и ничем не аргументированный конец света. Рядом с ним, весело хохоча и хлеща пиво, сидела охрана – шесть крепких дуболомов, с практически одинаково тупыми лицами. У каждого на поясе висело по ладно сработанному тесаку или дубинке, которые, судя по всему, они были готовы в любой момент пустить в дело.
Когда раздались первые аккорды, рожа пузатого ростовщика неожиданно изменилась. Нельзя сказать, что именно в нашей музыке пришлось ему не по нраву, но, так или иначе жирдяй сделался очень недоволен. Чего не скажешь о его охранниках – ребята скалились и дружно хлопали нам, прося исполнить что-нибудь на бис.
Я заметил это и чтобы еще больше его разозлить принялся орать еще сильнее и фальшивее. От милых застольных песен мы как-то незаметно перешли к матерным частушкам. На всю таверну гремело хорошо известное:
«Опа!
Опа!
Срослась ****а и жопа!
Ведь такого не может быть!
Промежуток должен быть!...»
Видимо, именно в этот момент у ростовщика сдали нервы. Толстяк подскочил, со всего размаху шлепнул по столу кулаком и каким-то визгливым голосом взвыл:
-Прекратите это безобразие! Здесь вам не ярмарочная площадь!
В таверне повисла гробовая тишина.
-Что именно прекратить? Вот это – с невинным видом переспросил Илья и пару раз провел по струнам. Я допел частушку и вопросительно уставился на ростовщика.
-Да! Именно это! – повторил пузан краснея.
-А вот хер тебе морда твоя сальная! – проорал в ответ бард. – Мы будем играть там, где нам захочется!
-К слову сказать, да. Иди нахуй и не мешай развлекаться! – добавил я.
Тут произошло событие, давшее ход одной преинтересной истории. Не знаю, что тут сыграло свою роль – то ли несговорчивый характер Ильи, то ли моё удивительно умение выводить из себя окружающих. Ростовщик надулся, что-то буркнул себе под нос и указал пальцем на нас.
Его охрана зашевелилась и неспешно стала подниматься из-за стола, попутно обнажая оружие. Оставшийся в таверне народ тут же повскакивал со своих мест и бросился к выходу, спасаясь от назревающей драки. Через мгновение заведение почти что обезлюдело – только за стойкой, бледный от страха переминался с ноги на ногу тавернщик.
-Вы чё, уроды цирковые, рамсы попутали?! – крикнул Илья и, отбросив в сторону инструмент, извлек из ножен меч и неуклюже встал в стойку. Миха, до этого тихо сидевший за столом с нечленораздельным криком вскочил на ноги и скинул со спины заряженный арбалет. (Хотя, исходя из количества выпитого, маловероятно что ему удалось бы хоть кого-нибудь подстрелить.) Пит тем временем по-прежнему спал на полу, не подавая никаких признаков сознания.
Я потянулся к висящему на поясе палашу. Рука привычно улеглась на рукояти, готовая в любой момент выхватить оружие.
-Вы уважаемый кто такой? – спросил я и отошел на шаг.
-А почему я тут должен перед вами распинаться?! А?! – тряся пухлыми щеками ответил ростовщик..
-Да потому, говно ты тупое, если продолжишь здесь ****еть еще немного и тебя, и твоих шкафов будут собирать по частям! Ты меня понял?! – проорал в ответ Миха и прицелился в толстяка.
-Да чего тут рассусоливать?! ****им их! – гаркнул кто-то из охранников и все шесть человек ринулись на нас. Готовый к такому повороту событий, я обнажил палаш.

                *  *  *
Однако всё пошло отнюдь не так, как я на того ожидал. Главной неожиданностью для меня явилась незнамо откуда прилетевшая и ударившая меня в бедро нога в кованом сапоге. Я зашатался и упал на пол. Затылок гулко ударился о дубовые доски, и я с горечью обнаружил, что мое оружие куда-то отлетело. В это же время по мне принялись  бить чем-то тяжелым – то ли дубинкой, то ли, вырванной ножкой стула или скамьи. Я уворачивался как мог - иногда получалось, иногда нет.  То и дело перед лицом мелькали чьи-то ноги, слышалась ругань. Не выдержав ударов, я выблевал на и без того грязный пол свой ужин и большую часть выпивки
Не успел Илья встать в стойку, как тут же на него обрушился град ударов, и ему пришлось, по-большей, части отбивать, а не наносить их. Вдруг один из бугаев выкрикнул что-то непотребное и  с диким хрипом накинулся на барда, сжимая в руке тесак. Они оба повалились на пол и принялись кататься, пытаясь порезать друг-другу горло.
Неожиданно щелкнула тетива и толстяк-ростовщик отлетел к стене с пробитой грудью. Кровь фонтаном брызнула ему на камзол, тонкими струйками стекая на дубовый пол. Я определенно недооценил Миху и его умение стрелять, но в тот момент я не мог отдать ему должное – уж слишком я был занят тем , что как мог закрывался локтями от метих ударов коваными сапогами и подручными предметами.
Охранники мгновенно разделились и двое особо крупных парней побежали к Михе. Маралес первым же делом отскочил в сторону и, обнажив меч, стал вращаться вокруг одного из них, время от времени небрежно размахивая у него перед лицом острием клинка. Тот отступил на шаг, но вскоре предположил, что Миха ссыт ударить его по-настоящему и немного расслабился. Зря он это сделал. Короткий меч рассек воздух и прорезав мужику стёганую куртку вошел под ребра. Дуболом завыл, внутри у него по-мерзкому клокотнуло и изо рта хлестанула кровь. Вор дернул меч на себя и ногой отпихнул извивающегося от боли противника.
-Разбудите кто-нибудь Питаса! - крикнул я, закрывая лицо сбитыми в кровь руками. Бровь удачным ударом мне уже рассекли, кровища заливала лицо, все болело -  казалось, что за несколько минут я превратился в один огромный кровоподтёк.
-А как?!- донеслось откуда-то сзади.
-Киньте в него что-нибудь!!! – успел выкрикнуть я, прежде чем очередной удар не разбил мне нос. В черепе зазвенели колокольчики, и к хлещущей из рассеченной брови крови добавился еще и фонтан из разбитого носа.
Однако мой совет не пропал даром. Миха подождал, пока его противник не двинется вперед для очередного выпада, и со всего размаху ударил его ногой в живот. Охранник с удивленным лицом, словно набитый грязным тряпьем футбольный мяч улетел к тому столику, под которым спал ассасин. Деревянная конструкция заскрипела и, издав протяжный стон, рухнула на Пита. В разные стороны полетела битая посуда и осколки стекла.
Практически мигом из-под треснувшего стола выбрался ничего не осознающий Грив. Его некогда девственно чистый плащ тёмно-пурпурного цвета теперь был сплошь покрыт щепами и мелкой пылью. Оглядев себя с головы до ног и медленно приходя в себя, ассасин потянулся к одному из нагрудных карманов. Его рука странно дернулась, совершая молниеносное движение. В воздухе что-то сверкнуло, и буквально в это же мгновение только что вставший охранник снова рухнул на пол, зажимая руками пробитое горло. Бордовая кровь стала довольно быстро заливать пол, образуя под умирающим аккуратную лужицу. Двое месивших меня ребят переглянулись и тут же понеслись к ассасину, предоставив меня самому себе.
-Ха, неужто наш волосатый друг одумался?! – прохрипел Илюха, стараясь стащить с себя шипящего бугая.
-А хер его знает! – ответил Миха подбегая ко мне. – А ну встал! Встал говно! Ты живой вообще?!
-Да…- промямлил я, переворачиваясь на бок и пробуя на ощупь горящее от ударов лицо.
-Вот и славно! – ответил вор и, в два прыжка оказавшись возле Илюхи, рубанул наискось, по спине, усевшегося на него верхом противника. Охранник вскрикнул, растопырил руки и безвольно повалился на барда.
-Спасибо. – после недолгой паузы ответил Илья, стаскивая с себя труп.
Пит, поравнявшийся с оставшимися мужиками (которым в пору было уже уносить ноги), с воплями принялся размахивать перед ними катаной. Один из них попытался ответить – неумело отведя тесачок за плечо и размашисто ударив сверху вниз. Сталь звякнула о сталь, раздался треск, и оружие бугая разломилось пополам, а продолживший свое движение клинок распорол бедолаге грудь. Последний шкаф, видя, как падает его приятель, бросил оружие и с дикими воплями побежал к дверному проему. Грохнула дверь, что-то лязгнуло, потянул сквозняк, и наш последний оппонент исчез в ночи.
-Беги, беги гад, от ****юлей не убежишь! – проорал ему вдогонку Миха вытирая со своего меча начавшую засыхать кровь.
-Посмотрим кто из нас о****юлится завтра! Я столько народу позову, вы у меня ссаться сутками будете! – донеслось откуда-то с улицы и затихло вдали, смешиваясь с громким топотом сапог.
- Что, догнать и еще вломить? – спросил Пит, ошалело глядя на окружавший его беспорядок. (Казалось бы, сознание вернулось к нему только сейчас.)
- Забей, ничего и никого он не соберет. – отмахнулся Илья, помогая мне подняться на ноги.
 
                *  *  *
С удивлением мы обнаружили, что в таверне пусто. Ни местных пьянчуг, ни приезжих , никого. Дверь сиротливо свисала с одной петли, окна были частично выбиты, пара столов была перевернута
-Эй, хозяин, нам бы прибраться… И позовите цирюльника, зашить бровь. Мы заплатим.- Довольно громко проговорил я, усаживаясь на ближайшую скамью.
Из-за стойки высунулась сначала всклокоченная  рыжая шевелюра, а затем и бледное лицо трактирщика.
-С-сию минуту... э…сейчас…чего-нибудь еще изволите? – заикаясь, пробормотал он.
-Да, и сидра на  восемь кружек! – добавил Илюха, подбирая с пола лютню.