Яйца Фаберже Глава XXX

Госпиталь
На войне все участники кровавой бойни сумасшедшие, но понимают это лишь попав в госпитале. Глеб Середа не погиб под Курском, как подумали его компаньоны по поиску сокровищ, а был ранен. Нога и рука не шевелились и обильно кровоточили. Боли почти не чувствовал.
- Значит, умираю… - заторможено понял он. - Старики говорили, когда ранен и жив, надо всех поминать: родных, близких, прощаться с ними надо.
Потерял сознание с облегчением, наконец, всё закончилось. Прошло какое-то время, начало проявляться сознание.
- Я жив, - очнулся он, - но где нахожусь?.. На этом свете или на том?!
Вдруг рядом прогремел оглушающий разрыв.
- Значит на этом, - подумал солдат, - ведь на том нет войны.
Пришёл немного в себя, пополз. За поворотом дороги, санитар перевязывал раненого в живот, Середа жалобно попросил:
- Иди меня перевяжи!.. Я истекаю кровью, тот всё равно умрёт, у него же там кишки наружу, а я выживу.
Раненый в живот оправданно возмутился:
- Я те счас в рыло дам! Ишь не выживу!
Глеб двинулся дальше. Дополз до опушки леса, там стояла милая сестра милосердия. Он, задыхаясь, попросил:
- Товарищ лейтенант, вот я ранен, перевяжи меня!
Она подозрительно спросила:
- А ты откуда?.. Из какого батальона? О, ты не наш!
- Как не ваш? - возмутился Середа. - Я же красноармеец. 
Она сжалилась над ним, наскоро перевязала и велела:
- Жди здесь, дед придёт, он раненых возит в тыл.
Приехал дед с повозкой, взял только тех, которые тяжело ранены и повёз в госпиталь, а ему сказал:
- Ты до утра спокойно полежишь...
Увозил тяжелораненых, других подвозили, а его успокаивали:
- У тебя ничего страшного, с тобой ничего не будет.
Середа окончательно разозлился и строго пригрозил:
- Дед, я те щас дам!.. Видишь автомат? Бери меня, а то застрелю.
Вдруг сосед закричал, словно привидение увидел. Оказалось, что дед задремал и въехал в сосну, и тому стволом сосны ногу вывернуло.
- Дед, ты изменник Родины, - орал дважды раненый, - мы сейчас тебя расстреляем за это!.. Почему мне ногу сломал?
- Ну и что, вы его расстреляете, - буркнул Середа, - а кто нас повезёт дальше, вы же дорогу не знаете.
Поехали дальше, но телега перевернулась набок. Одним колесом осталась на дороге, другим колесом оказалась в яме. Два раненых без сознания свалились в глубокую лужу и начали тонуть. 
- Давай вытаскивай их! - Глеб помог вытащить утопленников.
На скором суде установили притихшему деду:
- Да он диверсант немецкий… Изменник родины, расстрелять!
- Пять дней не спал, - покаялся дед.
- Только давай, не садись больше в телегу рядом с нами, - согласился с доводами Середа, - а бери лошадь под уздцы и веди её сам.
Дед довёз их до госпиталя под самое утро. От госпиталя только название, палатка. Даже света нет, гильза, сплющенная на конце, маленького калибра, чадящий фитиль едва тлел. Завели Глеба в палатку, и санитар велел:
- Ну-ка, покажи рану!
- Только к ней ткань присохла… - предупредил раненый.
Медбрат рванул окровавленную одежду, Середа от боли вскрикнул.
- Что ты ойкаешь, тут тебе не детский сад… - усмехнулся небритый санитар. - Некогда нам с каждой неженкой заниматься.
Сестра милосердия подошла, посмотрела рану и милостиво разрешила:
- Можно забинтовать его.
Она просмотрела всех прибывших, искала самострельщиков. В сторонке от палатки горкой навалены трупы, сверху лежал солдат в новых сапогах. 
- Сапоги у меня рваные, - подумал Глеб, - а мёртвому обувка не нужна…
Он стал стягивать сапоги, а солдат очнулся и закричал:
- Ой, братики пришли, спасли меня, слава Богу!
Их провели дальше, там оказались ещё санитарные палатки. Из самой большой вышел на перекур хирург, всю ночь простоявший у операционного стола. За ним вышли две щебечущих ассистентки. Они устало присели на зелёные снарядные ящики под выцветшим плакатом: 
- «Всё для фронта, всё для победы над врагом!»
Съехала в овраг санитарная подвода, на ней сидело три человека.
- Средний из них, похоже, что раненый, - присмотрелся Середа, - двое пытаются взять его под руки, но он их отталкивает и идёт сам. 
С горки спустился в овраг туман, белый, как молоко и холодный, что даже в сапогах казалось, что идёшь вброд через горную речку.
- Ещё раненые идут! - кивнула на них измазанная кровью медсестра.
- Когда же это закончится? - доктор достал из кармана коробку «Казбека», взял в зубы папиросу и достал спички.
Раненый приближался, без пилотки, кудрявый, казалось, что у него рыжая борода, и вдруг сквозь туман прояснилось, что это не борода, а пузырящаяся кровь. У солдата от лица остался лоб и красивые голубые глаза, а ниже всё было оторвано. Нос, рот, шея, всё была сплошная кровавая рана.
- И он оставался в сознании и дошёл от подводы сюда! - ахнул Глеб.
Сестрички бегом кинулись к нему, взяли под руки, повели. А он, когда их увидел, сделал такой жест, будто взял стакан, показал, что он хочет пить.
- А ему пить нечем! - одновременно побледнели они.
Хирург, ощутив, какой это анатомический ужас, неожиданно упал, потеряв сознание от шока. Ассистентки подхватили его на лету, папироса выпала, он так и не успел прикурить её, рассыпалась коробка «Казбека». При входе в операционную палатку раненый взял с тумбочки медсестры девичье зеркальце, глянул в него и умер от разрыва сердца. Середа тоже потерял сознание.
- Где я? - подумал он, когда пришли болевые ощущения.
Понял, что лежит на операционном столе, руки-ноги привязаны, а наркоза нет. Когда Глеб непослушным языком выговаривал врачам, хирург даже рассмеялся.
- Пока ты был без сознания, - пояснил он, - мы решили операцию сделать, чтобы не тратить обезболивающее!
Почувствовав, что освободилась здоровая рука, Середа от слов перешёл к делу и ухватив первое, что попалось в пределах доступа. Рука проскочила между ног операционной сестры.
- Ой! - воскликнула она.
В наступившей тишине раздался голос хирурга:
- Таня, и ты ещё имела совесть спрашивать, будет ли он жить?!
Днём его перевезли в настоящий госпиталь. Глебу сделали «самолёт», приспособление, посредством которого взятый в гипс перелом кости предплечья от прошедшей навылет пули должен находиться на уровне плеча с опорой на подреберье. Недельку отлежал, освоился.
- Жить можно, но скучновато, - понял он.
Кроме раненых с передовой там лежали солдаты из тыловых частей. Сосед весь израненный, как от операции отошёл, поведал:
- Я шофёром в штабе служу. Познакомился с солдатской, Надькой зовут. Искра между нами проскочила. В машину запрыгнули, она меня целовать, а руки шаловливые. Я на газ давлю, а она руками шурует, у меня круги перед глазами. Тут-то мне столб дорогу и перебежал. Машина всмятку, всё болит, она стонет. Надька в женском блоке лежит, вот немного поправлюсь, покажу вам, что за девка. Врач говорит, у неё бедро сломано и сотрясение мозга, но обещает, что до свадьбы заживёт. Вот только машину жалко!
Через неделю он стал ходить, правда, при посредстве костыля, но резво.  Ночью из коридора раздался страшный грохот, крики, топот и всё стихло. Водилу завезли на каталке, часа через два. До обеда он спал, Глеба смутило, что повязок на нем добавилось, и вид был довольно бледный. 
- Надька тоже меня хотела, - сообщил раненый, когда очнулся. - Я её попросил, чтобы после отбоя, часов в двенадцать вышла. Сам разведал, что процедурная свободна. Потащил её туда. Полчаса пристраивался, а вы думаете в гипсах, это легко? Я её на операционную каталку положил, каталкой двери припёр. Гипс ей наложили на бедро, ну прям до… Пришлось растяжку делать, бинтом за шкаф с медикаментами подвязал. Корячусь, нога в колене не сгибается, а рука в локте. Подставил тумбочку, ногу закинул на неё, рукой зацепился за этажерку с пробирками. Вроде начало получаться. В дверь медсестра торкнулась и орёт санитару: «Коля, двери заклинило!» Тот амбал здоровый, как двинул! Каталка перевернулась, на нас этажерка упала, потом шкаф. Надька молодец, даже не стонала, но врач сказал, что у неё повторное сотрясение и два ребра хрякнуло! А у меня вывих тазобедренного сустава. Как быть-то, мужики? Я ведь её до сих пор хочу!
Середа, вытерев смешливую слезу, с полным серьёзом посоветовал:
- Ты бы на неё табличку повесил!
На недоумённый взгляд влюблённого, он прояснил:
- Ну, ту, что на всех столбах висит знак «Не влезай - убьёт!»
По мере выздоровления Глеб задумался о желанном женском обществе.
- Но как это сделать, - мучился он, - с «самолётом» будет трудновато?
Подобное сооружение затрудняло движения раненого до полного сращивания кости и снятия гипса. С таким «крылом» невозможно мечтать о бабе, но предварительная договоренность с молодой санитаркой имелась.
- Раз водитель смог - смогу и я! - решился смазливый парень.
Они встретились в бельевой каптёрке за полночь, целовались, обнимались, а когда дошло до самого главного, то в её трусах оказалась не резинка, дефицитная в военное время, а тесьма, завязанная прочным узлом.
- А вдруг кто войдёт!? - твердила она, надеясь на последнюю защиту.
- Я дверь надёжно подпёр…
Партнёрша не предпринимала действий к устранению преграды, а у него здоровая рука была занята удержанием возлюбленной за талию, чтобы не убежала. Глеб решил для снятия трусов сомневающейся молодушки использовать одну из свободных нижних конечностей.
- Хоть нога целая! - спасительно подумал он.
Зацепив злополучную тесьму большим пальцем левой ступни, солдат сделал рывок вниз, позабыв, что год не стриг ногти на ногах. Они хищно загнулись вниз, как когти у дикого льва, и распороли ей кожу на животе от пупка до самого «хохолка».
- Убивают! - пострадавшая громко вскрикнула.
На крик явился здоровенный санитар Коля. Увидев кровь на девушке, он избил беззащитного страдальца, который не мог обороняться.
- На фронт тебе надо! - зашипел Середа. - Ишь отъел красную ряху!
О необычном происшествии узнал весь госпиталь. Начальник пообещал виновнику штрафбат за нарушение режима и попытку изнасилования. Глебу роль штрафника показалась даже милостью, поскольку насмешки и позор он переносил с большим страданием, чем раны, и не показывался из палаты.
- Танцуй! - спустя неделю, в палату забежал весёлый Коля.
- Чего это? - буркнул он.
- Вышел приказ о присвоении тебе звания Герой Советского Союза! - радостно сообщил он. - За героизм во время Курской битвы. Какой-то генерал видел, как ты остался прикрывать отход части…
Начальник госпиталя стоял перед ним по стойке «смирно». Недавняя зазноба пришла поздравить героя, и после снятия гипса была у них бурная счастливая ночь в бельевой комнате, с вспоминанием пережитых неудач.
- Нога только разболелась… - признался он Коле.
Любовные нагрузки растревожили почти зажившую рану Глеба, та загноилась, и пошло обширное воспаление. Ему отрезали правую ногу, и после продолжительного пребывания в госпитале он демобилизовался в недавно освобождённый Киев.
 
продолжение http://www.proza.ru/2015/08/30/15