Конь-без-всадника. Глава 37

Я так жутко устал. Веки сами смежились, отправляя в дурной сон. Мрак всё сгущался, скручивался вокруг меня, тени обретали смутно-знакомые формы. Ничего хорошего. Неясная угроза, мурашками бегущая по телу, холодок, болезненно сжимающийся в животе узел…
      — Где я?.. — удивлённо спросил я у себя мысленно, когда мрак вдруг поплыл и рассеялся, а я оказался на светло-жёлтой скале песчаника.
      Причудливо выветренные камни столбиками поднимались вверх с плоской вершины, на которой я стоял. Вокруг был туман облаков, оседавший на теле холодными капельками и постепенно впитывающийся в одежду... Я немного удивлённо осмотрел себя — простая рубашка и штаны из блекло-синей ткани.
      Снова подняв глаза, обнаружил перед собой драконью морду. Между нами ещё было расстояние — но стоило только моргнуть, как он оказался прямо перед носом. Встретив взгляд красных глаз, я поневоле вздрогнул и отшатнулся. Кажется, я не стоял у самого края… Но вдруг почувствовал, что вот-вот упаду куда-то далеко вниз, ибо земля ускользнула из-под ног. Коготь на сгибе рыла подцепил меня за рубашку и оттянул вперёд.
      — Аккуратнее. Сны — это не то, что ты видишь, — прозвучал голос, но не из пасти, а будто вокруг меня.
      Я даже покосился по сторонам, но ничего, кроме камней, не увидел. Туман вился вокруг этого странного места плотной пеленой, не давая разглядеть ничего за краем скалы, и струился дымчатыми змейками по хребту большого дракона.
      — Это сон? Значит ты — ненастоящий? — спросил я, приподняв брови.
      Дракон склонил голову.
      — Что для тебя настоящее — твоё решение. Это твой сон.
      Я снова покосился на туман.
      — А там что?
      — Ты решаешь. Это твой сон, — повторил голос.
      Мне не особо хотелось смотреть, и, кажется, туман стал ещё плотнее, растекаясь уже и по камню молочной дымкой. Ну, раз это мой сон… Я хочу, чтобы Ёвал ушёл.
      — Но это и мой сон тоже, — возразил голос. — Моё желание против твоего.
      Да, понятно, кто выиграет… Я неприязненно глянул на драконью морду. Очень неприятны эти красные глаза, смотревшие всё так же пронзительно. Одно его присутствие, пусть даже во сне, угнетало. Это массивное тело, матово-чёрное, вообще казалось темнее всякой ночи.
      — Что-то нужно? — спросил я не особо дружелюбно.
      — Поговорить. Я давно ни с кем не разговаривал. Не откажи в любезности.
      — Что ж ты раньше молчал? — саркастично хмыкнул я. — Уже неделя прошла.
      — Я был занят. Ты тоже, — ответил он, всё так же продолжая пялиться.
      — Тебе что, скучно? — задал я нелепый вопрос, тем не менее, заинтересованно.
      — Иногда.
      Мне не особо-то в это верилось, но в тоже время я мог что-то такое почувствовать, мы ведь связаны. Может, не совсем скука, но любопытство точно проскальзывало. Поэтому я начал спрашивать, раз уж мне предлагают побеседовать.
      — Почему у тебя нет рук?
      — Не у всех они есть. Мы принадлежим к разным видам и развиваемся, как пожелаем. Но я могу сделать их, если это необходимо, — в доказательство он встал вертикально — и почти сразу крылья растворились, превратившись в лапы.
      Я только фыркнул. Красный свои крылья так быстро не отращивал.
      — Это же сон. Я тоже так могу.
      — Попробуй, — спокойно отозвался он, наблюдая свысока.
      Я напыжился, сосредоточился. Представил, как руки превращаются в крылья… Ничего не произошло.
      — Много сомневаешься, — произнёс голос.
      Я исподлобья глянул на дракона. Его слова неприятно напоминали мне о Константине. А ведь я даже не знаю, жив ли он. Да нет, конечно же, нет…. И все же… за него я не попросил. И за близнецов тоже… Нет. Сейчас почувствует и догадается. Только больше способов меня обмануть и запутать. Нужно отвлечь его.
      — Может, расскажешь про вас, драконов? — спросил я, старательно избегая прямого взгляда. — Я читала, что люди прилетели сюда на космических кораблях. А вы? Что-то нигде не было упомянуто, что у вас есть корабли. Но вы оставили дырку в небе.
      Дракон выдохнул горячий воздух.
      — Мы никогда не пользовались технологией, подобной человеческой. Чтобы открыть такой проход, мы используем коллективный разум, — ответил он и тут же пояснил: — Вы, здесь, тоже этим пользуетесь. Но всё примитивно. Не только из-за устройства вашего мозга, но и из-за нежелания изменить восприятие. Ты не можешь вырастить себе крылья, потому что не веришь, что такое возможно даже во сне. Ты продолжаешь воспринимать сон так же, как привыкла воспринимать то, что вы зовёте реальностью.
      — То есть, технологии у вас есть? По виду и не скажешь, — не сдержал я сарказма. — И как, по-вашему, реальность называется?
      Я ощутил, как беззвучно дрожит воздух. Смеётся?
      — Узнаешь потом. А может и нет, хотя рассчитываю на обратное. И не суди по внешнему виду. Не всё ли равно, как воспринимают окружающее твои глаза. Ирай ведь научил тебя видеть сущности, как есть.
      — Зачем тебе на это рассчитывать? И почему он научил меня? Я видел его как много-много света с самого начала.
      — Ты можешь пригодиться и в дальнейшем, — ответил он. — Открытый разум свободен от ограничений привычного тебе восприятия. Ты была близка к смерти, почти свободна от тела. А теперь вы сливаетесь.
      — Вы всегда так видите? В смысле только «по-настоящему»?
      — Не только. Но всегда.
      У меня перед носом неожиданно возник куб, с гранями чуть длиннее моего указательного пальца. По нему проходили ломаные бороздки.
      — Что это? — я нерешительно, но всё же взял куб в руку.
      — Раскрой ладонь, — произнёс голос.
      Я раскрыл. Куб выпустил вверх тёмный луч, и тот развернулся веером. Я видел множество светящихся, переплетённых в узор нитей. То, похоже, была голограмма. Я зачарованно наблюдал, как изображение стало стремительно приближаться. Нити оказались причудливыми скоплениями множества звёзд. Шары, спирали, просто рваные облачка, большие и маленькие, — все они проносились мимо. Вот изображение приблизилось к одному из спиралевидных скоплений. И… мимо. Какие-то обозначения темных точек, чего-то большого и невидимого. Звезды редкие-редкие. Будто потерялись. На самом краю этого тёмного нечто отыскалась крохотная звёздочка. Вокруг неё обозначились три планеты. Звезду обвёл красный кружок, а вторую планету — зелёный. Я захотел поближе её рассмотреть, но не знал, как. Однако, видимо, эта штука откликнулась на моё желание, и планета приблизилась.
      — Он показывает, где я? — понял я, узнав планету.
      Я уже смотрел на карты в башнях. Один гигантский материк в северном полушарии и россыпь больших и малых островов на юге.
      — Да. Это карта нашего пласта вселенной. Тебе известно, что это значит?
      — Угу, мне говорили про слои. А другие тут есть?
      — Нет. Это нам недоступно. Пока что.
      Я протянул дракону кубик, правда, не представляя, как он его может взять.
      — Оставь, — произнёс он и придвинулся ближе.
      Я недовольно посмотрел на вновь нависшего надо мной дракона. Что толку, конечно, в карте, если это всё равно сон. Вообще всё это бред, и я повёлся на такое дерьмо, как сорока на блестяшку. Дракон по-прежнему не сводил с меня глаз и будто занимал всё больше места. Черты его становились резкими, острыми, хищными.
      — Прекрати нависать надо мной, — я отступил назад — и снова край оказался слишком близко. Я растерялся и тот час нахмурился. — Это неприятно, и ты об этом наверняка знаешь!
      — Ты сама внушаешь себе неприязнь. Мне нет нужды пугать тебя, — отозвался голос.
      Позади меня прошелестел звук — под ногами крошился камень. Я поспешно шагнул вперёд.
      — Ты слишком большой.
      Вместо ответа дракон просто стал меньше, размером с рослого человека. Но гадкое ощущение и пронзительный взгляд никуда не делись. Тут меня осенило.
      — Стань человеком?
      — Если так удобнее, — равнодушно произнёс голос, и дракон превратился в мужчину лет тридцати пяти, с грубыми чертами лица и неожиданно светлого. На нем был костюм, чрезвычайно расфуфыренный.
      Я сразу фыркнул на это.
      — Это ты меня так видишь, — человек оглядел манжеты и присел на камень. — Приписываешь мне ужасный вкус.
      Лицо его не имело абсолютно никакого выражения и выглядело маской, зато глаза были живые и холодные. Мне не нравился их красный цвет, однако сейчас они стали голубыми, под стать колючему взгляду.
      — У тебя лицо неестественное, — заметил я.
      — Аа, — он двинул плечом. — Я не практиковал ваши эмоции, — губы дёрнулись в попытке изобразить искусственную улыбку, однако взгляд всё портил.
      Со всё большим неудовольствием я смотрел на него. Опять какой-то там очередной ОН. Сдаётся мне, лучше бы я искал себе подруг. Даже тигрицы не доставляли мне столько неприятностей. А уж когда я начал с этими мужиками близко общаться или, не дай боже дружить… слишком много мужиков, да. Я снова презрительно фыркнул, думая об этом.
      — А может, это ты — корень всех проблем, — ответил вдруг дракон и вполне натурально оскалился.
      Во мне всколыхнулась тихая злоба на него, но я смолчал. Туман внезапно рассеялся, и предо мной предстал вид на раскинувшийся внизу каньон с рекой и бесконечный лес, и в тот же миг утёс подо мной исчез, и я полетел вниз с головокружительной высоты, истошно вопя.
      Однако неожиданно моё падение замедлилось. В следующий миг я проснулся и резко сел, тараща глаза в бледную полоску рассвета. С живота что-то упало. Я посмотрел вниз и не сразу понял, откуда здесь взялся куб из сна, и удивлённо вытаращился, когда понял, что это и правда он. Пощупал — настоящий. Что-то здесь нечисто…

***


      Я уже который день путешествовал вокруг да около разлома, сторонясь людей. Первые дни в изобилии отступало войско. Ну или то, что от него оставалось. Я отсиживался в болоте, опасаясь того, что меня мог заметить парящий тогда в небе Сапсан. Рядом пробегала лошадь, вынюхивая что-то в земле, но это оказался Карелий — я узнал эти бледно-фиолетовые, колышущиеся тревожно ленты в тумане.
      Разлом всё тянулся и тянулся с юга на север, будто разрастаясь. Я опасался, что он достигнет речушки, на которой я уже несколько дней караулил рыбу в рваной сети. Попался рак. Поблизости была брошенная деревушка, и сетей вдоль берега было множество. Кое-где и дохлая рыба застряла, которую до меня ещё никто не сожрал. В поле повезло найти павшую лошадь — а на ней была попона. Пришлось долго отстирывать, чтобы запах отбить. Но так, а тем более, без рога, издалека я мог сойти за обычную лошадь.
      Однако было бредом предположить, что я спокойно смогу приблизиться к разлому. Красного дракона ведь более никто не мог остановить. Никто. Я твёрдо уверился в этом и продолжал позорно прятаться.
      Однажды среди ночи я проснулся от подступающего к горлу страха. Из разлома волной вылезли демоны — их точки и искорки хаотично проносились по холмам в разные стороны. Я, всё же переборов себя, отправился ловить то, что есть, лишь бы лишний раз не приближаться к бездне. И всё равно почти без толку — как я ни пытался как-то расщепить душу, в итоге она просто отрывалась от тела, а я собирал только крохи энергии.
      А сколько душ будет стоить вытащить близнецов? Константина, если он умер? А есть ли вообще такой шанс? А могу ли я сам их вытащить?
      Не можешь… Нет сил. Поздно, — шептал внутренний голос.
      Все, что я собирал, доставалось не мне, а Ёвалу.
      Ночами я теперь всё больше бредил. Разрушительная тоска Ирая сводила с ума, более того, она уже стала такой привычно-незаметной. А порою даже сладостной. Тягучее тоскливое чувство болезненно тянуло за струнки. Мир вкруг рушился. Слабость, ничтожность. Жалость к себе, переходящая в аморфность.
      От обоих драконов шёл холодный голод бездны. Я понимал, что Ирай ломается и ломает меня. Мы уже долго были связаны. Так долго… Мне ведь говорили, что это опасно. Что сущности врастают друг в друга накрепко. Порою я застывал на месте и обречённо смотрел в пустоту, чувствуя, как она же отверзается внутри, пожирает, растёт.
      — Всё в порядке, слышишь. Мы обязательно справимся. Сделаем, что нужно.
      — О чём ты. Нам некуда идти и незачем шевелиться. Всё давно кончено.
      — Неправда.
      — Нет, правда. Ты думаешь этот Ёвал нам поможет? Нет! Он говорил с нами от скуки. Ты же видишь, как он на нас смотрит! Мы — ничто…
      Я сидел, обняв колени, и раскачивался на полянке в редколесье. Над головой тенистое от туч ночное небо с одной звездой. Дождь. Холодный. Стучит. Я дрожу от холода. Кашляю. Одежды так и не раздобыл. Попона валяется рядом, но мне лень развернуться из комка и протянуть руку. Хочется сидеть так, замкнувшись, пока всё не пройдёт, не кончится сам мир.
      Не чувствую ни ненависти, ни презрения, ни жалости — ничего. Изредка — проблески тупой мстительности. Удалось расщепить только две уши. И потерять больше, чем получить. Я истощён. Всё бессмысленно. Теперь я снова прячусь, в лесу, и разговариваю сам с собой. Мне больше не с кем. И в последнее время мне всегда плохо. Теряю интерес ко всему. Тело слабое, постоянно хочется спать, но во сне нет отдыха. Собственные конечности и голова кажутся тяжкой ношей.
      Я всё же зашевелился, сидя уже в луже, и заполз под мокрую попону. Прочь с поляны… Нет, я не могу. Я дополз с ней лишь до её края, под ближайшее дерево, и лёг там на сырую землю. Снова зашёлся кашлем. В тело вселилась лихорадочная дрожь. Наверное, я вправду болен. Может, даже подыхаю… ну и пусть. Так или иначе, всё закончится для всех нас. А надежда на лучшее… надежда — это самое мерзкое чувство. Оно тлеет и тлеет, и в итоге затухает, не оставив после себя ничего, лишь вселяет ложь, сладкую и многообещающую, в которую всегда хочется верить, даже если знаешь, что потом обманешься.
      Сон. Мятущиеся проблески света сменяются полнейшей чернотой. Мне тревожно. Тревога растёт. Холодно. Всегда холодно. Надоело. Уходите. Оставьте меня в покое. Прочь… Я отталкивал мрак, но лишь вяз в нем, проблески ускользали сквозь пальцы.
      Я резко очнулся, вытолкнутый из сна. В кронах шуршал ветер, а к утреннему холодку примешивалось ощущение омертвения. Что-то двигалось сквозь лес. Сосредоточившись, увидел лишь голубоватое свечение, неровно мерцающее где-то в отдалении. А от него растекается хворь. Я не смогу тягаться с таким. Я совсем распустился…
      Поднявшись на ноги, я кое-как перекинулся и, нацепив попону, поспешил прочь отсюда. Огонёк прощупывал позади дорогу, словно разыскивая что-то определённое. Оно явно умеет думать. Ветер завыл сзади. Или это не ветер… Это отзвук? Что-то… злое.
      Я припустил во весь дух, не желая выяснять на собственной шкуре, что там такое.

***


      Через несколько дней впереди показалась дорога. Я понятия не имел, куда она может вести, но пошёл вдоль неё, надеясь выйти к какому-нибудь поселению и раздобыть одежду и нормальную еду. Нужно собрать сумку, как Тигр таскал.
      У меня плохо выходит копить энергию, а время… время капает. Чем дольше я уговаривал себя остаться у разлома, тем боязней мне было. Я стал слишком нервным, пугливым. В голове то и дело возникали острые, колкие мысли, сумбурные, рефлекторно выбрасывающиеся из тени разума. Свой собственный внутренний мир протестовал и боялся… всего.
      Дорога вывела к северным скалам, под которыми стоял Антар. Придётся идти туда человеком в одной попоне. Остановившись, я внимательно всмотрелся в ещё слабо освещённый рассветом город. Кажется, ворота распахнуты. Но ведь солнце ещё не встало. И никто не выехал наружу, и на дороге пусто было всё время, пока я шёл сюда…
      — Злой бог смеётся над нами! Это такая шутка, ахахах.
      Снова этот дрожащий голосок в сознании. Маленькое дерьмецо.
      Я стал человеком и, завернувшись в попону, двинулся вперёд. Чем ближе подходил, тем больше крепли мои догадки.
      Осторожно пройдя в пустую, никем не охраняемую арку, вышел к началу извилистых лабиринтов-улиц. По углам набился всякий мусор — веточки, листочки, грязь, осколки посуды и каких-то других предметов, кусочки ткани. Тишину нарушали только птицы, распевающие на крышах и деловито снующие по земле. Я осторожно бродил, заглядывая в окна — везде подчистую выметено. Значит, жители покинули город… И, значит, дела всё хуже. Потратив большую часть дня, собрал несколько тряпок в мешок из-под картошки и нашёл для себя длинную ночную рубаху до пят. Лучше, чем ничего. Чтобы не потеряться на этих извилистых улицах, рисовал грязью на стенах стрелочки.
      — Эхехехе! Тебе не найти путь в темноте снов!
      Землю резко накрыла тень. Я как раз нагнулся за обломом лезвия ножа. Гул от удара чего-то тяжёлого с двух сторон отразился эхом. Слабый треск. Я тут вскочил, задирая голову. Ёвал.
      Он стал таким громадным, что закрыл собой едва ли не весь город, нависая над башенками. Куда там красному. У Ёвала теперь голова едва ли не в пол его роста, а рога толщиной с хорошее дерево.
      — Что ты делаешь? — прогудел он «шёпотом», однако его всё равно подхватило раскатистое эхо.
      — …Собираю вещи. А ты… что здесь делаешь?
      Я совершенно растерялся, глядя на такую непомерную громадину. Его давящее присутствие раскинулось тяжёлым полотном надо мной.
      — Смотрю, как ты собираешь вещи, — ответил Ёвал и уставился на меня.
      Я, помешкав, нагнулся обратно и подобрал кусок лезвия. Бросил в мешок. Ёвал действительно продолжал смотреть, как я брожу по улице и собираю всякий хлам. Тряпочки, черепки, гнутая ложка. Пара незнакомых мне орешков возле дождевого стока, накрепко втоптанные в землю, были выковыряны и съедены. Периодически потрескивал камень под тяжестью дракона. Наверно, он опирался крыльями на стены. Иногда я поглядывал вверх, но, встречая неприятный для себя взгляд, тут же опускал голову.
      Надолго моих нервов не хватило, и я раздражённо вскинулся.
      — Что тебе нужно? Почему ты такой громадный?! Прекрати!
      Снова послышался треск, когда Ёвал шевельнулся.
      — Я коплю энергию и расту. Это естественно. Было бы полезно, чтобы ты пришла в город со множеством лиц, — прогудел он и вдруг добавил: — Ты орешек пропустила.
      — Чё?.. — растерялся я.
      — Вон там, — он повернул морду налево. — Возле водостока.
      Я глянул в сторону — рядом с трубой, спускавшейся с крыши дома, у самой его стенки, жался грязный орех. Я покосился на дракона. Наклонился, подобрал орех, расковырял. Съел. Глянул исподлобья наверх.
      Некоторое время мы молча смотрели друг на друга, прежде чем он сказал:
      — А через улицу ещё один есть.
      Я на мгновение впал в ступор, а после резко разозлился. Да он издевается! Гневно сощурившись, бросил на дракона презрительный взгляд и пошёл прочь. Нашёл развлечение, тоже мне…
      — Это шутка! Шутка юмора с языка бога!
      Голос истерит. Раздражает. Какого ещё бога…
      —Земного бога, во плоти! Люди верят в таких богов! И я верю! Они существуют! Я боюсь! Боюсь!
      Нет никаких богов. Есть только правила, строение вселенной, их много описано в книгах, в машинах. Пусть не всё я знаю, но они есть.
      — Тот, кто ими пользуется, и есть бог!

***


      Город ангелов. Дурацкое название, дурацкие статуи. Дурацкие люди, наполнявшие эти дурацкие дома. Это ведь город со множеством лиц? И зачем мне сюда?
      Когда я разозлился за орех, Ёвал сразу улетел. Прошло более недели, прежде чем я добралась сюда. На меня здесь обращали не так много внимания — всего лишь ещё одна оборванка. К счастью, стен здесь не было, иначе я опасался бы, что меня, одетую в ночную рубаху да одеяло, не пустят стражники. Я бродил по улицам, встречая иногда не самые дружелюбные взгляды. Пару раз меня пихнули на улице и отогнали от прилавка, откуда вкусно пахло хлебом. Я едва слюни сдержал, хотелось хотя бы понюхать! Хоть я и искупался в реке, выглядел все равно неважно. Волосы все спутались и висели мочалкой. Рубаха — застиранная, но толку в речной воде, без мыла? Просто тряпка, чуть менее вонючая потом и чуть более тиной.
      Обычные улицы были забиты людьми, с которыми сталкиваться не хотелось, и я постепенно пробирался к богатым кварталам. Тут приходилось часто прятаться по углам, на этих пока что чистых улицах. Скоро выбрался к маленькому парку, в котором было очень хорошо прятаться. Здесь журчал фонтанчик, из которого я напился и украл золотую рыбку. Откуда-то сбоку ветер снова доносил до меня запахи еды. Я направился туда, быстро перебегая дорожки и прячась в кустах. Найдя хорошее место для наблюдения, осторожно осмотрелся.
      Впереди была небольшая открытая площадка со столиками, за которой располагалось одноэтажное здание, от которого вовсю пахло жареным мясом. В окнах было видно еще столы и людей за ними, которые только и делали, что ели, пили и разговаривали. Я с жадностью оглядел свободные уличные столики — внутрь заведения мне не пробраться, а вот объедки отсюда я взять смогу. Заприметив пока ещё не убранную слугой тарелку на крайнем справа столике, я тут же подбежал и схватил говяжью косточку, обглодал, облизал, бросил и принялся спешно вылизывать тарелку, параллельно бросая взгляды на обративших на меня внимание людей, и вдруг удивлённо вытаращился, забыв про тарелку.
      За одним из столиков под зонтом сидел, вытянув и сложив ноги, некто, сильно похожий на Ёвала в образе человека, только в светлом строгом костюме и с длинными, убранными в хвост, волосами.
      Встретив мой взгляд, он спокойно отпил из бокала.
      — Кыш отсюда! — На меня замахнулся полотенцем подбежавший официант, которого я в результате проворонил.
      Я хотел кинуть в него тарелкой, но тут меня накрыло кашлем. Я давно уже болел.
      — Постой, — окликнул Ёвал официанта и жестом показал мне на стул напротив.
      Официант хотел возразить, но Ёвал ответил невозмутимым взглядом, и тот моментально заткнулся, видимо, решив, что у богатого человека есть деньги на причуды. К тому же Ёвал продолжал распространять свою невыносимую давящую ауру, она тяжестью висела в воздухе. Уж не случайно люди расселись от него подальше.
      Прекратив кашлять, я наградил Ёвала недовольным взглядом, но подошёл и сел. Голубые глаза вызывали не меньше раздражения, чем красные, но не пугали.
      — Чудесный день, правда? — спросил он и снова отхлебнул.
      Я мрачно проследил за этим.
      — Будешь издеваться, я засвечу тебе в морду тарелкой и не посмотрю, что будет потом.
      — Засветишь? — переспросил он и приподнял брови несколько искусственным жестом.
      — Кину, значит.
      — Я думаю, ты сначала поешь. — Он жестом подозвал караулившего меня словно пёс, официанта, тот изобразил любезную мину и вопросительно взглянул на Ёвала.
      — Дай ей меню.
      Официант подал мне это самое меню — книжку с записанными блюдами. Я пытался прочесть этот заумный витиеватый почерк, с каждый буквой всё больше раздражавший. Зачем так писать, когда я хочу есть?!
      — Молока. Рыбы. Много! И то, что вон там пахнет — я указал на печки на ножках, над которыми на маленьких вертелах были нанизаны куски мяса.
      Официант принёс мне один из вертелов и ушёл за остальным заказом. Мясо было горячее, но я давился им, обжигая рот. Некоторые вокруг похихикивали и перешёптывались, очевидно, обо мне. Проглотив последний кусок, поднял взгляд — Ёвал с каменным лицом наблюдал, как я ем. Но я чувствовал интерес, так же спокойно отображавшийся во взгляде, отнюдь не становившимся от этого менее холодным.
      — Бог смотрит на нас! Я боюсь!
      — Заткнись. Говорю тебе, заткнись.
      — Я хочу, чтобы он перестал смотреть!
      — Тихо! Я в безопасности, пока во мне есть необходимость.
      Да, подавить. Подавить. Тишина в голове. Никаких свербящих мыслей.
      Из-за соседнего столика поднялся мужчина и бросил рядом с тарелкой тускло блеснувшие монеты. Я подавил порыв спереть их, и деньги достались официанту, слишком шустро оказавшимся у того стола. Он бросил на меня предупреждающий взгляд. Собака.
      Отвернувшись, я обнаружил, что Ёвал тоже смотрит в ту сторону.
      — Сколько там денег? — он встретился со мной взглядом.
      — Много. А что. Ты не знаешь про деньги? — Я забеспокоился, думая, не влетит ли мне за съеденное.
      — Знаю, но другие. Снова перешли на металлические бляшки. — Он, немного помедлив, пожал плечами, и, подняв руку на стол, выложил горку золотых.
      — Столько ведь хватит? — спросил он, глядя на меня.
      Я раздул ноздри на эту горку.
      — Тут слишком много.
      — Думаю, из-за твоих манер и неподходящей одежды пусть будет много.
      Официант принёс мне рыбу, тоже посмотрел на горку монеток и отошёл. Рыба была в горшочке, очень вкусной, но мало. Я быстро выскреб все до дна.
      — А это что, тоже стоит умерщвлённых душ? — разворчался я, вспомнив, что просто так ничего не бывает.
      — Нет. Думаю, ты достаточно ела объедков, поэтому ускорим процесс. Может, хочешь орешки? — спросил Ёвал с намёком на лукавство в голосе и совершенно серьёзной рожей.
      Я метнул на него свирепый взгляд. Дождавшись, пока я доем, он встал из-за стола и направился куда-то в сторону. Помешкав, я пошёл за ним, оглядываясь на быстренько сгребающего золотишко официанта.
      — Что, всё? Ты меня зачем позвал? — поинтересовался я, догоняя Ёвала.
      — Можешь пойти со мной и привести себя в порядок.
      — Угу, — для начала я вернулся в кусты за брошенным мешком с рваньём и куском ножа, потом пошел за ним.
      Пришли мы к богатой гостинице, где я помылся в душе, который был не в общем коридоре, а прямо в номере. Там же простирал свою рубаху — уже кое-где дырявую. Да, в таком виде совершенно не хочется находиться среди придирчивых людей. Оставив её сушиться, завернулся в полотенце и вышел.
      Ёвал с каменной миной смотрел на разложенные по всей кровати мужские костюмы.
      — Какой мне больше подойдёт? — спросил он, не отрывая от них взгляда.
      — Не знаю. А для чего?
      — Я собираюсь на приём к вашему монарху.
      — Зачем?!
      — Я изучаю культуру и ценности вашей популяции, а так же планы руководства. Поэтому я собираюсь посещать ваше «высшее общество», — он опять, немного помедлив, пожал плечами. — Мне нравится тёмно-синий.
      Я не сразу ответил, постепенно начиная злиться.
      — В смысле, ты здесь развлекаешься, а я делаю всю грязную работу.
      — Это тебя не пачкает. Мы ведь договорились.
      Я презрительно фыркнул.
      — Ты сказал мне тащиться в этот город, чтобы спросить, какой костюм тебе подойдёт?.. Я высохну и ухожу.
      — Я лишь предложил, ты сама пришла, — возразил он. — Но не для этого.
      — А для чего?
      — А это ты решишь самостоятельно, существо.
      Я оставил его разбираться с костюмами и ушёл в другую комнату. Здесь были столик и шкаф с книжками, но ни одна из них мне не понравилась. К тому же из-за болезни я постоянно был вялым, когда ничего не делал, так что, едва перестав сосредотачиваться на чтении, я погрузился в сонное состояние. Когда обсох, вернулся в душ и напялил сырую рубаху — на солнце быстро высохнет. Ёвал ковырялся в кубе, который взял из моего мешка, хотя сам мне его отдал. Ну, если хочет, — пусть забирает обратно.
      — Стой, — Ёвал внезапно преградил мне дорогу к двери, так что я врезался лбом ему в грудь, отступил и поднял недовольное лицо.
      Он задумчиво оглядел мою рубашку… и она постепенно сменила цвет на бледно-розовый, подёрнулась дымкой, на мгновение став горячей, подол пополз вверх до колен — и рубашка превратилась в платье без рукавов, довольно скромное, если не считать дурацкого лёгкого кружева на плечах.
      Я оглядел себя и заворчал:
      — Почему розовое? Это девчачий цвет. И что за дурацкие рюшки?
      — Но ты же женского пола. — Он уставился на меня слегка вопросительно.
      — Рюшки — дурацкие, — продолжал гундеть я.
      Вместо ответа он посмотрел пристальней на платье. Кружева прибавилось, а платье ещё немного укоротилось. Я зло сощурился, но смолчал. Лучше уйду побыстрее, пусть играется с кем-то ещё. Снова дёрнулся к двери, но Ёвал опять задержал меня.
      — Постой. Я ещё не закончил, — добавил он, прищуриваясь.
      Да ему весело!
      — Ты можешь пойти и босая. Может, так даже лучше для образа, — задумчиво протянул он. — Но так ты испачкаешь ступни и испортишь его. Жаль.
      Пока я недоумевал, о чем он, Ёвал отвернулся и отошёл к тумбочке, на которой стояла ваза с цветами. Он вынул из неё один… вроде называется лилия. Из бледно-жёлтого он стал бледно-розовым. Подошёл, подвинул мне носком ботинка войлочные тапки, лежавшие возле кровати.
      — Давай надень. Тебе ведь нужна обувь, — произнёс он настойчиво и прищурился. — Или, может, лучше шляпку?
      Не хватало ещё какой-нибудь ерунды на мою голову… Пришлось надеть тапочки. Они превратились в розовые мягкие чешки, и пока я опустил голову, наблюдая за процессом, Ёвал вставил мне в волосы дурацкий цветок. Я одарил его мрачным взглядом.
      — Теперь всё? Доволен? Или клумбу ещё устроишь?
      В нем и самом деле читалось довольство собой, правда, запертое в непривычном теле, без умения что-либо выразить.
      — Ещё нет, — ответил он.
      Я ощутил жжение во лбу. Притронулся к коже — шрам разгладился.
      Ёвал застыл, никуда не глядя, на несколько секунд.
      — Думаю, теперь ты можешь идти.
      — А рог у меня будет? — обеспокоился я, продолжая ощупывать лоб.
      — Нет.
      Сдержав разочарованный вздох, отвернулся, желая захватить свой мешок и поскорее уйти.
      — Нет, этот хлам не будет смотреться с твоим платьем, — возразил Ёвал с ноткой досады.
      — Мне нужны эти вещи! От них хоть какая-то польза, в отличие от этой ерунды! — прорычал я, покрепче хватая мешок.
      Ёвал издал задумчивое «хмм» — и вот у меня в руках вместо нормального мешка уже образовывается дурацкое подобие дамской сумочки. Розовой.
      — Да иди ты! — не выдержал я, швырнул в него сумку и метнулся к двери. — Идиот! — бросил я напоследок, и в тоже мгновение платье оказалось усыпано блёстками.
      Испустив гневный вопль, я захлопнул за собой дверь. Идиот!!! Я со злости вцепился в платье, пытаясь его разодрать, но ткань не поддавалась. Ну и черт с ней. Цветок с волос я выкинул. Рюшки ободрал. Так немного полегчало. К сожалению, с платьем ничего не мог поделать, не голым же мне идти. Придётся опять искать одежду… Я быстро прошёл на улицу, спустившись через главный зал и стараясь не обращать ни на кого внимания. Кругом одни идиоты… Однако, как только я вышел на улицу, рука вдруг сама потянулась к гипсовой вазе рядом со входом в гостиницу и, сорвав ставший розовым цветок, вставила его мне в причёску. Я даже не понял, как это произошло, просто вдруг обнаружил, что уже вправляю его в волосы. А кружево снова появилось на плечах.
      Скрипнув зубами, метнулся взглядом на верхние окна. Да, он где-то там, смотрит. Я ломанулся отсюда, собираясь выкинуть это всё подальше, но чуть не столкнулся с каким-то рослым человеком. Отскочив и подняв голову, растерялся, наткнувшись на недоуменный взгляд Сапсана.
      — Какая неудача, — отозвался голосок ехидно.
      Я метнулся в сторону, но был жёстко перехвачен за локоть и тихо зашипел от боли.
      — Чем ты занимаешься, если не померла?! — рыкнул Сапсан, таща меня за собой.
      — Пусти! — я бесполезно дёрнулся. — Не твое дело!
      Меня вообще не должно было здесь быть! Ёвал специально… Козел вонючий. Что он здесь собирается воротить?! Я пытался отбрыкиваться и вырываться, возмущённо что-то орал, но без толку, Сапсан не обращал внимания, продолжая волочить меня всё выше по улицам, к каменному обиталищу монарха. Наконец, я прекратил сопротивление и, бросая усталые, раздражённые взгляды на встречные статуи, пытался поспеть за ним. Что же… сейчас у меня нет желания получать на орехи… Орехи!!! Черт побери. Может, предъявят какое-нибудь обвинение в дезертирстве… хотя я же не солдат. С другой стороны, я ведь якобы на службе у монарха… Константина больше нет, я, по идее, теперь не нужен. Свою «полезность» я уже сам себе доказал. Так что же будет? Впрочем, Сапсан не оставил мне выбора, и мне придется это узнать.
      Но я же должен собирать энергию… так какого чёрта я делаю здесь, в этом дурацком городе со множеством лиц?..